|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
III
Атос не стал доискиваться причин, почему Арамис не остался в Ла Фере. Он полагал, что Арамису на месте виднее. Главное — друг в безопасности. То, что они с Гримо благополучно добрались до Пикардии, уже было хорошим знаком. Атос допускал, что, преувеличил опасность для Арамиса, когда настаивал на его немедленном бегстве из Парижа. Но лучше бесполезное путешествие, чем сожаления о том, что не воспользовался временем, когда была возможность.
О заговоре Сен-Мара уже судачили все, кому ни лень. Кардинал опять победил, хотя в этот раз против него были те, кому благоволил сам король, и это сулило заговору успех. Но Ришелье, как уже бывало раньше, сумел найти тайные источники информации и именно тогда, когда заговорщики считали себя в полной безопасности, кардинал огорошил их своей осведомленностью. От кого исходила информация, так и осталось неизвестным.
Маркиза де Лавальер не могла выбрать худшего времени для своей затеи с крещением. Ребенок Лавальер, титул для Рауля, другие местные новости были оставлены, в умах и на языках было одно — "заговор Сен-Мара".
Граф все же не решился везти Рауля к Лавальерам. Слишком много людей, ненужные разговоры о политике, а мальчику только восемь лет! Конечно, он должен уметь непринужденно и с достоинством держать себя в любом обществе и с любыми людьми, независимо от пола, возраста и положения. Но если сразу бросить его в такой омут, ребенок, чего доброго, испугается, и потом будет шарахаться даже от знакомых людей.
В глубине души граф признавал, что сам он тоже пока не готов к такому испытанию — стоять рядом с сыном и делать вид, что не замечает многозначительных взглядов. Пусть лучше он один наслушается едких намеков, глядишь, потом на Рауля у сплетников не останется яда.
Вместо этого Атос взял сына с собой к господину де Туре, когда поехал к нему по делу. Де Туре не был обременен титулами и знатной родней, а потому виконта де Бражелона принял с почтением и совершенно искренне поздравил его с получением титула.
Среди соседей графа были люди, с которыми ему было приятно общаться, хотя, конечно, о дружбе речи не шло. Он стал брать Рауля с собой, даже если ехал ненадолго и по делу. Это оказалось правильной тактикой. Мальчик скоро привык к своему титулу и положению и уже не так часто оглядывался, пытаясь найти поддержку в глазах опекуна. Рауль не был ни спесив, ни заносчив и легко нравился тем, кто не был изначально предубежден.
Конечно, на титулованных господ не произведешь впечатления милой улыбкой, но граф видел, что Рауль постепенно осваивается в новом для него статусе, так что стоило набраться терпения.
А пока, надев новый камзол и нацепив на лицо вежливую улыбку, граф отправился к Лавальерам сам, без Рауля.
После церемонии в церкви гостей пригласили в дом. Людей было очень много и Атос снова подумал, как правильно поступил, что оставил Рауля дома.
Основная часть толпилась в центре гостиной, с жаром обсуждая последние события и совершенно забыв о причине торжества. Добьется ли Ришелье казни Сен-Мара занимало гостей намного больше, чем вопрос на кого из родителей похожа новорожденная.
Маркиза с обиженным видом сидела поодаль в окружении нескольких дам, из числа тех, кто не интересовался политикой. Среди них была и Бон де Виллесавин.
Граф сначала примкнул к "заговорщикам", но очень скоро убедился, что о делах Сен-Мара он сам знает намного больше, чем самые осведомленные из гостей. Господа знали только, что заговорщики, почуяв провал, наперебой спешили выгородить себя, выдавая сообщников. Истинно мужскую твердость проявила только женщина — жена герцога де Буйона. Она открыто бросила вызов Ришелье и заявила, что если хоть один волос упадет с головы ее мужа, она в тот же день сдаст Седан испанцам. Угроза была нешуточная. Сдать Седанскую крепость было все равно, что настежь открыть границу. Ей Ришелье уступил, но на остальных отыгрался в полной мере.
Имя Арамиса не упоминалось и никто понятия не имел, откуда Ришелье мог черпать сведения и каким образом сумел раздобыть доказательства, которые развязали ему руки. Больше всего подозрений вызывал аббат Ла Ривьер, бывший советник принца. Но он давно впал у Гастона в немилость и вряд ли принц посвящал его в свои тайные планы. Так что аббат поистине должен был уметь читать мысли, чтоб узнать о договоре с испанским королем, который привез виконт де Фонтрай.
Господа судили и рядили на все лады, но даже близко не додумались до того, как все обстояло на самом деле. Атос вздохнул с облегчением — похоже, Арамису удалось остаться в тени.
Теперь граф мог отдать долг вежливости хозяйке.
Маркиза занималась тем, что жаловалась на несправедливость жизни. Почему некоторые люди — набожные, приличные — вынуждены столько мучиться, когда кое-кому, ведущему свободный образ жизни, дети просто падают на голову! И не какая-то с трудом рожденная девочка, а мальчишка — здоровый, крепкий и красивый.
Порядочные и серьезные люди вынуждены залезать в долги, чтоб обеспечить пристойное крещение законному отпрыску, а некоторые легкомысленно выстраивают целую часовню и вообще бросают деньги на ветер ради неизвестно кого.
Намеки маркизы были достаточно прозрачны и дамы, прикрывшись веерами, бросали на Атоса насмешливые взгляды. Но к их разочарованию, он был совершенно спокоен.
На самом деле, Атос едва слушал причитания маркизы. Он украдкой поглядывал на часы и просто выжидал удобного момента, когда можно будет откланяться. Однако слова Бон де Виллесавин заставили его очнуться.
Бон раздражало нытье хозяйки, но она вежливо сочувствовала.
— Хорошо Вам говорить, — поджала губы маркиза. — Вы без всяких хлопот родили, едва вышли замуж. Правда, тоже одних девочек. Видно для мальчиков мы недостаточно легкомысленны.
— Милая моя, мы здесь ни при чем, в этом мире все зависит только от мужчин.
Дамы уткнулись в веера. Маркиз де Лавальер уже в церкви светил красной рожей и едва фокусировал взгляд, так что одного взгляда на папашу было достаточно, чтобы понять, что даже слабенькая дочь для него подвиг.
