Глава 1. Неудачники

— Эй, всё в порядке?

Тип недовольно огляделся

— Чего надо?

Это был не сын гор, тех Серафим навидался. Скорее какой-нибудь местный татарин. Но в принципе, ему было всё равно кому чистить рыло — татарину, так татарину.

— Я говорю, всё в порядке? — "невинно" спросил он, невербально бросая вызов.

Татарин попытался понять, что же от него хочет явно подвыпивший солдат в грязном тёртом камуфляже с очень-очень злыми глазами. Чувак без башни, очевидно, как дважды два. И после раздумья на конфликт решил не идти.

— В полном, — нехотя выдавил он и отвернулся, намереваясь продолжить разборку. Сознание Серафима машинально отметило довольно презентабельный вид и манеру держаться хоть и свысока, но не превознося себя над другими. Интеллигентный, сука!

Вот такие же интеллигентные им тогда в спину стреляли из "зелёнки", когда они из аула уходили. Очень интеллигентные! Когда входили — улыбались все, попить, хлеб-соль предлагали! А потом Миху пристрелили...

Волна злости в душе принялась лихорадочно искать повод к выходу. И кто сейчас стоит впереди — для волны не имело никакого значения. Главное, что чёрный.

— Слышь, ты! С тобой кажется разговаривают! Невежливо отворачиваться!.. — Серафим добавил в голос насмешки, вновь вызывая собеседника на конфронтацию. Он не любил бить первым, просто так. Бить надо за что-то, чтобы быть правым, а пока быть правым повода не было.

Тип сверкнул глазами, но доводы разума вновь победили горячую кровь, связываться не стал.

— Слушай, тебе чего надо, служивый? Чего хочешь? Не видишь, люди разговаривают?

— Говорю, руками маши потише. Заденешь кого-нибудь.

Пауза. Тип лихорадочно размышлял, как выйти из ситуации достойно, но без драки.

— Солдатик, шёл бы ты, куда шел? Это МОЯ девчонка, сам разберусь, как мне с ней говорить и руками махать.

Сима бросил взгляд на девушку, недоумённо выглядывающую из-за спины чёрного, явно не воспринимающую его, как защитника, и решил не вмешиваться.

— Ну, смотри!..

Затем развернулся и побрёл к своей лавочке.

Отхлебнув еще глоток, а точнее крепко приложившись, вновь вслушался в крики.

— ...этот, пятнистый что, тоже твой хахаль, да? Ему ты тоже давала?

— Рустам, я не...

— Защитничек! Знаю я твоих защитничков!

— Он не мой...

— И где же ты его такого откопала? Из под какой земли?

— Да ты вообще думаешь что несёшь? Себя послушай!

— А не хочу слушать! Пошли! — тип схватил девушку за запястье и куда-то потащил.

— Рустам, ты ничего не понимаешь! Отпусти! Пусти немедленно!

— Пошла на ... шалава! Ты идёшь со мной!

— Отпусти, буду кричать! — упиралась и сопротивлялась девушка, но противопоставить силе ничего не могла.

А вот это уже интереснее!

— Кричи! — ехидный смешок.

— Эй, ты! — раздался за спиной парня тот же настойчивый голос. — Кажется, девушка просит отпустить её!..

Тут уж тот, кого называли Рустамом, наконец, не выдержал.

— Да задолбал ты уже, солдатик! Чё, крутой, да? Чё ты лезешь не в своё дело? Да ты хоть знаешь кто я?

Кто-то из местных крутых. Скорее всего, чей-то сынок — промелькнуло в голове у Серафима. Уж больно уверенно себя чувствует, знает, что сила за ним. Но Серафиму было на это совершенно наплевать. Тем более, он не местный.

— Знаю. Мразь ты черножопая. — И без лишних разговоров рубанул в челюсть.

Разбил губы, и кажется, выбил зуб. Сплевывая красным, Рустам зло фыркнул и вскочил...

...Наверное, он хорошо дерётся. Действовал грамотно, умело. Но рядом с дюжим десантником его грамота осталась лишь в глубокой теории. Сима, пользуясь преимуществом в весе, быстро скрутил этого типа и снова отправил в нокдаун.

— Слышишь, падаль! Ненавижу, когда наших девчонок называют шалавами! Понял? — и вломил в живот носком сапога. — Еще хочешь, мразь?

Стоявшая в стороне и опешившая девушка бросилась вперед, буквально повиснув на обезумевшем солдате, оттаскивая в сторону.

— Ты чё делаешь, козёл! А ну не трогай его! Прекрати!

Рустам! Рустамушка! Рустик, миленький! — и отпихнув вконец осоловевшего от напора Серафима кинулась к лежащему на земле избитому парню. На глазах её появились слезы.

Парень пошевелился и что-то промычал.

— Ну, кто тебя просил лезть? Тебя что, трогали? Больше всех нужно? — плакала девушка.

— Я думал он тебя обижает... — вяло пробормотал Сима. Волна злости при виде женских слез разбилась вдребезги. Да, он не на войне, но осознание этого пока еще не пришло. Мир по-прежнему воспринимается двухцветным: свой — чужой, хороший — плохой. Но на самом деле это не так, и если он хочет жить дальше, надо к этому начинать привыкать. Учиться заново.

