| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Нет, а что? Вы же знаете, я далек от мирской суеты.
— Будто он замышлял убить кардинала.
— Неужели?
— Ну, кардинал невелика потеря, я бы и печалиться не стал. Но этот негодяй хотел пойти дальше и лишить жизни Его величество!
— Ради чего?
— Чтоб посадить на трон принца Гастона.
Арамис пожал плечами:
— Гастон такой же сын Генриха IV, как и Людовик.
Портос с негодованием отбросил салфетку:
— Арамис, Вы же прекрасно понимаете о чем я! Луи — наш законный государь. Каким бы он ни был, его особа неприкосновенна. Я слышал, что Ришелье хочет казнить Сен-Мара.
— Вероятно, так и будет.
— Госпожа дю Валлон не любит разговоров о политике и потому не жалует сплетен и сплетников.
— Она права. А отчего Вы не устраиваете охоты? Не все же разговоры разговаривать. У Вас великолепные угодья.
Портос вздохнул:
— Среди окрестного дворянства нет достойных знатоков.
— Они отказывают Вам?
— Я и сам не особо их приглашаю.
— Но охотиться в одиночку еще скучнее, чем обедать самому!
— Вот если бы вы были со мной! Вы и Атос и д'Артаньян!
Арамис улыбнулся:
— В ближайшее время решится моя судьба и если все будет благополучно, я дам Вам свой адрес. Я с удовольствием приеду сюда еще раз. Если, конечно, Вы пригласите.
— И не только Вас. Я, правда, не знаю, куда писать остальным. Вы что-нибудь знаете про д'Артаньяна? Он не оставил службу?
— Насколько я знаю — нет, так что его легко можно найти в Париже.
Портос кивнул и, помедлив, осторожно спросил:
— А Атос? Вы знаете о нем?
Арамис ответил не сразу. Проще всего было рассказать все, но это означало, что надо было открыть и собственные тайны. А как иначе объяснить, зачем он являлся к Атосу переодетый монахом, зачем тайком прокрадывался в Бражелон под покровом ночи? А как рассказать про Рош-Лабейль? Это уже не его тайна, он не имеет права говорить об этом. Но без упоминания о Рауле невозможно объяснить те перемены, что произошли с их другом.
— Я несколько раз писал Атосу в Бражелон. Это имение, которое он получил в наследство.
Портос почесал лоб:
— Наследство? Я ничего не знаю.
— Это случилось уже после Вашей отставки.
— Расскажите мне.
— Умер дальний родственник Атоса — граф де Бражелон и Атос оказался единственным наследником.
— Он получил в наследство графство?
— Да.
— Черт, — пробормотал Портос. — И где же это?
— Под Блуа. Графство Бражелон.
— Вы писали ему туда?
— Да.
Арамис хотел поскорее закончить этот разговор, потому что следующим вопросом Портоса вполне естественно было бы: "Вы виделись с ним?". Арамису не хотелось лгать, но и признаваться, что все эти годы он поддерживал связь с Атосом, он не хотел.
— Портос, напишите ему сами. Думаю, он будет рад получить от Вас известия. А еще лучше, затейте что-нибудь грандиозное и пригласите всех нас.
Портос заулыбался:
— Мне нравится Ваша мысль. Можно устроить охоту.
— Госпожа дю Валлон не будет возражать? Охота это достойное занятие для дворянина.
— О, Арамис, Вы не представляете, какая тут водится дичь!
Портос с жаром принялся описывать богатство здешних лесов, попутно упомянув о пресловутой тяжбе с епископом, который тоже был большим поклонником охоты и не желал уступать роскошный Пьерфон.
Арамис, как в былые времена, наслаждался простодушным бахвальством Портоса и с грустью думал о том, как быстро бежит время и как далеко осталась мушкетерская пора, когда все они были вместе — одинаково нищие, но нередко счастливые.
Он не завидовал ни Портосу с его имениями, ни Атосу с его графствами, но собственная судьба вызывала у него тревогу. Друзья сумели устроиться и он рад за них, а ему пришло время думать только о себе. Ему не на кого больше рассчитывать — только на себя.