Маркиза невольно перевела взгляд на Атоса: "Был бы со мной рядом ЭТОТ мужчина, я бы не жаловалась на отсутствие сыновей". Перехватив этот взгляд, Бон едва заметно улыбнулась. Остальные тоже переглядывались и пересмеивались.
Атоса это не слишком удивило — женщины! Они всегда будут сплетничать, им просто больше нечем заняться. Его Рауль будет вращаться в мужском обществе, он не собирается делать из него дамского угодника.
Однако слова Бон насторожили его.
Все зависит от мужчин? Не хочет ли она сказать, что ему уже есть о чем тревожиться?
Им надо срочно поговорить. Сегодня, сейчас же!
К этому времени некоторые из гостей уже стали собираться домой и Атос тоже поспешил попрощаться. Не заботясь о том, как это будет выглядеть, он предложил Бон проводить ее, сославшись на то, что у него есть дела в Брасье и им по пути.
После их ухода маркиза обидчиво заметила:
— У этой блаженной даже не хватит ума пригласить его выпить бокал вина. А ведь она вдова и живет совершенно одна! Почему жизнь так несправедлива?
Дамы ответили ей дружным вздохом.
Они бы еще не так вздыхали, если бы видели, что, едва отъехав от поместья Лавальеров, граф пересел в карету мадам де Виллесавин.
— Сударыня, мне необходимо поговорить с Вами, но я не намерен сегодня быть Вашим гостем.
Бон слегка растерялась от такой решительности, но послушно кивнула:
— Хорошо, граф. Я велю ехать помедленнее, чтоб Вам после было недалеко возвращаться в Бражелон. Я слушаю Вас, что случилось?
— Прежде всего, Вы сменили духовника?
— Да, Вы...
— Я все знаю.
Бон покраснела:
— Я не предполагала, что духовник может быть так болтлив. Он прямо не нарушал тайну исповеди, но его намеки были слишком откровенны. Хорошо, что меня предупредили. Теперь у меня надежный духовник, а отец Рувьер скоро покинет наш приход. Это все, что Вас беспокоило?
Атос отрицательно покачал головой. Бон ждала продолжения, но Атос не знал, как ей сказать то, о чем он думал. Может герцог прав и лучше всего говорить прямо? Но у него язык не поворачивался просто спросить: "Вы беременны?" Он бы не удивился, если в ответ на подобную бестактность получил бы пощечину.
— Вы часто бываете у Лавальеров?
— Нет, почти никогда. Но маркиза так долго ждала рождения ребенка, что теперь пригласила на крестины всех, кого только можно. Вы сами видели, как много было гостей. Вы считаете, я не должна была идти?
— Я считаю, Вам не следует принимать участие в пересудах. Вы не задумывались, что в следующий раз объектом таких пересудов можете стать Вы?
— Я? Почему?
Атос взял ее за руки и пристально поглядел в глаза:
— Наша связь не имеет последствий?
Бон опустила глаза:
— А Вы их желаете?
— Нет! С чего Вам в голову взбрело?
— Вы ничего не говорили об этом.
Она подняла голову:
— Так Вы не хотите?
Атос готов был поклясться, что в ее голосе слышится облегчение.
— Нет, ни в коем случае.
Бон вздохнула и теперь Атосу уже не пришлось гадать — это был вздох явного облегчения.
— Бон, прошу Вас, объясните яснее.
— Я подумала, раз Вы молчите, то хотите, чтоб все шло, как получится. Мой муж так поступал, и у нас родилось двое детей. А потом он сказал, что этого довольно. Я пошла к монахиням и они научили меня, что надо делать. Больше я не беременела. Вы молчали и я решила...
— О, Господи, Бон! И Вы бы родили мне ребенка только потому, что я ничего Вам не говорил? Сами того не желая?
Она пожала плечами:
— Если это Ваше желание, я бы приняла его.
— Но откуда у Вас взялась подобная мысль?
— О Вашем поступке много говорят. Так не делает никто, а Вы — сделали.
Атос задержал дыхание:
— Мой поступок?
— Я говорю о Вашем воспитаннике. Никто никогда не отдает приемному ребенку собственное имение. Но Вы не только приняли мальчика в свой дом, Вы сделали его там хозяином и отдали ему титул.
Бон помолчала, но потом набралась решимости и закончила:
— Я подумала, что, возможно, от меня Вы тоже хотите ребенка.
— Тогда я говорю Вам четко и ясно — я не хочу.
Бон не смогла сдержать улыбку:
— Спасибо.
Атос покачал головой, привлек Бон к себе и поцеловал ее в лоб:
— Вы точно не беременны?
— Нет. Я позабочусь, чтоб этого не случилось. Я бы тоже не хотела.
Атос отпустил ее и откинулся на спинку сидения: "Мой Бог, герцог прав — с ней нужно быть откровенным, до бесстыдства. Что ж, тогда лучше сразу сказать и про остальное, в следующий раз у меня может не хватить духу на подобные признания".
Он давно искал возможность сказать Бон, что хотел бы некоторых изменений в их отношениях.
В самом начале их знакомства он никак не мог насытиться тем покоем, что давали ему встречи с Бон. Он погружался в беззаботность, которой не знал столько лет и чувствовал себя в абсолютной безопасности — все тревоги и волнения оставались за порогом ее дома. Вместе с тем, он испытывал приятное возбуждение оттого, что надо скрывать их связь, таиться, вечером прятаться, возвращаясь в собственный дом. Хотя возраст нисколько не обременял его, но, честно говоря, снова почувствовать себя способным на юношеское безрассудство было чертовски приятно.
Однако сейчас эйфория уже прошла. Слишком частые встречи расслабляли его, делали ленивым. Погружаясь в ее обожание и заботу, он начинал легкомысленно смотреть на действительно важные вещи.
Атос понимал, что должен вернуться к более деятельной и продуктивной жизни. Он уже начинал тяготиться бездумным времяпрепровождением, но по-прежнему часто навещал Бон из опасения вызвать с ее стороны недовольство и обиду. Он не хотел бросать ее, а всего лишь хотел видеться реже. Но как сказать об этом женщине? Разговор на подобную тему наверняка приведет к скандалу и упрекам, а он хотел сохранить с Бон добрые отношения.
