Я тебе верю!

-Ты прости, не знаю, как сказать тебе, — затараторил он, избегая смотреть в глаза Толику, — Но там, понимаешь...

-Что, мордой об стол дали? — перебил Толик.

-Поверь, все было условлено, обговорено...

-А домой? Или — ты у нас семейный, добропорядочный, законопослушный россиянин, с партийным прошлым и комсомольской юностью? — Толик уже не скрывал, что издевается.

-Зачем ты так? — покраснел Григорий, поднимая на него взгляд, в котором, кроме обиды, читалось поруганное достоинство, — Да, у меня есть семья, жена...

-Ладно, не греми соплями-то, — опять перебил Толик, — Пошли.

Григорий порывисто поднялся, неловко загремев стулом, и послушно засеменил рядом с широко шагающим к выходу Толиком.

Они вышли из ресторана, перешли улицу и оказались возле памятника, где встретились, и левая нога которого не принесла им удачи. По крайней мере, Григорию.

-Посиди, — обронил Толик, кивая на скамейку.

Григорий послушно присел, глядя на него заискивающим взглядом. В душе Толика проснулось то, что просыпалось всегда в самые неподходящие моменты — жалость, переходящая в сострадание. Он это знал и ругал себя, но природа была, очевидно, сильнее. И еще в такие моменты к нему приходило то, что возникло, очевидно, от общения с Игорем Андреевичем — взрослость. Подлинная или мнимая, Толик не знал, но он невольно начинал ощущать ответственность за другого, которого допустил в свой мир.

Вот и сейчас, они как бы невольно поменялись годами с этим нелепым Григорием, как нельзя олицетворяющим собой состарившегося пацана, который полностью унаследовал менталитет тех, кто его воспитал, не прибавив к нему от себя за всю прожитую жизнь ничего.

Толик отошел в сторону, достал телефон и нажал вызов номера, который сохранился в памяти его контактов под названием: 'Мих Мих'. Удивительно, что он его до сих пор не стер...

Мих Мих был единственным, с кем Толик имел целых три встречи. Познакомились они точно так же по переписке, и после нескольких постов сразу же последовало приглашение.

Толик приехал в весьма уютную и хорошо обставленную однокомнатную квартиру, где с порога был окружен вниманием. Мих Мих успел накрыть стол с изысканным угощением, среди которого оказалась даже черная икра. Причем, натуральная, как безошибочно определил Толик, попробовав ее второй раз в жизни. Да и сам Мих Мих для своих сорока шести выглядел довольно неплохо — стройный, подтянутый, достаточно красивый. Манеры его были уверенными, но без хамства, а суждения отличались наличием ощутимого социального опыта. В постели он оказался отменным любовником.

Толику понравилось тогда, что разговор начался не с анкетных данных, а с обмена впечатлениями о последнем романе Пелевина. Все вместе взятое заставило его отнестись к Мих Миху со вниманием, а не просто, как к очередному партнеру.

После второй встречи тот пригласил его на премьеру в Дом кино. Когда они гуляли по фойе, Мих Мих вдруг неожиданно обнял Толика за плечи и талию, и таким образом они совершили еще три круга. Толик сделал вывод, что это приглашение имело еще и скрытый смысл — Мих Миху было надо, чтобы кто-то на них посмотрел.

При третьей встрече он предложил Толику жить вместе с ним, и только лишь тогда возникли 'традиционные' вопросы. Толик узнал, что Мих Мих держит сеть то ли магазинов, то ли палаток, начав в свое время с клеток на Черкизовском рынке, недалеко от которого и находилась его квартира. Узнал, что он уезжал в Америку и пробовал начать дело там, но очень быстро вернулся. На вопрос — почему, ответил уклончиво, что ему оказались не по вкусу тамошние нравы и здесь он добьется большего.

Делая предложение Толику, он не рассыпался в обещаниях, как другие, сказав лишь только, что тот не пожалеет. Толик подумал, что возможно, Мих Мих имел на него и еще какие-то виды, помня его поступок в Доме кино, но решил не утруждать себя размышлениями, ответив прямо, что не чувствует себя готовым к семейной жизни и зависимому положению.