Тогда, в мушкетерах, он порой полагался на случай и иной раз расчет оказывался верен, но сейчас он прекрасно понимал — случай будет на твоей стороне, если ты хорошенько потрудился для этого. А значит, у него нет времени для праздности, как бы ни было ему приятно общество Портоса и как бы ни хотелось забыть обо всем, наслаждаясь чужой роскошью.
Арамис провел в Валлоне четыре дня, использовав их для того, чтоб собраться с мыслями и хорошо отдохнуть перед грядущей дорогой. На уловки госпожи дю Валлон, которая, в конце концов, вышла к гостю, Арамис просто не обращал внимания. Он говорил ей любезности, подавал руку, выражал восхищение ее талантам хозяйки, но прекрасно видел, что бывшая прокурорша дождаться не может, когда он уедет.
Его присутствие здесь было живым напоминанием о прошлом мужа, а значит, и ее собственном, том, которое она старательно скрывала, пытаясь отвоевать себе достойное место среди жен окрестных дворян.
Никакие любезности Арамиса не могли зачеркнуть того факта, что этот господин знал ее в пору замужества за Кокнаром.
Она еле терпела Арамиса в своем доме, но зато проводила его с королевскими почестями и даже умудрилась сунуть ему увесистый кошелек, который Арамис слишком поздно обнаружил в седельной сумке.
"Кажется, мне заплатили за то, чтоб я больше там не появлялся" — усмехнулся Арамис.
Он оставил деньги в первой попавшейся церкви, заказав службы во здравие своих друзей, и направил коня дальше, минуя Париж, в Бражелон.
Расстояние от Шантийи до Блуа Арамис промчался, как можно скорее, и почти не останавливаясь на отдых. Он боялся, что не выдержит и повернет к Парижу. Когда впереди показался Блуа, он отпустил повод — теперь уже можно расслабить судорожно сжатые пальцы, Париж остался позади.
Он сделал, как собирался и выбрал для постоя небольшую деревушку не слишком далеко от Бражелона. Место было достаточно бойкое, поскольку рядом проходила дорога на Амбуаз и местные трактиры были заполнены путниками. На Арамиса никто не обращал внимания. Он взял вина и сел в уголок, чтоб понаблюдать за окружающими — ему нужен был кто-то, кого можно было послать в Бражелон. Люди вокруг пили, ели, разговаривали, ссорились, ругались, обнимались и снова пили. Слуги метались, сбиваясь с ног, путешественники сменяли одни других, и суета вокруг не прекращалась ни на мгновение. Арамис время от времени поглядывал в окно и заметил, как во двор въехала группа всадников, резко отличавшаяся внешним видом от основной массы посетителей. Это были местные дворяне, собравшиеся на охоту. По всей видимости, делать остановку здесь было для них привычным, потому что, увидев всадников, один из слуг, не говоря ни слова, кинулся принимать коней.
Арамис не слишком удивился, увидев среди них Атоса. До Бражелона тут недалеко и ничего странного, что Атос охотится в собственных угодьях. Жаль он не один, а в планы Арамиса не входило иметь свидетелей их разговора. Он поглубже надвинул шляпу и стал ждать.
Дворяне зашли в трактир и прошли к стойке. Трактирщик уже наливал вино, улыбаясь до ушей:
— Как всегда, господа?
Разгоряченные охотники жадно набросились на вино и, пересмеиваясь, шутили с трактирщиком.
Арамис хорошо видел Атоса. Тот стоял чуть поодаль и не принимал участия в беседе. Вино он слегка пригубил, но пить не стал и с улыбкой смотрел на самого юного из охотников — мальчика лет восьми-девяти.
Арамис поднял брови — Рауля было не узнать. Он был одет изысканно и даже богато и держался среди дворян спокойно, как равный.
— Вы не выпьете за нашу сегодняшнюю удачу? — один из дворян со смехом протянул мальчику полный стакан.