Атос решил, что лучшего момента для столь деликатного разговора, чем сейчас, он не найдет:
— Бон, Вы сказали, что обо всем позаботитесь. Я благодарен Вам. Я мог бы облегчить Вам задачу, если бы реже навещал Вас. Вы не будете обижены?
Бон снова опустила голову — Атос уже знал эту ее манеру опускать глаза, чтоб потом застать врасплох неожиданно откровенным взглядом.
Она действительно бросила на него быстрый взгляд и снова опустила глаза:
— Вы согласны на это?
— На что?
— Реже бывать у меня? Мужчины обычно требовательны. Вы не обязаны считаться со мной, если Вам надо, я всегда рада видеть Вас.
— Бон, я жалею, что раньше не был так откровенен — нам обоим было бы проще. Скажите, чего хотите Вы?
Щеки Бон порозовели:
— Сказать?
Атос поцеловал ей руку:
— Говорите.
— Вы не обидитесь?
— Нисколько.
— Я не против, чтоб Вы приходили реже. Я немного устала. Мой муж был гораздо скромнее в своих запросах и я привыкла к большей умеренности. Вы не сердитесь?
Атос рассмеялся:
— Бон, Вы — прелесть! Я не сержусь.
— Вы можете бывать у меня, когда хотите!
— Нам обоим надо немного отдохнуть. Я рад, что мы так хорошо друг друга понимаем.
— Вы, правда, не сердитесь?
— Нет, чтоб Вы не сомневались, я сейчас поеду к Вам. Но ненадолго.
Бон улыбнулась:
— Хорошо. Как Вам захочется.
— Вы всегда будете соглашаться с моими желаниями?
Бон пожала плечами:
— Вы — мужчина.
"Я был бы просто счастлив, если бы герцогиня де Шеврез оказалась такой же покладистой", — со вздохом подумал Атос.
Но он и сам понимал, что рассчитывать на такое чудо не приходится. С Бон они встречались с радостью, а расставались без сожаления, но Атос не без оснований полагал, что с мадам де Шеврез его ждет обратная ситуация.
И дай Бог, чтоб герцогиня не заметила сожаления, с которым он ее встретит, и не пожелала отомстить за радость, с какой он расстанется с ней, как он надеялся, навсегда.
Пока он понятия не имел где она и что с ней. Наверное, Арамис мог бы дать ему верные сведения, но Атос скорее откусил бы себе язык, чем задал Арамису такой вопрос. Нет, он не собирается снова терзать друга. Герцогиня такая особа, что если она вернется во Францию, шума будет достаточно и он сам все узнает. Надо просто подождать. Сейчас его больше волновала судьба самого Арамиса. Дня не проходило, чтоб граф не вспоминал о нем, но вестей пока не было. Атос вздыхал и мысленно желал Арамису удачи. Он бы удивился, если бы узнал, что в это время Арамис тоже думал о нем.
Друг очень в нем нуждался.
Арамис хотел получить нагоняй.
Чем ближе он подъезжал к Парижу, тем сильнее его тянуло заехать в столицу. Здравый смысл и осторожность кричали, что это безумие, но чувства все больше овладевали его волей. Чувства шептали, что раз за ним не было погони, значит, он в безопасности, ему повезло. Теперь он имеет право вознаградить себя за блестяще проведенную интригу, вознаградить так, как он сам желает.
Арамису очень хотелось, чтоб рядом оказался Атос — спокойный, рассудительный. Чтоб строго сдвинув брови, друг сказал ему назидательным тоном:
— Милый мой, Вы с ума сошли! Держитесь от Парижа подальше. Вас позовут, когда будет можно.
К тому же он не знал реального положения дел. Что с Сен-Маром? С принцем Гастоном? С остальными? Может он напрасно думает, что его не ищут и как только он объявится, его схватят.
Сначала он должен навести справки, а для этого надо быть поблизости, но не на виду. Бражелон идеальное место. Да и Атос наверняка в курсе. Арамис не сомневался, что друг ловил каждую весть о заговоре, зная, что это может быть полезно. От Бражелона до Парижа каких то два дня пути. Если постараться, можно доехать быстрее. У Шарлотты хватит ума в случае чего дать знать графу. К тому же он может не ехать к Атосу, а остановиться в какой-нибудь деревне поблизости и послать человека. Если все в порядке, Атос сообщит ему.
План действий был ясен и Арамис, сцепив зубы, объехал Париж стороной. Чтоб не думать об Анне-Женевьеве, о том, что она уже стала герцогиней де Лонгвиль, он насильно вспоминал поездку к Портосу, уверяя себя, что должен как следует припомнить все мелочи, чтоб рассказать Атосу.
Ему удалось занять мысли, но на душе было муторно, и Арамис, совсем не чувствуя вкуса крови, продолжал неосознанно кусать губы.
Идея навестить Портоса появилась у него неожиданно, но он сразу понял, что идея стоящая. Граф де Ла Фер оказался слишком важной фигурой в тех местах, чтоб рассчитывать, что его гость не вызовет интереса. А вот гости господина дю Валлона могли быть спокойны. Увы и ах, но бедный Портос мало кого интересовал.
В Нуайон Арамис не поехал. Он не был знаком с епископом и не имел к нему никаких дел. Что касается тяжбы, о которой говорил Гийом, то Портос сам может все рассказать.
Сначала Арамису было действительно любопытно послушать — забавно было представить Портоса, рассуждающего о юридических тонкостях. Но чем ближе он подъезжал к Валлону, тем меньше его занимал этот вопрос.
Какая к черту разница, что они не поделили? Он ужасно соскучился по Портосу и пусть друг переломает ему все ребра в дружеском объятии, он тоже от всего сердца обнимет его и скажет, как рад снова увидеть его.
Они так давно не встречались! С 1629 года.
Это было после фландрской кампании, пожалуй, самой тяжелой за все время их службы. Портоса уже не было с ними, и они только радовались, что другу не пришлось разделить с ними мерзость, грязь и потери.
