Вселенная шай-ти: часть 4

IV.

Перед встречей с Тай-до-ко Соня вся извертелась у зеркала: первую половину гардероба она забраковала сразу по причине полного несоответствия случаю, второй, все перемерив, так и осталась недовольной. Обычно-то как было? Что под руку подвернулось, то и надела, не думая, что оранжевый ни капельки не сочетается с бирюзовым, а солнечно-желтый выглядит нелепо с насыщенно-синим. Главное, чтобы удобно было. А сегодня внезапно потребовалось что-то официальное и утонченное, да еще и с правильным смыслом.

— Свет мой, — окликнул Ашай Соню, угрюмо сидящую на пуфике в гардеробной, — здесь ты не найдешь ничего подходящего для подобной встречи, можешь даже не пытаться.

— И что тогда делать? — безнадежно спросила Соня, успев не на шутку расстроиться.

— Переодеваться вот в это, — и он поставил девочке на колени большой закрытый пакет.

Соня недоверчиво хмыкнула, но вскрыв нежданный подарок не сдержала удивленного вздоха: в пакете обнаружились серый с алой и темно-зеленой вышивкой пояс, темно-бордовая жилетка, жемчужно-серебристые шаровары и рубашка.

— Ашай?

На самом дне лежали туфли и узкие ленты — декоративные пояса. Ашай также не забыл про браслеты, которых Соня насчитала шесть штук, и длинные звенящие сережки.

— Мы купили его в первый выход в город, — объяснил как нечто само собой разумеющиеся девочке Тай-до-рю.

— Почему я об этом ничего не знала?

— Потому что сюрприз.

— А если не подойдет? — гладя ладонью ткань и удивляясь ее мягкости, засомневалась Соня.

Ашай чуть приподнял правую бровь, словно спрашивая: "Какую глупость ты еще спросишь, мой свет?" — и Соня поняла: подойдет. И только потом заметила, что узоры на его поясе и длинном жилете были точно такими же, как и на ее вещах. И цвета — тоже. Но у Ашая основными были серый и зеленый, а у нее вместо зеленого — красный.

— Хм...

— Извиняться не буду, я не считаю себя в чем-то виноватым, но едино правым и предусмотрительным! — предугадал следующий вопрос Ашай, ответив на него любимой фразой Фенха.

— Что же тогда предупреждаешь-то?

— Чтобы времени попусту не тратить, — объяснил он и серьезно добавил, — переодевайся. Если что не понятно станет — зови, помогу.

Естественно, она позвала и он помог. А как иначе ей было справиться со всеми завязочками, пуговицами и лентами-поясами-шарфиками? Сама девочка точно перепутала бы все, что только можно.

— Как у тебя так быстро и просто получается? — удивилась Соня, глядя на то, как Ашай завязывал ей поверх основного пояса плетеный шнурок с колокольчиками хитрым "хризантемовым" бантиком.

— Большой опыт ношения официальных одежд, мой свет, — улыбнулся Ашай и, расправив лепестки получившегося цветка, удовлетворенно кивнул.

Соня вздохнула, засмотревшись на споро застегивающего на рукавах ее рубашки мелкие пуговицы Ашая: у нее так никогда не получалось.

— Слушай, я давно все спросить хочу...

— Что именно?

— Если твоя раса так хорошо "слышит", то получается у вас совсем нет... частной жизни?

— Нет, есть конечно, что за глупость, свет мой? — замер в недоумении Ашай, оторвавшись от приведения Сони в отвечающий случаю вид. — Сейчас нас никто не способен услышать.

— Почему? — подала вторую руку девочка.

— Потому что уже много веков мы строим свои дома из камней определенной структуры и обработки: за ними не слышно ничего, но внутри них — все. Жить напоказ изо дня в день невозможно, а из-за нашего дара мы еще больше дорожим тем, что не предназначено для чужих глаз. Для света и тьмы окружающие всегда будут оставаться в какой-то степени лишними, даже ближайшие друзья. То, что происходит между ними за дверьми их дома, должно существовать лишь для двоих.

— Значит, пока я нахожусь в квартире, меня можешь слышать только ты? — уточнила Соня.

— Пока ты дома, тебя не в силах услышать никто чужой, так сказать правильнее, — покачал головой Ашай.

— А ты?

— А я услышу тебя всегда и везде. И сквозь Молчащие камни — тоже.

Соня вздохнула, осознав, что благодаря объяснению Ашая она запуталась еще больше.

— Я снова совсем перестала понимать что-либо!

— Разве? — Ашай оглядел Соню со всех сторон и удовлетворенно улыбнулся. — Да, вот теперь ты готова идти даже на Совет!

— Премного благодарна, но без этого я как-нибудь обойдусь, — фыркнула Соня. — И что такое "Молчащие камни"?

— Сквозь них и под ними ничего не слышно.

— А поподробнее?

— Не могу, потому что не знаю, мой свет. Можешь при следующей встрече с Фенхом пристать к нему с этим вопросом, он сумеет рассказать более подробно, — предложил выход Ашай.

— Он же медик, разве нет?

— Но его семья многими поколениями работала в шахтах и с камнем, — пожал в ответ плечами шай-ти. -То, что он лекарь, скорее исключение, чем правило.

— Это, — нахмурила лоб девочка, — ваше расслоение общества, да? Разделение по работе?