— Думал он! Ты ещё и думать умеешь? Ну почему, почему когда всё и так плохо, обязательно найдется какой-нибудь придурок и окончательно всё испортит? — в истерике кричала девушка. — Что мне теперь делать, а? Что я теперь ему скажу?

Серафим недоумённо развел руками. Вместо злости наваливалось привычное отупение.

— Иди отсюда! Герой хренов!.. — она наклонилась над стонущим парнем, доставая из сумочки салфетку и пытаясь вытереть губы, что-то ласково при этом шепча.

Вконец сбитый с толку Серафим отступил на пару шагов, развернулся и угрюмо побрел назад, к недопитой бутылке и помидорам.

Ну, добро пожаловать в мирную жизнь!

Гоблин

Славик аккуратно постучал в дверь, надавил на ручку и вошёл внутрь. Сидящий напротив человек оторвал взгляд от сканвордов.

— Аслан, мне завтра нужен выходной, — без предисловий начал он.

Тот, кого назвал Асланом, аккуратно сложил газету и положил в стопку рядом с собой, после чего картинно развёл руки в стороны

— Тебе нада, другим нада! Кто работать будет?

— Аслан, ты знаешь, я хорошо работаю. Впахиваю за троих. А на завтра мне нужен выходной.

— Ну, ну, ни гарячись! Я же гаварю, всем вихадной нужин. Вот ты гаваришь харащо работаешь — так я харащо тебе плачУ! Скажешь ниправда, да?

— Правда, — кивнул Славик. На уступку этого хмыря он не рассчитывал. По крайней мере, на быструю. Этот гад всегда торгуется, это у них в крови.

— Ты харащо работаещь — я харащо плачу. Пасматри, где в гораде еще так харащо платят? А самае главнае знаещь щто? Я не кидаю, да! Где в гораде еще ни кидают?

Здесь Аслан прав. Город маленький, кругом одно "кидалово". Во всяком случае, "кинуть" бедного студента зазорным не посчитает никто. Аслан же это делает достаточно редко, потому люди идут к нему. Что бы в рекламе ни говорили, а имидж на самом деле — всё! Да и платит он, если честно, неплохо... По местным провинциальным меркам. Хоть и пахать заставляет, как проклятых, но тут уж...

— Аслан, послушай! Мне нужен день! Просто нужен завтрашний день! Я отработаю, честно! — начал давить Славик — внутри играла злость.

-Ай, яй, яй! Зачем ты так о старом Аслане? Как будта ни чилавек вовсе! Ну что ж, нада — так нада! Мама-папа забалел?

Славик отрицательно покачал головой. Всё, кранты, эту песню он слышал уже не раз.

— Можит брат-сэстра забалел? В бальнице лежит, да?

Снова отрицательный кивок.

— А, навэрное учиться будешь! Вай, да! Ученье — свет нащей жизни! — поднял руки к небу хозяин фирмы, где Славик работал.

Вообще-то он придуривался, Славик точно знал, что в иной ситуации Аслан говорит на чистейшем русском, без акцента. А ещё это умный, грамотный и очень образованный мужик. С двумя(!) высшими образованиями. Но, опять-таки имидж...

— Аслан, ты же знаешь, в июне я диплом получил.

— А! Забыл, да! — наигранно потянул тот. — Тагда зачем тибе вихадной?

Славик молчал.

— Апять в игрущки играть? Рука-палка махать, по бащка бить?

Славик прикусил губу, чтобы не сорваться от досады. Почему, ну почему такие вот нубы, как Аслан, терпеть не могут ролевые игры? Что это, зависть?

— Мама-папа болен — бери вихадной. Брат-сэстра, тётя-дядя — бери! Мащину из ремонта забрать — бери, всэ мы люди, всякое бивает. Игрущки играть — нэ нада брать! Работать нада! Заказ бальщой прищол, ат харощий челавек из Армавира!

— Аслан, ну, правда, надо! Ну, один день! — Славик опустился до упрашиваний, хотя знал, что это бесполезно.

— Нэт. Ты работаещь — я плачу. Нэ хочешь дэньги — не работай. Иди к Мамеду. Мамеду сэйчас люди нужьны, да!

Ага, главный "кидала" в городе! Щас! Разбежался!

Славик молча развернулся и вышел из кабинета. Чеченец раскрыл сканворды и вернулся к прерванному занятию.

— Сука! — прошептал про себя Славик.

Вышел в курилку. У мужиков как раз перекур, все в сборе. Стрельнул сигаретку, закурил.

— Что такое, почему грустный? — спросил Петрович, бригадир. Стоящий рядом Николай, парень чуть старше его, усмехнулся.

— Выходной не дает, сука! — коротко обрисовал ситуацию Славик.

Мужики понимающе закивали. Какой бы честный Аслан ни был — это работодатель, а значит общий классовый враг.