Мушкетерские ряды изрядно поредели. Коротышка Берье был убит. Ланьяк попал в плен к испанцам и никто не знал, что с ним стало. Дювернуа оторвало ногу и он чудом выжил. Весельчак Дювернуа, который обещал пир на весь мир, когда соберется в отставку, исчез из Парижа тихо и незаметно, ни с кем не попрощавшись.
Арамис тоже был тяжело ранен. На его счастье, нашлись знакомые, готовые его приютить до выздоровления, и ему не пришлось мучиться в походном лазарете.
Вернувшись в Париж, он снова встретился с друзьями, но их общение больше не доставляло былой радости. Они перестали ходить в "Сосновую Шишку" и совсем забросили заведение толстой Марго — слишком много воспоминаний было связано с этими местами. Здесь они праздновали вступление Арамиса в мушкетеры и Атос руководил "погрузкой" совершенно пьяного Портоса, а Дювернуа ему помогал. Здесь Ланьяк набросился на Бертиньи, когда тот оскорблял Атоса. Здесь они вместе выпивали перед дуэлью с гвардейцами, когда Атос чуть не убил Каюзака. Здесь заказывали обед на сорок пистолей короля, которыми тот одарил д'Артаньяна... Воспоминания теснились, заслоняя друг друга, их было слишком много...
Теперь друзья предпочитали "Зеленую лисицу" — трактир в двух шагах от особняка де Тревиля. Они ходили туда не столько по необходимости, сколько по привычке собираться в компанию.
После Фландрии в полку появилось много новобранцев и, наслушавшись рассказов о веселой мушкетерской жизни, они с удивлением смотрели на "стариков", которые сидели, уставившись на стол, и едва перекидываясь парой слов за вечер. Атос пил даже больше обычного. Д'Артаньян старался не отставать, но вино не веселило его, наоборот, он становился таким, как Атос. Они сидели напротив, и одинаково мрачное выражение лица делало их похожими. Арамис тоже пил непривычно много, но и на него вино не действовало — ему казалось, что он пьет воду.
В один из таких вечеров друзья вдруг услышали за спиной знакомый бас:
— А это что за похоронная команда?
Не веря своим ушам, они дружно повернули головы.
— Ну-ка, — Портос дружески пихнул д'Артаньяна, так, что тот чуть не упал с лавки. — Подвиньтесь, друг мой. Гляжу, у вас без меня дело не идет.
Портос с пренебрежением оглядел стол. По сравнению с полутора-десятком пустых бутылок единственное блюдо с жареными куриными ножками выглядело жалко.
— Портос!
Д'Артаньян неловко обнял его и неожиданно уткнулся Портосу лицом в плечо. В глазах Атоса отразилась немая радость и Арамис подумал, что он сам, наверное, выглядит так же: одновременно растерянно и восторженно.
— Портос!
Портос презрительно оттолкнул блюдо с ножками и зычным голосом позвал трактирщика.
— Вот что, любезный...
Сделав достойный себя заказ, Портос обвел довольным взглядом ошеломленных друзей:
— У капитана вас не было. В "Шишку" я не пошел — далеко, решил на всякий случай сначала сюда заглянуть. Как чувствовал! Дорогие мои, я так рад вас видеть!
— Вы в Париже?
— Сельская жизнь хороша, но мне вдруг захотелось повидаться. Я сел на коня и вот я снова с вами.
— Портос, Вы что, сбежали? — заулыбался д'Артаньян.
— Ну да, — не стал отпираться Портос. — Сейчас погуляем.
— Представляю, какие пирушки Вы закатываете у себя дома, — д'Артаньян, не переставая улыбаться, покачал головой при виде бесконечных блюд, которые выставлял на стол трактирщик.
— Были бы вы со мной, я бы показал им, что такое пирушка! Жаль только, госпожа дю Валлон не очень любит гостей, — с озабоченным видом добавил Портос.
Друзья просто покатились со смеху.
— Бедняга Портос! Неужели она морит Вас голодом?
— Нет, конечно, — добродушно улыбнулся гигант. — Но одному за столом не очень-то весело. Кусок в горло не идет. То ли дело с вами!
— Неужели среди соседей Вы не нашли достойных собу... собеседников?
— Ах, если бы вы знали, какими упрямыми бывают пикардийцы! Атос, скажите им!
Атос с улыбкой кивнул.
— Они, видите ли, не считают, что владелец поместья это...
— Внушительно, — подсказал Арамис.
— Да, не считают!
— Купите еще одно, тогда у Вас будет два поместья, — усмехнулся Атос.
— И они будут уважать Вас в два раза больше, — захохотал д'Артаньян.
— Вы думаете? — у Портоса заблестели глаза — мысль ему явно понравилась.
— Портос, — д'Артаньян хлопнул друга по плечу, — выбросите из головы свои поместья, Вы здесь, с нами! Давайте выпьем за Вас!
Атос и Арамис тут же подняли свои стаканы:
— За Вас, Портос!
— И за вас, друзья мои! Как мне не хватало всего этого!
Портос не был склонен к безрассудной щедрости, но в этот вечер он не думал о деньгах. Когда трактирщик заикнулся, что настало время закрывать трактир, Портос швырнул в него кошельком. Хозяин поспешил закрыть двери, чтоб никакой патруль не помешал господам мушкетерам, а потом закрыл глаза и на все остальное.
Друзья просидели всю ночь.
Ближе к утру, Арамис видел, как Портос о чем-то шептался с Атосом, хлопая себя по колену и повторяя: "Ей-богу, отличная мысль!"
Позже он с улыбкой спросил друга:
— Атос, что Вы там ему насоветовали?
— Ничего особенного, просто подсказал кое-что. Было рядом с ним одно поместье...
— Вы хорошо знаете те места?
Атос пожал плечами:
— Знаю — не знаю, это уже не важно. Не думаю, что когда-нибудь вернусь туда.
— Но Вы же не будете всю жизнь мушкетером?
— А Вы?
Арамис вздрогнул. Случайно или нет, Атос затронул самые тайные его мысли. Уже некоторое время Арамис знал, что его служба вот-вот окончится. Он не хотел говорить раньше времени, хотя обстоятельства могли сложиться так, что в нужный момент времени не окажется вовсе.
