Спасение. 32-33

Арамис остался один и долго стоял посреди аллеи, не двигаясь, не пытаясь пройтись или сесть на скамью.

Там его нашел Гримо, которого послал граф.

— Блуа?

Арамис несколько секунд смотрел на слугу и потом решительно покачал головой:

— Нет. Мне будет нужна твоя помощь, если граф позволит.

Гримо кивнул и приложил руки к груди, показывая готовность выполнить любое поручение.

— Ты знаешь дом, где граф забирал письма? Отлично...

Через полчаса Гримо уже ехал в сторону города. Мысленно он повторял, что нужно сделать: с хозяином дома не говорить, дождаться человека, который скажет пароль и передать ему крохотную записку. Больше ничего.

Однако Гримо решил немного отступить от предписанных ему действий. Он рассудил, что ничего, кроме пользы не будет, если он кое-что разузнает. На его молчание господа могут положиться, а знания лишними не бывают.

Когда прибыл посланец, Гримо, вместо того, чтоб отдать записку, нахмурил брови и изобразил сомнение. Посланец растерянно повторил пароль, но Гримо продолжал изучать его подозрительным взглядом. Как он и рассчитывал, посланец, опасаясь не выполнить поручение, поспешил развеять сомнения Гримо. Понизив голос, он выразительным тоном сказал:

— Я от аббата Ла Ривьера, советника Его высочества.

Гримо важно кивнул, словно именно этого и ждал, и отдал записку.

Дальше дело было за малым — он отправился в самый известный трактир Блуа, где собирались все любители посудачить, и скоро знал про Ла Ривьера такое, чего не знал и сам аббат. Главное, что вынес Гримо, было то, что аббат был доверенным лицом Гастона Орлеанского. В последнее время он впал в немилость, так как его подозревали в симпатиях к Ришелье, а проще говоря в том, что он работал на Его высокопреосвященство. Принц отбыл с королем в Лангедок, а Ла Ривьер пока оставался в Блуа.

Гримо не знал, какие выводы можно сделать из услышанного, но сделал так, как всегда поступал в подобных случаях — запомнил все в надежде, что со временем дело прояснится.

Арамис покинул Бражелон на следующий день. Его отъезд был так же ничем не примечателен, как и приезд. Гораздо больше взбудоражило дворню сообщение графа о том, что он на неделю задержится в Блуа по делам. Он взял с собой только Гримо и тот нисколько не удивился, когда вместо Блуа они направились на север — в Париж.

Гримо только хмыкнул про себя: "Я бы удивился, если бы было иначе. С господином Арамисом вечно так — сплошные тайны".