Вселенная шай-ти: часть 4

— У нас недалеко от дома было их гнездо, а мне показалась интересной мысль посмотреть на него. С дерева я свалился очень быстро, скажу тебе честно, а бежал от них еще быстрее.

Не бежал он никуда тогда, сообразила Соня, вспомнив, что миль-я не были способны прокусить кожу шай-ти. Осторожно залез, посидел и быстро спустился, чтобы не нервировать животных, не прекращающих пищать и воинственно топорщить шерсть, скаля маленькие зубки. А так сейчас говорил, чтобы только она улыбнулась. И Соня — улыбнулась.

Незаметно они дошли до невысокого арочного здания, утопающего в пряном запахе чая и благовоний — чайной. За нитевидными занавесами, унизанными зелеными, желтыми, синими бусинами, на низких диванах сидели, тихо переговариваясь, шай-ти и шей-ти. Соня, не удержавшись, потянулась к стеклянным шарикам рукой, перекатила один — темно-бирюзовый — в ладонях, удивившись его тяжести и полюбовавшись вспыхивающими внутри искрами.

— Какая красота... Ашай, ты только посмотри! — восхищенно выдохнула Соня, обернувшись через плечо и найдя его взглядом. — Давай... дома такую повесим. Можно?

— Конечно можно, — ответил он. — Я попрошу Сойраша.

— А кто он?

— Хозяин кафе. Нет, нам сюда, — потянув Соню за руку, Тай-до-рю повел ее сквозь коридор, по двадцати двум ступенькам вниз, а потом еще через один коридор. В результате они оказались в расположенной почти на улице нише-беседке, скрытой шторами-нитями, такими же, как и внутри чайной, — только серебристо-фиолетовыми. Здесь, кроме диванов, стоял еще низкий столик, вокруг которого художественно разбросали десяток подушек с пушистыми кистями и маленькими бубенчиками.

— А это точно кафе? — не поверила Соня, забравшись внутрь и максимально удобно устроившись.

— Даже не сомневайся, — уверил ее Ашай. А потом что-то тихо начал говорить подошедшему официанту — или как они тут назывались? Соня не слушала: она во все глаза смотрела на шай-ти, сидящего в нише напротив и что-то строчащего на планшете. Девочка ни за что не смогла бы сказать, что ее так привлекло: выглядел шай-ти вполне обычно, если не считать узоры синей и серебряной краской на висках и ладонях.

— Заметила, да? — усевшись за столик — три яруса из разноцветного стекла-мозаики — уточнил Ашай.

— Кто он? — тихо спросила Соня, чуть наклонившись вперед.

— Рейш. Пара Сойраша.

— Того, который хозяин кафе? — вспомнила она.

— Да.

— Но... он же шай-ти?

— Да.

— И... Рейш?... тоже.

— Да, — в третий раз согласился Ашай. — Тебя это напрягает?

— Нет, просто... — Соня сделала замысловатый жест рукой, — неожиданно. Я думала, что у вас парой шай-ти может стать только шей-ти. А оказывается, бывает и так.

— Пары бывают разными, мой свет, — мягко произнес Ашай. — И подобная связь имеет не меньшую ценность, нежели наша.

— Да я ничего такого и не подумала! — обиделась Соня. — Я вот вообще инопланетянка, и если на кого косо и надо смотреть, то на меня.

— Соня, на тебя кто-то...

— Я для примера, — поспешила уточнить Соня, заметив, как мгновенно напрягся Ашай при мысли, что кто-то мог ей что-то сказать или как-то обидеть. — Да и когда кто-нибудь успел бы? Я здесь третью неделю, за которые всего пятый раз из дома вышла! Причем, четыре раза с тобой и один с Фенхом.

Тай-до-рю нахмурился: Соня бы уже успела изучить весь центр, если бы он не возвращался домой затемно, с утра до ночи проводя в бегах по рабочим вопросам. И уходил так же: в темноту, когда небо над горами только-только начинало светлеть. Если бы у него было чуть больше свободного времени, но...

— Ты снова из-за чего расстраиваешься.

— Вовсе нет.