— И таланту, — дополнил ее Тай-до-рю. — Но суть ты уловила верно.

— Тогда как же Фенх стал врачом, если у него вся семья — шахтеры?

— Кто? — недоуменно переспросил Ашай, пытаясь уловить смысл нового незнакомого слова.

— Ну, ты сам сказал раньше: с камнем работают. В шахтах. Шахтеры именно этим и занимаются.

— А! Ваше обозначение тех-кто-чувствует-и-слышит-камень. Я запомню, — кивнул он и вернулся к объяснению. — Наш друг просто оказался не в свой род, с иными способностями — вот и дорога жизни у него вышла совершенно иная. Но начальное образование никуда не исчезает: поэтому Фенх разбирается в добыче и обработке различных минералов, а Машехра — в законах.

— Она тоже не в род?

— Да.

— Сейчас выяснится, что и ты, да? — подозрительно уточнила Соня.

— Ты потрясающе проницательна, знаешь? Но я немного иной случай: у меня две сферы, в которых я могу работать с почти равным результатом. И военная пока находится в приоритете, — после секундного раздумья Ашай все-таки исправился. — Находилась.

— А вторая?

— Я инженер, мой свет. С предрасположенностью к кораблестроению.

— Офигеть...

— Рад слышать, что ты одобряешь, — улыбнулся он ее реакции. — Ты на себя даже взглянуть не хочешь?

Соня, вздохнув, посмотрела в зеркало — и не узнала себя. Она почти решила, что Ашай каким-то образом исказил ее отражение, но у него были ее глаза, и овал лица, и косая топорщащаяся челка, и пухлые щеки, и улыбка... А вот фигура — нет: куда делись живот и бока, и почему у нее ноги стали какими-то подозрительно длинными?

— Это ты, не сомневайся, — правильно перевел ее сомнения Ашай. — Ты очень красива, мой свет...

— Скажешь тоже! — прервала его Соня, засмущавшись. — Никакая я не красивая, самая обычная!

— Ты... Разве ты не считаешься красивой на своей планете? — не поверил словам девочки шай-ти. — Ты поэтому постоянно так стесняешься?

Соня промолчала и отвела глаза, заставив Ашая нахмуриться еще больше.

— Соня?

— Не то чтобы не красивой, но и не первой красавицей, скорее просто симпатичной, — последовал наконец ответ.

— Но...? — мягко указал Ашай на невозможность скрыть от него сомнения и недовольство.

— Я слишком... полная, — попыталась подобрать более нейтральную формулировку для описания собственной внешности Соня. — Не так, чтобы это было действительной проблемой, но на фоне сверстников...

Как ее в младших классах дразнили за это отличие! Смеялись, в лицо и в спину, стул отодвигали, толкали, вещи специально портили! Пришлось научиться драться и отстаивать свое право быть "не такой, как все" не только словом, но и кулаками. В результате от нее отстали — и больше не трогали. Даже друзья появились. Но память никуда не делась, засев внутри колючей занозой.

Взрослые тоже не помогали почувствовать себя правильной. Они вздыхали, сочувственно улыбались и говорили Сониной маме: "Ничего, что сейчас она у вас такая пухленькая, вытянется через пару лет, в рост все уйдет". Соня ненавидела подобные жалеющие интонации всей душой.

И в какой-то момент она просто перестала носить яркие обтягивающие кофточки, короткие юбки и прочую одежду, положенную девочке-подростку. На смену пришли темные и бесформенные вещи, за которыми не то что фигуры не разглядеть — саму Соню с трудом увидеть можно было.

Все равно же... не та.

А тут Ашай появился, и она для него стала, что солнце.

— Свет мой, я бы убил тех, кто вложил в тебя эту абсурдную мысль, — выпрямился и сжал кулаки Тай-до-рю, а в голосе у него словно лед затрещал. — Она унизительна, в ней нет ни буквы от тебя.

— Ты не видел других... — отчаянно возразила Соня.

— Что? — решив, что ослышался, переспросил Ашай.

— Тебе же не с чем сравнивать! Вот и...

— Неужели ты думаешь, что увидев какую-нибудь представительницу твоей расы, которую вы находите красивой, я бы променял тебя на нее?

Соня не ответила.

— Именно так ты и думаешь, — понял он. — Глупый мой свет, какой же ты глупый!

— Я не глупая, — заспорила девочка. — И сказала тебе правду.

— Самую ужасающую ложь, которую я слышал в жизни! — тоном "и не переспорить тебе меня!" ответил ей Ашай. — Ты пышный теплый хлеб, мой свет, я люблю к тебе прикасаться, мне нравится твой запах и твоя живая мимика. Поверь мне. Тебе нечего стесняться.

— Хм...

— Совершенно нечего, — уверил девочку шай-ти. — А теперь нам пора!

Надо ли говорить, что Тай-до-ко занимала в мыслях Сони теперь если не последнее место, то максимум — предпоследнее?

* * *

— Так это и есть ваш свет, уважаемый Тай-до-рю?

Тай-до-ко с неприкрытым, каким-то даже научным, интересом осмотрела Соню: как-будто в уме какую-то таблицу составила и заполнила, проставив галочки в нужных графах.

