Невеста черного властелина

Ага, лужа крови на весь пол! Здесь до меня три наложницы побывали... не выжили. Я четвертая. До эпического приказа 'Танцуй', моей нервной системе пришлось вынести следующие потрясения:

1. Я оказалась блондинкой. Длинноногой, зеленоглазой, с огромной грудью. Вообще сперва подумала, что мне просто показалось — но та странная девица в зеркале повторила за мной все прыжки, кривляния, приседания и резкие движения... К тому же у нее тоже были забрызганы слюнями ноги и стало понятно — это действительно я. Евнуху стало понятно другое: 'Припадочная, — произнес он печально, но тут же радостно добавил, — а все равно наложницы тут долго не живут!'. Оптимист хренов!

2. В гаремах проверка на прочность идет следующая — между полупопиями утыкается лист бумаги и с этим заставляется ходить. Мой свалился сразу, три других купленных вместе со мной наложницы, продержались дольше. Но это не все — с листком в попе требовалось и потанцевать. Я изобразила припадок, и меня оставили в покое, а наложницы извивались вовсю. Эпитет 'Припадочная' начал радовать.

3. Проверка номер три добила — 'проглоти банан' называется. Со шкуркой. Заглотни, держа за конец, потом высуни. Все три наложницы зверски над своим горлом поиздевались, а я подумала и сжевала банан, не страдая впихиванием в себя посторонних предметов. Почему-то в момент, когда я откусила от банана, все евнухи позеленели. Стражники, которые вроде как тоже из евнухов, за мечи схватились. 'Припадочная я' — пришлось напомнить на всякий случай. 'До утра все равно не доживет', — решил АхадСим, и махнул на меня рукой. Поедающая второй банан я чуть не подавилась.

4. Нас всех одели... кое-как, и тела было видно больше чем одежды, но одели. Потом спросили, чего хотим поесть перед смертью... Три наложницы решили позаботится о фигуре, я поела за троих. Всегда много ем, когда нервничаю.

5. Нас повели на ночь к повелителю.

— Танцуй, — повторил приказ мужик в шрамах.

Еще раз осматриваю пол, понимаю, что повелителю сейчас выпадет сомнительная честь полюбоваться моим ужином...

— Танцуй! — рычит чудище.

Так, сейчас рявкнет 'Ахмед' и меня зарубят. Тех троих кусками выносили...

— Тан...

— Сам танцуй! — заорала вдруг я.

Да, на меня иногда находит. Из-за двери выглянул оторопевший Ахмед, услышал от меня 'Пшел вон, холоп!', закрыл дверь. Повелитель от удивления перестал к курительной трубке присасываться, на меня смотрит. Потом приподнялся на постели и хрипло приказал:

— Иди сюда!

И тут из-за двери я слышу тихое:

— Душу, госпожа Жабкина, душу, и все закончится в тот же миг...

И вот стою я полуголая и блондинистая, в луже крови, на постели татуированный садюга, который предпочитает смотреть на женщин изнутри в буквальном смысле — любит он внутренности. А за всем этим действом дьявол подглядывает... Ну я и разозлилась:

— А ну живо ко мне, урод! — прошипела злая я.

Дальше — аут! Повелитель Песков сполз с кровати, на коленях подполз ко мне, замер и смотрит преданными щенячьими глазами.

'Охренеть, — слышится в моей голове, — я в шоке...'

Я тоже.

— Приказывай, — радостно стонет Повелитель Песков, глядя на меня восторженно.

'А есть в тебе что-то, Степанида Жабкина...— звучит в моей голове, — продашь?'

— Не продам!— заорала я во все девичье горло.

— Подари, — восторженно просит шрамированный мужик у моих ног.

'Смотри, Жабкина, до утра уйду ведь. У меня ночью самое рабочее время, так что...'

'Отвали!' — мрачно подумала я.

И вслух добавила:

— Мы, Жабкины, народ гордый, душу не продаем!

— Богиня, — восторгается стоящий у моих колен мужик.

'Обкурился' — сходу догадалась я.

'Ну-ну, удачи, — прошипел дьявол и кажется, исчез'.

А дальше пришлось думать, чего делать с Повелителем Песков. Ясно одно — он привык к покладистым и обученным наложницам, и явно все они ему уже поперек горла, а тут я! И чего мне делать? Чего вообще делают все длинноногие блондинки с 'папиками'? Денег требуют, да побольше... Взгляд уперся в лужу крови... ладно, отставим опыт блондинок до лучших времен. Однако ж вспомним родную русскую сказку про Сивку Бурку и будем перенимать опыт предков.

— В общем, так, милейший, — с отвращением смотрю на 'милейшего', — коли хочешь на мне жениться, добудь со дна морского колечко мое заветное! А покудова не отыщешь, катись пряником... в смысле тусуйся с веником... в общем как найдешь, тогда и поговорим!

И гордо развернувшись я ушла!

Выхожу из спальни повелителя живая и целая. У евнухов на лице одно сплошное разочарование, в руках мешки, уже готовые для выноса моего расчлененного тела. Ахмед растирает по морде злые слезы и обещает сабельке 'Ничего, милая, все у нас с тобой впереди еще'.

Куда меня продали?!

Дальше веселее: Ночь, я лежу в постели и уговариваю себя проснуться, умоляю просто — десяток рабынь жмутся по углам, перешептываясь уже поднадоевшим 'Припадочная'.

— А ну молчать! — не выдержала я.

'Буйная!' — подытожили рабыни и принялись дрожать дальше.

Несмотря на все уговоры себя любимой проснуться, наконец, я... провалилась в сон.

* * *

Сплю. Кто-то ругается у постели, что-то про то, что 'Ох уж эти Жабкины'.

— Бабушка, нормальная у папы фамилия, нормальная, угомонись уже...— сонно ответила я.

— Как все запущено, — пробормотал мужской и довольно таки приятный голос. — Ладно, Степ, давай мирно оформляем договор о продаже души, отмечаем это дело в моей спальне и разбежались. Делов-то. Ну?

— Изыди, — ответила я, повернулась на другой бок и вновь заснула.

И снились мне почему-то морские просторы, и золотые пески, а вот родной университет не снился, и мама с папой, и бабуля с лавочконаселяющим обществом тоже не снились, а жаль...

* * *

А разбудило меня тихое:

— Госпожа любимая жена повелителя, уже утро.

Так и вспомнилось радостное восклицание Гюльчетай: 'господин назвал меня любимой женой', и почти сразу я пробормотала:

— А ля-ля, я сошла с ума... какая досада!

После моей реплики раздалось уважительно-восхищенное:

— Припадочная...

Открываю глаза и не могу сдержать разочарованный сон — я все еще неизвестно где, точнее в гареме, но он-то неизвестно где! Вокруг меня служанки и евнухи, у двери рыдает в обнимочку с саблей Ахмед, а значит, меня пока никто убивать не разрешил.

— Госпожа, — АхадСим, тот самый евнух, что прикупил меня, почтительно склонился, — как нам называть вас?

— Гюльчетай, — на автомате выдала я.

Зря. Тут же все поклонились, и со всех сторон понеслось 'Госпожа Гюльчетай'...

— Дожилась...— пробормотала я, наблюдая не синхронные поклоны разной степени амплитуды.

На мою реплику слуги не ответили, все еще привыкая к имечку 'Гюльчетай', а потом АхадСим торжественно произнес:

— Любимой жене повелителя надлежит в других покоях жить.

Дальше любопытнее — евнухи внесли носилки, другие евнухи меня вместе с постельными принадлежностями подняли, на носилки переложили, первые понесли носилки прочь. Почему-то привлекло внимание обескураженное выражение лица одного из евнухов-стражей. У него банально челюсть отвисла. А когда меня проносили мимо этого шокированного, я отчетливо разглядела алый блеск в его глазах, не сдержалась и мило ухмыляясь, сообщила:

— Русские не сдаются!

То-то же, знай наших! А то все 'темные силы' и 'темные силы'!

* * *

На завтрак мне подали фрукты. На второй завтрак... фрукты. На третий завтрак... пришел дьявол. Потоптался у дверей, подошел ближе, и, протягивая очередной поднос с фруктами, зло произнес:

— Нужно поговорить!

