Стальной барон

— И тогда командование на себя взял бесек, — прошептала я.

— Вообще-то именно он восстанием и командовал, — потерев нос, сообщил Датог. — Ему было двадцать четыре, и он уже шесть лет мотался на этом корабле по водным просторам.

— А попал туда, как и ты?

— Нет, — ухмыльнулся, — этот сам пришел. Заработать.

— Вы убивали?

— Нет, мы грабили. Убивали пираты до этого и, как сказал Ыг, весьма неэффективно для обогащения. — Я кивнула, молча начала обрывать зеленые листики с ближайшего куста. Обрывать и складывать на юбку, потому что в голове не умещалось, как достойный доверия и уважения рыжий книгочей связался с этим... бесеком!

— Как ты сама понимаешь, война уже подошла к концу, торговые корабли с сопровождением и без вновь начали курсировать по безопасным линиям моря Оттари, а тут мы...

Вспомнила об обещании Табира IV снять голову с плеч наглеца Отту и неожиданно поняла главную составляющую этой истории:

— Вы не сняли военных знаков Дакартии! И пиратствовали!

— Не сняли, — улыбнулся, — иначе бы не имели права приближаться к островам дружественной страны Рогорд для пополнения провизии.

Насторожилась, спросила с едва скрытым упреком:

— И ты во время этих остановок не мог сбежать?

— Ариш, он продуманный был... и остается. Нас, купленных, за день до причала закрывали в каютах.

— Продуманный? — возмущенно переспросила я. — Странный эпитет для отвратительного человека. И что, ему трудно было вас отпустить?

— Мы бы сдали его местоположение, склады для хранения украденных товаров, траектории передвижения, словом все! И даже не за вознаграждение. — Книгочей забрал у меня листики и развеял их по ветру. — Он это понимал, и заметь, не убил никого из нас.

— Да, сущее благородство, — не сдержала я язвительности. На что Датог лишь криво улыбнулся, пояснив:

— Хотя пираты неоднократно твердили ему о лишних ртах на борту корабля. А капитан отмахивался, говоря: "Зато не лишние руки. В схватке с нападающими, драться будут наравне, а в бурю будут помогать с парусами".

— Почему вдруг будут и помогут? — не поняла я. — Откуда такая уверенность?

— Потому что с корабля в открытом море деться некуда, волей неволей будешь слушаться и защищать судно.

Рациональная мысль, но недоумение во мне все еще бунтовало:

— И после этого вы с ним сдружились? Ты и этот... Ыг?!

— Время, знаешь ли... сближает, побег из заключения связывает, ну и мое возвращение домой просто обязано было нас сдружить! — он игриво повел бровями и ухмыльнулся. -. Ведь я чувствую пещеры и оборотней, а он ложь, вот и спелись. По правде сказать, не сразу. — Датог заговорил тише и отстраненнее: — Вначале я его убить хотел, потом он меня, в итоге мы друг друга несколько раз спасли и разошлись.

— Сколько же времени ты пробыл в море?

— Пять лет.

— И ты хочешь сказать, что ему можно верить? — спросила, недоверчиво глядя на вновь улыбающегося парня рядом со мной.

— Можно, но с оглядкой, — прищурился хитро. — Как и нам — всего не доверяй.

И вроде бы не сказано ничего плохого, но таким голосом, что я внутренне насторожилась:

— Датог, ты что, на меня обиделся?

— Нет, Ранее я удивлялся, почему ты нам не доверяешь, а в Оранте понял, что всего лучше не знать. — Он подмигнул мне, поднялся и протянул руку со словами: — Пошли, секретница, завтракать.

Секретница? Скорее уж хранитель некроманта, и клинок и дневник дело рук одного из верховных правителей Тардема. В моих руках страшное оружие. И в моменты опасности мне кажется, что лучше всего сидеть на одном месте в тихом городе и никуда не вырываться. Правду сказать, тогда бы я не узнала, что значит путешествовать, знакомиться с интересными людьми, наслаждаться яствами иной кухни и видеть... видеть новое! Вот и сейчас не хочу отказываться от поездки из-за пустых страхов. К дяде с Севуней я хочу, очень. Соскучилась, девять месяцев прошло с момента моего побега. Так что поеду к ним, во что бы то ни стало. Одна беда, бесек Ыго в качестве сопровождающего меня не устраивает. А потому я очень надеюсь, что к моему отъезду в городе появится другой достойный доверия "беглец".