Так оно и случилось.
Но в тот вечер он еще не знал этого и потому на вопрос Атоса только пожал плечами:
— Поживем-увидим.
А потом пирушка закончилась самым неожиданным образом. От капитана де Тревиля прибежал посыльный с запиской для Портоса. Прочитав ее, Портос погрустнел:
— Увы, друзья мои, но мне пора. Госпожа дю Валлон, — он испустил вздох, — сегодня утром приехала в Париж. Она ждет меня у капитана. Тревиль просит, чтоб я как можно скорее ее забрал. Пусть на мне уже нет формы мушкетера, но приказ моего командира для меня закон. Прощайте! Даст Бог, еще свидимся.
Прощанье получилось грустным. Они не знали, что сказать Портосу, и просто по очереди крепко обняли его.
Такой была их последняя встреча, а теперь Арамису предстояло снова увидеть друга.
IV
Замок Валлон оказался массивным и настолько старым, что Арамис даже затруднялся определить его возраст. Он подумал, что, возможно, это единственное, что можно было купить в этих краях, потому что прежние хозяева просто не знали, как иначе избавиться от развалин.
Замок подлатали, привели в порядок, но Арамис не сомневался, что жить там неуютно, хотя, надо признаться, Валлон производил внушительное впечатление.
"Под стать Портосу, — подумал Арамис, — никакой легковесности. Сразу видно, что владелец не какой-то тщедушный салонный щеголь".
И еще замок чем-то неуловимо напоминал госпожу Кокнар. Арамис плохо ее помнил. На скромной церемонии венчания, куда Портос пригласил друзей, Арамис побыл совсем недолго. У него были срочные дела и он ушел, едва поздравив новобрачных. В памяти осталось что-то серое и сухое, хотя невеста была одета, как положено — кокетливо и нарядно.
Теперь замок своей серой кладкой с выкрошившимся раствором вызвал в его памяти чопорно поджатые губы госпожи Кокнар. Арамис даже мысленно не мог назвать ее женой Портоса. От такого сочетания на него нападал неудержимый смех и он предпочитал именовать ее по-прежнему: "госпожа Кокнар".
"Или я совсем не знаю Портоса, или его не будет дома. Будь я на его месте, мне бы не сиделось рядом с госпожой Кокнар", — усмехнулся про себя Арамис.
Вместо того, чтоб прямо ехать в замок, он придержал коня, раздумывая, куда сначала направиться поискать Портоса — в сторону леса или проехаться по роскошным лугам, что раскинулись за замком. Долго думать не пришлось, потому что вдали показался всадник, который мог быть только Портосом — другого такого в этих краях просто не могло быть.
Арамис с улыбкой восхищения смотрел на величественную фигуру. Блеск сплошь расшитого золотом платья слепил даже на расстоянии, а конь был убран с такой роскошью, что не всякий герцог или князь мог позволить такое для собственной одежды.
За Портосом ехала небольшая свита, тоже разряженная кто во что горазд.
Ехали они неспеша и Арамис заметил, что чем ближе был замок, тем медленнее был шаг. Не похоже, чтоб Портос торопился домой.
Арамис направил коня прямо к хозяину Валлона.
— Дорогой Портос, Вы ли это? Такое великолепие и пышность! Вы выглядите ослепительно.
Портосу понадобилось меньше секунды, чтоб выражение важности на его лице сменилось искренней радостью:
— Арамис!!!
Арамис поспешил соскочить на землю, иначе спешившийся господин дю Валлон обнял бы его вместе с конем.
— Друг мой! Я не верю своим глазам! Вы приехали повидать меня? Какое счастье! Идемте же, идемте!
Портос, не переставая обнимать Арамиса, практически понес его в замок. Бедный Рене еле дышал:
— Портос, отпустите меня, я могу идти сам. Чего доброго Вы меня раздавите!
— Простите, милый мой, я не хотел! Но я так рад!
Портос снова сжал Арамиса в объятиях так, что тот мысленно простился с жизнью:
— Портос!
— Да, да! Идемте!
Внутри замка было уютнее, чем ожидал Арамис. Убранство не отличалось изысканностью и утонченностью, но сразу было понятно — тут живут люди, которые ценят мирские блага. Мебель была очень удобной и Арамис с удовольствием расположился в мягком кресле. Портос уселся напротив и не сводил с гостя довольного взгляда:
— Вы так порадовали меня!
— Я могу погостить тут пару дней? Я не стесню Вас?
— Арамис! Живите, сколько угодно!
— А госпожа... дю Валлон не будет против? Вы говорили, она не любит незваных гостей? Я бы не хотел доставить Вам неприятности.
Портос отважно отмахнулся от возможных неприятностей:
— Она будет делать все, что я скажу. Прежде всего, я хочу показать Вам, где Вы можете разместиться. Если Вам не понравится — не стесняйтесь, говорите и я предоставлю Вам на выбор любые из покоев моего замка. А после Вы, конечно, отобедаете со мной. Признаться, я уже давно не видел достойных сотрапезников.
Арамис предоставил себя заботам хозяина и Портос все устроил наилучшим образом. Они прекрасно провели день и Арамис даже забыл, что его друг женат, потому что ничто не напоминало ему о присутствии в доме хозяйки. Сама она тоже не показывалась и Арамис спохватился только вечером, когда после очередной трапезы они прогуливались, наслаждаясь прохладой.
— Портос, у Вас здесь как в раю и я забыл обо всем, даже о правилах приличий. Вы не представили меня госпоже дю Валлон. Она должно быть недовольна, что я невнимателен к ней, как к хозяйке.
— Недовольна? С чего бы это? Я сказал ей, что у меня гость и чтоб она не мешала мужчинам общаться.
— И она не возражала?
— Нет, — не очень уверенно сказал Портос.
Арамис невольно улыбнулся:
— Удивительно покладистая супруга.
Портос ответил с легким вздохом:
— Обычно мы с ней ладим.
Насколько "не возражала" госпожа дю Валлон Арамис узнал уже утром, когда вместо теплой воды для умывания он получил едва влажное полотенце. Одеваться и приводить себя в порядок ему пришлось самому, так как слуга сказал, что не получал от хозяйки никаких распоряжений насчет гостя. Его вещи так и остались неразобранными, хотя он своими ушами слышал, как Портос отдавал приказание слугам.
