Сказка - ложь...

Когда на тропу наперерез, лязгая оскаленными клыками, выпрыгнул здоровенный, с быка размером, волчище — Ваня чудом в живых остался! Конь с диким ржанием взвился на дыбы, прянул в сторону так, что подвернул ногу. Иван не удержал повод, покатился из седла, едва увернувшись от грянувшей сверху туши, выставляя локти с коленками, чтобы кое-как прикрыть раненого. Оглушенный, мало что соображающий, рванулся спиной к дереву, выхватывая из ножен кинжал и полосуя связку, чтобы отпихнуть свою ношу в кусты... Обернулся к волку, выставляя вперед оружие.

Между тем зверюга нападать не торопилась. Волк сидел на дороге и насмешливо жмурил на царевича светящиеся желтые глазюки, наклоняя голову из стороны в сторону. Что ему делать Ваня не знал, но уж ясно не в гляделки играть следовало. Тяжело сглотнув, Иван поудобнее перехватил рукоять потной ладонью и сделал шаг вперед, отлепляясь от дерева...

— Ладно, так и быть зачту. В штаны все же не наделал...

На глазах изумленного юноши волк как-то странно дернулся к земле и вот уже вместо громадного зверя на тропе стоит высокий широкоплечий мужчина. Он прищелкнул пальцами, и вокруг них замерцали несколько светлячков, разгоняя густой мрак.

— Давай знакомиться. Как звать тебя, добрый молодец? — ехидно ухмыляясь протянул незнакомец, складывая на груди руки.

Как уже было сказано, высокий, поджарый, с немного вытянутым, хищным лицом неопределенного возраста и растрепанной шевелюрой, он продолжал разглядывать застывшего в остолбенении парня с неприкрытой насмешкой. Кожаные штаны и распахнутая на груди рубаха не скрывали, что оружия при нем нет, что, впрочем, не делало его вид менее опасным и в этом облике, не говоря уж о том, что у таких обычно всегда лишний нож за голенищем припрятан.

— Иван, — Ваня здраво рассудил, что раз уж с ним разговаривают, значит что-то нужно, и по крайней мере сейчас убивать никто никого не собирается.

— Царевич? — нахально скалясь уточнил оборотень.

— Ну уж не дурак! — неожиданно даже для себя обиделся Иван.

Ага, самое время нашел! Однако незнакомец лишь фыркнул в ответ.

— Что ж, Иван-царевич, а я стало быть Серый Волк.

Вот же гад! У Вани от обиды, что над ним насмехаются, злой румянец выступил. И бояться, и удивляться он на время позабыл, а расспросы продолжались в прежнем тоне:

— И откуда ж куда ты, царевич путь держишь? По делу пытаешь, аль от дела лытаешь? Не стесняйся, может я на что сгожусь?

Он открыл было рот, но достойного ответа на ум так и не пришло. Зато пришло кое-что другое, деваться-то все равно некуда.

— Может и сгодишься, — отозвался Иван, кинжала правда не убирая. — Дело я и сам нашел, теперь помощь нужна.

Назвавшийся Волком несколько удивленно хмыкнул, выгибая бровь:

— Что ж за дело такое важное? Ежели доброе, помогу витязю славному... От чего ж не помочь!

Верилось с трудом, точнее совсем никак. Ваня кусал губы, мялся, но все же кивнул в сторону даже не шевельнувшегося на земле раненного.

— Товарищ мой совсем плох...

Оборотень нахмурился, принюхиваясь, и резко оттолкнулся плечом от дерева, к которому успел прислониться.

— А я и куда идти не знаю, — настороженно закончил Ваня уже ему в спину. — Помоги, я взамен по-честному коня отдам и все, что с собой имею.

Волк не тратил время на слова. Он наклонился над распростертым на земле мужчиной, развернул, откинул капюшон с лица, вгляделся... и замер. Резко выдохнул, сел рядом прямо на землю, яростно растирая лицо ладонями, после чего поднял на юношу новый, до самой глубины потрясенно-ошарашенный взгляд.

— За нами наверняка погоня будет... — уточнил Ваня.

— Угу, еще какая!!! — ровно оборонил Волк, кивая скорее себе, чем ему. — Умеешь ты удивлять, Ванечка...

