Он поморщился. Грудь его ходила ходуном, и принцесса перевела взгляд на нее, заметив, что странные длинные шрамы, которые она уже видела ранее, покраснели. Очень похоже на ожоги... и очень любопытно, как Тротт их получил.
— Не нужно было отходить от убежища, Алина, — снова вмешался инляндец в ее мысли. Голос его уже был спокойным, но на лице читалось недовольство.
— Но почему? — недоуменно спросила она. — Вы сказали, мы уже в безопасности.
— Богуславская, — процедил он, взирая на нее сверху вниз. — Вы что, с переходом через реку резко поглупели? Здесь достаточно опасностей и кроме ловчих императора. Забыли уже про пауков? И... почему вы босиком?
Алина вытянула ногу перед собой, пристыженно покрутила пяткой с налипшими щепками и землей, прикрыла сорочкой обнажившуюся коленку и вздохнула:
— Извините, профессор Тротт.
— Идите обратно, — сказал он, отводя странный взгляд от ее колен. Она даже склонила голову, оглядела их — грязные, что ли? Или, может, с синяками? — Скоро уже выходить, поешьте нормально, оденьтесь.
— А если меня кто-нибудь саму на обратном пути съест? — резонно возразила она и торжествующе заключила. — Сейчас мне безопаснее рядом с вами, профессор.
— Не съест, — буркнул он, — я все проверил, хищников нет.
Она недоуменно глянула на него из-под челки.
— Тогда почему вы рассердились?
— Но вы-то об этом не знали, — отчеканил Тротт. — Идите, Богуславская.
— А вы останетесь здесь? — уточнила Алинка дотошно.
— Да.
— Еще тренироваться?
— Да.
— А можно я посмотрю? — она застенчиво улыбнулась.— Это очень красиво, профессор.
Тротт посмотрел в ее глаза и дернул плечами.
— Как хотите. Я уже привык к роли экспоната, и застенчивостью не страдаю.
Он отвернулся, а принцессе вдруг стало стыдно — может, ему нужно побыть одному, а она и так наверняка успела надоесть ему за путь, и еще сейчас надоедает. Потому что привыкла, что он к ней снисходителен. И уже считает, что имеет право на его время и общество. А ведь по сути она ему чужая и он вовсе не обязан быть добрым.
— Извините, что разозлила вас, — тихо проговорила Алина ему в спину. — Я все-таки пойду. Извините. И спасибо за еду, я, наверное, никогда ничего вкуснее не ела.
Ответом ей стал свист оружия, и принцесса, задержавшись на несколько мгновений, все же побрела обратно, догрызая птичий остов. Еда стала невкусной, а настроение совсем не радужным. Позади слышались звуки прыжков, рассекаемого воздуха и тяжелого дыхания, и мелькнула мысль спрятаться за деревом и посмотреть, но она не стала. Тротт обязательно заметит, и ей станет еще более неловко.
Инляндец вернулся, когда она уже была полностью одета и терпеливо сидела у их убежища, ожидая его. Угли она затушила, привычно закрыла пластом снятого мха, смазала следы у речки, закопала кости обглоданных птиц, а оставшиеся шампуры — Тротту она оставила побольше — выложила на очищенный от крошек и земли корень.
Инляндец мазнул по убранной стоянке взглядом, но ничего не сказал, и Алина совсем расстроилась. Когда он начал быстро ополаскиваться, угрюмо отвернулась — а то вдруг поймет, как до ужаса любопытно и приятно на него смотреть, и скажет что-нибудь колкое, и тогда она не будет знать, куда деваться от смущения.
Тротт поел и начал собираться, не глядя на нее. И когда, наконец, скомандовал "пойдем", Алина тихо поднялась и молча двинулась следом. Что-то произошло этим утром, отчего ушла легкость, появившаяся в общении за прошедшие недели, и пятая Рудлог снова грустила, ругая себя за неосторожность и любопытство, и заставляла себя молчать, хотя на губах крутилась тысяча вопросов про поселение и про то, что они будут делать дальше.
— Ну что вы опять сопите, принцесса? — услышала она тяжелый голос Тротта и от радости заулыбалась во весь рот.
— Я боюсь к вам обращаться, — призналась она. — Вы какой-то злой сегодня. И внезапно вспомнили мой титул. Это точно не к добру.
Он хмыкнул.
— Что вы хотели спросить? Давайте, добивайте меня, Богуславская. Все равно нам еще несколько часов идти.
Принцесса вприпрыжку догнала его, не переставая улыбаться.
— С чего бы начать... А сколько лет уже здесь живут дар-тени, вы знаете? А как высоко вы можете летать? А... нет, для начала, пожалуйста, покажите мне еще раз, как вы летаете, профессор!..
ГЛАВА 2
Начало марта, Бермонт, Полина
Ее величество Полина-Иоанна, одетая в тяжелую шубу и плотный платок, веселая и разрумянившаяся, как деревенская девушка, сидела на пеньке в заснеженном лесу пригорода Ренсинфорса и развлекалась тем, что лепила снежки и сбивала ими шишки. Вокруг, стараясь не попадаться королеве на глаза и отслеживая траекторию снежных снарядов, расположилась охрана. На ветках, привлеченные небывалой суматохой, шныряли серые белки и, зависая на качающихся ветвях, укоризненно стрекотали и дергали пушистыми хвостами.
Полина уже несколько дней выезжала в этот лес по совету шамана Тайкахе, и с удовольствием гуляла меж сосен — для нее в первый же день прокатали в глубоком снегу тропинку, и королева чинно вышагивала по короткому маршруту, слушала чириканье согревшихся на солнышке пташек... и жутко скучала. Зато время бодрствования сразу увеличилось почти вдвое и иногда достигало трех часов. Лес давал силу — Поля чувствовала, как живительная энергия струится меж древесных стволов, пахнущих смолой и хвоей, и наполняет тело легкостью. Лес лечил, лес шуршал свои песни на пару с ветром, шалил, осыпая снегом с еловых лап, радовал то спустившейся за угощением белкой, то зайцем или огромным сохатым, тяжело раздвигающим сугробы мощной грудью.
Живность Полину не боялась, подходила близко, тыкалась в руку, съедая угощение — то ломоть хлеба, посыпанный солью, то морковку или яблоко, — но стоило шевельнуться кому-то из охраны, как звери всполошно бросались прочь.
— Почему они вас боятся, а меня нет? — спросила она у подполковника Свенсена, который в один из дней выехал вместе с королевой, чтобы лично проверить место, где она гуляет.
— Вы супруга сына Хозяина Леса, ваше величество, — добродушно пояснил Свенсен, цыкая на наглую белку, примеряющуюся, как бы прыгнуть с сосны на королеву. — Ему подчиняются все звери. Они чувствуют это и идут к вам, несмотря на то, что и вы, и Демьян пахнете хищниками, как и мы.
Полине скоро надоели снежки, и она поднялась, решив еще пройтись и подумать, чем заняться завтра. Все эти дни она исправно писала письма мужу, принимала просителей, даже поучаствовала в нескольких выездах по военным частям Ренсинфорса, где произнесла зажигательные речи о том, что спокойствие мирных граждан столицы зависит от бравых солдат и она лично, королева, глядя на них, тоже спокойна. На ее столе лежала целая стопка с просьбами посетить важные мероприятия, так что выбор был. Но ей ничего не хотелось. Ей хотелось к Демьяну.
Однако Полина точно знала, что сейчас не время мешать ему. Она может только помочь, занявшись его делами здесь. Поэтому, да, посетит и открывшийся завод, и раненых бойцов, и выпьет чаю с женами линдморов... и много что сделает, только бы он гордился ею, Пол.
Она шагала по скрипящему, кое-где оплавленному весенним солнцем снегу, а охрана, рассыпавшись, неслышно закрывала ее от возможных злоумышленников. Было тихо. Тронутый только звериными следами снежный покров сверкал белизной, и Поля снова погрузилась в ощущения того, как течет к ней первородная энергия, свежая, чистая...
— Королева!
Раздалось рычание, глухие ругательства. Полина с удивлением подняла голову, щурясь на ярком солнце — гвардейцы шагах в двадцати сбоку от нее крутили руки голому обросшему мужику.
— Королева! — снова позвал он яростно. Его швырнули на колени.
Она еще сощурилась, приставила ладонь козырьком к глазам и шагнула вперед. И с удивлением узнала в скрученном дикаре главаря заговорщиков Ольрена Ровента. Сейчас он скалился и утробно ворчал, стоя с заведенными за спину руками, но вырваться не пытался и, кажется, совсем не чувствовал холода.
— Мне нужно поговорить с тобой! — рычаще рявкнул он.
— Ваше величество, не подходите к нему, — предупредил командир группы охраны. Гвардейцы окружили королеву, защелкали затворы автоматов. Часть бойцов прочесывала лес. Им и так попадет от Свенсена, что не заметили Ровента, подпустили близко. Будь у него оружие — вполне мог бы выстрелить или метнуть нож.
— Я один, — сообщил он громко и презрительно оглядел напряженных гвардейцев. — Я не нападу, клянусь. Мне надо, чтобы ты послушала меня!
Пол сжала зубы, и, отвернувшись, пошла к опушке, где ждали машины. Этот берман хотел убить ее Демьяна. И убил бы и его, и ее, если бы встала на пути.
Позади раздалось раздраженное рычание, звуки возни, быстрых шагов и ударов. Пол, не оборачиваясь, ускоряла шаг, хотя внутри все сжималось.
— Прошу! — крикнул он сдавленно. — Ваше величество!
Это у него вышло сдавленно, будто он через силу выталкивал из себя слова. Снова раздались звуки борьбы. Полина еще ускорилась.
— Моя королева! — прокричал он со злостью, сквозь которую пробивалось отчаяние. — Ты моя королева! Я прошу! Прошу тебя о милости!
Пол поморщилась, потерла ладонью замерзший нос и щеку и со вздохом остановилась.
"Твое слово — милосердие" — прозвучал у нее в голове тонкий и скрипучий голос доброго Тайкахе, мудрого Тайкахе. И Полина обернулась. Ровент, отбиваясь от охраны, рвался за ней, но его отшвыривали, пытались вязать, он ревел и бился в руках гвардейцев, и в чертах его все больше проступало медвежьего.
— Уберите его скорее! — резко скомандовал командир группы.
Полина снова вздохнула.
— Стойте, — звонко приказала она и подняла руку. — Он просил о милости, и я не откажу. Только, пожалуйста, дайте ему во что-нибудь одеться.
— Чего ты хочешь, Ольрен Ровент? — спросила она, когда бермана, уже одевшегося, подвели к ней. Линдмор одичал, зарос, и глаза его были звериными. А еще — тоскливыми.
— Король наказал нас, — сказал он глухо. — По праву своему наказал, я не оспариваю его право. Он связал нас с тобой своим словом, и когда мы стали оборачиваться после полудня, мы поняли, что ты возвращаешься.
— Возвращаюсь, — согласилась Полина. — Благодаря Демьяну. Так чего же ты хочешь, Ровент? Отменить наказание? Считаешь, что оно сурово, после того, как вы предали и его, и меня?
— Нет. Будь моя воля, я бы не оставил в живых нарушивших слово и пошедших против Хозяина лесов, — рычаще проговорил Ольрен. — Наказание мягко, и король проявил слабость.
— Чушь какая! — резко ответила Полина. — Только глупые люди принимают милосердие за слабость!
— Ты — чужачка! — рыкнул Ровент, оскалившись, но Пол, выпрямившись, выдержала его дикий взгляд, и он моргнул удивленно, — медвежьи черты снова пропали, — и опустил голову. — Ты многого еще не понимаешь, потому что чужая Бермонту, — продолжил он тише. — Но ты смела и верна, и я клянусь, что больше не пойду против тебя.
— Я уже не чужая, — резко возразила Пол. — Посмотри на меня, Ольрен Ровент. Я люблю эту землю и вашего короля. И эта земля приняла меня, и Великий Бер принял, и его сын назвал меня женой. Что с того, что я не родилась в Бермонте, если мое сердце здесь? И третий раз я тебя спрашиваю — чего ты хочешь? Ты пришел извиниться передо мной?
— Нет, — буркнул Ровент и замолчал. Пол вздохнула и развернулась, чтобы уйти. Иначе она так до оборота ни о чем проговорит.
— Подожди, — сказал он ей в спину. — Попроси его принять нас в действующую армию. Тебя он послушает.
— А вас нет? — скептически уточнила Полина, поворачиваясь.
Берман качнул головой.
— Не станет слушать, разорвет. А тебя не тронет, иначе не стал бы я через женщину своего добиваться. Сама посуди — нас восемьдесят сильнейших берманов. Мы встанем за его спиной, станем его опорой. И наши войска приучены служить нам.
— Откуда мне знать, что ты не предашь повторно? — спросила королева. — Как я могу уговаривать Демьяна, зная, что ты можешь ударить в спину?
Ровент зарычал, глаза его пожелтели. Гвардейцы придвинулись ближе, но Полина остановила их жестом.
— Я говорю, что ты многого не понимаешь! — рычал Ровент. — Это и моя страна, и моя земля! Демьян — мальчишка, но на нем благословение праотца нашего. Не знаю, как ты победила его болезнь, но пока он жив, я не пойду против него. И никто не пойдет. Но и стоять в стороне, пока наши люди там бьются — это позор. Не помочь ему — позор. Только он не хочет нашей помощи! Даже слышать о нас не хочет! А ведь если он не выстоит, беда придет в каждый дом. И в мой тоже. Там воюют мои люди. Мои дети. А я здесь, в шкуре, на зайцев охочусь! — он зло сплюнул. — Поговори с ним, королева. Моя королева! Попроси его.
— Он не согласится, — хмуро сказала Пол. — Это и так понятно.
Ее начало клонить в сон, как всегда бывало перед оборотом. И сквозь туман донеслось рычащее:
— Поговори. Прошу. Поговори. И у тебя не будет вернее бермана. Поговоррриии...
"Демьян, здравствуй, любимый мой муж.
Ответ на мое прошлое письмо еще не пришел, но я решила написать тебе, не дожидаясь его. Я буду просить тебя об одной важной вещи. Мне трудно это делать, но, наверное, каждому нужно давать возможность искупить свой проступок. Пожалуйста, только не отказывайся сразу, подумай..."
Король Бермонта читал письмо от Полины, поглядывая из палатки на горы, окрашенные рассветным солнцем. Долина, ставшая непроходимой после озерного цунами, вот-вот должна была застыть окончательно, и тогда враги наверняка снова предпримут массированную попытку прорыва. Они и так не дремали — войска Бермонта и ближайшие к долине города постоянно подвергались нападениям с воздуха, и потери были серьезные. Пока собьешь одну "стрекозу", остальные уже тут, налетают, как саранча, жрут солдат, повреждают орудия и укрепления.
В соседних городах иномиряне налетами грабили магазины, пополняя свои запасы. Конечно, и артиллерия Бермонта постоянно "гладила" склон, на котором находился проход, но и незваные гости из нижнего мира уже перебрались на другую сторону горы, а подкрепление к ним выходило по ночам, спешно пробираясь к своим в промежутках между обстрелами.
Демьян тоже ждал замерзания разлившегося озера. К лагерю уже подтягивались последние части с отдаленных линдов Бермонта, враги были взяты в полукольцо, и король с военными командирами разрабатывали план прорыва к переходу. По горам армия не пройдет, обойти, чтобы напасть с тыла — значит потерять несколько недель, а то и месяцев. Так что как только лед станет крепко, нужно будет сразу начинать битву — иначе и враг накопит силы, и потерь будет куда больше.
Перед палаткой его величества остановился адъютант, отдал честь. Бермонт неохотно отвел взгляд от письма Полины, проглядел второе — доклад Свенсена об инциденте в лесу, и хмуро спросил:
— Какие-то новости?
— Да, ваше величество, — бодро сообщил берман. — Опять нашли в стороне от лагеря троих связанных иномирян. Сейчас начинаем допрос. Судя по всему из аристократов, богато одеты. По-бермонтски не говорят. Вокруг медвежьи следы, уходят в лощину. Прикажете пройти по следам и привести сюда помощников?