2.

— Что это? — барон с недоумением смотрел на лист бумаги в своей руке. Белый, бархатный с королевскими вензелями и печатью, он жег руку.

— Список, — пролепетал министр иностранных дел и шагнул за спинку кресла, того самого, в которое ему предложили присесть. Но он боится и не садится.

— Я вижу что список, — фыркнул Стафорд, — даже фамилии прочитать могу и вспомнить, кто и кем является.

— Понимаю, — спешно кивнул Ивен Нильский, определенно мечтающий скрыться.

— Меня больше интересует, кто и кем является.

— Ну, как же... — мужчина потянул платок на шее, чтобы ослабить узел, — в преддверии бала вы хотели знать, кто будет поселен в королевском дворце. И более всего вас, Ваша Милость, интересовали гости, которых мы расположим в домике Роза Шампань.

— Вот как! — усмешка его получилась кривой и недоверчивой. Оборотень откинулся в кресле и с прищуром посмотрел вначале на листок, затем на притихшего дакартца родом из степных: — А скажите, Ивен, почему в число привилегированных персон входит любовница герцога Равии и бывшая невеста Гаро?

Несколько мгновений министр подбирал слова, а затем с нескрываемым презрением к названным, ответил:

— Возможно потому что, леди Тересия Сивер покинула территории Равийского герцогства более полугода назад, и ищет защиты, а герцогиня Валери Осорская вот уже месяц как помолвлена с дальним кузеном принца, виконтом Этьеном Пьюри.

Тери свободна более шести месяцев! И все это время не искала встречи? Едва вспыхнувшее возмущение внутреннего волка, погасло. Барон откинулся в кресле и разжал кулаки. Пустое все, встретимся — поговорим. Глава белой стаи отогнал ее светлый образ из прошлого и подумал о другой опасной красавице — Валери. Быстро же она нашла очередного идиота на пост жениха и даже не оскандалилась.

— Леди Осорская всегда умела устроиться, — усмехнулся оборотень. — Отравила короля, изменила принцу, а замуж выйдет за старшего сына графа. Предприимчивая. Удивляет лишь одно... Почему Гаро не лишил ее титула?

— В виду некоторых обстоятельств, — смущенно заметил министр.

— Они вам известны?

— Нет, — Ивен ответил с едва сдерживаемым раздражением. Выходит, не один барон "рад" ее появлению во дворце и предвкушает встречу.

— Что ж разберемся, — Стафорд кивком отпустил мужчину и продолжил работу с донесениями. По существу же, не видя строк и не вникая в написанное, он просто смотрел на них, перебирал, хмурился, откладывая якобы прочитанные, и думал о леди Сивер.

* * *

Тери...

Свежий глоток воздуха в удушливое лето. Она появилась в первый месяц его главенства в стае, в первую поездку в Адар за многие послевоенные годы. Стафорд посетил столицу ради подтверждения проклятого договора между братством с Табиром IV. Тогда дни превратились в марево, а ночи в туман, наполненный тревожным звуком стрелы, выпущенной из арбалета. И не понять, кто стреляет и в кого. Из-за смерти сестры, долгих разбирательств в деревнях и замке, свежеиспеченный вожак был раздражен и в то же время подавлен. Дядюшка осиротевших племянников, глава не своей стаи, серый оборотень, вынужденный подчиняться хозяину Гессбойро, он постоянно напоминал себе слова отца: "Стая это сила. И она должна быть крепкой". И он старался сделать все, чтобы сплотить волков, а потому расходовал собственные силы, не щадя.

Тересия Сивер...

Их встреча состоялась в погожий день на площади Черных Цветов. Нежное создание восемнадцати лет, юное, светлое незамутненное жаждой денег, власти и крови. Не стремящаяся околдовать, она пленила его не хуже капкана, сжавшего стальные челюсти на шее. Тогда еще живой альфа Дагд, наблюдая за метаниями Стафорда, неодобрительно качал головой, но противостоять не стал, предупредил только, что она не ему обещана.