Соня прищурилась и хмыкнула — даже скорее рассерженно фыркнула — на его слова.

— У тебя взгляд становится отсутствующим, когда ты думаешь о плохом или глупом, — объяснила Соня, а потом постучала себя указательном пальцем по носу. — А еще у меня он вечно чешется, когда ты винишь себя. Правда, забавный определитель твоего состояния?

— Смеешься ведь. Так не бывает, чтобы нос чесался от чьего-то чувства вины...

— У меня все бывает! Вот сейчас он так чешется, что прямо мочи нет терпеть! — смешно наморщила нос девочка. — А теперь признавайся, что там еще в твоей голове завелось?

— Ничего, — Ашай кивнул, появившемуся в зоне видимости шай-ти с подносом в руках, на котором расположились различные чашки и мисочки, и прикрыл глаза.

— Знаешь, утром тараканы гуляли по моей голове. А теперь ушли к тебе. Говори, что случилось. Так легче и тебе, и мне, а то это твое 'виноватое и глупое' во что-нибудь более страшное превратится.

Соню совсем не смутили ни тяжелый вздох Ашая, ни недоуменный взгляд чужого шай-ти, расставляющего на столе тарелки и разливающего по большим пиалам ароматный густой напиток.

— Ну и?

Чашка согрела руки, отвар дохнул в лицо паром и запахом горьких трав, осевших на языке сладостью с тонкой нотой остроты: словно щепотку красного перца с Земли в напиток сыпанули. Шай-ти — официант? — растворился среди занавесей, опасливо покосившись на них с Ашаем через плечо. Наверняка уже пожалеть успел, что именно ему выпала честь обслуживать Тай-до-рю со своим светом, которые того и гляди скандалить начнут!

— Просто сожалею, что у меня получается так мало времени проводить с тобой. Ты здесь уже несколько недель, а почти ничего не видела.

— Ну и что? Я вообще-то толпу не люблю, как и ездить куда-то очень далеко. Я и дома свой родной город плохо знала в плане достопримечательностей, только что-то обязательное: Красную площадь там, Арбат или Царицыно, музеи еще, где со школьными экскурсиями была. Мне лучше дома с книжкой было, чем на улице.

— Это какие-то важные для твоего народа места?

— Да... как тебе сказать... Скорее места для прогулок и отдыха, нежели для чего-то еще. Ну и историческая ценность, конечно, — Соня бездумно подцепила с большой плоской тарелки шарик сладкого теста — внутри у него были орехи и ягоды. Еще рядом стояли мисочки с острыми семечками, засахаренными фруктами, лепешками, нарезанными тонкими полосками и вымоченными в чем-то, похожем на земное вино.

— Ты не любишь их?

— Не люблю. Делать там нечего, а погулять нормально можно и по районному парку. Наши города совсем иные. У вас словно несколько колец, нанизанных одно на другое, а центр с корабля вообще похож на темное море. И башен много. Красиво, пусть и немного необычно.

Темно-фиолетовые ягоды оказались невозможно кислыми. А Ашаю они понравились.

— Тебе здесь... больше нравится?

— Уху, — сосредоточенно выбирая на тарелке еще один шарик из теста, ответила девочка. — Здесь есть ты.

Ашай на последних словах недоверчиво качнул головой, а Соня, заметив это движение, чуть прищурила глаза.

— И какая разница, что ты проводишь большую часть времени на работе? Она важна для тебя. Пусть ты ее и не особо любишь. И не могу же я тебе запретить работать? — по напрягшимся плечам и ставшей хрусткой улыбке Соня поняла: может. — Я не хочу и не буду лишать тебя этого, хотя я очень смутно понимаю, чем ты на самом деле занимаешься и что входит в твои обязанности как Тай-до-рю.

— Но ты целый день одна, да и вечерами — тоже. Это неправильно. Свет не должен скучать.

Соня улыбнулась весело и легко, отрицательно покачав головой. Когда ей было скучать, если у нее Граф чуть ли не целый день под ногами крутился, да еще и с собой постоянно приводил кого-нибудь? Недавно вот с драконом познакомилась, что леса в одном мире охранял. Рога у него были — ветки рябины, глаза — янтарь, шерсть и грива — что перья у павлина, и все тело покрыто белой чешуей!