На любые вопросы он получал сдержанный ответ: "Госпожа ничего не приказывала".
За завтраком Портос был слегка озабочен и извинился, что госпожа дю Валлон не сможет выйти:
— Она что-то приболела и просит простить ее.
— Передайте ей мои наилучшие пожелания скорейшего выздоровления, — усмехнулся Арамис. — Наверное, Вам нелегко одному управляться в имении, когда она больна?
— Всем управляю я. Конечно, я выслушиваю ее мнение, но сами понимаете, только чтоб сохранить в семье мир. Она, бедняжка, уверена, что помогает мне, а я ее не разубеждаю.
— Портос, Вы просто образец для всех мужей. Все окрестные дамы должны завидовать госпоже дю Валлон.
Портос хмыкнул и подкрутил усы:
— Не без этого... Но я не собираюсь огорчать госпожу дю Валлон. К тому же, мы редко бываем в гостях. Она считает, что это пустое времяпрепровождение — выслушивать салонные сплетни. Вот в последнее время говорят о маркизе де Сен-Маре, Вы не слышали?
— Нет, а что? Вы же знаете, я далек от мирской суеты.
— Будто он замышлял убить кардинала.
— Неужели?
— Ну, кардинал невелика потеря, я бы и печалиться не стал. Но этот негодяй хотел пойти дальше и лишить жизни Его величество!
— Ради чего?
— Чтоб посадить на трон принца Гастона.
Арамис пожал плечами:
— Гастон такой же сын Генриха IV, как и Людовик.
Портос с негодованием отбросил салфетку:
— Арамис, Вы же прекрасно понимаете о чем я! Луи — наш законный государь. Каким бы он ни был, его особа неприкосновенна. Я слышал, что Ришелье хочет казнить Сен-Мара.
— Вероятно, так и будет.
— Госпожа дю Валлон не любит разговоров о политике и потому не жалует сплетен и сплетников.
— Она права. А отчего Вы не устраиваете охоты? Не все же разговоры разговаривать. У Вас великолепные угодья.
Портос вздохнул:
— Среди окрестного дворянства нет достойных знатоков.
— Они отказывают Вам?
— Я и сам не особо их приглашаю.
— Но охотиться в одиночку еще скучнее, чем обедать самому!
— Вот если бы вы были со мной! Вы и Атос и д'Артаньян!
Арамис улыбнулся:
— В ближайшее время решится моя судьба и если все будет благополучно, я дам Вам свой адрес. Я с удовольствием приеду сюда еще раз. Если, конечно, Вы пригласите.
— И не только Вас. Я, правда, не знаю, куда писать остальным. Вы что-нибудь знаете про д'Артаньяна? Он не оставил службу?
— Насколько я знаю — нет, так что его легко можно найти в Париже.
Портос кивнул и, помедлив, осторожно спросил:
— А Атос? Вы знаете о нем?
Арамис ответил не сразу. Проще всего было рассказать все, но это означало, что надо было открыть и собственные тайны. А как иначе объяснить, зачем он являлся к Атосу переодетый монахом, зачем тайком прокрадывался в Бражелон под покровом ночи? А как рассказать про Рош-Лабейль? Это уже не его тайна, он не имеет права говорить об этом. Но без упоминания о Рауле невозможно объяснить те перемены, что произошли с их другом.
— Я несколько раз писал Атосу в Бражелон. Это имение, которое он получил в наследство.
Портос почесал лоб:
— Наследство? Я ничего не знаю.
— Это случилось уже после Вашей отставки.
— Расскажите мне.
— Умер дальний родственник Атоса — граф де Бражелон и Атос оказался единственным наследником.
— Он получил в наследство графство?
— Да.
— Черт, — пробормотал Портос. — И где же это?
— Под Блуа. Графство Бражелон.
— Вы писали ему туда?
— Да.
Арамис хотел поскорее закончить этот разговор, потому что следующим вопросом Портоса вполне естественно было бы: "Вы виделись с ним?". Арамису не хотелось лгать, но и признаваться, что все эти годы он поддерживал связь с Атосом, он не хотел.
— Портос, напишите ему сами. Думаю, он будет рад получить от Вас известия. А еще лучше, затейте что-нибудь грандиозное и пригласите всех нас.
Портос заулыбался:
— Мне нравится Ваша мысль. Можно устроить охоту.
— Госпожа дю Валлон не будет возражать? Охота это достойное занятие для дворянина.
— О, Арамис, Вы не представляете, какая тут водится дичь!
Портос с жаром принялся описывать богатство здешних лесов, попутно упомянув о пресловутой тяжбе с епископом, который тоже был большим поклонником охоты и не желал уступать роскошный Пьерфон.
Арамис, как в былые времена, наслаждался простодушным бахвальством Портоса и с грустью думал о том, как быстро бежит время и как далеко осталась мушкетерская пора, когда все они были вместе — одинаково нищие, но нередко счастливые.
Он не завидовал ни Портосу с его имениями, ни Атосу с его графствами, но собственная судьба вызывала у него тревогу. Друзья сумели устроиться и он рад за них, а ему пришло время думать только о себе. Ему не на кого больше рассчитывать — только на себя.
Тогда, в мушкетерах, он порой полагался на случай и иной раз расчет оказывался верен, но сейчас он прекрасно понимал — случай будет на твоей стороне, если ты хорошенько потрудился для этого. А значит, у него нет времени для праздности, как бы ни было ему приятно общество Портоса и как бы ни хотелось забыть обо всем, наслаждаясь чужой роскошью.
Арамис провел в Валлоне четыре дня, использовав их для того, чтоб собраться с мыслями и хорошо отдохнуть перед грядущей дорогой. На уловки госпожи дю Валлон, которая, в конце концов, вышла к гостю, Арамис просто не обращал внимания. Он говорил ей любезности, подавал руку, выражал восхищение ее талантам хозяйки, но прекрасно видел, что бывшая прокурорша дождаться не может, когда он уедет.
