Шкатулка и странники

Что бы ни происходило, я быстро понял, что правду мне придется искать вне изумрудной дороги.

Миры, в которых нам предстояло действовать были очень разными. В них могло происходить все, что угодно и я не мог понять, как избежать неприятностей.

Тяжелее всех это переживал Андра. Он был очень молодым и очень гордым малым. Он по-настоящему думал, что он герой и может изменить мир к лучшему. Первая же миссия чуть не закончилась его смертью, и эта мысль не давала ему покоя.

Вечером дня первой миссии я лежал на своей койке и думал обо всем этом, когда дверь приоткрылась и я увидел лицо Андры

-Могли бы и постучать. — сказал я — невежливо без спроса вторгаться в самое личное место каждого из нас

-Извините— смутился юноша и почти мгновенно исчез, но я его окликнул и заставил вернуться.

-Вы пришли за советом или решением проблемы -сказал я, когда он подошел.

-Да

-Он касается сегодняшней миссии. Вы сомневаетесь в своих силах

-Нет— ответил он и я удивился такому развитию нашего разговора. Зачем он тогда пришел ко мне? О чем хочет узнать мое мнение?

-Это не касается моего провала. -сказал он и глубоко вздохнул, набирая внутренние силы— я не сомневаюсь в своих силах, я сомневаюсь в нашей кооперации.

-А я сомневаюсь в этом месте — сказал я, понял, что сболтнул лишнего и перевел разговор в шутку.

-Согласен с вами— сказал Андра и я понял, что я не единственный, кто сомневается в ситуации.

Время шло. Или нам так казалось. Миссии сменялись миссиями, и я начал уставать.

Трудно не отметить насколько избирательна и неточна человеческая память. Она задерживает в себе только начало и конец всякого предприятия. Все остальное исчезает в небытие. Лишь только сильные перемены и совсем неожиданные события способны выцепить человека из цепких рук рецессивной амнезии.

Таких событий не было. Я уже смутно помню вторую миссию. Требовалось достать кусок мрамора из круглой пещеры без входов и выходов. У Пульхерии вскрылась клаустрофобия, переросшая в истерику. Броссер вырубил ее и Андра тащил ее до конца миссии. В конечном счете я и Никдол нашли нашу цель и закончили миссию.

Дальше в моей памяти находится странный провал, в котором нет ничего.

Есть обрывки воспоминаний о наших бесконечных спорах, о природе бытия и цели наших приключений. Вначале я еще пытался участвовать в дискуссиях, но очень быстро потерял интерес ко всему этому. Во мне нарастала растерянность.

Быть может, ее причиной было то, что я не видел никакого смысла в том, что делал. Я потерял его задолго до того, как был нанят кураторам, еще в прошлой жизни.

И миссии, убегающие от моего понимания, не могли дать мне смысла, в который я перестал верить в период между яркой молодостью и будничной зрелостью.

Нам говорили о каком-то экзамене, после которого нас переведут на новую ступень. Я не очень интересовался этим, пытаясь восстановиться после каждой миссии. Но обрывки разговоров в столовой указывали на то, что группы, выполнившие большое количество заданий, переводятся в другое место и начинают участвовать в совершенно другой оперативной деятельности.

Я не помню ни экзамен, ни то, что предшествовало ему. В моей памяти есть лишь тяжелое утро и Броссер, стоящий надо мною и сказавший "Пошли".

Я знал, что настало время переезжать. При переходе мы прощались с другими группами и сдавали вещи нашим последователям. Но я сохранил один артефакт еще из старой жизни. Затем был белый туннель.

III. Неверность Оскара Уайльда

Что чувствует каждый человек при исследовании окружающего мира? Лично у меня это всегда был риск и награда. Все мои миры имели в себе и радость и горечь, но всегда под конец становились невыносимыми по тем или иным причинам. И в конце всего я понимал, что ничего так и не понял.

В детстве я любил сбегать из загородного дома и искать приключения в лесу. Родителям это не нравилось. У них на это были свои причины — прошла лишь пара лет с момента окончания великой войны, и леса были еще полны совсем новых артефактов, оставшихся от нее. Старые снаряды, бункеры и почти новые траншеи окружали мой дом, как какую-нибудь крепость. К тому же я был мулатом, а это могло вызвать непредсказуемую реакцию у местных крестьян. Тогда я еще не понимал этого факта и все принимал за данность. Лишь позднее жизнь твердыми ударами научила меня держаться тише и не высовываться.

Когда я чуть освоился в новом штаб-мире, мне сразу вспомнилось мое детство. Это был мир одной нескончаемой холодной войны между несколькими совсем мутными нациями.

Каждый из нас заселился в одну из стран и интегрировался в ее общество, а на задания выходил лишь только тогда, когда наш отряд разбирался в методе активации точки входа.

Кураторы нам говорили лишь только цель задания и координаторы точки входа. И если раньше у нас было по заданию в день, то на этом уровне они могли длиться по несколько недель, а сами цели стали гораздо запутаннее. Их я уже забыл окончательно.

