Спасение. 30-31

Атос остановился поодаль, скрывшись среди густых деревьев, и внимательно осмотрел дом.

Двор был пуст. Ни слуг, ни лошадей.

"А ведь ее просто может не быть дома!" — Эта мысль вызвала у Атоса досаду.

Если так, ему придется ехать в лесной домик, а уж этого делать точно нельзя. Она может подумать, что он хочет продолжения.

А он хочет?

Атос отложил разбор своих чувств на потом и нехотя направил коня прочь от замка.

Ехать далеко ему не пришлось. Крыша замка еще не скрылась за деревьями, когда он услышал голоса. Навстречу ему шли две женщины — давнишняя знакомая и ее служанка Перонна.

У Атос мелькнула мысль, что такого с ним еще не было, чтоб он знал, как зовут какую-то служанку, но понятия не имел об имени госпожи.

Женщина узнала его и на минуту замерла. Потом церемонно склонила голову:

— Добрый день. Вы — ко мне?

— Если Вашей милости угодно принять меня, — так же церемонно ответил Атос.

— Хорошо, следуйте за мной.

К удивлению Атоса они не пошли прямо к замку, а немного обошли его со стороны и вышли к решетке у бокового крыла.

— В доме меняют интерьер, — пояснила хозяйка. — Я пока живу здесь. Прошу. Коня можете привязать к решетке.

Когда Атос увидел, куда его привела женщина, краска бросилась ему в лицо.

— Это... спальня?

— В домике Вам было удобнее?

Вопрос был задан без тени иронии, она действительно просто спрашивала.

Атос не нашелся что сказать.

Женщина подошла к нему вплотную и бросила взгляд из-под ресниц:

— Перонна позаботится, чтоб нас не потревожили. Вы ведь ради этого приехали? Здесь совершенно безопасно.

Еще один взгляд, ласковое прикосновение губ и Атос опять на все махнул рукой.

Зачем себя обманывать? Ради этого.

Для этой женщины мужчина был высшим существом, а тот, кто давал ей наслаждение — почти богом. Она и вела себя соответственно, так что все, что они делали, казалось совершенно естественным.

Через час, возвращаясь в Бражелон, Атос напрасно пытался укорить самого себя: "Ты совсем совесть потерял".

Но все укоры были напрасны. Это было все равно, что ругать себя за то, что растут усы, или за то, что мужчина сильнее женщины.

С лесной феей все было просто и понятно — таков порядок вещей и иначе просто не может быть. Он — мужчина, она — женщина.

Атосу оставалось только вздохнуть — третьего визита он не избежит, это точно.

К тому же, он так и не узнал ее имени.

За третьим визитом последовал четвертый, пятый...

Атос умудрялся соотносить эти поездки с делами так, что ни у кого не возникало подозрений и его объяснения, почему он должен ехать один, выглядели более чем убедительно.

Только Гримо хмурился все сильнее — ему не надо было лично присутствовать при свиданиях, чтоб понять, что происходит. Лицо господина по-прежнему было для него открытой книгой.

Даже после месяца встреч Атос все еще не знал имени своей любовницы. Она тоже не знала кто он, и Атос опасался, что если начнет задавать вопросы, то ему придется раскрыть и свое инкогнито. Пока он для нее просто красивый мужчина, ее поведение предсказуемо, но что будет, если она узнает, что он — граф де Ла Фер? Тот, кого не одна местная дама мечтала увидеть своим мужем? Она может возыметь такое же желание.

Хотя Атос прекрасно понимал, что вечно так продолжаться не может, но все же не решался первым начать разговор.

Случай позаботился о том, чтоб граф и дальше не пребывал в неведении.

Как и предвидел Атос, примерно через полтора месяца после первой встречи, он оказался нос к носу с лесной затворницей в присутствии посторонних людей.

Мадам де Байи, встретив его в Блуа, вцепилась ему в рукав мертвой хваткой и силком затащила в очередной приют, который опекала. Чтоб поскорее избавиться от назойливой святоши, Атос пообещал пожертвование. В приюте ее ждала дама, которой Атос тут же был представлен — мадам де Байи хотела похвастать перед ней аристократическим знакомством.

— Граф де Ла Фер. А это мадам де Виллесавин, хотя я знала ее еще когда она была просто Бон де Ботрей.

