Если этого не будет, станет просто невозможным загружать мой мозг, потому что он не будет готов к приёму большинства массивов информации в столь короткий промежуток времени. Что им, конечно, очень жаль, но они будут вынуждены отказаться от моей кандидатуры, если возникнет, хоть тень сомнения в моем желании добровольно посвятить себя подвижничеству.
Я вспомнил, что в своем сне я их уверял, как только мог, что давно мечтал встретиться с космическими пришельцами, сотрудничать с ними во имя улучшения, совершенствования Homo sapiens. Мне заметили, что я ошибаюсь, что они не совсем пришельцы в том смысле, который я вкладываю в слово 'пришелец'.
Затем меня всё же протестировали и только после этого решились загрузить массивами. Далее была встреча с этой красивой бабой, которая была их психоаналитиком. Она предупредила, что мне предстоит в одной из ветвей временного континуума, который специально смоделирован для таких, как я, пройти все стадии человеческого обновления, которые возможно воспроизводить в земных условиях. Временную ветвь они создали, чтобы не нарушить моими, пока не опытными действиями человеческий социум. В конце она предупредила, чтобы я отнёсся к тому миру, куда попаду, серьёзно, потому что он реален, как будут реальны все, кого мне придётся встретить в новом мире.
— Там они все живые, Никита, — сказала она мне в конце и исчезла.
Вот как всё, оказывается, было-то.
Ошарашенный таким оборотом, я послушно поплёлся в пещеру, где, присмотревшись, увидел кучку сероватого тряпья, которую определил, как одежду для выучки. Сняв джинсы и футболку и, оставшись в трусах и часах, я, было, призадумался, снимать их или оставить? Из мучительных раздумий меня вывел голос Отшельника.
— Эту тряпицу, что поддерживает твой срам, оставь. И браслет, что на руке. Всё остальное одевай и быстро.
Я натянул и подвязал холщовые порты, надел поверх рубаху, опоясался, даже не удивившись, что всё мне впору, но с сожалением посмотрел на свои ноги. Не хотелось снимать 'вьетнамки' и идти босиком. Вдруг к моим ногам упала обувка, в которой я не сразу признал подобие сапог. Точнее, это были мягкие кожаные сапожки без каблуков. В них оказались тряпки, наподобие портянок, но более удобные и легко наматываемые на ногу.
Управившись с портянками и сапогами, я прошёлся по пещере. На удивление всё сидело, как влитое, нигде не жало, не терло. На ногах были сапожки, легкие и удобные, словно обволакивающие ногу (как потом выяснилось, они были ещё и очень прочные). Часы остались на моей руке.
И всё же я с сожалением посмотрел на свои джинсы и футболку, и даже на 'вьетнамки'.
Всё это время Пещерник внимательно следил за мной и моими действиями. Перехватив мой взгляд, он сказал:
— Когда вернёшься, то заберёшь свою одежонку, — помолчал и добавил, — если вернёшься'.
Я поглядел на него уничтожающе и молча дал себе клятву обязательно вернуться.
СВАРГА
— Будь здрав, Перун!
— Будь здрав, Даждьбог!
— Не слышал, по какому поводу внеочередной расширенный совет?
— Наслышан, что кто-то со стороны внес предложение с большими перспективами на будущее, — пояснил Даждьбог.
— Это касаемо тех глубоких преобразований, которые затеял Род с сыновьями?
— В том числе, — подтвердил Даждьбог.
— А конкретнее, — попросил Перун.
— Конкретнее, Грознейший, тебе доложит глава нашего совета, Светлейший.
— Так предложение исходит от Сварога?
— Я же сказал, что предложение внесено со стороны, из какого-то тридесятого континуума, тридевятого временного уровня, — уточнил Даждьбог.
— Ого, об этом уровневом континууме я слышал только краем уха, — изумился Перун.
— Во-во, — поддакнул Даждьбог, — я в таком же положении. Думаю, и остальные знают не больше нашего.
