Я снизу вверх смотрел на него — сквозь заливающую глаза кровь. Он — бил меня на поражение и спрашивает, каково мне?! Кто сбрендил: я — или они? С первого взгляда я возненавидел этого человека, который понимает... Я почувствовал к нему такую ненависть, какой не чувствовал даже к той тётке, которую эти убийцы называли Лидией.

— Вестар, осторожно! — жёстко сказала девчонка.

— Вижу! — отмахнулся парень и снова обратился ко мне: — Брис, успокойся. Давай спокойно поговорим. Что случилось? Почему ты впал в такое... состояние?

Только мальчишка молчал, прищуренными глазами всматриваясь в меня. А я чуял, как вместо сумасшедшего воина во мне поднимается уже сознательное чувство злобы и желание убивать и убивать этих гадов, которые издеваются надо мной: нет, а давайте это я вас превращу в идеальные отбивные, а потом заботливо спрошу, с чего это вы меня ненавидите?! Ни один даже не удосужился поднять меня, чтобы мне было легче дышать!

Мне хотелось уползти в какую-нибудь тёмную нору и сдохнуть там... Только бы не лежать вот так, на глазах этих гадов, которые легко и словно походя превратили меня в забитую ногами бездомную шавку... А теперь глядят... Глядят... Ненавижу...

Но дальше происходило что-то ещё более странное...

— Вестар... Он, вообще-то уже должен... — начала девчонка и замолкла, пристально вглядываясь в меня. — Но вокруг него — только желание убивать... Я не понимаю.

Мальчишка, Мартин, вдруг встал возле меня на колени и, ухватив за плечо, рывком перевернул набок, спиной к себе, и придержал за то же плечо, чтобы я не сунулся мордой в пол. Кровь хлынула изо рта от его резкого движения. Я с надрывом закашлялся. Но дышать стало легче.

— Зачем ты это делаешь? — с недоумением спросил тот, Вестар. — Оставь его, сам придёт в себя и всё сделает. Брис, ты меня слышишь?

Чуть повернув голову в его сторону, но не поднимая её, постоянно сплёвывая сгустки крови, я с трудом дотащил до лица, по ощущениям, буквально вбитую в пол руку, вытёр сочившуюся из разбитого носа кровь и прохрипел:

— Сволочь... Тебя бы так. А потом бы... чтоб сам...

— Брис! — решительно и строго сказал парень, присев передо мной на корточки. — Давай уже приходи в норму. Сколько можно...

Он не договорил, потому что я, благодаря, новой вспышке злобы, резко собрался и лёжа пнул его ногой по боковой стороне стопы. Слабо. Но сидел он на корточках, неудобно и не слишком основательно, даже чуть приподнявшись на пальцах. В общем, соблазн большой — врезать. Свалился — любо-дорого!.. Крякнув фразочку, от которой фыркнула девчонка.

Жёсткое движение отдалось в моём же теле болью, от которой потемнело в глазах.

... Пришёл в себя. Перед глазами — никого. За спиной шевеление, и кто-то промакивает мои глаза ароматно пахучей тряпкой, от которой свежо и легче. Но щиплет.

— Подожди, сейчас откроешь, — сказал мальчишеский голос. Мартин.

— Где... эти?

— Ушли за медикаментами.

— А это... что?

— У Лидии были салфетки, я нашёл пачку.

— За что... они меня?

— Приступ у тебя был очень сильный. Ты же видишь, как комнату погромил. Просто так не остановишь. Пришлось вырубить. Брис, а что тебя... напугало — до приступа?

Как ответить на этот вопрос, я не знал.

Он принялся вытирать лицо и задел нос. Я невольно застонал. Тряпка на лице остановилась. Исчезла.

— Сильно болит?

— Ах-ха...

— Если я тебя приподниму, усидеть сможешь?

— Сам.

Рывком сел. Ладонь мальчишки сзади поддержала, когда от боли я повалился назад. Когда боль прошла и я мог сидеть, Мартин отлепил свою ладонь от позвоночника и обошёл сесть передо мной.

— Зачем лицо порезал?

— ... Тату восстанавливал, — буркнул я.

