Книга 1. Воздушный стрелок. Боярич

Только если я не схожу с ума и в зеркале, повешенном аккурат напротив моей кровати "заботливыми" руками "заглянувших проведать дорогого братика" кузин, действительно отражается покореженная физиономия Кирилла Громова, значит, сам бывший владелец тела куда-то... ушел?

Стоило задать себе этот вопрос, спустя мгновение пришло понимание: действительно ушел. Куда? Черт его знает, но среброусый обещал, что там будет лучше. И зная историю Кирилла, я не могу его винить. Остается только удивляться, как у мальчишки вообще хватило сил провести пять лет в борьбе с людьми, которые должны были стать ему опорой и подмогой...

Нет, это не пустые слова и не идеализация родственных уз, все куда проще. Каждый член боярского рода, будь он родственником по крови или принятым в боярские дети, присягает на верность роду, а тот дает новообретенному родственнику свою защиту и поддержку. Эдакий вассалитет с освященными веками условиями и обязательствами сторон... Остается удивляться, почему в отношении кровного родственника, да еще несовершеннолетнего, род отказывается исполнять те самые взятые на себя обязательства. А ведь в памяти Кирилла имеется пусть и размытое, но яркое воспоминание о том, как глава рода Громовых принимал под опеку восьмилетнего мальчика... буквально на следующий день после смерти его родителей в автоаварии... Дерьмо какое-то.

Я покосился на зеркало, тут же послушно отразившее мое новое, украшенное рубцами и стяжками лицо, лоснящееся и блестящее... последствия ожогов, однако. Хорошо еще, что здешний доктор клятвенно заверил меня в скором исправлении этого кошмара. Но до тех пор смотреть в зеркало откровенно страшно. Спасибо, дорогие мои кузины с кузнечиком... Ишь, разрезвились... кобылы с жеребцом. Нет, Кирюха, так дальше жить нельзя. Что было, то прошло, но! Вздумают лезть опять — будем учить... жестко, больно, но доходчиво, и главное, качественно! Как и завещал... ну да, ну да, он самый, среброусый такой. Иначе подумать страшно, что они с обычными людьми творить будут, раз уже сейчас родную кровь не пожалели...

Глава 2. Господи, избавь меня от союзников...

Наверное, услышь я такие рассуждения Там, фыркнул бы недовольно — дескать, что за дурь так реагировать на сон, пусть он и был в своем роде вещим? Вот лишь одно "но"... Этот сон... воспоминания... они стали моими. Не знаю, как объяснить точнее, но... это меня гоняли по полигону две злорадно ухмыляющиеся девицы, и это моим телом, опутанным водяным "неводом", они же вместе с братом играли в футбол, пока я из последних сил держал трещащий от напряжения воздушный щит, не давая шипящим нитям воды коснуться кожи... Таких воспоминаний у меня ой, как немало. И среди них есть не только эпизоды поражений и побед, но и откровенных подстав со стороны любезных кузин с кузнечиком. Не могу сказать, что Кирилл всегда был образцом благородства, нет, в такой обстановке ангелы не выживают, но до откровенной подлости он никогда не опускался. В остальном же действия младшего Громова можно охарактеризовать как вполне оправданные тактические приемы в борьбе с превосходящими силами противника. И уж точно парень никогда бы не позволил себе издеваться над проигравшими. Для него это было противоестественно и абсолютно неприемлемо. И от того, что двоюродные сестры и брат не гнушаются такой низости, ему было еще больнее.

Странно, но память Кирилла, встроившись в мою собственную без остатка, став ее неотъемлемой частью, изрядно сместила акценты в моем мировоззрении, в частности изрядно пошатнув давно ставший привычным цинизм стоящего у черты умирающего вояки, уже принявшего грядущий уход как должное. С другой стороны, иные черты моего характера... Так я толком и не смог принять умения Кирилла прощать и доверять... я никогда не прощал своих обидчиков и всегда отдавал долги. Будь то услуга или пуля в лоб, рано или поздно "награда" находила своего "героя". За что и получил Там свое прозвище. Правда, всегда предпочитал его прямой перевод с латыни, благо такой вариант подходит мне не меньше. Люблю вкусно и много поесть. А вот комиксов не люблю, очень. Потому записным острякам, интересующимся наличием у меня адамантовых когтей, я без лишних разговоров устанавливаю личную портативную светотехнику... бесплатно.