Его присутствие здесь было живым напоминанием о прошлом мужа, а значит, и ее собственном, том, которое она старательно скрывала, пытаясь отвоевать себе достойное место среди жен окрестных дворян.
Никакие любезности Арамиса не могли зачеркнуть того факта, что этот господин знал ее в пору замужества за Кокнаром.
Она еле терпела Арамиса в своем доме, но зато проводила его с королевскими почестями и даже умудрилась сунуть ему увесистый кошелек, который Арамис слишком поздно обнаружил в седельной сумке.
"Кажется, мне заплатили за то, чтоб я больше там не появлялся" — усмехнулся Арамис.
Он оставил деньги в первой попавшейся церкви, заказав службы во здравие своих друзей, и направил коня дальше, минуя Париж, в Бражелон.
Расстояние от Шантийи до Блуа Арамис промчался, как можно скорее, и почти не останавливаясь на отдых. Он боялся, что не выдержит и повернет к Парижу. Когда впереди показался Блуа, он отпустил повод — теперь уже можно расслабить судорожно сжатые пальцы, Париж остался позади.
Он сделал, как собирался и выбрал для постоя небольшую деревушку не слишком далеко от Бражелона. Место было достаточно бойкое, поскольку рядом проходила дорога на Амбуаз и местные трактиры были заполнены путниками. На Арамиса никто не обращал внимания. Он взял вина и сел в уголок, чтоб понаблюдать за окружающими — ему нужен был кто-то, кого можно было послать в Бражелон. Люди вокруг пили, ели, разговаривали, ссорились, ругались, обнимались и снова пили. Слуги метались, сбиваясь с ног, путешественники сменяли одни других, и суета вокруг не прекращалась ни на мгновение. Арамис время от времени поглядывал в окно и заметил, как во двор въехала группа всадников, резко отличавшаяся внешним видом от основной массы посетителей. Это были местные дворяне, собравшиеся на охоту. По всей видимости, делать остановку здесь было для них привычным, потому что, увидев всадников, один из слуг, не говоря ни слова, кинулся принимать коней.
Арамис не слишком удивился, увидев среди них Атоса. До Бражелона тут недалеко и ничего странного, что Атос охотится в собственных угодьях. Жаль он не один, а в планы Арамиса не входило иметь свидетелей их разговора. Он поглубже надвинул шляпу и стал ждать.
Дворяне зашли в трактир и прошли к стойке. Трактирщик уже наливал вино, улыбаясь до ушей:
— Как всегда, господа?
Разгоряченные охотники жадно набросились на вино и, пересмеиваясь, шутили с трактирщиком.
Арамис хорошо видел Атоса. Тот стоял чуть поодаль и не принимал участия в беседе. Вино он слегка пригубил, но пить не стал и с улыбкой смотрел на самого юного из охотников — мальчика лет восьми-девяти.
Арамис поднял брови — Рауля было не узнать. Он был одет изысканно и даже богато и держался среди дворян спокойно, как равный.
— Вы не выпьете за нашу сегодняшнюю удачу? — один из дворян со смехом протянул мальчику полный стакан.
К удивлению Арамиса, Атос никак не отреагировал на это и только улыбка его стала напряженной.
Рауль привычно перевел взгляд на графа, но Атос молчал.
— Ну же, виконт!
"Виконт?" — Арамис подумал, что ослышался. Но дворянин обращался именно к Раулю и никто из присутствовавших не выразил удивления.
— Виконт?
Рауль взял из рук взрослого стакан и, едва коснувшись губами вина, с размаху бросил стакан на пол:
— На удачу!
Взрослые рассмеялись:
— На удачу!
Стаканы один за другим полетели на пол. Трактирщик страдальчески скривился и Атос потянулся за кошельком, но один из охотников остановил его:
— Сегодня мой черед платить.
Он бросил на стойку деньги:
— Купи новых. Пойдемте, господа. Зверь ждет нас.
Шумная компания покинула трактир. Атос вышел одним из первых, не дожидаясь, пока Рауль догонит его.
Арамис ничего не понимал в его поведении — Атос держит себя так, будто Рауль один из них — равный среди равных и не нуждается в опеке.
Виконт?
Похоже, тут тоже много чего произошло, пока он ездил в Пикардию.
Арамис подозвал трактирного слугу:
— Знаешь этих господ?
— Да, Ваша милость. Местные дворяне.
— Тот, в зеленом камзоле...
— Граф де Ла Фер.
— А мальчик?
— Его воспитанник — виконт де Бражелон.
— Вот как? И давно?
— Недавно. Тут только и разговоров было про это!
— Ты можешь передать графу несколько слов?
Арамис достал пару монет и слуга с готовностью кивнул:
— Сию минуту.
— Скажи ему, что... господин дю Валлон кланяется ему. Если он пожелает что-то передать, меня можно найти здесь.
Слуга помчался исполнять приказание и Арамис наблюдал в окно, как Атос, уже сев на коня, нагнул голову, чтоб выслушать слугу. Потом обвел взглядом окна трактира. Он вряд ли что-то увидел через грязные стекла и все-таки кивнул.
Арамис улыбнулся — Атос все понял и теперь остается только ждать от него посланца.
В тот же вечер из Бражелона передали два письма.
Одно было от самого Атоса, где он предлагал Арамису гостеприимство, если он нуждается в нем. Другое было написано Шарлоттой де Монморанси и предназначалось аббату д'Эрбле, только что назначенному духовником герцогини де Лонгвиль.
Шарлотта сделала беспроигрышный ход, когда адресовалась Арамису не как шевалье д'Эрбле или просто аббату, а именно как духовнику дочери. Арамису оставалось гадать, было ли это хорошо скрытое лицемерие или наивная простота, которая позволяла с невинным видом говорить о самом интимном. В одном он не сомневался, для мадам де Конде ее дети были главной и единственной ценностью в жизни и ради их блага она, не моргнув глазом, совершила бы любой грех, свято веря, что ей простится, ибо старается не для себя, а для детей.
Сейчас она защищала интересы дочери. Спокойно и со всеми подробностями она описывала свадьбу и первую брачную ночь герцогини де Лонгвиль, сопроводив свой рассказ просьбой дать совет, как поступить, потому что семейная жизнь герцогини не заладилась с самого начала.