Иван не успел возмутиться на обращение, как оборотень взвился на ноги.

— Так, я сейчас снова обернусь, ты не бойся и его мне к спине привяжи. Сам на коня садись, да смотри, от меня ни на шаг не отставай. Вот уж истинно минута дорога...

Сам он в это время выпутывал из вредных кустов поводья, дышал вздрагивающему жеребцу в ноздри, гладил хромую ногу, что-то нашептывая. Хлоп, и перед царевичем опять стоит огромный волчище, нетерпеливо дергая хвостом.

— Ваня!!! — рыкнуло существо, выводя снова впавшего в оцепенение юношу из столбняка.

Иван почел за благо не спорить, и выполнить все, как было сказано. Он едва успел взобраться в седло, как Волк сорвался с места.

* * *

Если до этого Ваня считал, что из дворца Моревны они удирали очень быстро, то сейчас сполна убедился в своей наивности. Волк летел, по-другому не скажешь, буквально перемахивая через кусты и буераки, настоящее чудо, что конь умудрялся держаться за ним — не иначе зубами за хвост. Во всяком случае, сам Иван уже был готов вцепиться зубами в гриву, чтобы не вылететь куда-нибудь в подходящее по крепости дерево. Дивно было, что при такой скачке да в кромешной тьме жеребец не переломал ноги, а царевич — шею. Объяснить это можно было лишь тем, что их вел Волк: с его дороги коряги и кусты, казалось расползались сами, а деревья задирали ветки и отпрыгивали подальше, чтоб не снес кудлатой башкой со всех корней.

Сколько так продолжалось, сказать было трудно. Толи это зори в глазах сверкали, в одну сливаясь, толи уже душа с телом прощалась. Однако долго ли коротко ли, но Волк внезапно остановился. Перевел дыхание, по-собачьи высунув язык, встряхнулся ходившими ходуном боками и перекинулся, осторожно перехватывая беспомощное тело, чтобы не упал.

— Все, добрались, — довольно и с нескрываемым облегчением бросил он растекшемуся по конской спине парню. — Коня поводи, запалишь ведь...

'Да-да, меня бы кто поводил' — вяло подумал Ваня, чувствуя себя мокрой шелковой тряпочкой, носовым платочком основательно использованным.

Однако ж сполз с седла, беря храпящего жеребца под уздцы и поплелся следом за раздражающе бодрым провожатым, попутно осматриваясь вокруг. На его взгляд выходило, что тропа, по которой они шли, ничем не отличалась от той, на которой они встретились. Ваня устало пожал плечами и забросил эту мысль подальше: на то он и проводить просил, видать, напрямки продрались и путь срезали.

— Мы далеко ушли?

— На три дня и три ночи, — оскалился Волк.

Иван хотел было что-то резкое ответить, что не время для шуток. В следующей же миг, когда очередной царапучий куст сдвинулся, открывая свободное пространство и Ваня смог разглядеть, куда же именно они 'добрались', — пришлось свое мнение забрать обратно.

Ранее казавшееся таким обширным представление о мире, как-то еще немного покачнулось и сдвинулось, потому что спутать с чем-либо другим представшее глазам строение было трудно. И стояло оно, как по писанному: частокол с кольями, на кольях черепа пустыми глазницами светят на всю полянку вокруг... У Моревны, помнится такое иллюминацией называлось, только там фонарики красивые были, с ракушками...

'О чем я думаю?!' — Иван чуть за голову не схватился.

Сбился с шага, когда ворота сами по себе раскрылись. Покосился на неуместно веселого спутника, который аккуратно и вроде бы даже заботливо нес освобожденного Иваном пленника: теперь он не был уверен, что над ним смеялись и ведет его не самый настоящий Серый Волк. Если еще и изба...

'Ну, изба, — тупо сказал сам себе Ваня, — ну, лапы... Марья, вон, колдунья, Серый — оборотень, чего бы и Ягу не навестить?! Здравствуй, сказка русская, я пришел в гости...'

— Эй, ты, пенек гнилой! — гаркнул Волк у плеча. — Подъем!

Ваня уж и не вздрогнул.