— Она действительно чем-то похожа на нас, — и, уже обращаясь к Соне, Тай-до-ко спросила: — Как тебя зовут, дитя?

— Эм... Соня, — с некоторой заминкой отозвалась девочка на ломаном шайтиане.

Жрица Соне не понравилась. Пусть голос у нее был мягкий, а улыбка нежная, зато в глазах царила безжизненная бездна, которую не скрыть ни погожим солнечным днем, ни яркими золотыми одеждами.

— Соня... — пробуя имя на вкус и звук, произнесла Жрица. — Довольно необычно.

Девочке захотелось спросить, что же в ее имени было такого необычного, но тут она заметила, как чуть качнул головой Ашай, и сдержалась, решив, что молчание — золото.

— Тай-до-рю, — резко развернулась к нему Тай-до-ко, — разве у вас нет иных дел, чем изображать в моем саду статую? Право слово, не съем я ваш свет.

— И в мыслях не было, уважаемая и сияющая, — поклонился Тай-до-рю и отступил на шаг , собираясь уйти. — С вашего позволения. Соня...

Соня дернула Ашая за пояс: нет уж, она не согласна его отпустить, пока не обнимет не прощание! А Тай-до-ко — потерпит. Все равно выбора ей не остается.

Ашай понимающе хмыкнул, а взгляд у него потеплел. Он подошел, обнял Соню и шепнул на самое ухо так, чтобы услышала только она:

— Веди себя хорошо. Я скоро вернусь, и мы продолжим то, на чем остановились дома.

— Мне казалось, что мы все обсудили, — одними губами ответила девочка. — Возвращайся.

— Казалось.

Сзади угрожающе молчали, и Соня с Ашаем поспешили разойтись: она за стол к Тай-до-ко давиться приторно-сладким чаем, а он к себе в кабинет решать задачи планетарного масштаба.

Время обещало тянуться невыносимо долго.

От нечего делать Соня принялась изучать оранжерею Тай-до-ко — вполне обычную, если не считать место своего расположения. Море цветов, аккуратная лужайка, витая беседка и пруд, в котором сплелись щупальцами светящиеся мохнатые существа, похожие одновременно на медуз и осьминогов. Кругом царили тишина и благодать. Соне, не иначе как из чувства противоречия, захотелось вот прямо сейчас оказаться на рок-концерте.

— Вы довольно необычно смотритесь вместе, — наконец начала разговор Тай-до-ко. — Я ожидала другого.

— Мы все-таки принадлежим к разным расам, уважаемая Тай-до-ко, — постаралась максимально вежливо ответить Соня.

— Да, — Тай-до-ко сцепила тонкие руки в замок и положила на них острый подбородок. — Вы, как я знаю, глухая...

Соне, наверное, стоило бы обидеться на подобный вопрос-замечание, но она вместо этого предпочла изучить головной убор сидящей напротив шей-ти, навскидку прикидывая его вес. Пара килограмм выходила, как ни крути, если посчитать все подвески, бусины и камушки. И голова от ношения этого орудия пыток должна была болеть страшно. Соня испытала чувство глубокого удовлетворения.

— Да, мой народ не умеет слышать других.

— Вот как? Весьма прискорбно.

Слово "прискорбно" у Тай-до-ко прозвучало так же, как могло бы прозвучать "прелестно": нежно и на выдохе.

— Мы привыкли и не жалуемся.

— И тебя, дитя, совершенно не волнует, что ты не способна всю полноту связи со своей парой?

Тай-до-ко прикрыла глаза, оглядев на Соню сквозь решетку ресниц. И взгляд ее был, что нож острый. Соня сначала поежилась под ним, но потом вскинула подбородок, и голос у нее зазвенел от уверенности:

— Мы с Ашаем прекрасно чувствуем друг друга, понимаем и доверяем. Моя глухота нам совершенно не мешает.

— Да неужели? — Тай-до-ко не изменила ни интонации, ни позы, только в голос у нее словно вылили бочку меда. Соня потом как ни старалась, так и не смогла сообразить, чему же именно обрадовалась Жрица. — А уважаемый Тай-до-рю твою точку зрения, конечно же, разделяет?

— Полностью! — на щеках против воли расцвел малиновым цветом румянец. Какая ассоциация у нее сработала, с чем? — но Соне отчего-то именно сейчас вспомнилось, как Ашай позавчера запихнул ее в горячую ванну, после того как они насквозь промокли на улице под внезапным дождем. Она возмущалась, говорила, что это неприлично, что он мужчина, а Ашай, не переставая растирать ее травами и маслами, приговаривал, что его стесняться попросту глупо, а вот если она заболеет, то будет в высшей степени обидно. А ей самой еще и плохо.

Соня поймала на себе сначала недоуменный — Тай-до-ко вслушивалась в ее эмоции, — а потом мгновенно наполнившийся злостью взгляд Жрицы. И мягко улыбнулась, беря в руки чашку и делая вид, что пьет.

— Ты не боишься его? — задала новый вопрос Тай-до-ко.

— А разве я должна?

— Наивный ребенок! Конечно! Шай-ти безумны в своей сути — тебе же уже рассказали об этом? — дождавшись согласного кивка девочки, Жрица продолжила, — и рано или поздно все они сходят с ума.

— Но Ашай нормальный! — возразила Соня.

— Он нормален ровно в той степени, в какой может быть нормальна тьма. Не более.