Он снова потянулся протирать мне лицо, но я выдернул из его рук пачку салфеток и осторожно принялся сам орудовать ими. Рука замерла на месте, когда я понял: мальчишка внимательно всматривается в меня — и вокруг меня. Очень внимательно.

— Ты... чего?

— Ничего. Смотрю.

— Лучше вытри за левым ухом. Не вижу, что там, но болит.

Я уже мог говорить без одышки и, промакивая лицо, даже смог пожалеть, что слишком сильно резал себе лицо, восстанавливая линии татуировки.

Пацан встал и нагнулся к уху. Снова сел. Тот же внимательный взгляд на меня.

— Что?

— У тебя за ухом, кроме старого шрама, — ничего. Мы старались не бить по голове.

— Угу, а морду — так, погладили слегка? — буркнул я, вынимая новую салфетку. Странно, накладка за ухом — точно знаю — почти не видна. Почему он сказал — шрам?

— Брис... — начал мальчишка и замолк. Я выжидательно смотрел на него. Самому спрашивать — себе дороже, а этот пацан, в отличие от остальных, кажется, относится ко мне более-менее доброжелательно. И явно к чему-то подбирается сказать. Только почему-то очень сильно не решается. — Брис, сколько тебе лет?

— Восемнадцатый, — не раздумывая ответил я. И смутно вспомнил отражение в зеркале, и задался смутным же и очень тревожным вопросом, почему я его вспомнил.

— Брис, — мягко сказал Мартин, — тебе двадцать первый. Платформа с заключёнными прибыла на Сциллу три года назад. В момент приземления тебе оторвали накладку ресоциализированного. У тебя была клиническая смерть. А когда ты пришёл в себя, у тебя оказалась обширная амнезия, в результате которой ты вообще ничего не помнил. На свет появился совершенно другой человек, которого мы все знаем... Знали...

Я тупо смотрел на пацана... Попытался вернуться в реальность после его жутких слов о потерянном времени. Мартин. Кроме домашних штанов натянул тенниску и надел какие-то лёгкие тапки... Вспомнив его бой, поверхностно представил, как бы его удары работали в контактном бою. Интересно бы встретиться в таком — правда, росточком пацан маловат... Серые глаза из-под лохматых тёмных волос смотрят спокойно, будто он читал мои мысли... Одновременно почему-то вспомнилось моё желание перевернуться с живота на спину. Он перевернул... И что из этого — из моего желания и его действия?.. Голова болела так, будто в неё кто-то вполз и продолжал двигаться, вгрызаясь в мозги...

— Кто такой Вестар?

— Твой лучший друг. — Мартин вдруг улыбнулся. — Был.

Про Лидию я спрашивать не стал. Ясно, что тётка мигом окрутила потерявшего память человека, едва он растерялся, ничего не понимая.

Шаги за порогом комнаты. Вернулись Вестар и девчонка. А с ними — обалденная красотка, с таким обалденно красивым ртом, с такими глазищами... В руках — небольшой чемоданчик. Даже рабочая одежда: рубаха, стянутая широким ремнём свободных штанов, и сапожки, будто обнимавшие её ножки, — не скрывали, что фигурка у неё тоже на уровне.

— Привет, Брис, — спокойно, видимо предупреждённая, сказала красотка и присела передо мной. — Здорово они тебя. Ну и мордель... Это тоже они?

— Это не мы! — возмутилась девчонка. — Он сам!

Я как впялился в рот красотки, так и не смог оторвать взгляда от него. Пухлый, самолюбивый... Такой, что даже, весь больной, я сглотнул слюну, глядя на него.

— Чего-то я не понял, — задумчиво глядя на меня, сказал Вестар, и в самом деле недоумённо кривя большой рот.

Мартин тоже взглянул на меня, обернулся на вошедших.

— У нас плохие новости. Вернулся настоящий Брис.

— Почему... это плохие новости? — насупился я. Глаза снова отяжелели — слишком размякший лежал, и смотреть даже на красотку стало тяжело.

— Что значит — настоящий? — сухо спросила красотка.

— Вернулся тот, который ничего не знает про три года на Сцилле. — Глядя мне в глаза, Мартин добавил: — Плохо то, что он такой же сильный, как наш Брис.

