Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Так ты ведьма?
-А кто это?— в свою очередь поинтересовалась девчонка.
-Ну-у, это такая баба...женщина. Порчу наводит, молоко у коров выдаивает. Обернуться может кем угодно: хоть кошкой, хоть свиньей или змеей. Собакой может стать, вот— с некоторым вызовом сказала казачка.— В общем бесово отродье, душу Дьяволу продала.
-А это еще кто такой?
-Странная ты какая-то нечисть,— недоуменно сказала Марья, совсем расхрабрившись от такого почти детского вопроса.— Таких вещей не знать, да еще и тебе. Дьявол— искуситель, губитель, восставший на Бога и свергнутый за это в Преисподнюю, враг рода человеческого. Вся нечистая сила им рождена.
— Понятно, Тифон. А что за бог, которому он враг? Зевс? Аполлон? Митра?
Это все идолы еллинские, которые пали перед Крестом Животворящим,— убежденно сказала Марья.— А мы веруем в Бога Иисуса Христа, Бога Единого, умершего за наши грехи и вновь воскресшего.
-А ясно — со скучающим видом протянула Ниса.— Ты из этих придурковатых иудеев, которые носятся по миру и на каждом углу кричат, что спасутся только рабы да сумасшедшие. Они в мое время и на Боспоре кишмя -кишели. С тех пор видать много воды утекло, а эта дрянь все еще морочит людям голову. Странно только, что среди варваров эта вера тоже распространилась. Наверное, за это время они стали еще тупее. А чернь вообще во все времена одинакова.
-Я тебе не чернь!— огрызнулась Марья, окончательно потерявшая страх. Выслушивать поношение своей веры и своего народа от соплячки, которая выглядела лет на пять младше Марьи, она не собиралась.— Я тебе не чернь,— повторила украинка.— И не с какими жидами мы не в родстве, они сами в Христа не веруют. Зато много кто другой верит. И на Украине и в Московии и в Сербии с Болгарией, что стонут под игом турецким, но от веры православной не отступают. И латынники, хоть и еретики, а все же в Господа нашего веруют и Крест святой чтут. А уж их еще больше: и Польша, и Неметчина, и Франция, и Гишпания. А твои боги суть идолы были, камень да дерево и ничего больше. Бесам греки кланялись, бесы ими владели, покуда Христос их своим светом не озарил. Я и читать и писать умею и о ваших делах греческих кое что знаю. Я тебе не какая нибудь сирома голозадая. Мой отец войсковым судьей был в Запорожье, а сейчас он староста в Виннице. И мать моя из шляхтичей, урожденная Вишневецкая. Я знатного рода, а не какой нибудь упырь из могилы в голой степи, где и ногайцы редко ездят.
На последних словах Марья осеклась. Ей вспомнилась черная тварь, разрывающая ногайцев на части как хорек цыплят. Она настороженно поглядывала на свою слушательницу, готовая чуть что,— скакнуть в камыши, благо ноги вроде бы обрели былую силу.
Однако в синих глазах девчонки не было и тени гнева или раздражения. Скорее в них была снисходительная усмешка, словно ничего другого от Марьи Ниса не ожидала.
-Так твой отец знатного рода?— как ни в чем ни бывало, спросила эллинка. — Может он царь?
-Он не царь, он староста — обиженно ответила Марья, поняв, что над ней подшучивают.— Из казачьей старшины вышел, крымцев резал, в морские походы с казаками в Черное море выходил, турецкие галеры на дно пускал. Уважали его и казаки и ляхи, особенно, после того как он вместе с королевскими войсками на Московию ходил, чтобы царя их законного Димитрия поддержать. После похода получил шляхетство, Сечь оставил, семью завел. А шляхтич в Речи Посполитой важнее короля. Поскольку именно паны у нас короля и выбирают. И если хоть один шляхтич скажет " вето"— король на престол не взойдет. И у казаков так же и даже еще вольготней, потому что в Сечи всем войском могут атамана избирать, а не только старшины.
-Так у вас республика,— разочарованно протянула Ниса.— Какая скука. Впрочем, даже Рим прошел через это, прежде чем прийти к Империи. Где хоть живет твой народ?
-По берегам Днепра и дальше на запад.
-А где ваш Днепр?
-Там — Марья махнула рукой на запад.— За морем Азовским самая большая река.