Сегодня был первый день, когда здешние эскулапы разрешили мне наконец выбраться из постели и отправиться на небольшую прогулку... не дальше веранды перед медблоком. Замечательно. А то я уже устал лежать в боксе, наслаждаясь процессом выздоровления. Хотя... честно говоря, за выздоровлением своего нового тела я следил с большим интересом, поскольку такого темпа регенерации не видал даже у ящериц. Если бы Там у нас были такие врачи и такие возможности... сколько хороших ребят можно было спасти от смерти или инвалидности... М-да уж.

Поплотнее запахнувшись в халат, я нашарил под койкой пушистые и мягкие, совсем не больничные тапочки и, радостно распахнув дверь бокса, не менее весело поковылял по коридору к выходу из медблока, не забывая держаться стенки.

Оказавшись на веранде, я остановился и, отдышавшись, устроился на небольшой лавочке. Ноги дрожат, в голове муть... в общем, полный набор удовольствий выздоравливающего.

— А, Кирилл, вижу, ты уже выбрался на свежий воздух, — неслышно возникший рядом подтянутый дядька весьма неопределенного возраста присел рядом, не спрашивая разрешения... Впрочем, пришлось напомнить себе, что единственный человек здесь, у которого Владимир Александрович Гдовицкой, будучи начальником охраны, действительно обязан спрашивать разрешения сделать что-либо, это глава рода боярин Громов, мой номинальный дед, так сказать.

— Да вот устал лежать, Владимир Александрович. Скучно. Даже шрамы на морде считать и то надоело, — вздохнул я, закрывая глаза и подставляя лицо жаркому летнему солнцу. У юношеского тела, пусть даже и в таком вот покоцанном состоянии, есть один несомненный плюс. Окружающая реальность воспринимается куда ярче и... полнее. Словно в детство верну... м-да уж.

— Эскулап наш Иннокентий Львович говорил, что через пару дней от них и следов не останется, — осторожно заметил мой собеседник.

— Знаю. Мне он то же самое говорил. Но в боксе все равно больше заняться нечем. Вот и любуюсь на свое отражение. Спасибо сестричкам, позаботились о развлечении, — кивнул я, не открывая глаз.

— Да уж... — кажется, сосед совсем не рад такому повороту нашей беседы. — Ирина Михайловна сегодня за обедом опять о тебе справлялась.

— Какая трогательная забота. Передайте ей мое почтение и благодарность, Владимир Александрович... — Хм, не любил Кирилл тетку, ох, не любил. Да только с чего это меня так передергивает, а? Мне-то она никто, и звать ее никак. Дела-а...

— Еж, ну натуральный еж. Только что иголок нет, — со вздохом заметил мой собеседник.

— Ничего, тренер, дайте срок, вырастут... а там и за когтями-клыками дело не заржавеет, — откликнулся я и почувствовал, как напрягся сидящий рядом человек.

— А ты изменился, Кирилл, — доверительным тоном заметил Владимир Александрович, мгновенно пряча сущность эсбэшника за маской тренера и учителя. — Вырос, наверное?

— Вряд ли, скорее, просто устал. — Я открыл глаза и, повернув голову к собеседнику, спросил: — А что, это плохо?

— Хм... Вырос-вырос, Кирилл Николаевич. Впору об эмансипации задуматься, — старательно натягивая беззаботную улыбку на лицо, проговорил тренер. Только глаза у него остались слишком уж серьезными.

И я рискнул. Кирилл называл это "тронуть Эфир", я же всегда говорил: "напрячь чуйку". Но смысл один, и действо это мне знакомо давно и очень хорошо... Вообще все эти их "эфирные" техники до боли напоминают то, чему я учился Там, в Центре. Правда, здесь выбор приемов куда разнообразнее, а сами они... формальнее, что ли. Надо будет обязательно разобраться с этим делом. Непременно.