-Староват я для тебя... — со скрываемой горечью протянул Мих Мих, опуская голову.

'Нет, они определенно все повернуты на возрастном пункте, — раздраженно подумал Толик, — Разве Игорь Андреевич об этом думал?'

-Не грусти, старый, — подбодрил его Толик с улыбкой, — Найдешь своего мальчика-с-пальчика.

-Имей в виду, — сказал на прощанье Мих Мих, — Если вдруг когда остро возникнет проблема с местом, готов помочь.

Сказал ли он это из вежливости, или надеялся, что таким образом, тот не исчезнет навсегда из его жизни и еще можно будет что-то изменить, Толик не знал, да и не хотел об этом думать — он для себя все решил. Он не обратился за весь год к Мих Миху ни разу, и не собирался обращаться, но вид этого жалкого Григория, неожиданно заставил вспомнить предложение. Да и самому ему вдруг почему-то страстно захотелось 'опустить до посинения' состарившегося пионера.

В трубке послышался голос Мих Миха:

-Привет, Ёжик.

Это было прозвище, которым тот наградил его при первой встрече.

'Почему ёжик?' — поинтересовался он тогда.

'Пыхтишь, как ёжик, когда кончаешь', — ласково глядя на него, ответил Мих Мих.

'Стало быть, не стер телефон, — подумал Толик, — Неужели еще надеется?'

-Привет, — односложно отозвался Толик.

-Что заставило тебя вспомнить обо мне? — поинтересовался Мих Мих.

Не желая 'разводить бодягу', Толик ответил:

-Ты мне обещал когда-то, что можешь помочь с местом.

В трубке возникло молчание. Скорее всего, Мих Мих ожидал услышать нечто другое.

-Раз обещал, выполню, — мягко, но сухо проговорил он, наконец, — но буду тебе весьма признателен, если такие просьбы будут не частыми.

-А я к тебе часто обращался? — вопросом на вопрос ответил Толик.

-Когда вас ждать? — по-деловому спросил Мих Мих.

-Через полчаса.

— Код подъезда, если забыл, сто тридцать семь 'ка' сто восемнадцать. И имей в виду — в вашем распоряжении ровно час. Я хочу спать, пусть в одиночестве, но в своей постели.

В трубке послышались гудки отбоя.

Толик спрятал телефон и направился к входу в метро, бросив скукожившемуся на скамейке Григорию:

-Пошли.

Тот послушно вскочил и опять засеменил рядом, угодливо заглядывая в лицо Толику:

-Ты договорился, да? Квартира? Гостиница? А сколько это будет стоить? А нас там никто не увидит?

Толик приостановился, и снисходительно посмотрев ему в глаза, проговорил:

-Отдохни.

До Преображенки доехали быстро, но пришлось довольно долго ждать трамвая.

'По любому больше часа не получится, — констатировал Толик, взглянув на часы, — Иначе на метро потом не успеть...'

Он окинул взглядом сгорбившуюся фигуру Григория, который нервно переминался с ноги на ногу, и возможно, уже сожалел, что поехал с ним.

-Не ссым с Трезором на границе, пионер, — хлопнул его тыльной стороной ладони ниже пояса Толик, — Прорвемся. Крым наш!

-Ну, тихо, зачем ты так? — поспешно оглядываясь по сторонам, полушепотом проговорил Григорий.

Вот, наконец, и трамвай, со скрежетом вывернувший со стороны Семеновской.

-Наш? — спросил Григорий, угодливо заглядывая в лицо Толику.

-Все наше! А юго-восток захватим — будет еще лучше... Залезай. У тебя пенсионерская карточка почетного россиянина?

-Слушай, прекрати, в конце концов, — глаза и интонации голоса Григория впервые за вечер наполнились сдерживаемым гневом, — Всему есть предел.

Толик понял, что перегнул, и пройдя через турникет, молча уселся на сиденье. Григорий, тем не менее, действительно достал и приложил к валидатору социальную карточку.