Я помню лишь только самое первое задание. Кураторы дали нам цель и точку входа. Она находилась в старой библиотеке в столице одной из самых затухлых стран. Как мы все проникли в эту столицу я описывать не стану, скажу лишь то, что мне весь процесс напомнил мне старые книги о доблестных разведчиках. Только в нашем случае никаких благородных поводов защиты Родины у нас не было.

Уже по прибытию в библиотеку мы поняли, что нам делать. Она была построена на пепелище и, согласно старому пророчеству должна была вернуться в него. Мы поступили просто-сожгли ее дотла. Пожар мы пережили в ее подвале, страдая от жары, и присосавшись к баллонам с кислородом. Когда огонь утих, мы поднялись наверх и обнаружили себя посреди красной пустыни. Воздух в ней оказался непригоден для дыхания, но, к счастью, у нас еще был некоторый запас кислорода. Мы выполнили задание, расставив местные камни в особую, сравнительно простую комбинацию. Затем мы отправились в горы к западу и ушли в заранее указанную нам Кураторами пещеру. Там, прямо в скале, мы нашли простую деревянную дверь с потрепанной ручкой. Мы вошли в нее и оказались в старом доке на другом конце штаб-мира. Мои товарищи уже собрались расходиться, когда я решил проверить дверь и обнаружил, что она была простой рамой и дверью, прислоненной к стене. Броссер запретил мне ее брать, но я тайком открутил ручку для дальнейшего изучения. С другой стороны ручки не было и мне показалось, что с обеих сторон в разных мирах мы сталкивались с одной и той же стороной двери.

Кураторы все меньше следили за нами и поэтому я стал тайком организовывать лабораторию в подвале своего дома. Паранойя, царящая в обществе, помогала мне выкачивать из туземных служб средства для получения оборудования. Параллельно я использовал подложные документы для того, чтобы стать главой местного института по разработке химического оружия и средств защиты от него для той страны.

Я решил во что бы то ни стало понять, что происходит и какова истинная цель наших миссий. Что касается моих коллег, они просто прекрасно устроились в том мире и получали удовольствие от пребывания в нем, периодически с негодованием отвлекаясь на миссии. Пульхерия стала главой фонда по экспроприации культурных ценностей, Никдол дошла до руководителя комитета по цензуре, Константин купил себе фальшивое дворянство в своей монархической стране и завел себе гарем, а Броссер стал генералом в самой агрессивной из противоборствующих сторон. Лишь только Андра так и остался потерянным и стал скитающимся фокусником, впрочем, довольно посредственным.

Эта ситуация затягивала всех, даже меня, и поэтому почти сразу я попытался изучать артефакты, которые я тихо забирал с каждой миссии. К сожалению, изъятие артефактов пришлось прекратить. Кураторы дали мне замечание о недопустимости сбора вещей из других миров и довели тяжесть моего проступка до всей команды. Я пообещал ничего подобного более не делать и стал более аккуратным в сборе информации и образцов. Мне удалось привлечь к этому Андру. Судя по всему, Кураторы так и не догадались о продолжении моего поиска, уже более дистанционного, но не менее обнадеживающего

Через год он начал приносить первые результаты, и я стал больше понимать пока еще не связанные факты о природе наших миссий.

Ручка странной двери, моего первого трофея была уничтожена мною самим по приказу наших Кураторов. Но до этого я успел изучить ее изотопный состав. Она содержала на себе пыль другого состава, нежели почвы этого мира-базы. Я предположил, что мы вошли и вышли через одну и ту же сторону той двери. Затем я стал изучать другие способы возвращения из миссий в штаб, и моя догадка подтвердилась: все предметы через которые мы проходили были одним и тем же на обеих сторонах. Моя интуиция говорила мне, что эти предметы не принадлежали изначально этим мирам и были присовокуплены перед началом миссий. Вскоре мои наблюдения показали, что и наш вход в миссии подчинялся тем же законам. К сожалению Кураторы следили за тем, чтобы никто из нас не приближался к месту входа в уже выполненные миссии. Я боялся манипулировать предметами переброски, так как это могло привести к совершенно непредсказуемым результатам. В конечном счете я переключился на анализ самих заданий. Они отличались от наших первых миссий. Нам почти не приходилось изымать предметы и передавать кураторам. Все чаще нашими целями было манипулирование с предметами во время миссий. Выход не появлялся раньше выполнения заданий и иногда мы застревали в мирах довольно надолго. Они не были слишком агрессивными или странными, но эти случаи быстро показывали все противоречия в группе. Никдол по-прежнему ненавидела Броссера.

Пульхерия и Константин начинали страшно злиться, если миссии затягивались. В то же время, во время наших редких встреч между миссиями оба они были довольны и безмятежны. Я завидовал им, ибо каждую минуту моего бытия пропитывало тягучее уныние.