— Ашай прекрасно владеет собой и своими чувствами, — упрямо продолжила Соня, начав крутить в руках чашку с чаем и пытаясь таким образом скрыть охватившую ее нервозность. — Мне нечего страшиться.

Жрица рассмеялась весело и беззаботно, откинувшись в плетеное кресло на шитые подушки.

— Нечего? — взмахнула рукой Тай-до-ко, будто отрицая сказанное Соней. — Милая, да он же просто еще не пришел за твоим цветком — а ты цветешь, твой профиль я успела изучить. А если бы и нет, то этой встречи стало бы достаточно, чтобы понять и перестать тебя даже номинально причислять к детям. Ты очень сладко пахнешь, дитя, крайне соблазнительно. Даже для меня, чего уж говорить о моем уважаемом Тай-до-рю. Он сомнет тебя, как бумагу, как бабочку!

— Ашай никогда не причинит мне вреда, — поджала губы Соня.

— Конечно, причинит, это суть подобных ему!

— Я Ашаю верю.

— Как наивно, — с сожалением покачала головой Тай-до-ко. — Впрочем, все мы такими были до первой боли...

Тон "с высоты моего возраста и опыта" всегда будил в Соне самого упрямого из всех упрямых зверей — барана. Ничего не изменилось и в этот раз.

— Если вы позволяете себе подобные мысли, то настоящего Ашая вы не знаете, — Соня поставила ажурную чашку на блюдечко, как своеобразную точку, в последний момент прикусив губу и не сказав: "И не узнаете".

— Это ты его не знаешь, дитя. Соня с огромным трудом удержалась от фырканья.

— Тебе, глухой, не удержать его разум, не услышать боль... Так и будешь оступаться, не понимая, что нужно сделать... Так почему же ты заявляешь на него права? — вкрадчиво спросила Тай-до-ко. — Не милосерднее ли было бы отпустить?

— Я не предам его, — ответила Соня. — И чтобы вы мне сейчас не сказали, как бы не убеждали, что без меня ему будет лучше, я его не отдам. Никому.

— Очень... эгоистично. Для света.

Соня пожала плечами: светом она не считала себя ни дня. И равнять ее с шей-ти было просто бессмысленно, не смотря на некоторую схожесть внешнего вида.

— А я — человек, — ответила Соня. — Люди эгоистичны, жадны и очень не любят делиться своим. И я дочь своего народа, госпожа Тай-до-ко, — и, словно услышав что-то, Соня добавила: — Было приятно с вами побеседовать. До свидания, меня Ашай ждет.

— Что? — Тай-до-ко дернулась как от удара.

Соня кивнула головой в сторону деревьев, где стоял, почти сливаясь с тенями, Тай-до-рю. Видимо, работы оказалось намного меньше, чем ожидала и надеялась Жрица.

— Доброго вам дня, — пожелала шей-ти Соня и встала из-за стола, не спросив разрешения. Придя на эту встречу, Соня лишь оказала уважение своей тьме, но никак не Тай-до-ко.

— Пойдем домой, а? — Соня обняла Ашая насколько хватало рук: — Здесь скучно.

Ответом ей послужил смех: звонкий, переливчатый, радостный — и мир стал больше, а сама Соня в одно мгновение выше почти на метр!

— Ашай?!

— Не кричи, мой свет, а то Тай-до-ко еще что-нибудь не то подумает...

Как будто Соню волновало мнение этой шей-ти, которая в данный конкретный момент взглядом пыталась прожечь в ней дырку!

— Аша-а-ай!!!

— Я уже много лет "Ашай", — и не собираясь разжимать руки и начинать вести себя прилично, ответил Тай-до-рю. И, как будто только сейчас вспомнив что они не одни, перевел взгляд на Жрицу. — Тай-до-ко, с вашего позволения...

С Соней на руках не отвесишь церемониальный поклон, но Ашай не стал и пытаться. Видя, как под ладонями у Тай-до-ко закрошилось стекло чашки, слыша, как внутри у нее скручивался тугой узел из ненависти и какой-то женской обиды, он лишь безмятежно улыбнулся.

— Поставь меня на землю! — воззвала к разуму Ашая Соня, вновь переключая на себя его внимание. — Я тяжелая!

— Не хочу. Легкая.

— Ах так, — притворно возмутилась девочка, — тогда понесешь меня до самого дома! И если у тебя заболят руки — то это твоя вина будет! Вина и упрямство!

— Как пожелает мой свет.

Соня рассмеялась, обняла Ашая за шею и поцеловала куда-то в висок. Он снова был с нею и она даже почти забыла о Жрице, сейчас недовольно изучающей разбитую чашку и делающей вид, что нет рядом с нею почти пьяных от счастья и новой встречи пары.

* * *

Домой Соня с Ашаем пошли далеко не сразу: выходной день все-таки. И Тай-до-рю повел свой свет гулять по центру.

Город шай-ти был похож на картинку из фентезийной книжки. Даже не книжки — альбома, где единственной границей оказывались лишь воображение художника да лист бумаги. Под ногами — белый камень, по обочинам — синяя трава, а над головой вместо неба ветви деревьев. Они росли свободно, как хотели, тянули свои ветви ввысь и в стороны, цепко сплетаясь ими с собратьями и образовывая своеобразную крышу-шатер. Лучи двух солнц пронизывали острую листву насквозь, и это было потрясающе красиво: золотые, искрящиеся светом столбы.

— Знаешь, оно совершенно волшебно вот так вот, а не на машине, Ашай! Нет, летать тоже круто, но гулять... — рассмеялась Соня, довольно щурясь и подставляя лицо под лучи мягкого осеннего солнца.

— Это смотря куда поехать, мой свет. Здесь есть места, которые можно увидеть только из-за стекла ти-ди.

— Все равно не то. Хотя, может, и здорово. Но мне очень не хватало именно таких выходных... — призналась девочка, обходя по кругу куст с розовыми цветами-колокольчиками с темно-бордовой серединкой и ярко-голубыми краями и мысленно уговаривая себя не портить городское имущество, даже если очень хочется букет. — Когда я была маленькая, мы с родителями довольно часто ездили на ВДНХ — это место в городе, где можно гулять. На его территории есть карусели, колесо обозрения, красивые павильоны... Фонтаны тоже есть, маленькие и большие, но "Каменный цветок" уже несколько лет стоит на реставрации. И весной там всегда очень много цветов, столько, что в глазах пестрит.

Соня задрала голову и теперь упорно смотрела на колыхающуюся над головой листву, всеми силами пытаясь загнать слезы вглубь себя. Пусть и понимала, что от Ашая слезы не спрячешь: он выше нее, ему только голову наклонить и нужно, чтобы увидеть...

— Прости, — мягко обняв Соню и прижав ее к себе спиной, попросил Ашай. Он не смог бы сказать, за что просил прощения: ему просто было больно видеть свой свет таким.

— Тебе-то за что извиняться? — Соня не видела смысла в извинениях. — За Крыса или Кор-ара? Но без них мы бы не встретились никогда, так бы и жили, тянулись непонятно куда, вверх, через космос, не имея сил дотянуться. Это куда хуже, если подумать.

— Но там твой дом.

— Я уже не уверена в этом, — горько обронила Соня. — А извиняться прекрати. Ты ничего не сделал, за что можно и нужно было бы.

— Рискну повторить тебя — не уверен, — ответил Соне Ашай.

— Зато я знаю. И ты вообще какой-то терпеливый сверх меры! Или молчишь слишком хорошо. А я... Это же я, походя, не заметив, обижаю тебя — мне просить твоего прощения надо.

Соне каждый раз было безумно больно смотреть на вмиг стекленеющие глаза Тай-до-рю, видеть, как он закрывался, отворачивая от нее лицо и пряча подрагивающие руки. Она тогда забивалась к нему под бок, прижималась, утыкаясь носом в прохладную кожу, и почти беззвучно просила прощения. И объясняла, что никогда не хотела чтобы он подумал, будто не нужен ей, будто на Земле могло быть лучше, чем рядом с ним. Но в такие минуты он почти не слышал ее, и тогда Соне становилось по-настоящему страшно. И только в тот момент, когда Ашай вздыхал и расслаблялся под ее руками, она могла вновь начать дышать и жить.

— Свет мой! Да разве же можно!

Объятие вышибло у нее из груди воздух, у Сони даже голова закружилась! Ей даже иногда начинало казаться, что так Ашай пытался скрыть ее от всего и вся, впечатывая в себя, вплавляя — ее и не видно-то было почти из-под его рук и одежды!

— Можно.

— Нельзя. Не смей, мой свет, не смей брать вину только на себя, надуманную или правдивую. Мы же договорились: на двоих, все на двоих. Я от своих слов не отказываюсь, а ты? — на ухо, тихим шепотом спросил Ашай.

Соня покачала головой: нет, она не отказывалась.

— Тогда — пусть. Проблемы мы с тобой решаем, как можем, но решаем. Что там говорят окружающие, не важно, они чужие и не знают ничего, — Ашай криво усмехнулся. — Я услышал тебя, ты приняла меня. И только это — ты понимаешь, свет мой, — имеет значение.

Его всегда удивляло то, насколько у Сони мягкие волосы — удивляло и восхищало. У всех шей-ти волосы были жесткими, почти колючими, ломкими и оттого короткими, до плеч отрастить — возможный максимум. Шай-ти не стриглись никогда, только косы плели сложносоставные, с самого детства и до смерти, но и волос у них был другим — прочным, жестким, но гибким.

— Но я приношу тебе столько неприятностей... и не чувствую тебя совсем, — тихо произнесла Соня.

— Кто тебе это сказал?

— Никто не сказал, просто...

— Соня. Кто? — спросил одними губами Ашай, не решаясь повысить голос даже на полтона. Он был почти в бешенстве: и обойти их пару по кривой старались все, гуляющие сейчас по парку.

— Тай... Тай-до-ко. Не этими словами, но смысл-то никуда не делся...

Это не стало для Ашая сюрпризом: чего-то такого от разговора со Жрицей он и ожидал. Тай-до-ко всегда отличалась долгой памятью и никогда не прощала обид. А он отказался занять пустующее место ее тьмы. Хотя предложение было более чем щедрым. Тай-до-ко уже много лет носила статус "свободной", и партия у них бы сложилась неплохая. Просто поверить, протянуть руку — и приутих бы внутри голос, что звал сквозь пространство и расстояние, провисла бы между двумя невстретившимися связующая нить. Благополучие собственной расы, власть и влияние, возможность избежать безумия — сказать "да" было тогда вполне логичным решением. Но он, мальчишка, только-только занявший пост Тай-до-рю, сказал первое в жизни "нет". Свою пару Ашай был не согласен променять ни на кого.