Ехать было недалеко, и скоро они уже подходили к дому. Григорий проявлял все большее беспокойство, что уже стало заметно по его слегка дрожащим рукам.

-Мы в сто тридцать седьмую, — громко сказал Толик сидящей в стеклянном 'аквариуме' пенсионерке, буравящей их подозрительным взглядом, — Это лучший наставник Михал Михалыча по части опыта человечества, избравшего особый путь развития, а я при нем ради преемственности поколений.

Григорий побледнел и в сомнамбулическом состоянии проследовал в открывшуюся дверь лифта.

'Да, игривость так и прет, — иронически подумал Толик, окинув его взглядом, пока они поднимались, — Интересно, у него хоть вообще-то сработает?'

Все происходящее стало даже забавлять его.

Увидев выражение лица открывшего дверь Мих Миха, Толик сделал над собой усилие, чтобы не расхохотаться. Сделать это так явно, ему показалось жестоким.

-Проходите, — невозмутимо проговорил тот, пропуская их в прихожую.

-Спасибо тебе, — сказал Толик, по-хозяйски снимая и вешая в зеркальный шкаф куртку.

Он развязал и снял кроссовки, скинул свитер, небрежно бросив его на пуфик, и направился в ванную, бросив через плечо:

-Я сполоснусь?

-Полотенце твое, — отозвался Мих Мих, разглядывая Григория, который стоял посреди прихожей, как проштрафившийся малолетний оболтус, понуро опустив плечи и вперив взгляд в пол.

Толик зашел в ванную, скинул прямо на пол одежду и с наслаждением нырнул под горячие струи бьющей из душа воды. Здесь он позволил себе от души беззвучно посмеяться. Усугублял веселье и доносящийся сквозь дверь голос Мих Миха:

-Ну, чего ты стоишь здесь, как пень обсосанный? Иди в комнату, разденься, он к тебе сейчас придет. Через портки, что ль тебя е..ать будет?

Насухо растерев тело махровым полотенцем, и обмотав его вокруг талии, Толик вышел из ванной.

-Шмотки не убирай, я потом еще сполоснусь перед уходом, — сказал он, подходя к Мих Миху, мрачно курящему на кухне.

-Ну и вкус у тебя, Ёжик, — покачал головой тот.

-У меня сегодня акция помощи страдающим пенсионерам, — ответил Толик, выходя в коридор.

-Не увлекайся. Цигель-цигель, ай лю-лю, — не преминул напомнить Мих Мих, выразительно постучав себя пальцем по запястью.

Толик вошел в комнату. Раздевшийся до семейных трусов в цветочек, Григорий понуро сидел на краю застеленной чистым бельем широкой кровати. Его аккуратно сложенная в стопку одежда покоилась на кресле. Вид этой одежды и особенно трусы опять рассмешили Толика, насколько соответствовали сложившемуся у него образу.

'Где он надыбал-то их сейчас? Такие уже, вроде, и не продают. Сохранил с ностальгических времен вместе с запасами соли и спичек?'

Он подошел к Григорию и скинул на пол полотенце. Испуганный и одновременно вожделенный взгляд того уставился на оказавшийся прямо напротив его лица и набирающий внушительные размеры член Толика. Однако он только лишь смотрел, не предпринимая никаких попыток сделать что-то еще.

Толик присел, и взяв Григория под коленки, закинул его ноги на постель. Тот позволял с собой делать все, что угодно, никак не откликаясь на происходящее.

'Поиграть хотел? — озорно и в то же время злорадно подумал Толик, — Сейчас я тобой наиграюсь...'

Он стащил с лежащего на спине Григория трусы, и как заяц, прыгнул ему на грудь, растопырив ноги.

-На, соси, сука, бл... ,— приговаривал Толик, пихая резкими движениями свой член в рот Григорию.

Тот захрипел и закашлялся одновременно.

-Не можешь? Лижи тогда мне сраньё.

Толик уселся голой растопыренной задницей ему на лицо:

-Ты хоть сосалищем своим пошевелить можешь?

Григорий начал делать слабые движения языком и губами.