Как бы то ни было, "принюхавшись" к моему визави, я учуял только легкое одобрение в его эмоциях, что уже радовало. Но еще лучше было другое... боль, та самая жуткая головная боль, что в последнее время терзала мое тело Там, едва мне стоило воспользоваться своими умениями, здесь отсутствовала напрочь. А само действие, требовавшее раньше довольно серьезного усилия, теперь казалось естественным и простым... словно кружку воды выпить. Нет, ну правда... я чуть ногами не засучил от нетерпения, когда представил, во что тут может превратиться мой разгон. Как ребенок, честное слово.

Стоп. Ки... да черт возьми! Ромка, соберись, возьми себя в руки. Потом эмоциями фонтанировать будем.

— И куда мне с этой самой эмансипацией потом деваться? Из родного-то дома, да без образования, профессии... на паперть идти? — А в Эфире толкнул я своему собеседнику... хм-м... эмоцию не эмоцию... скорее образ, окрашенный пониманием и согласием. Возможность свалить подальше от таких родственничков мне пришлась по душе.

— Да, правильно, правильно. Дом есть дом. Это я так, на тему твоей взрослости высказался, — тут же хмыкнул Владимир Александрович и, словно спохватившись, вытянул из кармана брюк широкий мужской браслет. — Вот! Я же чего пришел. Сам не раз у медиков гостевал, помню, как тут скучно бывает. А Иннокентий Львович сказал, что тебе уже читать можно. Держи, уж извини, в твоей комнате взял. Хорошая библиотека у тебя там, кстати, подобрана, — постучав по краю протянутого мне "украшения", заметил тренер.

— Ох, вот за это спасибо, Владимир Александрович! — искренне благодарю собеседника, прилаживая обновку на запястье и судорожно пытаясь вспомнить принципы управления здешним аналогом планшета и мобильника в одном флаконе.

— Да не за что, Кирилл. Я, кстати говоря, скинул тебе на браслет восстановительную программу. Пока окончательно не придешь в норму, будешь заниматься по ней, — поднимаясь с лавочки, улыбнулся тренер. — Не скучай. Иннокентий Львович обещал выписать тебя уже через пару дней... А мне, извини, пора. Дела-дела, заботы.

Разобраться с управлением браслетом оказалось не сложнее, чем с обычным мобильником. Несколько рун, выгравированных на внешней его стороне, при касании активируют полупрозрачный экран, размер и расположение которого в воздухе можно менять одним движением руки. Для окружающих, кстати, экран невидим — по желанию, так сказать. Меню и пиктограммы также реагируют на прикосновение. Есть и возможность вызова клавиатуры... Да только с ней придется повозиться. Это не знакомая и понятная QWERTY, а нечто другое. Совершенно иное расположение знаков, тройная раскладка: кириллица, латиница и... рунная, больше всего похожая на сильно модернизированный Футарк, если я не ошибаюсь, конечно. Ну да ладно, с этим можно разобраться и позже, а вот то, что интересует меня сейчас... Бегло пробежавшись по каталогу, нахожу последнюю созданную папку. "Российское законодательство". Ничего примечательного в названии нет, но... я-то знаю, что Кирилл никогда не интересовался юриспруденцией, так что... открываем.

Углубившись в чтение, я и не заметил, как подкрался вечер, и лишь сгустившиеся сумерки и возникший рядом со мной хозяин медблока заставили меня отвлечься от вороха документов.

— Кирилл, сколько можно тебя ждать? — Доктор попытался изобразить негодование, но... с его-то добрейшей круглой физиономией попытка заранее была обречена на провал.

— Прошу прощения, Иннокентий Львович, зачитался, — покаялся я, поднимаясь с лавочки. Доктор внимательно следил за моими движениями, готовый подхватить падающее тело в любой момент, и когда я утвердился на ногах, удовлетворенно кивнул.