Свадьба была пышной, но невеста поразила всех не столько роскошью своего наряда, сколько его удивительной целомудренностью. Шарлотта не преминула заметить, что дочь прислушалась к ее совету и отказалась от откровенных нарядов, которые так любят в нынешние распутные времена светские кокетки. Никакого декольте, открытых плеч, обтягивающих рукавов и зауженной талии — как с удовлетворением заметила Шарлотта, такой наряд не вызвал бы игривых мыслей даже у самого ветреного ловеласа.
Арамис представил себе вытянувшееся лицо Лонгвиля и не смог сдержать злорадной улыбки.
Поведение невесты тоже озадачило жениха. Шарлотта писала, что советовала дочери быть сдержанной, но та даже превзошла ее ожидания. Анна-Женевьева была не просто сдержанной — она была почти угрюмой. Поджав губы, она смотрела на будущего супруга, явно не одобряя легкомысленность его наряда, сплошь затканного ярким позументом и всяческими бантами.
Когда Лонгвиль попытался отпустить комплимент ее молодости и красоте, она с самым постным видом ответила, что не нуждается в льстивых словах, потому что супругам не пристало то, что в ходу у беспутных кавалеров, желающих запретных ласк.
Раздосадованный жених желчно заметил, что еще недавно она не была такой нудной, когда улыбалась в ответ на комплименты Колиньи.
Это было роковой ошибкой Лонгвиля — Анна-Женевьева строго сдвинула брови и на голову Лонгвиля обрушился целый поток нравоучений. Она сетовала на то, что по молодости не понимала, в какую беду может завести легкомыслие, но теперь ее супруг может быть уверен — она не позволит себе ничего лишнего. Никаких вольностей, глупостей и тому подобного. Причем, судя по ее виду, мужу с ее стороны тоже не светили никакие вольности.
Герцога де Лонгвиля совершенно не обрадовала перспектива получить в жены ханжу и он не скрывал от будущего тестя своего недовольства. Конде поспешил скорее все закончить, похоже, он опасался, что Лонгвиль передумает и еще потребует назад свои деньги.
Гости потешались, глядя на эту странную церемонию, где муж и жена глядели друг на друга с одинаковым презрением.
Потом Лонгвиль, ругаясь сквозь зубы, последовал за невестой, чтоб довершить обряд. Конде настоял, чтоб все было публично — так он лишал Лонгвиля малейшей возможности объявить брак не состоявшимся.
Молодых привезли во дворец Конде, где их ждала парадно убранная спальня. Гостей набилось столько, что жених и невеста еле протиснулись к ложу.
Они легли в постель и Конде лично задернул полог. Особо любопытные подглядывали в щели между полотнищ и потом рассказали, что жених даже не попытался прикоснуться к невесте. Оба лежали, отодвинувшись как можно дальше друг от друга, а когда через несколько мгновений Конде раздвинул полог, Лонгвиль так спешил соскочить с кровати, что чуть не упал на пол. Натянув халат, он почти бегом выбежал из спальни, напоследок выразив свое мнение по поводу жены: "Чертова дура!"
Шарлотта выложила в письме все, до малейших подробностей, и Арамису казалось, что он видел все собственными глазами.
Когда гостей выпроводили, нервы Анны-Женевьевы не выдержали и она потеряла сознание — спектакль, который она разыграла, оказался ей не по силам. Очнулась она в горячке.
Несколько недель к ней никого не пускали и довольный Лонгвиль не вылезал от своей любовницы мадам де Монбазон. Он даже для вида не интересовался самочувствием своей супруги и наполнял салоны нелестными для герцогини рассказами.
Когда Анне-Женевьеве стало лучше, муж соизволил навестить ее, но их встреча закончилась ссорой. Герцогиня осыпала мужа упреками, что он совершенно не заботится о чести их семьи, открыто проводя время у любовницы. Герцог рассвирепел и заявил, что его дуре-жене неплохо бы поступить в обучение к мадам де Монбазон, тогда она хоть что-то узнает о том, что нужно мужчине от женщины. Герцогиня тут же указала мужу на дверь и Лонгвиль с удовольствием воспользовался этой возможностью.
Шарлотта увезла дочь в Шантийи, чтоб дать ей возможность отдохнуть и теперь обращалась к духовнику дочери с просьбой приехать как можно скорее, потому что бедная герцогиня растеряна и нуждается в поддержке и руководстве.
Арамис отложил письмо — он задыхался. Ему казалось, что он сам чувствует страх и отчаяние мадемуазель де Бурбон. Конечно, она понимает, что рано или поздно ей придется уступить, потому что наследников герцогу де Лонгвилю может родить только она. Но ее решимость сопротивляться до конца восхищала Арамиса — все-таки, она любит его. Он немедленно отправится в Шантийи, чтоб быть с ней рядом. Когда он будет с ней, она сможет вынести что угодно.
Атос сообщил ему главное — Сен-Мар казнен, а значит, он — свободен и может ехать хоть сию минуту.
Сначала он подумал, что надо бы передать ответ Атосу, повидаться с ним, но на это надо было время, чтоб найти гонца, написать письмо, потом ехать в имение, а у него уже не было сил ждать, так хотелось скорее оказаться рядом с Анной-Женевьевой. Он и так столько времени потратил, пока ездил в Пикардию, потом сюда, в Орлеаннэ. Может Атос прав и эти метания в конечном итоге спасли ему жизнь, но больше он не выдержит. Атос все поймет, даже если не получит никакого письма.
Но если быть откровенным до конца, то Арамису просто не хотелось снова ехать в Бражелон и причиной этому был Рауль. В первый раз им удалось не встречаться, но сейчас избежать официального представления виконту де Бражелону не получится. Арамис мысленно желал обитателям Бражелона всего наилучшего, но видеться с новым хозяином имения не хотел.
Пусть Атос его простит, но лучше отложить это знакомство.
У Портоса есть семья, у Атоса — сын, а у него есть Анна-Женевьева и он тоже хочет получить хоть немного тепла и любви.
Пусть Атос простит, но теперь ничто и никто не удержит его на пути в Шантийи.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