Сварга гудел, как потревоженный улей. Расширенный совет Сварги собирался редко, раз в пятьсот лет по местному летоисчислению. Собрание всегда происходило чинно и благородно, как и полагается мероприятию такого высокого ранга. Приглашения и повестка собрания рассылались заблаговременно секретариатом Сварги. А здесь собирался внеочередной Совет, да так спешно, что никто не знал, в чем дело.
Спасибо, что секретариат успел оперативно предупредить всех членов, а то не избежать скандалов!
Наконец, в президиум прошёл Сварог, нынешний его председатель, и пригласил членов президиума занять свои места, согласно ранжиру. Когда Велес, Макошь, Даждьбог, Марена и Стрибог заняли свои места, председательствующий без вступления заявил, что к совету Сварги имеет слово Белбог.
Проявившись из портала, докладчик окинул взглядом собравшихся и сказал:
— Уважаемые члены Совета, вы прекрасно осведомлены, что на нашей планете проходят великие преобразования вертикали власти. В своё время вы все были избраны народами своего региона в Совет, который ныне зовется Сваргой, по имени вашего уважаемого главы, Светлейшего Сварога. Однако мир, в котором мы существуем, имеет свои законы развития, не подвластные даже нам, Богам планет и солнечных систем.
Существуют общие тенденции развития человечества, которое существует, как вам известно, не только в нашем континууме. Вы не первый Совет, который собирается, чтобы обсудить и принять решение об укреплении божественной вертикали власти, которая, в свою очередь, как подтвердили эксперименты в других регионах, даст новый толчок к совершенствованию человеческого социума, к цивилизации и прогрессу.
К сожалению, Восточно-Северный регион, которым заведует Совет Сварги, отстаёт в прогрессивном развитии от большинства Западных регионов и даже Южных, где вопрос о Единобожии практически решен. Совсем недавно нам поступило предложение из параллельного континуума по новому проекту. Он не лишён риска, но сулит ошеломляющие перспективы, в случае успешного его завершения. Новизна состоит в том, что в ваш регион попадает человек, наделенный способностями к саморазвитию до возможностей Будды. Однако нельзя исключать иного развития событий, то есть превращения его в Черного Волота.
Сварга многоголосно загудела, заволновалась. Докладчик подал знак, что хочет продолжить. Члены Совета притихли.
— Ввиду непредсказуемости результата контроль над экспериментом возложен на меня и Сильнобога. К тому же сторона, предложившая нам свой проект, обязуется не вмешиваться в ваши внутренние дела и не оспаривать решений, и по первому требованию убрать объект из нашего мира. Вопросы?
— Каков порядок принятия решений, — спросил Ярило.
— Оперативные решения принимает Светлейший Сварог, тактические — президиум Сварги, кардинальные — Совет в нынешнем составе.
— Нам не понятно, нам-то этот эксперимент зачем? — поинтересовалась Права, а две её сестры, Явь и Навь, закивали в знак согласия. Права продолжила их общую мысль. — Создателям проекта сгодятся, мы так понимаем, любые результаты. А у нас какие перспективы в случае удачного исхода и в случае неудачного?
— Ваши перспективы неравноценны. В случае положительного результата прогресс в вашем регионе станет развиваться эволюционным путем. Соответственно, такое событие обязательно положительно отразится на соседних регионах. Если же экспериментаторов постигнет неудача, сценарий развития останется неизменным.
— А нам придется только принимать решения или существует регламентированный список допустимых действий? — поинтересовался Перун.
— Ваши действия почти не ограничены, за исключением физической ликвидации.
— А почему мы лишены такого права? — задала вопрос Навь.
— Потому что он доброволец, — ответил Белбог.
Сварга снова заволновалась. Послышались фразы:
— Ну и глупец!
— Наверное, ему ничего не объяснили!
— Тогда это обман!
— А мне нравятся безумцы!