-Борисфен?— пробормотала себе под нос эллинка.— Ну да, вроде скифы и сарматы называют его Данаприсом. А как получилось, что дочь такого важного человека, из такого знатного рода оказалась в голой степи, где и ногайцы редко ездят.
-Когда польский король пошел воевать с турками, с ним ушли и казаки вместе с гетманом Петром Сагайдачным, и отец мой ушел с ними, — угрюмо ответила Марья.— А султан Осман взял да и спустил с цепи своего пса цепного — хана крымского, Джанибека. Думал, хоть так казаков уязвить. Самого султана под Хотином разбили, а вот набег отразить не сразу удалось. Пожгли нехристи хутора и многих христиан побили и девок в полон взяли, меня вот тоже. Привезли в Бахчисарай, столицу царства ихнего, басурманского, на невольничьем базаре выставили. На третий день меня купил Чолпон— Султан, мурза ногайский. А по дороге, когда в его кочевья ехали из-за реки черкесы напали, хотели ногайское добро себе забрать. Я тогда в суматохе и убежала — лучше уж в степи сгинуть, чем потом татарину ублюдков рожать.
-Видать, эти варвары сейчас по всему Боспору хозяйничают,— тихо сказала Ниса и в её глазах блеснул огонек ненависти.— Так много времени. Скажи, сколько времени прошло со дня рождения твоего бога — думаю, уж это вы не забываете.
— Сейчас одна тысяча шестьсот двадцать второй год от Рождества Христова — после некоторых раздумий ответила Марья.
-Ясно. А у нас в Горгиппии христианские проповедники говорили, что их учитель был распят лет семьдесят назад. И что было ему тогда тридцать три года. Это что же получается? Полторы тысячи лет?
Марья с благовейным ужасом посмотрела на свою собеседницу, только сейчас осознав до конца, какая бездна времени их разделяет. И все же она не удержалась от очередного вопроса.
-Так ты с первыми из христиан разговаривала? С великомучениками?
-Да беседовала так, для интереса,— неохотно сказала эллинка.
-И что они тебе говорили?— жадно спросила казачка, в которой неожиданно проснулось благочестие.
-Да я особо и не вслушивалась. Бред какой-то. Люди созданы иудейским богом и эллины и скифы и иудеи, а значит, все равны перед Иисусом. Все должны в него верить, чтобы спастись в каком-то там раю. У меня своих дел хватало, кроме как слушать эту чушь.
-Видать тебе хорошего батюшки не попалось,— с сожалением вздохнула Марья.
-Кого мне не попалось?
-Батюшки...Ну, попа. Священника. Того, кто несет людям слово божье.
-Жреца что ли?— удивилась девчонка.— Так на что он мне? Я и сама— жрица великой Гекаты, Трехликой Богини, покровительницы колдовства. Имя Нисы Горгиппской знал весь Боспор.— Эллинка протянула свою руку с перстнем к глазам Марьи.— Вот моя богиня.
Украинка внимательно осмотрела перстень. На огромной печатке было вырезано изображение женщины с тремя лицами и змеями в волосах.
-Бесовщина,— убежденно сказала Марья, с отвращением отстраняя жуткий перстень.— Креста на вас не было, язычники!
-Зачем мне ваш крест, когда меня с рождения отметила Владычица Мрака?— пожала плечами Ниса.— Мои предки переехали на Боспор из Фессалии, сразу после Пелопонесской войны. Не слышала о такой? А об Александре Великом слышала что нибудь?
Марья кивнула, хотя знала о великом царе очень мало: что он много воевал и это было очень давно.
-Ну, так это было лет за семьдесят до него. Кстати мои предки были из очень древнего аристократического рода, так что если ты еще раз захочешь поспорить, кто из нас более знатен...— девчонка с вызовом посмотрела на Марью.
Та помотала головой, показывая, что спорить не собирается.
-Геката всегда покровительствовала нашему роду — продолжала Ниса. В каждом поколении кто-то из наших мужчин или женщин начинал служить Трехликой. Мой отец стал жрецом храма Гекаты в Горгиппии еще до моего рождения. Уже тогда ему были даны сны и знамения, что от его семени родится девочка, которой суждено будет стать самой могущественной жрицей Гекаты со времен Медеи. Прежде чем родилась я, в нашей семье появилось на свет шесть дочерей. Моя мать тоже была седьмым ребенком в семье, а это означало, что её дочь станет очень сильной колдуньей. Так и произошло. Уже за неделю до моего появления на свет начались знамения: рухнуло несколько колонн в храме Зевса, а святилище Деметры заполонили летучие мыши. В ночь родов под окнами дома выли собаки, а в небе взошла кровавая луна. На утро узнали, что в эту же ночь у одной из храмовых сук народился и сразу сдох трехглавый щенок и все стали говорить, что он родился от Кербера — трехглавого стража Аида. С пяти лет я воспитывалась в храме Гекаты, где меня учил колдовству мой отец.