И получил в награду за проявленное упрямство годы ожидания и поиска. И Соню.

— Это неправда. Ты не должна верить ей, в Тай-до-ко говорит уязвленная гордость и одиночество. Ты не обуза, не неприятность, мой свет, ты радость. Моя. И я безмерно счастлив, что встретил тебя, — ломко улыбнулся Ашай. — А Тай-до-ко... Я когда-то давно отказал ей в праве стать моим светом. Подобное для нее простить невозможно, а желание перекроить реальность с каждым отказом становится только сильнее.

— И она на такое сопосбна?

— Скажем так, у нее было для этого достаточно сил и возможностей.

— А теперь?

— Нет.

Соня посмотрела на него снизу вверх, серьезно и внимательно: Ашай ждал нового вопроса.

— Почему?

— Что?

— Почему отказал?

— У меня была и есть ты.

В груди у Сони гулко забилось сердце: вроде и ничего нового Ашай не сказал, но интонация...

— А я не знала.

— Да, — согласился шай-ти, — ты думала, что выбор один на всю жизнь. Зачастую так и есть... Но не всегда. Я бы даже выразился более конкретно — далеко не всегда. Шей-ти легче выжить после смерти своего шай-ти, для нас же подобное, наоборот, почти невозможно. Мы больше привязаны, наша зависимость сильнее, когда мы встретили.

Соня нахмурилась, сведя брови на переносице, захотелось передернуть плечами, скинув с них неприятное ощущение: что бывает, если не встретились?

— Если встреча не случилась, пара или умерла раньше, или родиться не успела, а ждать — сил нет, то можно связать себя с другой одинокой душой. На такой выбор не смотрят косо, но...

— Тебе это... — неуверенно спросила Соня, — почти противно?

— Меня учили, что пара может быть лишь одна. С рождения и до смерти, и за ней, и в новом рождении. Отказаться по какой-то причине от своего партнера, означает предать. Не только себя, но и того, кто зовет и ищет.

Взгляд у Ашая стал больным и тревожным, и Соня сжала его руки в собственных ладонях.

— Я видел глаза тех, кто пришел слишком поздно, кого не дождались, не дозвались. Знаешь, свет мой, смерть вдалеке, без возможности найти и дотянуться... она намного милосерднее. Там хоть надежда есть, а тут — сплошное крошево в руках, осколки веры и сердца.

Девочка мысленно поблагодарила кого-то там, в вышине, кто прислал их в этот мир, за неслучившееся.

— Но ты нашел. И я теперь с тобой, и я есть. И ты — тоже.

— Да, есть, — согласился Ашай в пушистую макушку, сдерживая улыбку.

— Значит, больше и не будем ничего обсуждать. И думать сегодня тоже не будем. А то у нас, что ни неделя, то либо у тебя переклин в мозгах, либо у меня — что еще хуже. Нет уж, пошли гулять, потом где-нибудь посидим, — Соня выпуталась из объятий, встряхнулась, как кошка, попавшая под дождь, и улыбнулась вся и полностью.

Ей не нужно гадать, как сложилась бы жизнь, если бы. Не было у них уже "если", оно перестало существовать. Счастье не растянешь через "е", прикосновение не заменишь "с", бессонница не исчезнет с "л", своим не станешь с "и", а про "бы" уж и говорить не стоило. Зато теперь с ними были "здесь", "сейчас", "вместе".

— Хорошо. Тогда сейчас мы с тобой идем пить "Медовое солнце" с выпечкой. А то от завтрака у тебя было одно название.

— А у тебя и его не было, — Соня недовольно и медленно окинула взглядом высокую фигуру своей тьмы.

Ашай покаянно склонил голову: мол, извини, так получилось.

— Я постараюсь исправиться, если ты считаешь это необходимым, — вглядываясь в лицо, спеша увидеть и понять реакцию, пообещал Ашай.

— Нет, — не согласилась Соня. — Мне таких жертв не нужно. Просто я слишком плохо знаю, что для тебя вредно, а что полезно, поэтому руководствуюсь своим человеческим знанием. А мы едим чаще. Вот и все. Я... волнуюсь.

— Шай-ти для более-менее нормального функционирования организма достаточно есть раз в сутки, но много. Лучше, конечно, два и через приблизительно равный отрезок времени, в идеале.

Соня кивнула, вспоминая, что да, чаще Ашай обходился завтраком и ужином, если Фенх не утягивал его на перекус. И если первый прием пищи Тай-до-рю мог и пропустить, то вечером ел подолгу и помногу, уминая за один присест целую сковородку с мясом, не считая гарнира и десерта. Мысль "и куда только лезет?" не покидала свое уютное местечко у Сони голове второй месяц, примостившись между "подумаю об этом завтра" и "смотришь и завидуешь".

— У тебя на планете иначе?