Они уставились на меня, совершенно ясно — потрясённые. Честно говоря, мне на их потрясение наплевать: я начал расслабляться, понимая, что опасность среди них не грозит, они не убийцы, а расслабляясь — почуял, как страшно болит избитое тело... Засыхающие царапины на лице зудели так, что терпения уже не хватало. Я склонился над раскрытым чемоданчиком красотки и нашёл тюбик со смягчающей мазью, которой пользовался после тренировок и учебных боёв. Пока эти таращились на меня, я раскрутил тюбик. Красотка пришла в себя, отобрала мазь и молча и сноровисто стала обрабатывать мои порезы и кровоподтёки. В какой-то момент она остановилась, посмотрела на меня хмуро и сказала:

— Значит, вот как. Тогда придётся сделать обезболивающее...

Я не вполне понимал, скорее — с пятого на десятое, что происходит. Мозги соображали с трудом, но эту мысль уловил.

— А что... Я когда-то в такой... ситуации мог обойтись без обезболивающего?

— Тот Брис уже давно был бы без порезов и синяков, — вздохнула девчонка Таис.

— Вы его лечить не будете? — спросила Полли, залепляя моё плечо пластырями.

— Ты же обезболивающее сделала. Пусть до утра так и будет. А завтра придётся начать обучение. И, кстати, завтра же я соберу наших ребят — посмотрим, с чего у него...

Эта Таис тоже симпатичненькая: волосы густые, хоть и коротковато стригла, глаза большие, карие; рот, конечно, не чета пухленькому рту этой красотки, но целовать его, наверное, тоже очень приятно. И фигурка ничего... Внезапно Таис подняла глаза на Мартина, всё ещё сидевшего на коленях возле меня, и возмущённо сказала:

— И нечего тут ухмыляться! Он про Лидию знает?

— В чём дело? — явно изумлённый её напором, спросил Вестар.

Таис прямо заглянула в мои глаза и отчеканила:

— Сначала разберись со всем, а потом думай всякие гадости!

— Про... что?

— Про меня и про Полли. Полли — жена Вестара. Понял?

Вестар снова глянул на меня сверху вниз, в то время как Полли еле слышно фыркнула. После чего перевёл взгляд на жену, и его жёсткие глаза потеплели.

— Понял, — угрюмо сказал я. И тут же поинтересовался: — А где я буду жить?

Они все переглянулись.

— Ну да... С Лидией его пока нельзя оставлять. Опасно, — неуверенно сказал Мартин. — Пока он адаптируется, пока научится...

Дальнейшее их совещание превратилось в неразборчивое бормотание. Мне было плохо, несмотря на обезболивающее. Скорее, инъекция подействовала расслабляюще на фоне боли. Хотелось приткнуться куда-нибудь и полностью закрыть глаза. А они всё совещались, пока я наконец не услышал чёткий голос Мартина:

— ...На платформу, в старые комнаты Лидии. Ночь только началась. Время есть. Вестар, выводи джип. Попрошу Лидию найти для него одежду, а я поищу маску для него. Хотя можно обойтись и без маски — закрыть ему лицо капюшоном.

— Отвезу его сам. И останусь при нём.

— Нет. Тебе завтра на работу. А сегодняшнюю ночь Лидии всё равно придётся ночевать в моей комнате, так что это я на всякий случай подежурю с Брисом.

— С Брисом... Чёрт... С Брисом... — услышал я ворчание удаляющегося громилы Вестара. — А завтра ещё Арни узнает...

В следующий раз я очнулся уже на улице. Мне и вправду надвинули на лицо широкий капюшон и велели держать плотно. Когда ветер рванул капюшон с лица и сыпанул песком по рукам, я понял, в чём дело. И покорился, хотя сначала хотел снять его: очень уж страшно, честно говоря, когда тебя по сути неизвестные ведут под руки в неизвестность. Правда и то, что вели недолго. Рядом остановился джип, и меня усадили в салон. Вестар — на место водителя. Рядом с ним — Полли. Напротив меня — Мартин и Таис.

Здесь, когда хлопнули дверцы, я смог снять капюшон и оглянуться. Дорога между двумя длинными рядами двухэтажных домов. Глядя на них, я начинал верить, что из моей памяти выпали три года. Настоящий городок. Судя по тем домам, мимо которых проезжали, каждый из них на две семьи.

На скамье внутри салона было тяжеловато сидеть, хоть дорога и ровная. Не глядя, я вытянул ноги — и во что-то упёрся. Какие-то тюки. Почти засыпая, я зевнул и спросил:

— Это что?

— Спальные комплекты. Лидия приготовила. Не на голых же досках тебе спать.

Мне захотелось проехаться по поводу заботливости этой тётки, Лидии, но доброжелательность этих ребят к ней я учуял сразу. И рот закрыл.

Да и разговаривать... Навалилась тьма. Плотными полотнищами. Почему такое впечатление?.. Не знаю. Не вижу ничего. Только тело своё чую. Больно...

Очнулся. Меня с обеих сторон держат и ведут по лестнице. Длинная. Долго. Или я в полуобморочном состоянии после обезболивающего. Ненавижу слабость... Ненавижу...

Зрение вдруг поехало тоннелем, выход из которого близко. Идти уже легче, хотя я всё равно благодарен тем, кто всё ещё тащит меня. Платформа!.. Её — узнаю. Но только потому, что по сторонам вижу двери от камер, кое-где раскрытые. Поверхность коридора плывёт и покачивается. Пусто. И слишком на виду. Мы — в центре. Не хочу...

— Да куда ты ведёшь? — удивляется мальчишеский голос. — Вестар, его куда-то вдоль стены всё время тянет идти. Или его так шатает?

Пацан не понимает: по центру опасно. Слишком открыто. Ну и фиг с ним... Тьма накладывает свои лапы на мои глаза, и быстрей бы довели, пока я ничего не вижу...

— Пришли, — слышу из глубокой тьмы низкий незнакомый голос. Время уходит быстро, но тягуче, прежде чем я вспоминаю — Вестар.

Еле заметно потряс головой, чтобы хоть немного прийти в себя. Открыть глаза. Увидел. Стою перед открытой дверью.

— Что это?

— Это комнаты, где вы с Лидией жили до переезда в дом.

Схватившись за ручку и чуть не поехав с нею в сторону, я покрепче встал на ноги и вошёл. Почти сразу ещё одна дверь. Открыл. За нею — маленькая комнатушка. Я было вскинулся, обрадовавшись, но заметил ещё одну дверь. Две двери из каждой комнаты?

— Не-ет... — прошептал я. — Нет... Эй, Вестар, а до того... До Лидии... Где я жил?

— А чем тебе не нравится эта? Две комнаты, живи — не хочу.

Навалившись на косяк, я упрямо насупился.

Низкий голос попробовал меня уговорить:

— Да там у тебя настоящая нора была, а не комната. Развернуться негде.

— Пошли...

— Вестар, кажется, я понял. Пошли, Брис.

Полдороги пропали во мраке. Я даже не почувствовал, что двигаюсь. Опять пришёл в себя перед "настоящей норой". И рванул в неё. Да, это именно моё... Тёмная, узкая, с выходом одним-единственным.

— Подожди! Постелем сначала, — ворчливо сказал девичий голос.

Две фигурки протиснулись мимо меня и завозились, включив перед тем довольно скудное освещение. Останусь один — перебью все лампы. Свет глаза режет... Поддерживавшие меня сильные руки помогли сесть на пороге.

— Ты как? — спросил Вестар.

— Спать хочу.

— Спи. Втащим, если что.

Кажется, обезболивающее постепенно теряет свою силу. Тело тяжелело, начинали ныть мышцы. Но я всё равно уснул — в глухой, беспокойный мрак, в котором меня время от времени тревожили и что-то заставляли делать, а я не мог сопротивляться, потому что помнил, хоть еле и сдерживал кулаки: эти чуваки, пусть когда-то, давным-давно избившие меня (поделом, кстати), не тронут меня... Наконец я пригрелся в чём-то тёплом, стало даже уютно, кто-то сказал, что он подежурит возле меня, чтоб не беспокоили. И с огромным облегчением, услышав эту реплику, я в самом деле уехал в сон...