Ниса улыбнулась, что-то припоминая.
-Я оказалась очень способной ученицей. Мне еще и семи не исполнилось, а я уже могла гадать по внутренностям животных и наводить порчу лучше любой из храмовых жриц. Когда мне исполнилось десять лет отец сказал, что рассказал мен все что знал и я стала постигать тайны Трехликой самостоятельно. В мои двенадцать лет отец снял с себя звание жреца и верховной жрицей в Горгиппии стала я. А когда мне исполнилось четырнадцать, мою власть признали и жрецы храма в Пантикапее. Тогда я была почти всемогуща. Я могла умертвить любого человека: хоть в Пантикапее, хоть в Риме. По моему зову из Аида являлись призраки и эмпусы и набрасывались на того, кого я им укажу. Жрецы олимпийских богов трепетали, заслышав мое имя. Даже египетские некроманты и персидские маги признавали мою силу.
Лицо Нисы было прямо таки одухотворено воспоминаниями, она говорила с огромным пафосом и гордостью. Правда, огромное могущество, какое приписывала себе Ниса, плохо сочеталось с её полудетским видом. Один раз Марья чуть не прыснула: с такой комической важностью девчонка рассказывала о себе. Но взглянув в лицо Нисы , украинка сразу передумала смеяться. Лицо эллинки было сейчас необычайно серьезным и... значительным. Казалось, что устами Нисы сейчас говорит кто-то другой — могучий и жестокий.
А девчонка продолжала вдохновенно рассказывать: о жутких кровавых обрядах исполнявшихся в честь подземных богов, о жестоких пытках в темных застенках храмов, о неведомых бесах приходящих на зов угрюмых колдуний.
От этих рассказов у Марьи по спине ползли крупные мурашки, со лба ручьями тек холодный пот. В её голове ожили все страшные воспоминания сегодняшнего дня: черная бестия, сжирающая людей, кровь, просачивающаяся сквозь камни и прочие мерзости. Марья ясно осознавала, что та, что находиться рядом— зло, настолько древнее и могучее, что все нечистые казачьих побасенок по сравнению с ним — мышка рядом с волком.
-Моё могущество было хорошо известно даже в Риме, -продолжала хвастаться Ниса.— Сам кесарь Траян, отправлял послов в Горгиппию с тайной миссией — заручиться моей помощью для своих войн. Он знал, что нужно империи — мощь римских легионов должна соединиться с мудростью Гекаты. Героический дух римлян и эллинов угасал, олимпийские боги превратились в сборище бесхребетных слизней, уступая свое место варварским богам Востока. Только сила подземных богов, вечно могучих и грозных, могла возродить былые добродетели римлян и эллинов. Император пообещал, что когда все враги Рима будут повержены, а границы империи раздвинутся до Вистулы и Инда, он сделает меня верховной жрицей Гекаты во всей империи, а сам культ Трехликой— государственным.
Марью трясло от всего сказанного. Про себя она истово благодарила Бога, за то, что колдунья не смогла выполнить задуманное. Потому, что если бы Нисе удался её замысел, то Рим стал бы поистине царством Сатаны. Самое страшное государство, какое только знала украинка— Турция, было бы лишь бледной тенью этого Ада на земле.
-Траян не пожалел, что заключил со мной союз,— рассказывала Ниса.— Я принесла кровавые жертвы богине раздора Эриде, упросив её вызвать разлад между царем Дакии Децебалом и царем Парфии Вологесом Вторым. Их союз не состоялся, и Траян мог их бить по одиночке. Децебалу я внушила отчаяние и неуверенность в собственных силах. Он покончил с собой и вся Дакия стала римской провинцией. Я помогала Траяну овладеть Каменистой Аравией, выспрашивала мертвых о том, когда лучше начать войну с Парфией, гадала по внутренностям пленных. Когда мне пришлось вернуться на Боспор, кесарь с такой неохотой расставался со мной.