— Я редко скучаю. А если начну, то скажу. Или за ухо тебя укушу — не самый плохой вариант.

— Хорошо, я учту и постараюсь сберечь твои зубы от посягательств, — кивнул Ашай, внимая предупреждению, и подцепил со стоящего на самом краю блюда пару острых пирожков: Соня их не ела. — Попробуй вон те ягоды, они не очень сладкие и с легкой кислинкой, тебе должны понравиться.

Девочка потянулась к ярко-оранжевым капелькам в мягкой кожуре — на просвет в них можно было увидеть маленькие круглые ядрышки внутри. Взяв одну ягоду, Соня аккуратно ее надкусила — и через несколько секунд, радостно зажмурившись, пододвинула к себе поближе блюдо целиком.

— Так что же тебя привлекло в Рейше? Обычно ты на чужих внимания не обращаешь.

— Просто... не знаю, как тебе сказать... На него смотришь и тепло, — попыталась объяснить свои ощущения Соня. — И он яркий, очень-очень.

— А остальные сидящие в кафе разве не такие же? — заинтересованно спросил Ашай, отставляя в сторону еду.

— Нет, ты что! Другие... Это как фонарь с солнцем сравнивать, — замотала головой Соня. — Знаешь, какой он красивый? Ярко-голубо-синий в серебряно-белый!

Она замолчала, о чем-то задумавшись и почти не моргая глядя на Ашая, а потом неожиданно добавила:

— Но ты — лучше. В тебя хочется завернуться, как в теплое пушистое одеяло, и греться. И цвета у тебя уходят в бархатно-изумрудный с золотыми нитями.

— Соня, ты отдаешь себе отчет, что ты только что сказала? — уточнил Ашай, напрягшись.

— Я глупость сейчас сказала, да?

— Нет, наоборот! Ты сейчас описала меня и Рейша цветами. И правильно описала, вот что меня поражает.

— Ну... Я привыкла ассоциировать людей с каким-то цветом, — замялась Соня, все еще до конца не веря, что не сказала что-то не то. — И чувством. Так... ну, обычно сразу становится понятно, с кем можно дружить, а от кого стоит держаться подальше. Та же Тай-до-ко черная и холодная, как дыра в никуда.

— А Фенх с Машехрой?

— Салатово-оранжевые с синей каемкой по краям, — прозвучал мгновенный ответ.

— Одинаковые?

— Да...

— Удивительно! — восхищенно заключил Ашай. — И давно ты по такому принципу окружающих делишь, мой свет?

— Всю жизнь, кажется, — прикинула Соня. — Но это игра. Как прозвища давать по внешнему виду, поведению или фамилии. У меня так имя человека лучше запоминается. Всегда очень неудобно оказывалось, когда я разговаривала с кем-то и не знала даже, как к нему обратиться. Хотя буквально минуту назад спрашивала имя! Вот я и начала... придумывать ассоциации по цвету.

— Хорошая игра, — непонятно отозвался Ашай. — Ты спросить что-то хочешь, или мне кажется?

— Не кажется. У Рейша на висках и ладонях узоры нарисованы. Это что-то значит? Или просто потому что красиво и захотелось?

— Ничего не бывает просто так из того, что пишется на теле, — улыбнулся Ашай. — Но объяснить, что значит роспись у Рейша, я не решусь — у него всегда нестандартные значения и комбинации. Их если и способен кто прочесть, так исключительно Сойраш. Не удивлюсь, если он Рейша и расписывал.

— Получается, Сойраш — художник?

— Он работает с объемными картинами. Чаще всего в стекле, но иногда создает и сладости.

— А...

— На его выставку мы с тобой обязательно сходим — она весной будет, а сладости... Справа от тебя, на нижнем ярусе, стоит лакированная коробка, достань ее и открой.

Соня наградила Ашая подозрительным взглядом, но сделала, как велено. Коробочка была маленькая, не больше ладони, с изображением летящей бабочки в уголке крышки. Соня осторожно сняла крышку, а через секунду замерла на вдохе, не в силах отвести взгляд от содержимого коробочки: по резным сине-фиолетовым листьям плыли две крошечные радужно-перламутровые рыбки.