Почему, нет?

В течение недели они встречались ночью, строго три часа: с десяти до часа ночи на крыше дома, который в столице снимала ее семья. Уходить оттуда она не смела, зато, смущаясь, позволяла себя обнимать в молчании. Всегда в молчании. Это была ее просьба, и он не смел перечить. Сам, вымотавшись за день, был рад таким встречам. Поначалу. Потом ее объятий стало не хватать. Как-то нечаянно прикоснулся губами к нежной коже шеи, и замерли оба. Он, холодея от страха, быть отвергнутым, она размышляя о своем. Стафорд чувствовал девичий запах, слышал сердцебиение, мог с легкостью различить гамму чувств, переполнявших ее. Робость, интерес, настороженность и в то же время нетерпение. Не оттолкнула, потянулась к нему, к шее и поцеловала столь же легко. Окрыленный он проявил чуть больше напора. Та встреча завершилась несмелым исследованием ее губ, в следующую — оборотень целовал девушку с упоением, прижимая к сердцу, к телу, к душе, той самой, которая с нетерпением ждала вечерних сумерек и, наплевав на слова Дагда, рвалась сюда, на крышу.

Тери заговорила на пятнадцатый день. Рассказывала о младших братьях и сестрах, о том, как отец, разорившись, отослал их в деревню и забыл совсем. О веселых сельчанах и стеклодуве, который жил по соседству и радовал малышню своими игрушками, о молочнице, белошвейке, лекарке с милосердным взглядом и старосте, который хоть и лечился самогоном, но желудком все-таки болел. О том, как в городе умерла мама, а отец не привез их на похороны. В отличие от детей, об этом упущении сэр Сивер не жалел и даже женился, как только траур прошел. А теперь вот, желает и дочку пристроить для пользы всей семьи. Из деревни забрал, свозил к модистке и уехал, оставив с ней матрону, приглядывать. Потом нежная рассказывала о балах и приглашениях, на одном из них они даже встретились мельком. Но подойти к себе она Стафорду не позволила. Бледная и тихая, стояла подле моложавого мужчины и женщины с хищными чертами лица. Стояла потупившись и боялась сделать лишний шаг, будто бы снежный лебедь на привязи.

Она и оказалась на привязи, обрученная и обреченная на жизнь со стариком знатного сословия и дворянских кровей. Призналась, кусая губы и пряча глаза, уже будучи помолвленной.

— Не соглашайся.

— Я должна, — еле слышно, но со всей ее твердостью.

— Ты же не хочешь.

— А кто спросит...? — прошептала, теснее прижавшись к оборотню. — Никто.

— Идем со мной, — предложение далось легко, словно так и надо, а значит правильно. — У меня замок и обширные территории леса, деревеньки те же. Разрушенные и полупустые, но это в первое время. Люди вернутся, заживем. Тери?

— Не могу. Сестренки выйдут в свет, затем и замуж... по любви, братья на службу пойдут. Им нужны земли, если закрепиться не удастся при королевском дворе.

— А ты? Как же ты? — он смотрел и не верил, светлый ангел, глаза, сияющие зеленью, красные губы и нежная кожа, восемнадцать всего, а уже хоронит себя на благо семьи.

— А я выстою.

— Сама?

— С тобой, с воспоминаниями о тебе, — тонкие пальчики коснулись его шеи и зарылись в волосы. — Выстою.

И она потянулась первой за поцелуем, за теплом оборотня, за его крепкими объятиями, удерживающими над пропастью безнадежности. Безвыходности, которую она сама для себя создала, не видя иной дороги для благополучия младших. Поцелуй был долгим, страстным и в то же время с привкусом горечи. Она плакала, беззвучно, и крупные слезы катились по щекам, падая на его грудь. Горячая соль.

— Ты плачешь.

— Не хочу достаться старику, он свое и так получит.

— Терр-ри, послушай...