В новых моих покоях сидело с десятка два служанок, расшивающие лифы на топиках, чтобы моя новообретенная грудь вместилась, в общем, гардероб мне готовили. И шили они так старательно, до появления дьявола, а вот стоило ему заговорить, так все и застыли. Я бы подумала, что притворяются, но муха, готовая покуситься на мой виноград, тоже застыла в полете и даже не жужжала.

— Ух ты, — протянула я, глядя на муху, — а с комарами и тараканами так можешь? Мне в квартире бы не помешало...

— Степанида Жабкина! — взревел вдруг дьявол.— Пока ты тут паясничаешь, я время теряю!

— А по подробнее? — все, с этой секунды я смотрела исключительно на дьявола.

Тот принял свой истинный облик, сел на край моей постели, фрукты запустил в окно и с тяжелым вздохом признался:

— Помнишь, я тебе говорил, что с темными силами шутить нельзя?

— Ты говорил, их нельзя обманывать, — раскрывая банан, вспомнила я.

Глухое утробное мычание.

— Монголы умеют круче, — вспомнила я передачу из Дискавери про этих самых монголов. — И что там дальше? Опять будешь душу просить?

— Продашь? — с надеждой спросил дьявол.

— Нет, конечно, — смачно кусаю банан, — мне и здесь хорошо.

Повтор с утробным мычанием.

— Не айс, — комментирую я.

Дьявол глазами заблестел и как прошипит:

— Видишь ли, Степанида, папаня узнал про мою лажу с вами, госпожа Жабкина, а еще про то, что я... ну... — он запнулся, — несанкционированно растратил энергию на твое перемещение между мирами...

Банан падает из моих рук.

— И изменил твою внешность бесплатно...

Банан вываливается изо рта.

— И ничего не получил, более того из-за тебя этот Повелитель Песков теперь розовые сопли разводит, а не идет войной на мирное население как истинный пособник темных сил...

Банан берется с подноса и летит в дьявола.

— Эй! — последний подскакивает, потирая шишку, — ты чего?

Я чего?! Я что не сплю, получается? Я в другом мире?! С другим телом?! Меня действительно продали и чуть не убили?!

— Я убью тебя, лодочник! — прошипела, поднимаясь с постели. — Отродье сатанинское!

— Эй, — возмутился дьяволенок, — ты поосторожнее с эпитетами!

— Эпитетами? — с подноса хватается арбуз.— Счас тебе будет и 'осторожнее' и эпитафия впридачу!

— Эпитеты, — от арбуза дьявол увернулся, — ты неправильно выговорила.

— О нет, — кокос уютно уместился в моей руке, — я как раз верно все сказала, морда красноглазая, я тебе эпитафию даже самолично на надгробии накарябаю!

И снаряд оскорбленной и невинно в чужой мир засунутой жертвы темных сил, стремительно помчался навстречу с представителем эти самых сил. Встреча прошла на высшем уровне, то есть ТС (темные силы) и снаряд (кокос) — встретились на уровне лба дьявола, ознаменовав встречу стремительно краснеющим пятном и полным неправедного негодования воплем:

— Жабкина, ты очумела совсем?!

Начинаю понимать смысл фразы — торжество справедливости. Приятно, однако!

— Вернемся к эпитафии, — в моей руке уютно уместилась дынька.

Дьявол, с активно подрастающей шишакой на лбу сплюнул на пол, аккуратно на кокос попал, и мрачно произнес:

— Все, Жабкина, ты достала!

Кокос, почему-то шипел и плавился... Страшно представить, какая микрофлора у этого представителя ТС во рту обретается.

Дьявол метнулся ко мне как истинный воин, как грациозный тигр, как стремительный гепард, как... алкоголик за упавшей бутылкой, и в мгновение я была подхвачена сильными, подрагивающими от негодования руками... И все бы ничего, но под ногой котяры облезлого он же приверженец ТС оказалась шкурка от банана...

Банально, но мы падаем.

Еще банальнее — мы падаем на постель.

Совсем пошлая банальщина — я на спине, дьявол двусмысленно расположился между стройных моих бедер.