— У всех по-разному. Кто-то может и семь раз на дню прикладываться к холодильнику в поисках еды, а кто-то раз в сутки. Но в среднем это все же трехразовое питание. Завтрак, обед и ужин, знаешь? И завтрак считается главным приемом пищи, — объяснила Соня, вдумчиво шагая: белая плитка — маленький шаг, серая — прыжок, а черную надо переступить. — После обеда и ужина.

— Почему так?

— Просто.

Над головой шумела листва и — слышались звонкие трели — чириканье птиц. А еще скакали пушистые маленькие зверьки: размером с ладонь, с малиново-коричневым окрасом, большими ушами и длинным хвостом с кисточкой — миль-я. Они были почти ручные, как земные белки, только питались не орехами, а маленькими желтыми ягодами с темно-коричневой сердцевиной, вязкой и сладкой. Соня протянула вперед руку, ладонью вверх, и на нее сразу же вспрыгнул такой зверек: подвижный носик, темные глаза за белесой пленкой, цепкие осторожные лапки. Он обвил хвостом ее запястье и теперь балансировал на задних лапах, забавно пища.

— Щекотно...

Соня разглядывала это пушистое чудо, гладила по пушистой спинке, а миль-я урчал и подставлял под осторожные пальцы голову и спинку.

— К северу их окрас меняется на зелено-синий, а к югу на песочно-золотой. Они очень спокойные, живут стаями и предпочитают не нападать, а прятаться. В целом, довольно мирные создания, если не лезть к ним в гнездо, — принялся рассказывать Ашай, почесывая зверька за ушами.

— Вспоминаешь собственный опыт? — спросила Соня, наблюдая за тем, как миль-я, пискнув, подпрыгнул и уцепился за ветку у них над головой.

— У нас недалеко от дома было их гнездо, а мне показалась интересной мысль посмотреть на него. С дерева я свалился очень быстро, скажу тебе честно, а бежал от них еще быстрее.

Не бежал он никуда тогда, сообразила Соня, вспомнив, что миль-я не были способны прокусить кожу шай-ти. Осторожно залез, посидел и быстро спустился, чтобы не нервировать животных, не прекращающих пищать и воинственно топорщить шерсть, скаля маленькие зубки. А так сейчас говорил, чтобы только она улыбнулась. И Соня — улыбнулась.

Незаметно они дошли до невысокого арочного здания, утопающего в пряном запахе чая и благовоний — чайной. За нитевидными занавесами, унизанными зелеными, желтыми, синими бусинами, на низких диванах сидели, тихо переговариваясь, шай-ти и шей-ти. Соня, не удержавшись, потянулась к стеклянным шарикам рукой, перекатила один — темно-бирюзовый — в ладонях, удивившись его тяжести и полюбовавшись вспыхивающими внутри искрами.

— Какая красота... Ашай, ты только посмотри! — восхищенно выдохнула Соня, обернувшись через плечо и найдя его взглядом. — Давай... дома такую повесим. Можно?

— Конечно можно, — ответил он. — Я попрошу Сойраша.

— А кто он?

— Хозяин кафе. Нет, нам сюда, — потянув Соню за руку, Тай-до-рю повел ее сквозь коридор, по двадцати двум ступенькам вниз, а потом еще через один коридор. В результате они оказались в расположенной почти на улице нише-беседке, скрытой шторами-нитями, такими же, как и внутри чайной, — только серебристо-фиолетовыми. Здесь, кроме диванов, стоял еще низкий столик, вокруг которого художественно разбросали десяток подушек с пушистыми кистями и маленькими бубенчиками.

— А это точно кафе? — не поверила Соня, забравшись внутрь и максимально удобно устроившись.

— Даже не сомневайся, — уверил ее Ашай. А потом что-то тихо начал говорить подошедшему официанту — или как они тут назывались? Соня не слушала: она во все глаза смотрела на шай-ти, сидящего в нише напротив и что-то строчащего на планшете. Девочка ни за что не смогла бы сказать, что ее так привлекло: выглядел шай-ти вполне обычно, если не считать узоры синей и серебряной краской на висках и ладонях.

— Заметила, да? — усевшись за столик — три яруса из разноцветного стекла-мозаики — уточнил Ашай.

— Кто он? — тихо спросила Соня, чуть наклонившись вперед.

— Рейш. Пара Сойраша.

— Того, который хозяин кафе? — вспомнила она.

— Да.

— Но... он же шай-ти?

— Да.

— И... Рейш?... тоже.

— Да, — в третий раз согласился Ашай. — Тебя это напрягает?

— Нет, просто... — Соня сделала замысловатый жест рукой, — неожиданно. Я думала, что у вас парой шай-ти может стать только шей-ти. А оказывается, бывает и так.

— Пары бывают разными, мой свет, — мягко произнес Ашай. — И подобная связь имеет не меньшую ценность, нежели наша.

— Да я ничего такого и не подумала! — обиделась Соня. — Я вот вообще инопланетянка, и если на кого косо и надо смотреть, то на меня.

— Соня, на тебя кто-то...

— Я для примера, — поспешила уточнить Соня, заметив, как мгновенно напрягся Ашай при мысли, что кто-то мог ей что-то сказать или как-то обидеть. — Да и когда кто-нибудь успел бы? Я здесь третью неделю, за которые всего пятый раз из дома вышла! Причем, четыре раза с тобой и один с Фенхом.