— А надо? — "мягко" поинтересовался Николай. Этого типа Славик терпеть не мог (ну, не только его, но из присутствующих его — больше всех). Ему платили той же монетой. Точнее, дело обстояло с точностью до наоборот — не любили его, Славика. Многие, почти все. Завидовали. Не понимали. Но ему было побоку (ему вообще многое побоку), он приходил сюда работать, зарабатывать деньги, а не доказывать кому-то прописные истины. Мужики неприязнь показывали, но до открытых столкновений дело не доходило — всё же работать вместе, как-никак!

— Надо, — вздохнул Славик.

— А что ж ты к мамочке не поедешь, в Израиль? Там тебе такая лафа будет — закачаешься!

Славик нервно затянулся. Эх, прощай очередная попытка завязать!

Сдержался. Спорить и объяснять что-то Николаю не хотелось — это ниже его достоинства.

— А что, в армию ихнюю пойдёшь, арабов постреляешь? — продолжил тему Петрович. С юморком в отличие от Николая, за что спасибо.

— Как раз таких, как это мурло! — добавил кто-то из бригады. Мужики заржали.

— Я пошел, мужики! Давайте! — Докурив, Славик выкинул бычок и пожал руки всем, кроме Николая. Развернулся уходить.

— Ты смотри, а мы обидчивые! Еврейчик-то оказывается непростой! — догнал его весёлый голос. — Погодите, щас пойдёт мамочке нажалуется, та быстренько прилетит и вставит всем, от мэра до губернатора. И всех пожурят за плохое поведение, что её сыночка обижают!

Мужики снова рассмеялись, но более натянуто, предчувствуя, что что-то будет. Славик закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Только бы не сорваться, только бы не сорваться!..

Достали! Сколько же можно вот так не обращать на хамство и свинство внимание? Ну что он такого всем сделал? Сколько это будет продолжаться?

Кому и что он доказал? Сам? Сам всего добился в городе, где определяющую роль играют связи? Мамины в том числе? Да пусть это даже и так! Пусть в это никто никогда не поверит — плевать! Но ведь главное-то кроется не в этом. А в маленьком обращении: "еврейчик"!

Зависть. Вы лучше нас только потому, что у вас всё схвачено, жиды чёртовы! А ты, малолетний выпендрёжник, что бы из себя ни строил, вкалывая на чечена — всё равно еврейчик, всё равно один из НИХ!

— Ты имеешь что-то против евреев или моей матери? — развернулся Славик, из последних сил сдерживая накопившуюся за несколько дней ярость. Аслан ведь тоже отказал по той же самой причине — есть возможность покомандовать "блатным" сынком, отказав в пустяковой просьбе. Сынком человека, действительно, на "ты" могущего поговорить с губернатором. Того же Николая Аслан отпустил бы, ничего не спрашивая. А тут...

— И против неё тоже, — оскалился Николай. — Все вы — уроды! И ты урод, только выпендриваешься тут, под "своего" косишь!

Все замерли, ожидая реакции. Но её не было. Славик слишком привык к такому поведению и таким аргументам, и не собирался опускаться до уровня собеседника.

— Он прав, Слава. Цацку тут непорочную тут перед нами не строй, — вдруг поддержал Николая Петрович. — Мы тебе что, совсем идиоты? Не понимаем что к чему? Зачем ты здесь? Чего добиваешься?

По недовольно опущенным в землю лицам мужиков Славик понял, что это мнение не одного Петровича. И как-то в тот момент ему очень-преочень расхотелось здесь работать, среди этих людей. Но и уйти, не оставив слово за собой гордость не позволяла.

Но с Петровичем лучше не связываться, он хоть маленький, но авторитет, а вот Коленька сам напросился.

— И за что же ты так нас не любишь, Коля? Что же мы лично тебе сделали?

— Всё, парень, хорош демогогничать! Иди, давай, ты кажется уходил? — Петрович попытался "разрядить" ситуацию, чувствуя, что жареным запахло серьёзно.

— Иду-иду! — усмехнулся Славик, решив всё же уступить. Миролюбивый он, что сделаешь. — Есть дела поважнее, чем со всякой мразью спорить...

Он бросил на бугра беглый уничтожительный взгляд, и правда развернулся уйти(а что толку говорить со слепыми о цвете молока?), как спину вновь царапнули слова Николая:

— Мало вас, тварей, Гитлер в лагерях сгноил!

Тело, повинуясь инстинкту, продолжило начатый разворот, миновав отметку сто восемьдесят градусов. На отметке двести семьдесят оно уже имело приличное ускорение, и, наконец, пройдя отметку триста шестьдесят зарядило Николаю боковым в ухо. Тот не успел сгруппироваться и отлетел к стене, но быстро вскочил. Крепкая сволочь!

— Ах ты ж мразь! Сука жидовская!

Славик встретил его прямым, затем потянул на себя и съездил лбом по голове. Коварный удар! И гарантированно ошеломляющий! В довесок вывернул руку и разломил прислоненную рядом доску Колиным черепом.

Ну всё, с работой можно попрощаться...

Зато завтра — четвертьфинал. Выходной можно не брать, и перед Асланом не пресмыкаться.