— Прошу тишины, — спокойно проговорил Сварог и Совет затих. — Есть ещё вопросы к докладчику?
Ответом председательствующему отозвалась тишина.
— Спасибо, Справедливейший, за ваше очень интересное сообщение, — поблагодарил Светлейший Белбога. Тот коротко кивнул и исчез. А Сварог окинул взглядом Совет и произнес:
— Думаю, что каждый из вас проникся важностью поставленной перед нами задачи и готов сделать всё возможное для стабильности и процветания нашего региона. Да, Явь, что ты хочешь сказать:
— Докладчик ничего не сказал о сроках начала проекта.
— Да? А эксперимент уже начался. Человек прибыл, и на первых порах ему помогут Хранители...
ГЛАВА I
БЕГ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ
Жутким для меня был первый день пути. Не раз мне казалось, что я вот-вот умру, сердце моё остановится, лёгкие разорвутся, а ноги превратятся в деревяшки, которыми я не смогу управлять.
Справедливости ради, могу сказать только, что Пещерник в этот день относился к моему самочувствию с пониманием, с 'жалелками'. Мы частью прошли, а частью пробежали трусцой километров двадцать пять. С двумя долгими привалами. После каждого привала не хотелось вставать.
К вечеру я не чувствовал под собой ног, ломило спину, дыхание было, как у загнанной лошади. Когда показалась очередная полянка и рыжий скомандовал привал, я рухнул, как подкошенный, вместе с заплечным мешком и длинным шестом, который мой провожатый зачем-то всучил и мне перед стартом. Так и заснул.
Не успел я сомкнуть веки, так мне показалось, а кто-то уже тормошил меня и ругался, что я лентяй, тряпка, а не муж, что если я не встану, вот прямо сейчас, то он плюнет на меня и оставит здесь одного.
— И пусть тебя сожрут звери лесные, или прибьют вятичи лихие. Мне возиться со здоровым мужем не след. Не ребёнок малый, не девица красная.
Я с трудом разлепил веки. Яркое утреннее солнце ударило в глаза. Попытался подняться, но не смог, тело застыло и отказывалось подчиняться. Я кое-как перевалился на бок и, помогая своему телу руками и головой, встал на четвереньки. Немного пообвыкнув в этой позе, сделал первую попытку встать на ноги, но со стоном опять вернулся на 'карачки'. На ноги я поднялся со второй попытки, но как радикулитный не смог сразу выпрямить спину. Массируя поясницу, всё же выпрямился, но понял, что не сделаю ни шага.
Со мной такого ещё не бывало ни разу в жизни. Я прекрасно помнил, как приходилось тренироваться когда-то, как болели икроножные мышцы и бедра, спина, было больно передвигаться, но, чтобы тело приходилось заставлять подчиняться огромным усилием воли...
Не двигаясь, застыв как сомнамбула, я представил себе, что нахожусь в воде, лёжа на спине, и меня покачивает на легких волнах. Это помогло моему телу, и оно расслабилось. Покачиваясь на волнах, я ощутил каждой клеточкой своего уставшего тела, что напряжение спадает, и в меня вливаются новые силы, причём такие, которых у себя уже давно не обнаруживал. Состояние прострации продолжалось не более минуты, но, вынырнув из него, я почувствовал себя бодрым и сильным, и готовым к новым испытаниям. Я постарался запомнить возможность снимать напряжение и накапливать силы... и запомнил. Мало того, я понял, скорее, почувствовал, что этим способом смогу воспользоваться и во время движения. Такие новые ощущения показались мне необычными, но острое чувство голода не дало мне сосредоточиться. Я был страшно голоден, наверное, как медведь после зимней спячки.