Моя база находилась в старинном здании посредине старой улочки одной из столиц. Всякий раз, когда я подходил к нему, я представлялся себе этаким Фаустом, идущим по своему безмятежному Штайфену. Те же узкие улочки, зажатые между соборами и крепостями. Блеск наружи, а спустя пару сантиметров внизу начиналась преисподняя. В моем случае это был не ад в христианском понимании, а скорее бесконечный хаос возможностей. А я, как и сам доктор Фауст, осмелился попытаться понять его и вырваться из замкнутого круга.

Я очень быстро убедился в том, что это будет очень трудная задача. Все миры, в которых я появлялся, были слишком сложны, чтобы быть понятными сразу.

Первые месяцы я фанатично накапливал все научные знания, доступные в этом мире. В сердце моей базы, хорошо скрытом подвале выросла огромная гора книг, которые я пытался прочесть. Я тщательно прочел первую пару, в поисках зацепок и потратил на это три недели. И не нашел ничего.

Затем я стал просматривать их быстро, дабы успеть между миссиями. Тот же результат. Гора бумаги росла, а понимания не прибавлялось.

В конечном счете я понял, что коплю лишь бесполезные факты и впал в уныние. Физические законы этого мира, тем более в несовершенном переложении в виде книг не указывали на причину, по которой я оказался в нем и тем более ничего не говорили о природе моих тюремщиков.

Месяцы соединялись в годы, а годы наползали друг на друга, грозя слиться в десятилетия. Я очень сомневался в том, что мою жизнь можно как-то продлить.

Свободное время я посвящал наблюдениям. Это помогло мне сохранить память о моей старой жизни и давало надежду.

Я помню тот вечер, когда первая искорка понимания упала на меня.

Я ужинал у себя, находясь, в привычном унынии. Вечер наползал на город, оставляя лишь свет уличных фонарей и фар редких проезжающих автомобилей. На следующий день предстояла миссия. Как ожидалось, довольно легкая. Кураторы приказали нам выстрелить из петард по демонстрации каких-то "светлячков". Броссер накупил то ли дешевых петард, то ли артиллерийских снарядов и пообещал принести к миссии еще чего-нибудь более взрывоопасного.

Я медленно доедал курицу в сливовом соусе, когда в двери появился мой слуга, Курьё. Этот добродушный лысеющий толстяк нес бутылку белого вина как любимого ребенка. На ней проступал конденсат, и мне показалось, что от нее даже шел легкий пар. Слуга был в замешательстве.

-Сударь, вы совсем забыли вино! — сказал он

-Уж точно, похоже, и ты про него забыл—

Курьё поставил бутылку на стол. Она оказалась запечатанной. Обычно слуга приносил ее уже открытой.

Он увидел это и воскликнул, затем вскинул руки, и убежал за штопором и бокалом.

Я остался один на один с бутылкой. Это была роскошная бутылка ручного производства с белым вином самого лучшего качества, разлитым задолго до того, как я прибыл в этот мир. Подарок от властей за мою службу. Я наблюдал за ней, смотрел как играют блики от огня на стекле. В памяти всплыл мой школьный приятель Сергей, который был художником. Я помню, как прибежал к нему домой одним вечером более 20 лет назад и застал его с пустой бутылкой.

-Тоже сокровище— сказал он с чувством важности и промаршировал в свою комнату. Там он повесил занавеску перед стеной, поставил бутылку на табуретку перед ней и стал рисовать бутылку и кусочек гнилой табуретки, на которой расположил свое вожделенное стеклянное сокровище. Я помню это как вчера — немного кисловато-ржавый запах его комнаты, теплый и приглушенный цвет от 50 ватной лампочки и скрип мольберта. Вначале мы весело болтали, но затем он углубился в рисунок. На его лице проявилось сначала замешательство, а затем он начал прикусывать губу от раздражения. Как он сам объяснял, бутылка не получалась, хотя, по моему мнению, рисунок был абсолютно точной копией натуры.

Столько смысла в пустой бутылке! Для него в тот момент она была единственной реальной вещью в этом мире.

Я вспомнил это так как не мог оторвать своих глаз от бутылки. Моя интуиция, дремавшая все эти годы, отчаянно кричала о том, что в этой бутылке тоже есть смысл. Не в многотомных учебниках физики, не в памфлетах и брошюрах. В бутылке.

Курьё влетел в комнату, с суетливой нелепостью почти поставил бокал на стол. Яркий, сочный звон отразился в темных окнах. Он достал штопор и с важным видом зафиксировал бутылку.

-Господин, вы никогда не видели, как, я открываю их.

-Да уж

-Между прочим, штопор есть великое изобретение— сказал он, воткнул его в пробку и начал его крутить.

-В природе есть много вещей, похожих на него— сорвалось у меня с уст.

-Какие вещи, сударь? — спросил слуга, вбуравливаясь в пробку все глубже.

-Спираль ДНК, например. И вся вселенная тоже как спираль вкручивается в нарратив мироздания... И наши жизни есть тоже движение сквозь в пространство-время.

-Ну не знаю— покачал слуга головой со скепсисом -По-моему, все просто ходит по кругу.

-Это иллюзия — сказал я — То, что мы считаем кругом на самом деле лишь еще один виток спирали, просто очень-очень большой. И с каждым поворотом она двигается вперед.