— Ашай, это нельзя есть! Господи, какие же они красивые...

— Нравится?

— Ты еще спрашиваешь?! Это же просто чудо... — и полным отчаяния голосом закончила, — и сплошное мучение! И хочется, и зуб не поднимается!

— Неужели?

— Ашай, ты — язва.

— Да быть такого не может, — делано удивился Тай-до-рю. — Совершенно невозможно.

— Точно-точно, не спорь даже, — уверила его Соня и еще раз посмотрела на рыбок. — Рассказывай дальше про узоры. Про Рейша с Сойрашем я поняла, необычное для необычной пары, а традиционные узоры у вас есть?

— Конечно. Свадебные, например, редко претерпевают изменения.

— А показать?

— Я начну с шай-ти, — согласился Ашай и достал из наплечной сумки тоненькую графическую пластинку-планшет, включив ее прикосновением большого пальца. — На кистях обычно изображают цветы ишиа — символ света и шей-ти, обещание защиты. От шеи и ключиц, пускают колючую лозу, опутывая ею плечи и ведя к основанию крыльев — щит; между крыльями рисуют бабочку-мотылька — смерть, жизнь и шай-ти; а цепь на щиколотках — оковы, связывающие наше черное безумие.

Соня зябко поежилась: ей категорически не понравилось услышанное. Особенно часть про смерть и оковы. А еще она была более чем уверена: у шей-ти таких символов на теле нет.

— А шей-ти?

— Цветок ишиа на бедрах и животе — как основа их сущности и жизни. Если у шай-ти основной нервный узел расположен между лопатками, то у них внизу живота. Солнца на внешней стороне кистей — обещание удержать нашу тьму; сложенные крылья от лопаток до середины икр — то, что отдано светом тьме, — на планшете под пальцами Ашая расцветали стилизованные цветы и солнца. — Двойная звезда на груди — символ жизни и ее продолжения.

Соня нахмурилась: лоб расчертили глубокие морщины, брови сошлись на переносице.

— Прости, а... ты точно уверен в трактовке росписей?

— Абсолютно, — недоуменно ответил Ашай, откладывая в сторону планшет. — Тебе что-то не понравилось в сказанном мной?

— Не понравилось — это мягко сказано. Больше всего — то, что тебя ничего не смущает.

— Прости, мой свет, но я не понимаю. Объясни.

— Объяснить? Хорошо, я объясню, — голос у Сони стал сух и скучен, от былой радости в нем не осталось и следа. — Почему принадлежать, защищать и умирать клянетесь исключительно вы? Разве это не должно быть... обоюдным? Вы же слышите друг друга, ищете с самого рождения... Да и мы с тобой отвечаем друг за друга: ты за меня, а я за тебя. Быть вместе — и делить все поровну, подставлять плечо и держать за руку. Ты сам мне это на корабле говорил. Или я ошибаюсь и тогда что-то не так поняла?

— Шай-ти ищут, Соня. Только шай-ти. И потерять свою пару страшно нам, но не шей-ти, — отвел глаза Ашай. Его неприятие подобного расклада не значило ничего, но сделать с этим он ничего не мог и не хотел. И тем радостнее для него оказалось услышать, что Соня разделяла его мысли и отношение. — Редко когда случаются... исключения.

— Раз на пару тысяч шей-ти?

— Приблизительно, — подтвердил Тай-до-рю, складывая все четыре ладони двойным домиком. — Исключения... не одобряются, их принято опасаться. Считается, что в таких парах свет безумен так же, как и тьма.

— Ты же осознаешь, что я не могу записать это в минусы...

— Ты просто не знаешь...

Ему хотелось рассказать, каково это: быть чужим в собственном мире, не вписываться в прекрасную для всех картину, постоянно вызывать отторжение и непонимание даже у родной семьи — но Ашай встретился с Соней взглядами и так и не смог ничего озвучить. Его свет был чужим здесь — и вряд ли она станет до конца своей для кого-либо, кроме него самого, счастливого просто слышать и оставаться рядом.