Я повернулся и вопросительно посмотрел на Пещерника. Тот в ответ, бросив на меня пристальный взгляд, удовлетворенно хмыкнул и сделал шаг в сторону. За ним догорал костер, а на ровном суку, который покоился на крестовинах, дожаривалась какая-то птица. Не будучи орнитологом или гурманом, я не стал допытываться, к какому отряду 'куриных' принадлежит эта бывшая птаха. Но, как только рыжий снял её с деревяшки и разломал на куски, с жадностью набросился на один из них, который оказался ближе ко мне. И почти сейчас же был наказан за свою жадность и торопливость. Жареный кусок мяса попал на зуб, который у меня уже давно побаливал и даже немного качался. Я забыл о своем пародонтозе.
От боли у меня на глазах выступили слёзы, и я чуть не выплюнул обратно этот вкусный и прожаренный кусок. Пересилив себя, очень осторожно дожевал его другой стороной рта и проглотил. Только после этого сосредоточился на боли. Мне опять, почти мгновенно, удалось загнать себя в состояние прострации.
Я увидел свою челюсть, словно на рентгеновском снимке. Только снимок запечатлевает какой-то момент, а передо мной всё происходило, как на экране телевизора. Каким-то образом я мгновенно понял сложнейший процесс биохимических изменений, происходящих у меня в полости рта и рассасывающих мою зубокостную ткань. Весь этот процесс происходил на молекулярном уровне обмена веществ, и стоило мне поменять кристаллические структуры молекул, как слюна, проникающая в десна и в костную ткань зубов, перестала оказывать своё губительное воздействие. Наоборот, пошёл быстрый процесс восстановления и регенерации. Это было болезненно, но терпимо. Через двадцать минут, я засек по часам, у меня выпало два зуба, поврежденных пародонтозом, а на их месте появились новые. Выросли и ещё два, в пустотах, где зубы были удалены раньше.
Всё это время проводник смотрел на меня с некоторым напряжением, как бы желая помочь. Когда же я закончил, он удовлетворенно крякнул и сказал:
— Ну, давай дожевывай и пойдем. Ты, я вижу, быстро осваиваешь ведовство. Теперь тебе будет легче. Теперь мы с тобой быстро дошлепаем до Киева.
Я впервые услышал о цели нашего путешествия. 'Ага, Киев уже здесь есть. Только кто там сейчас правит?'
— Дён десять нам с тобой до него добираться, ежели не спеша, — тем временем продолжал говорить мой проводник. — А там тебе всенепременно к князю на службу поступить надо будет. Стать своим, заметным кметом.
— Много ты что-то дней насчитал. А нельзя без Киева и князя на подвиг пойти?
— Не, никак нельзя. Квест у тебя должон из стольного града начаться. Тогда тебе зачтется.
— Ну, а чего нам в Киев-то переться. Стольных городов на Руси сейчас много. Может, какого-нибудь князя ближе найдем? У тех же вятичей, например.
— Не, никак нельзя. Надобно, чтобы Великий князь направил. А у вятичей, да будет тебе известно, вече старейшин. И потом, почему ты говоришь всё нас, да нас. Я тебя только до Киева доставить должон, а там уж ты сам крутиться будешь.
— Да я ж один пропаду. Драться я не умею, тем более, сражаться.
— Что, так прям и ни разу за всю свою жизнь по роже никому и не съездил? — удивился Пещерник.
— Нет, ну не то чтобы ни разу... Так, пару, тройку раз приходилось. Даже некоторые приемы рукопашной борьбы знал когда-то. Но так, чтобы не на жизнь, а на смерть...
— Вот и вспомни, чему тебя учили. Ты теперь умеешь вспоминать и запоминать. Встань, эдак, 'столбушком', после нашего дневного перехода и вспоминай. Пригодится. Ну, всё, хватит лясы точить. Котомку за спину и пошли.
— Постой, а как я буду там общаться? Язык-то там, поди, не такой, каким мы здесь с тобой разговариваем.
— Ну не такой, но схожий, да тебе его знать ни к чему, у тебя же будет своя 'легенда'. Ты же ромей, а они по-нашему кто как говорит. Главное тебя поймут, да и ты всё понимать будешь.