— Не хочу ничего слышать, — отстранилась и, стерев мокрые дорожки с щек, она взялась за поясок тонкого халатика, — здесь и сейчас ты и я до самой зари...

Решила, все решила, по глазам видно, по упрямой линии красивых губ и чуть нахмуренным бровкам. И от своего не отступится. Верхний покров ее ночного одеяния упал к ногам.

— Тер...

Прижала пальчики к его губам, попросила дрожащим голосом:

— Пойди мне навстречу, — тонкая батистовая сорочка соскользнула с плеча, оголяя белоснежную кожу красавицы, — я хочу этого, очень. С тобой. Чтобы запомнилось, чтобы знать... когда тебя действительно любят. — Прошептала, поднявшись на носочки и заглянув в глаза. — Ты единственный кому я доверяю всецело и всю себя. Единственный.

— Ты пожалеешь, — произнес тихо, скользя губами по ладошке, пахнущей ромашкой и чем-то еще. Васильками, возможно. Нежная, чистая незамутненная.

— Никогда.

Пьянящая , она сбросила последние тканные оковы и потянулась к нему, проведя руками снизу вверх по груди, которую оборотню будто бы сдавило.

— Так ты останешься со мной, что бы ни случилось, куда бы меня ни занесла судьба. Со мной.

Та ночь была наполнена нежностью, следующие две — страстью. Стафорд отчаянно надеялся повлиять на ее выбор, заверял в своей преданности, рассказывал о возможностях и будущем, которое наступит вот-вот. Подождать нужно всего-то три дня. Он закрепит титул договором, получит королевскую милость в золоте и выкупит Тери у ее бестолкового отца.

Не успел или она не позволила...

Скорый отъезд из столицы, свадьба по договору и поселение на выселках в Вакуте. Новоявленный барон нашел ее через три недели в имении муженька; живой, печальной и бледной, быть может, потому что в положении. Уж это волк понял легко, на расстоянии по запаху. И ждал, надеясь, что чадо его, и общий ребенок заставит Тери одуматься.

Ошибся во всем.

Ни первые тяжелые роды первенца, ни вторые, в которых она чуть Богу душу не отдала, ни смерть престарелого мужа ее не переубедили. Даже когда наследники оставили вдову без гроша, отослав ее с детьми в деревню, Тери не обратилась к оборотню с просьбой помочь. И всякий раз Стафорд направлял ей розы, цветы редкие для холодного края, нежные, бледно-розовые, а она плакала, прижимая их к груди, но на письма не отвечала. Пять лет терзаний и наконец-то встреча на балу в честь пятидесятилетия проклятого короля. Высший свет, изысканные блюда, пьянящие напитки и бесов шейный платок беззастенчиво душит. Нервирует. Сын ночи пришел ради одной только цели, но Тери вновь не позволила подойти. И опираясь на руку очередного "отца", изредка бросала на оборотня взгляды, полные печали и тоски.

В ту же ночь он получил записку: "Я помню все твои цветы", на которую барон ответил: "А я все твои слезы над ними".

Более глава белой стаи ничего не посылал, но все еще следил за ее небезуспешными стараниями устроить младшеньких. Еще два года пустого брака за дворянином, на этот раз без детей, без титула и без земель, умерший все оставил своим отпрыскам. После похорон и оглашения воли умершего она провела месяц отчаянья, как и прежде. Играя в молчанку и не обращаясь за помощью, которую оборотень вопреки всем своим обещаниям, опять предложил. Гордая и глупая, не желая обременять его, она ушла в тень... на этот раз любовника, а не мужа. В тень герцога Равии.

Это известие подобно удару под дых скрутило даже внутреннего волка.

С мужьями она была невольницей, это читалось во взгляде, жестах и улыбке, которая гасла день ото дня. С ним же, Густавом Огюро, она возрождала себя. Не в полной мере, отнюдь. Не было в ней ни той жажды жизни, ни любопытства, ни радости. Крохи, всего лишь крохи этих чувств на фоне безмерной благодарности к этому, ничтожеству и подлецу. Но с ним она успокоилась, перестала волноваться о младших братьях и сестрах, занялась собой, и Стафорд отступил, понимая, что знает не все.