К удивлению Арамиса, Атос никак не отреагировал на это и только улыбка его стала напряженной.
Рауль привычно перевел взгляд на графа, но Атос молчал.
— Ну же, виконт!
"Виконт?" — Арамис подумал, что ослышался. Но дворянин обращался именно к Раулю и никто из присутствовавших не выразил удивления.
— Виконт?
Рауль взял из рук взрослого стакан и, едва коснувшись губами вина, с размаху бросил стакан на пол:
— На удачу!
Взрослые рассмеялись:
— На удачу!
Стаканы один за другим полетели на пол. Трактирщик страдальчески скривился и Атос потянулся за кошельком, но один из охотников остановил его:
— Сегодня мой черед платить.
Он бросил на стойку деньги:
— Купи новых. Пойдемте, господа. Зверь ждет нас.
Шумная компания покинула трактир. Атос вышел одним из первых, не дожидаясь, пока Рауль догонит его.
Арамис ничего не понимал в его поведении — Атос держит себя так, будто Рауль один из них — равный среди равных и не нуждается в опеке.
Виконт?
Похоже, тут тоже много чего произошло, пока он ездил в Пикардию.
Арамис подозвал трактирного слугу:
— Знаешь этих господ?
— Да, Ваша милость. Местные дворяне.
— Тот, в зеленом камзоле...
— Граф де Ла Фер.
— А мальчик?
— Его воспитанник — виконт де Бражелон.
— Вот как? И давно?
— Недавно. Тут только и разговоров было про это!
— Ты можешь передать графу несколько слов?
Арамис достал пару монет и слуга с готовностью кивнул:
— Сию минуту.
— Скажи ему, что... господин дю Валлон кланяется ему. Если он пожелает что-то передать, меня можно найти здесь.
Слуга помчался исполнять приказание и Арамис наблюдал в окно, как Атос, уже сев на коня, нагнул голову, чтоб выслушать слугу. Потом обвел взглядом окна трактира. Он вряд ли что-то увидел через грязные стекла и все-таки кивнул.
Арамис улыбнулся — Атос все понял и теперь остается только ждать от него посланца.
В тот же вечер из Бражелона передали два письма.
Одно было от самого Атоса, где он предлагал Арамису гостеприимство, если он нуждается в нем. Другое было написано Шарлоттой де Монморанси и предназначалось аббату д'Эрбле, только что назначенному духовником герцогини де Лонгвиль.
Шарлотта сделала беспроигрышный ход, когда адресовалась Арамису не как шевалье д'Эрбле или просто аббату, а именно как духовнику дочери. Арамису оставалось гадать, было ли это хорошо скрытое лицемерие или наивная простота, которая позволяла с невинным видом говорить о самом интимном. В одном он не сомневался, для мадам де Конде ее дети были главной и единственной ценностью в жизни и ради их блага она, не моргнув глазом, совершила бы любой грех, свято веря, что ей простится, ибо старается не для себя, а для детей.
Сейчас она защищала интересы дочери. Спокойно и со всеми подробностями она описывала свадьбу и первую брачную ночь герцогини де Лонгвиль, сопроводив свой рассказ просьбой дать совет, как поступить, потому что семейная жизнь герцогини не заладилась с самого начала.
Свадьба была пышной, но невеста поразила всех не столько роскошью своего наряда, сколько его удивительной целомудренностью. Шарлотта не преминула заметить, что дочь прислушалась к ее совету и отказалась от откровенных нарядов, которые так любят в нынешние распутные времена светские кокетки. Никакого декольте, открытых плеч, обтягивающих рукавов и зауженной талии — как с удовлетворением заметила Шарлотта, такой наряд не вызвал бы игривых мыслей даже у самого ветреного ловеласа.
Арамис представил себе вытянувшееся лицо Лонгвиля и не смог сдержать злорадной улыбки.
Поведение невесты тоже озадачило жениха. Шарлотта писала, что советовала дочери быть сдержанной, но та даже превзошла ее ожидания. Анна-Женевьева была не просто сдержанной — она была почти угрюмой. Поджав губы, она смотрела на будущего супруга, явно не одобряя легкомысленность его наряда, сплошь затканного ярким позументом и всяческими бантами.