Банальность перерастает в розово-любовный штамп — дьявол бледнеет, глаза его темнеют и спальню оглашает стон.

А дальше совсем не банально:

— Что... там? — стонет сползающий с меня дьявол, придерживая руками самое ценное.

Приподнявшись, обозреваю не менее уютно расположившуюся между моих стройных ножек дыню, и радостно сообщаю стоящему на коленях стонущему от боли дьяволу:

— Там дыня. Ты на меня когда набросился, на постель сначала дыня упала, а потом мы с тобой. Ой как же здорово, что я на нее спиной не грохнулась.

— Ыыы... — согласился со мной представитель ТС.

— Да, а счастье было так возможно, — дыню расплющило, кстати. — Слушай, дьявол, ты какое-то сплошное несчастье — кокос попортил, дыня несъедобная теперь, как от тебя еще в Аду не избавились?

— Ииизззбавились ужже, — стонет сплошное несчастье.

Странное дело, чем больше смотрю на страдающего представителя Темных Сил, тем приятнее на душе становится. Хорошо как-то, радостно, опять же чувство торжествующей справедливости зашкаливает.

И устроившись на постели, я снизошла до разговора:

— Так что ты там с папаней вашим? Он у нас в должности дьявола, как я понимаю?

— Ууу, — ответил болезный, продолжая корежится в интересной позе.

В следующее мгновение я узрела странное — муха, до этого застывшая в эфире, как в желе, вдруг зажжужала, пролетела пару см, вновь застыла...

— Не удерживаюуууу, — провыл дьяволенок, — вечером поговорим...

Темные силы гордо уползли на коленях, на ходу мимикрируя под евнуха, и едва скрылся за дверью, как муха облегченно продолжила свой полет... Аккурат до паренька, который меня обмахивал опахалом, а маленькой такой плеточкой бил неосторожное летучее воинство. Муха, получив травмы несовместимые с жизнью, скончалась на месте.

— Муху жалко, — грустно сказала я, глядя, как ее останки собираются втереть в ковер, видать в качестве погребения.

Парниша побледнел, бросился к мухе, осторожно соскреб останки и понес к балкону. Через мгновение меня обрадовали:

— Дальше полетела!

Разговор двух служанок:

Служанка ?1: И что, поверит?

Служанка ?2: Ну так припадочная, они в чудеса верят.

Я решила не обращать на местное население и их мнение никакого внимания, в ожидании вечернего разговора с представителем ТС, но как выяснилось зряяяя.

— О, несравненная Гюльчетай, — АхадСим вполз в мои покои на четвереньках, трижды целуясь с полом по дороге, и все чтобы сообщить, — наш мудрый повелитель, твой добрый господин, просит, о несравненная, вашего присутствия.

— Где? — с ужасом вспоминаю обитель Зла, то есть спальню мордопошкалеванного.

— У самого берега моря, — поет евнух.

'Утопит!' — подумала я.

— Нашел он кольцо твое заветное, — продолжает АхадСим.

— И пришел он Писец, добрый пушной зверек... — на автомате пробормотала я.

— Шубу желаете? — евнух поднял на меня умильный взгляд. — Будет вам шуба, о несравненная.

Жара никого не смущает, нет? Тоскливо гляжу на дверь, в которую уползли темные силы, на душе как-то тоскливо становится.

Глава четвертая: Эти коварные ТС.

Голубое прозрачное море, жаркое солнце, золотой песок, пустынный пляж, ол инклюзив в комплекте, Золотой базар отдыхает, чего ж мне еще надобно?

— О, звезда моих очей, — восторженно шепчет у моих ног охринительно богатый мужик, — это ли колечко твое заветное?

'Жабкина, ты зажралась' — подумала я, позволяя нацепить на себя очередной перстень.

— Не оно, — печально сообщаю Повелителю Песков.

Мужик расстроился. Действительно расстроился. Я его понимала — нагнал ныряльщиков за жемчугом, загрузил толпу в воду, получил два сундука золота и ларец колец разнообразной формы и размеров, приволок ювелиров, те изделия золотопрома шустро в божеский вид привели, почистили, отполировали, вид придали товарный, а итог?