-А что случилось на Боспоре?— спросила Марья.— И как ты оказалась погребенной в этой глуши?
Почти сразу она пожалела о своем вопросе. Глаза Нисы потемнели от гнева, пальцы прочертили глубокие борозды в коряге, на которой она сидела.
-Савромат!— прошипела эллинка, оскалив острые зубы.— Позор Боспора, варвар, сарматское отродье на престоле Спартокидов. Вечно якшался с вождями аорсов, сираков, аланов — он ведь был с ними одной крови. С помощью свор этих конеедов и грабителей он надеялся порвать с Римом. Он удачно выбрал время: Траян во время войны с даками вывел войска из Херсонеса Таврического. Савромат воспользовался этим и ввел войска, противопоставив себя Риму. Траян не мог приструнить обнаглевшего царька, поскольку готовился к нападению на Парфию, а в это время варварская конница появилась в Пантикапее, Фанагории и Танаисе.
Но на открытый разрыв Савромат все же не решался. И не только потому, что его пугали римские легионы. Нет, еще больше он боялся меня. Наш род был издавна предан Риму. Мой дед получил римское гражданство еще при кесаре Тиберии, а я — лично от Траяна. Пока я была жива кесарь мог не волноваться — Боспор не уйдет из— под лапы римской волчицы. Царь не посмел бы выступить против верховной жрицы Гекаты. Иначе в один прекрасный день его стража зашла бы в царскую опочивальню и узрела бы только серую жабу, ползающую по постели. Нет, этой сарматской крысы я не боялась.
— Тогда кто— же,— рискнула спросить Марья и невольно отшатнулась. На лице эллинки проступила гримаса такой нечеловеческой злобы, что оно стало похоже на звериную морду. Глядя на неё, Марья вновь вспомнила черную собаку.
-Меня предали,— почти прорычала Ниса.— Предали те, кто должен был быть мне верен до последнего вздоха. Жрецы пантикапейского храма, завидовали мне и боялись моего могущества. Эти старые мумии не могли перенести, что богиня избрала не их, умудренных опытом старых интриганов, а молодую соплячку — своей наместницей на земле. Кроме того, они на самом деле боялись воцарения Трехликой — оно казалось им слишком ужасным, для того чтобы быть.
Савромат через своих сикофантов узнал о таких настроениях в храме. Он связался со Статирой — верховной жрицей богини в Пантикапее и пообещал двадцать тысяч золотых ауреусов за мою смерть.
-И жрецы согласились,— с возмущением сказала Ниса.— Ради золота и своих дурацких страхов они изменили богине. Статира подмешала мне яд в ритон с кровью и вином, который я должна была осушить в честь Гекаты во время одного древнего обряда. Когда я упала замертво, жрецы не посмели уничтожить мое тело, так как знали, что тем самым освободят мой дух. Аид все равно не удержал бы мою тень и я бы очень быстро нашла себе новое тело. И тогда жрецы решили связать меня заклинаниями. Понимаешь, яд эти изменники сделали какой-то хитрый, с магической силой. Он не только умертвлял тело, но и оставлял в нем скованную душу. Но действие этого зелья было временным, когда оно закончится, никто не знал и жрецы, конечно, торопились. Изготовили кипарисовый саркофаг и положили меня туда. Самой смешное было в том, что я все видела и слышала. Как обрадовалась эта гадюка Статира, когда я упала. Как пришел Савромат, чтобы посмотреть на меня мертвую. Засмеялся паскуда, в лицо мне плюнул и сказал своим казначеям, чтобы выдали жрецам ауреусы. Видала как сколачивали саркофаг в огромной спешке, все боялись — вдруг я встану. Савромат, хоть и храбрился, но трусил еще больше жрецов. Знал ведь, скотник паршивый, что не пощажу ни его, ни Пантикапей,— выморю так, как никакой Зевс или Христос не сможет. Пришли жрецы разных богов: Аристипп, жрец Зевса Милэхия, Гелиандр,— служитель Аполлона, Статира и три варвара: какой-то сарматский шаман, иудей-христианин и перс— служитель Митры. Начали всей толпой ворожить. Сначала шаман свои заклинания стал бормотать, корешки какие-то жечь, дымом меня окутал. Кстати это он меня и обкорнал.— Ниса подняла руки к своим отрезанным космам.— По их варварским верованиям, в волосах— вся сила колдуньи.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |