Прыжок леопарда. Глава 17

— Ты что-то имеешь против него? — как-то спросил отец, — Последний Хранитель уголовнику не товарищ?

— Почему же? — смутился я. — Кстати, Сашка, а кто он такой?

— Что ж ты его сам не спросил?

— Я думал, двойной агент, твой человек в криминальном мире...

— Выше бери. Мордан тебе почти родственник. Это старший брат нашей Натальи.

Вот так! Честное слово, я был ошарашен.

Мне кажется, что-то из того разговора дошло до Сашки. А может, отец и с ним провел разъяснительную беседу? Во всяком случае, тем же вечером он спросил:

— Почему ты меня все время погоняешь Морданом, по поводу, и без повода? Я его, главное дело, по имени, а он — исключительно погремухой!

— Боюсь уронить твой имидж, в присутствии подчиненных, — отпарировал я. — А как вас прикажите величать?

— Ну, имя у меня есть... — замялся Мордан.

— А отчество?

— Отчество, как у Пушкина.

— Стало быть, Александр Сергеевич?

— Ну!

Да, действительно, отчество у него, как у Натальи, — неожиданно вспомнил я. — Все нормально, брат и сестра. А ведь совсем не похожи!

— Знаешь, Сашка, — сказал я, и хлопнул его по плечу, — погоняло твое, звучит оборотисто! Есть в этом слове сумасшедшая энергетика. Прислушайся сам: "Мор-рдан!" Все равно что "брусника, протертая в сахаре". А если серьезно, когда-нибудь я скажу: "Есть у меня, хоть и хреновый, но друг. Зовут его Александр Сергеевич". Но это случится после того, как ты сделаешь для людей хотя бы одно доброе дело.

— А если и я?

— Что, если и ты?

— Тоже тебя погремухой: не Антон, а, допустим, Сид?

Сид — мое звездное имя, а в совсем недалеком прошлом — псевдоним для служебных сводок — производное от английского "sea" — "море" и "diabolic" — "черт". "Sea diabolic" — так когда-то меня прозвала одна из испанских газет. Только для Сашки Мордана проще считать, что Сид — это мое погоняло.

— Допускай, — усмехнулся я, — в отличие от тебя, не обижусь.

Не знаю, вынес ли Сашка что-нибудь путное из этого разговора, но в своем резюме был краток:

— Ладно, сволочь, попомнишь!

Это у него шутки такие, солдатские.

Сблизились мы с ним года четыре назад, осенью. Я тогда в ремонте стоял. Как-то, вдруг, вспомнил, что Сашка заядлый грибник. Я вытащил его из родного пивбара, а в качестве компенсации купил ему ящик пива. Что удивительно, он не протестовал.

Пока бродили по склонам, болтать было неохота: грибов — хоть косой коси. Пиво пили вместо воды, и оно выходило потом. Ближе к вечеру сели перекурить. И тут я обнаружил, что нагулял аппетит, а машина подъедет только часа через два.

— Есть у меня немного жратвы, — неохотно сказал Сашка. — тушенка, сухари и галеты. Только это НЗ, нужно будет восполнить.

— Что за НЗ? — спросил я из вежливости.

— Мой личный тайник. Ну, если придется подаваться в бега.

— Не бойся, не заложу.

Тайником оказалась обычная ниша под обломком известняка. Была там еще солдатская фляга со спиртом и пара стволов.

Мы, естественно, причастились.

— Давай постреляем? — вдруг, предложил Мордан.

— Ты, часом, не перегрелся?

— А мы потихоньку, — Сашка достал из ниши промасленный сверток, разложил на траве его содержимое.

— Ого! — изумился я.

— "ПБ", — хвастливо сказал Мордан, — Модель пистолета Макарова с несъемным глушителем, разработан для элитных подразделений спецназа!

— Ого! — опять повторил я.

— Напрасно ты так, — почему-то обиделся Сашка. — Я действительно хорошо разбираюсь в оружии. Можно сказать, с детства. Мои ведь родители тоже...

— Помнишь их? — спросил я, чтобы загладить свою вину.

— Не-а, — ответил он с деланным безразличием, — а вроде был большенький, когда их... не стало. На фотографии сразу узнаю, а на память совершенно не помню. Даже представить себе не могу. Бывает, приснятся ночью, а вместо лиц — белые пятна. Они ведь все время по заграницам, только работой и жили. Возможно, и нас с Наташкой сделали "для прикрытия". Я, кстати, в Брюсселе родился. А рос на Тамбовщине. Меня, в основном, дед воспитывал.

— Хреново воспитывал.

— Много ты понимаешь: "хреново!" Я ведь в школе на отлично учился. В мореходку играючи поступил, а конкурс был сумасшедший: семнадцать рыл на одно место! Избрали комсоргом роты, был кандидатом в члены КПСС.

Сашка сделал короткую паузу для возгласов и оваций, но я промолчал. Только мысленно спросил: "А потом?" Но он этого не заметил:

— А потом все в одночасье рухнуло. На плавпрактику только трое из нашей роты уходили индивидуально. Я в том числе. Попал в СМП, в Архангельск. Оттуда вернулся с волчьим билетом. Представляешь характеристику? — "в политических убеждениях занимает левую сторону. Партийная, комсомольская, и общественные организации теплохода "Николай Новиков", считают, что курсант Ведясов не достоин звания советского моряка".

— Как, как ты сказал?! Левую сторону?! Или ты что-то путаешь, или ваш помполит с теорией не дружил!

— Мамой клянусь! — Сашка чиркнул ногтем большого пальца по верхней челюсти. — Цитирую без купюр!

— Ну, не знаю, — задумался я, — такой слог, такой пафос! Что ж такого ты смог сотворить? Но, бьюсь об заклад, это будет покруче любой контрабанды. Может, "шерше ля фам"?

— Какой там, на хрен, "ля фам"? Мы стояли на линии Игарка — Италия. Есть у них порт такой — Монфольконе. Экспортный пилолес сплавляли для макаронников. То ли бес попутал, то ли к слову пришлось? Точно не помню, с какой такой стати я решил процитировать Маркса? Один, мол, из признаков отсталости государства, если оно торгует сырьем.

А этому пегому донесли. Он и давай слюной брызгать:

— Щенок шелудивый! Тебя на народные деньги учат, кормят и одевают! А ты, своим языком поганым, грязью страну поливаешь!

Кто бы другой сказал, я бы стерпел. А этот... помполит называется! Весь рейс у матросов сигареты стрелял! Ну, я и взвился:

— Ты, — говорю, — дерьмо из-под желтой курицы! Это ты, своим языком поганым у буфетчицы секель лижешь! А она за это в сейфе твоем свою контрабанду прячет! И весь экипаж закладывает: кто, что, кому говорил.

— Так и сказал?

— Так и сказал.

— А он?

— А у него инфаркт. Чуть не помер. С тех пор и пошло-поехало. Из мореходки чуть не поперли. Спасибо отцу твоему, отстоял. Вызвал меня замполит отделения, трахнул кулаком по столу:

— Запомни, — сказал, — за тебя ручаются очень большие люди. Я пошел им навстречу. Сделай так, чтобы мне не было стыдно за это решение.

Да только куда там! В жизни, как в боксе: одно дело, если ты поднимаешься сам и совсем другое — если тебя поднимают другие. Покатился я под уклон, и нет ему конца края.

Сашка задумался и вздохнул. Я промолчал. И он оценил это молчание — молчание человека, прошедшего путь, на который ему не хватило терпения или удачи. Ведь все мы в те годы были такими.

Нет, это же надо, сколько удивительных фокусов я наворотил в этом году! Дождь в гостиничном номере, это уже что-то! Жаль, что не помню. Пора прекращать пить.

— Александр! — внезапно спохватился отец, — где свежее пиво?

— Где яблоки, где пожрать, где высшая справедливость? — тем же тоном продолжил я, подражая его голосу, и заржал.