Когда Лонгвиль попытался отпустить комплимент ее молодости и красоте, она с самым постным видом ответила, что не нуждается в льстивых словах, потому что супругам не пристало то, что в ходу у беспутных кавалеров, желающих запретных ласк.
Раздосадованный жених желчно заметил, что еще недавно она не была такой нудной, когда улыбалась в ответ на комплименты Колиньи.
Это было роковой ошибкой Лонгвиля — Анна-Женевьева строго сдвинула брови и на голову Лонгвиля обрушился целый поток нравоучений. Она сетовала на то, что по молодости не понимала, в какую беду может завести легкомыслие, но теперь ее супруг может быть уверен — она не позволит себе ничего лишнего. Никаких вольностей, глупостей и тому подобного. Причем, судя по ее виду, мужу с ее стороны тоже не светили никакие вольности.
Герцога де Лонгвиля совершенно не обрадовала перспектива получить в жены ханжу и он не скрывал от будущего тестя своего недовольства. Конде поспешил скорее все закончить, похоже, он опасался, что Лонгвиль передумает и еще потребует назад свои деньги.
Гости потешались, глядя на эту странную церемонию, где муж и жена глядели друг на друга с одинаковым презрением.
Потом Лонгвиль, ругаясь сквозь зубы, последовал за невестой, чтоб довершить обряд. Конде настоял, чтоб все было публично — так он лишал Лонгвиля малейшей возможности объявить брак не состоявшимся.
Молодых привезли во дворец Конде, где их ждала парадно убранная спальня. Гостей набилось столько, что жених и невеста еле протиснулись к ложу.
Они легли в постель и Конде лично задернул полог. Особо любопытные подглядывали в щели между полотнищ и потом рассказали, что жених даже не попытался прикоснуться к невесте. Оба лежали, отодвинувшись как можно дальше друг от друга, а когда через несколько мгновений Конде раздвинул полог, Лонгвиль так спешил соскочить с кровати, что чуть не упал на пол. Натянув халат, он почти бегом выбежал из спальни, напоследок выразив свое мнение по поводу жены: "Чертова дура!"
Шарлотта выложила в письме все, до малейших подробностей, и Арамису казалось, что он видел все собственными глазами.
Когда гостей выпроводили, нервы Анны-Женевьевы не выдержали и она потеряла сознание — спектакль, который она разыграла, оказался ей не по силам. Очнулась она в горячке.
Несколько недель к ней никого не пускали и довольный Лонгвиль не вылезал от своей любовницы мадам де Монбазон. Он даже для вида не интересовался самочувствием своей супруги и наполнял салоны нелестными для герцогини рассказами.
Когда Анне-Женевьеве стало лучше, муж соизволил навестить ее, но их встреча закончилась ссорой. Герцогиня осыпала мужа упреками, что он совершенно не заботится о чести их семьи, открыто проводя время у любовницы. Герцог рассвирепел и заявил, что его дуре-жене неплохо бы поступить в обучение к мадам де Монбазон, тогда она хоть что-то узнает о том, что нужно мужчине от женщины. Герцогиня тут же указала мужу на дверь и Лонгвиль с удовольствием воспользовался этой возможностью.
Шарлотта увезла дочь в Шантийи, чтоб дать ей возможность отдохнуть и теперь обращалась к духовнику дочери с просьбой приехать как можно скорее, потому что бедная герцогиня растеряна и нуждается в поддержке и руководстве.
Арамис отложил письмо — он задыхался. Ему казалось, что он сам чувствует страх и отчаяние мадемуазель де Бурбон. Конечно, она понимает, что рано или поздно ей придется уступить, потому что наследников герцогу де Лонгвилю может родить только она. Но ее решимость сопротивляться до конца восхищала Арамиса — все-таки, она любит его. Он немедленно отправится в Шантийи, чтоб быть с ней рядом. Когда он будет с ней, она сможет вынести что угодно.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