— А ну передом вставай, рухлядь! Не досуг мне твоей гузкой любоваться!

Иван меланхолично наблюдал, как несправедливо обиженная изба, довольно ладно сложенная, не косая, не гнилая, поскрипывая поднялась на лапы и покорно повернулась, разворачиваясь крыльцом. В распахнутом проеме прямо на пороге стояла та, кого он и ожидал увидеть: старуха с седыми космами, торчащими из-под платка, рукава рубахи закатаны, душегрейка на распашку, из-под криво подоткнутой юбки — мужские сапоги торчат, в руках череп лошадиный заместо светильника да косой серп.

— Кого на ночь глядя нелегкая принесла?! Серый, опять ты, волчара позорный?!

'Ласковое' приветствие Волка ничуть не смутило.

— Не серчай, мать, я по делу! Царевича, вот, привел, да не одного, — он уже поднялся по ступеням и, умолкнув, просто кивнул на свою ношу. Та, не переставая честить оборотня и иже с ним на все корки, тоже поначалу принюхалась кривым перебитым носом, вгляделась и даже отпрянула, тем освобождая проход:

— Их-ха! Как оно на белом свете деется... Давай, заноси его, касатик... Чего столбом встал!!!

Кажись, Волк ей в ответ даже поклонился. Яга на пороге снова сёрбнула носом по воздуху, ощерилась поводя глазами по косматым лесным вершинам вокруг, ухмыльнулась во весь рот:

— А вот тебе, коза-дереза, кукиш да с маслом! — спустилась со ступеней и топнула каблуком о землю, свистнула. — ХА!!!

Черепа ажно вспыхнули, разойдясь волнами зеленоватого света над застонавшими вершинами. Яга обернулась:

— И тебе добро пожаловать, царевич.

Иван поблагодарил, хоть и не стал кланяться, и присел на покосившуюся скамейку у какой-то сараюшки. После всего пережитого накатывала муторная апатия. Не говоря уж о том, что он не спал получается двое суток. Это только в сказках герои по сотне верст без устали отмахивают, а потом еще и с двеннадцатиглавыми чудо-юдами победно сражаются. Да уж в сказках...

Признаться честно, конечно Ваня не ожидал вот так вот, чуть ли не прямо с порога оказаться у Яги на подворье. Но вместе с тем, в его понимании мира реальные живые Яга и Волк не только имели право на существование, но вообще были куда понятнее и ближе, роднее к душе, чем дядя, который морит и насилует в подземелье пленников. Чего переживать? Наоборот, хорошо, что к ним Волк выскочил.

Ваня проводил воспаленными глазами поименованного Волка, нырнувшего в соседний домишко. Волк это что-то надежное в том сумасшествии, куда он с размаха вляпался. Волк если уж брался кого проводить, то всегда помогал, хотя бы советом. Вон, уже баню растапливает!

Яга? А что Яга, не съела же! Насколько он помнил, карга незваных гостей не любила, так кому ж они по нраву. Обращаться к ней следовало вежливо, а если службу потребует взамен за помощь — отказываться нельзя. Что ж здесь такого странного или страшного? Страшно — это то, чего один человек с другим сотворить может.

Открывшееся перед ним зрелище, когда юноша все-таки нашел в себе силы и поднялся в избу, — лишь подтверждало его невеселые выводы. Ваня аж вздрогнул, по спине холодный пот потек. Сначала сказалось потрясение, потом было не до того, потом темно — так что к спасенному им мужчине Иван особо не присматривался. Зато теперь на свою беду разглядел все отчетливо и жутко стало. Мервяка из могилы выкопать — и то краше будет!

Плащ по-прежнему прикрывал большую часть распростертого на лавке тела, оставляя открытыми только плечи и часть груди. И лицо, само собой. Так вот на лицо даже черепа на ограде поживее выглядели! Кожа обтянула кости до предела, веки запали настолько, что не скажешь уцелело ли под ними что-нибудь, а губы растрескались и спеклись, что смотрелось будто по ним серпом прошлись или рыболовными крючками зашивали и после выдрали... Ваню отчаянно замутило.

Яга пыталась его напоить, а как напоить человека, если тот глотать не может?! Как он не то что сказать что-то смог, а вообще дышит?! Ребра все же едва заметно колебались.

— Вы помочь сможете? — вырвалось у борющегося с дурнотой юноши. — Он не умрет?

Карга медленно распрямилась в его сторону, и Иван невольно поежился: у Яги после его вопроса почему-то отвисла старческая челюсть — тоже то еще зрелище. Вошедший в этот момент Волк вовсе уронил ведро, расплескав по полу воду. Оба вытаращились на царевича в состоянии полнейшего изумления, близкого к шоку.

— Вань, это ты сейчас пошутил или так изящно намекнул, что понятия не имеешь кого приволок?! — нехорошо прищурившись наконец протянул Волк.

— Откуда? — в свою очередь изумился тот.

— Ваня, я кто? — внезапно ласково спросила Яга.

— Вы — Яга, — недоуменно обозначил очевидное Иван.

— А он? — скрюченным пальцем ткнула в Серого карга.

— Сам же сказал, что Волк! — все более сердясь ответил царевич.

— Правильно, Ваня! А сбежали вы от Моревны, — не выдержал оборотень. — Тогда как ты думаешь, где ты и кого ты мог освободить?! Не красну-девицу точно! Кто ж он все-таки такой, если и в ТАКОМ виде еще живой?!

Это было уже слишком!

— Мама... — Иван обмяк и сполз по стеночке прямиком в лужу.

— Познакомься, Ваня, — безжалостно подтвердила Яга. — Кощей. Единственный и Бессмертный.

— А что ж теперь делать? — жалобно прошептал царевич, обводя всех присутствующих беспомощным взглядом.

Мир рухнул во второй раз, причем за рекордно короткий срок.

* * *

Душевные терзания Ивана не нашли у присутствующих отклика и какого-никакого сочувствия не вызвали.

— Встать и воды наносить, — рыкнул Серый, впихивая ему ведро, и хмуро буркнул Яге. — Там немного осталось, а я пока пойду, пробегусь кой-куда...

— Беги-беги! — карга скрипнула зубами в усмешке и сдвинула брови. — У меня ЕГО теперь до поры никому не почуять, но Иван дорогу знает, может и заявиться с расспросами, а новые гости нам тут не к чему. Ты уж проследи, чтоб ни-ни...

Волк без слова растворился в темноте, а Яга повернулась к сидевшему в обнимку с ведром царевичу.

— А ты, Ваня, по правде вставал бы! Водицы наноси, а там и банька будет готова. Попаритесь, я на стол соберу.

— Но... но... Это же Кощей!!!

— Ну, Кощей, — согласилась карга. — Так и что, вовсе не человек что ли?

Огорошенный вопросом, Иван не нашелся с ответом на такое заявление. Юноша встал, в забывчивости по-прежнему прижимая к себе ведро, покосился на костяной ужас на лавке в своем плаще, — вздрогнул, как в ознобе, и поспешно отвернулся. Голова шла кругом, да еще перед глазами на миг поплыло от неловкого движения.

— Эк тебя, Ванечка... — покачала головой Яга. — На-ка, испей! Потом, конечно, сутки проспишь, но пока и на ногах, и в ясном сознании удержит.

Иван так устал удивляться и обо всем происходящем думать, что послушно принял из рук карги ковшик-утицу и в два глотка выхлебал содержимое, даже не интересуясь, что же там за снадобье было. Снявши голову, по волосам не плачут! Подобрал ведро, с которым практически успел сродниться, и побрел на двор к колодцу, — баня в самом деле была бы сейчас не лишней, дав отдохнуть хотя бы телу.

Правда, нужно признать, что буквально за несколько шагов бодрости действительно заметно прибавилось, мысли тоже прояснились. Однако если первое было кстати, и Иван уже не чувствовал себя недобитой осенней мухой, то второе облегчения не принесло. Нужно ли говорить, что все его мысли вертелись вокруг того, кто остался в избе?

Кощей... Злодей, губитель, наичернейший колдун, в слезах с кровью по маковку... И изможденный страдалец, которого он собственными руками с цепей снимал... Не совмещались эти два образа у него в единую картину, хоть ты тресни!