Граф обменялся с собственной любовницей вежливыми улыбками.

— Мадам де Байи, граф, наверняка, очень занятой человек, давайте отпустим его. К тому же, мы не окончили наши дела.

— Да, душечка, Вы как всегда рассудительны. Граф...

Атос поспешил откланяться от греха подальше. Теперь разговор неизбежен, но не могут же они беседовать в присутствии мадам де Байи?

Атос тщательно обдумал их беседу, но когда он приехал в Виллесавин (теперь он и сам вспомнил название), то разговор начала Бон.

Едва услышав первые фразы, Атос с удивлением и облегчением понял, что если он боялся посягательств на свою свободу, то не меньше боялась этого и Бон.

Она объяснила, что Виллесавин достался ей нелегко. Он был собственностью семьи де Вилландри, к которой принадлежал ее муж, и после его смерти, они пожелали вернуть себе замок. Она всерьез опасалась остаться на улице. Король обратился к Вилландри с просьбой не обижать вдову его преданного слуги и семейка пошла на попятный. В этих краях у них был свой замок, намного роскошнее, чем скромный Виллесавин, так что имение уступили вдове, правда с условием, что по ее смерти или новому замужеству он вернется к Вилландри.

Бон не желала менять Виллесавин на нового мужа, который мог оказаться нищим, тираном или авантюристом.

Теперь она вздохнула с облегчением — граф де Ла Фер не будет охотиться за ее имуществом.

Когда единственное недоразумение между ними было разрешено, Бон перевела их отношения в привычные ей рамки: восторженное подчинение в спальне и подчеркнутая церемонность вне ее. Так было заведено у нее с мужем и она не мыслила другой линии поведения. Стихи, признания в любви, серенады и подарки — это распущенность и безнравственность. Она порядочная женщина — жена и мать. Она предана своему мужчине, искренне благодарна ему за все, что он делает для нее, но приличия — это святое.

Бон была очень восприимчива к непосредственным впечатлениям, но ее ум был слишком ленив, чтоб добровольно искать себе пищи. Повседневность вполне удовлетворяла ее запросы, а интересы не распространялись дальше настоящего дня.

Если бы она была женой графа, он бы сошел с ума от скуки. Но Атос виделся с ней только если сам того желал и Бон никогда не роптала. В ее мире все решал мужчина.

Однако было бы несправедливо считать ее глупой и ограниченной. Не витая в облаках, она была весьма практична и предприимчива в том, что касалось земных забот. Жила она здесь намного дольше, чем граф, и знала много полезного относительно положения вещей в окрестностях Блуа.

Что же касается высоких материй, то, не полагаясь на собственное мнение, Бон всегда исповедовала точку зрения, которой придерживался находившийся рядом мужчина.

Светская жизнь не привлекала ее. Если Атос сторонился света, утомленный его суетностью и недалекостью, то для Бон свет казался слишком изощренным и заумным. Половина местных вертопрахов считала ее дикаркой, а вторая половина даже не подозревала о ее существовании. У нее был небольшой круг знакомых и ей хватало этого с лихвой. Одиночество не тяготило ее.

Атос понимал, что для него желать большего — это гневить небо. Бон ни в коем случае не будет ему в тягость, всегда и во всем оставляя ему место хозяина положения.

Он никогда не жаловался на здоровье. Даже в те черные дни, когда одно слово "женщина" вызывало у него отвращение, ему время от времени приходилось идти на уступки своему телу.

Теперь для графа де Ла Фер это составляло определенную проблему — провинция не Париж, а он уже не мушкетер Атос.

Бон разом избавила его от затруднения — никакой огласки, никаких требований, никаких страстей и истерик. Им хорошо друг с другом, а сейчас ему больше ничего не надо.

У него есть более важные дела, чем искать идеальную женщину — Рауль.

Он взрослеет, время идет и вопрос с его положением становится все более острым. Герцог де Барбье несколько раз приглашал мальчика к себе, но старался не афишировать его визиты. Атос прекрасно понимал, почему — нужна определенность. Чтоб Рауль мог с поднятой головой входить в любые двери недостаточно быть просто воспитанником графа де Ла Фер, нужен титул.