-Соси... лижи... бл..., е..ная пыльным мешком по голове ...

Толик изощренно матерился, заводя себя этим, поскольку Григорий лежал, как бревно, и его член тоже не проявлял никаких признаков активной жизни.

'Эх, дед, был когда-то у тебя пистолет, а теперь одна кобура болтается', — вспомнился Толику старый анекдот.

Видя, что все бесполезно и ощущая в себе нарастающее желание излить в экстазе все томившее его, Толик слез с Григория, резкими сильными движениями перевернул его на живот и поднял туловище руками, запущенными под бедра. Взяв заботливо положенный Мих Михом на подзеркальник презерватив, он сорвал зубами упаковку, натянул себе на член, и резким движением глубоко вошел в Григория. Тот жалобно застонал, но Толика уже было не остановить. Это был его час...

Он видел перед собой обрюзгшую спину с коричневыми родинками, седой, коротко подстриженный затылок, и ощущал посредством этого тела власть над всеми сразу, этими нудными самовлюбленными взрослыми, диктовавшими ему всю жизнь свою волю. Над теми, перед которыми он был всегда униженным и неправым. Над повелителями, не считающимися с его достоинством и личностью, но которых, по их твердому убеждению, он все равно обязан был уважать, признавая их неоспоримый авторитет. А вот сейчас — он хозяин, и они вертятся у него на х..ю! На тебе! На!! На!!!

Толик с садистским упоением продолжал делать резкие глубокие движения, чувствуя приближение естественного конца. Стоны Григория перешли в вопли, а вожделенный момент Толик ощутил уже под душераздирающий крик и предупредительное постукивание пальцами в дверь.

-Потише немного, — донесся оттуда голос Мих Миха.

Толик в изнеможении упал на спину и раскинулся на кровати, тяжело дыша. Тело его блестело от пота, и он блаженно прикрыл глаза, прислушиваясь к биению своего сердца. Ему опять вспомнился Игорь Андреевич. С ним было все не так. С ним одним, но только не со всем этим сбродом. Будет ли у него еще с кем-нибудь так? От этой мысли глаза Толика наполнились слезами. Он бросил взгляд на лежащего на животе и продолжающего стонать Григория:

-Что ты скулишь? Тебя уже не е..ёт никто давно.

Григорий поднял голову и посмотрел на него отсутствующим взглядом.

-Вставай, одевайся, нам пора, — сказал Толик, поднимаясь с постели, — Наигрались...

Григорий сначала сел, а потом, постанывая, поднялся на ноги.

-Идти-то сможешь? — сочувственно спросил Толик.

Он знал, что сейчас накатит жалость и сострадание. Момент был самый подходящий для нее, поскольку он всегда оказывался самым неподходящим.

-Поди, посри, — сказал Толик, стягивая презерватив, — и выбрось заодно.

Григорий послушно взял двумя пальцами презерватив, и неся его перед собой, нетвердой походкой направился к двери.

-Постой... Я сам выброшу, — сжалился Толик.

Он подошел к нему, забрал презерватив, и поддерживая под руку, довел до туалета.

-Сполоснись, там биде есть... Смотри, не перепутай.

Толик голышом вошел на кухню и кинул презерватив в помойное ведро — ему ли было стесняться Мих Миха? Тот все так же сидел за столом и курил.

-Кофе заварить? — спросил Мих Мих при появлении Толика, окинув его с ног до головы вожделенным взглядом.

'Не перекипело еще', — усмехнулся про себя Толик и ответил:

-Некогда, на метро опоздаем.

-Ты его там до смерти-то не зае..ал? — усмехнулся Мих Мих.

-Надеюсь, — с такой же усмешкой отозвался Толик, уходя в ванную.

Через четверть часа они с Григорием сидели в пустом трамвае и молча глядели каждый перед собой.

-Тебе в какую сторону, ветеран? — спросил Толик, когда они вышли у метро.

-Я, пожалуй, такси возьму, — оглядываясь по сторонам, ответил Григорий.

Он постепенно приходил в себя, и тон его стал обретать прежние нотки.