— Ну что ж, чтение дело хорошее, но не в такой же темноте, Кирилл, — заметил целитель, когда мы входили в медблок. — Можно же было хоть свет на веранде включить... Ладно. Давай-ка в процедурную. Потом ужин... и в койку.

Двух дней мне вполне хватило, чтобы разобраться с подсунутыми начальником СБ документами. Там было на удивление много интересных вещей, и некоторые из них вызвали у меня целый ворох вопросов. Например, если пакет документов об эмансипации был понятен, то выдержки из законодательства, касающиеся наследственного права, заставили меня хорошенько задуматься. Почему-то я следом за Кириллом решил, что раз отец не наследует главенство в роду Громовых, то у него и собственности никакой нет. Жили... мы... всегда в домах, принадлежащих роду, по крайней мере, частных квартир в памяти Кирилла не было, ездили на автомобилях с родовым гербом, хоть я и помню его весьма смутно, но... флажки были, это точно. В общем, логично было предположить, что собственного имущества, кроме разве что личных вещей, у моей семьи не было. По крайней мере, это было логично для четырнадцатилетнего паренька. Но подборка копий кое-каких частных документов, статей и комментариев к ним, сделанная Гдовицким, намекала на совершенно иное положение дел. И это... напрягало.

Казалось бы, с какой вообще стати я пусть и частично, но доверился начальнику службы безопасности имения Беседы, боярскому сыну рода Громовых, второму человеку в иерархии, если не брать в расчет кровных родовичей? Да только... я помню слова, сказанные им у окна медбокса, где в противоожоговой ванной плавало тело Кирилла Громова. Точнее, помнил их сам Кирилл, а мне его знание вроде как по наследству досталось. Ума не приложу, как парень мог их услышать, находясь в коме, за звуконепроницаемым стеклом бокса. Но факт — услышал и... воспользовался советом, данным ему тренером. А может, это среброусый подсуетился... В общем, если прежний Кирилл кому-то и доверял хоть чуть-чуть среди своего окружения, это, несомненно, был Владимир Александрович Гдовицкой. Конечно, не лучшая рекомендация, но за неимением гербовой, как говорится... Да и не собираюсь я верить каждому слову начальника службы безопасности. Своя голова, как-никак, на плечах имеется.

Из медблока я выходил вполне выздоровевшим, хотя легкая слабость все еще давала о себе знать. Нет, все-таки здешние медицинские техники — это что-то...

Комната Кир... В общем, комната встретила меня жарой и спертым воздухом. Впрочем, чего еще следовало ожидать после недели-то отсутствия и запертых в разгар лета окон. Пришлось отложить планы по началу тренировок согласно выданной Гдовицким программе и приняться за уборку.

Вот за этим немудреным занятием меня и застал посыльный от Ирины свет Михайловны, с приглашением к обеду. Вовремя, надо сказать. Утром в медблоке меня не кормили, а время уже далеко за полдень. Поэтому, поблагодарив посыльного, удивленно взирающего на мокрую тряпку в моих руках, я заверил его, что буду вовремя, и, не дожидаясь, пока тот удалится на поиски остальных членов семьи, захлопнул дверь, которую посыльный, между прочим, отворил, даже не постучавшись.

Кстати, вот интересный момент. Обслуги в имении немеряно. Но свои комнаты все дети, вне зависимости от статуса и положения в семейной иерархии, прибирают самостоятельно и не реже, чем раз в неделю. Иначе можно схлопотать на орехи от главы местного женсовета, которым, понятно, является все та же Ирина Михайловна, как старшая женщина в семье. Супруга-то главы рода почила задолго до рождения внуков... вот и пришлось штатной красавице и жене наследника принять на себя тяжкое бремя руководства женской частью рода и домом. Ну а с таким, с позволения сказать, правлением я не вижу ничего удивительного в том, что из когда-то вполне вменяемых девчонок, какими еще помнил своих двоюродных сестер-близняшек прежний Кирилл, выросли такие отмороженные на всю голову стервы. Сила кружит головы не хуже власти, а уж дури-то у них до хрена и больше. Это даже штатные боевики рода признают...