Это дело требовало времени и сил, и теперь Атос мог на нем сосредоточиться: хозяйство в Бражелоне налажено, связи в обществе мало-помалу восстановились, а Бон избавила его от проблем определенного рода. Самое трудное — разговор с Арамисом — тоже был позади.

Оставалась еще одна нерешенная задача — Адель.

Рауль не нуждался больше в кормилице, но Атос по-прежнему держал ее в замке. Он не собирался отсылать ее назад в Лимузен, но и необходимости оставлять ее в Бражелоне не было.

Как-то вечером Атос возвращался от Бон очень поздно.

Это был редкий случай, когда Рауль не ночевал дома. У де Барбье устраивали фейерверк и мальчик задержался до темноты. Герцог прислал Гримо с запиской, что оставит Рауля у себя, чтоб не отправлять ребенка на ночь глядя. Атос хмыкнул и поехал к Бон. Торопиться было некуда и возвращался он уже глухой ночью. Луну скрывали облака, но Атоса это устраивало — его никто не увидит.

В Бражелоне все спали, как и положено в такое время.

Оставив коня в конюшне, граф тихонько направился к замку, держась деревьев и высоких кустов, которые разрослись благодаря заботе садовника.

Он старался ступать как можно осторожнее, потому что в ночной тиши каждый звук казался втрое громче, чем днем. Звуки, которые донеслись от стены замка, тоже показались ему очень громкими.

Атос замер. Ему даже не пришлось прислушиваться — в происхождении звуков не было сомнений. У кого-то было свидание и весьма пылкое.

Граф нахмурился — это мог быть только кто-то из обитателей Бражелона. Быть свидетелем подобных сцен Атос не желал. Он намеренно сломал несколько веток, не сомневаясь, что его услышат.

Его услышали.

Звуки затихли, а потом раздались торопливые шаги и негромкий хлопок двери — кто-то скрылся в доме.

Ситуация была ясна. Встречаться в самом замке было рискованно. Всегда кто-то может услышать, увидеть, а теплая летняя ночь обещала покой и безопасность.

Откуда было знать беднягам, что их хозяин станет бродить тут в темноте?

Атос почувствовал досаду — сегодня он немногим отличался от своих слуг, разве что его свидание было обставлено с большим комфортом.

В дверях он столкнулся с Адель. Она испуганно вскрикнула и прикрыла рот рукой:

— Господин граф?

— Что Вы тут делаете, Адель?

— Я... вспомнила, что дверь осталась незапертой и пошла закрыть.

— Разве это Ваша обязанность? И почему в такое время Вы еще не спите?

— Я спала, а потом проснулась и вспомнила про дверь. — Адель была белее простыни и ее голос то и дело прерывался.

— Вот как? Хорошо. Поговорим об этом утром. Заприте за мной.

Утром граф сообщил Адель, что она может поселиться в деревеньке неподалеку от Бражелона. Он купит ей домик и даст содержание, чтоб ей было на что жить. Если она будет нужна, он будет посылать за ней. Рауль, с разрешения графа, сможет навещать ее.

Будь это его слуга, Атос распорядился бы иначе, но Адель не была его собственностью. К тому же, воспоминание о том, откуда он шел сам, мешало ему проявить излишнюю строгость.

Когда Адель сообщила Гримо о решении графа, тот не смог сдержать улыбки. Адель улыбнулась в ответ:

— Гримо! Ты сможешь приходить ко мне и я уже не буду трястись от страха, что Жоржетта войдет, или граф вздумает гулять по ночам. Как ты думаешь, он был у нее?

Гримо усмехнулся и кивнул.

— Наверное, он потому и не стал меня наказывать, подумал о себе и пожалел. Да? — Адель передернула плечами. — Я так испугалась! А сейчас даже смешно, как представлю его — он крадется по кустам, а тут мы!

Она рассмеялась:

— Бедный граф надеялся, что его никто не увидит. Мы тоже надеялись... а тут он! Вот уж повезло всем сразу!

Граф выполнил свое обещание и Адель могла больше не волноваться о своем будущем. Сам того не подозревая, Атос устроил все наилучшим образом. Если бы Гримо посмел признаться, то горячо поблагодарил бы господина, но он благоразумно помалкивал и только стал еще более старательно заниматься делами.