Тай-до-рю нахмурился: Соня бы уже успела изучить весь центр, если бы он не возвращался домой затемно, с утра до ночи проводя в бегах по рабочим вопросам. И уходил так же: в темноту, когда небо над горами только-только начинало светлеть. Если бы у него было чуть больше свободного времени, но...

— Ты снова из-за чего расстраиваешься.

— Вовсе нет.

Соня прищурилась и хмыкнула — даже скорее рассерженно фыркнула — на его слова.

— У тебя взгляд становится отсутствующим, когда ты думаешь о плохом или глупом, — объяснила Соня, а потом постучала себя указательном пальцем по носу. — А еще у меня он вечно чешется, когда ты винишь себя. Правда, забавный определитель твоего состояния?

— Смеешься ведь. Так не бывает, чтобы нос чесался от чьего-то чувства вины...

— У меня все бывает! Вот сейчас он так чешется, что прямо мочи нет терпеть! — смешно наморщила нос девочка. — А теперь признавайся, что там еще в твоей голове завелось?

— Ничего, — Ашай кивнул, появившемуся в зоне видимости шай-ти с подносом в руках, на котором расположились различные чашки и мисочки, и прикрыл глаза.

— Знаешь, утром тараканы гуляли по моей голове. А теперь ушли к тебе. Говори, что случилось. Так легче и тебе, и мне, а то это твое 'виноватое и глупое' во что-нибудь более страшное превратится.

Соню совсем не смутили ни тяжелый вздох Ашая, ни недоуменный взгляд чужого шай-ти, расставляющего на столе тарелки и разливающего по большим пиалам ароматный густой напиток.

— Ну и?

Чашка согрела руки, отвар дохнул в лицо паром и запахом горьких трав, осевших на языке сладостью с тонкой нотой остроты: словно щепотку красного перца с Земли в напиток сыпанули. Шай-ти — официант? — растворился среди занавесей, опасливо покосившись на них с Ашаем через плечо. Наверняка уже пожалеть успел, что именно ему выпала честь обслуживать Тай-до-рю со своим светом, которые того и гляди скандалить начнут!

— Просто сожалею, что у меня получается так мало времени проводить с тобой. Ты здесь уже несколько недель, а почти ничего не видела.

— Ну и что? Я вообще-то толпу не люблю, как и ездить куда-то очень далеко. Я и дома свой родной город плохо знала в плане достопримечательностей, только что-то обязательное: Красную площадь там, Арбат или Царицыно, музеи еще, где со школьными экскурсиями была. Мне лучше дома с книжкой было, чем на улице.

— Это какие-то важные для твоего народа места?

— Да... как тебе сказать... Скорее места для прогулок и отдыха, нежели для чего-то еще. Ну и историческая ценность, конечно, — Соня бездумно подцепила с большой плоской тарелки шарик сладкого теста — внутри у него были орехи и ягоды. Еще рядом стояли мисочки с острыми семечками, засахаренными фруктами, лепешками, нарезанными тонкими полосками и вымоченными в чем-то, похожем на земное вино.

— Ты не любишь их?

— Не люблю. Делать там нечего, а погулять нормально можно и по районному парку. Наши города совсем иные. У вас словно несколько колец, нанизанных одно на другое, а центр с корабля вообще похож на темное море. И башен много. Красиво, пусть и немного необычно.

Темно-фиолетовые ягоды оказались невозможно кислыми. А Ашаю они понравились.

— Тебе здесь... больше нравится?

— Уху, — сосредоточенно выбирая на тарелке еще один шарик из теста, ответила девочка. — Здесь есть ты.

Ашай на последних словах недоверчиво качнул головой, а Соня, заметив это движение, чуть прищурила глаза.

— И какая разница, что ты проводишь большую часть времени на работе? Она важна для тебя. Пусть ты ее и не особо любишь. И не могу же я тебе запретить работать? — по напрягшимся плечам и ставшей хрусткой улыбке Соня поняла: может. — Я не хочу и не буду лишать тебя этого, хотя я очень смутно понимаю, чем ты на самом деле занимаешься и что входит в твои обязанности как Тай-до-рю.

— Но ты целый день одна, да и вечерами — тоже. Это неправильно. Свет не должен скучать.

Соня улыбнулась весело и легко, отрицательно покачав головой. Когда ей было скучать, если у нее Граф чуть ли не целый день под ногами крутился, да еще и с собой постоянно приводил кого-нибудь? Недавно вот с драконом познакомилась, что леса в одном мире охранял. Рога у него были — ветки рябины, глаза — янтарь, шерсть и грива — что перья у павлина, и все тело покрыто белой чешуей!

— Я редко скучаю. А если начну, то скажу. Или за ухо тебя укушу — не самый плохой вариант.

— Хорошо, я учту и постараюсь сберечь твои зубы от посягательств, — кивнул Ашай, внимая предупреждению, и подцепил со стоящего на самом краю блюда пару острых пирожков: Соня их не ела. — Попробуй вон те ягоды, они не очень сладкие и с легкой кислинкой, тебе должны понравиться.

Девочка потянулась к ярко-оранжевым капелькам в мягкой кожуре — на просвет в них можно было увидеть маленькие круглые ядрышки внутри. Взяв одну ягоду, Соня аккуратно ее надкусила — и через несколько секунд, радостно зажмурившись, пододвинула к себе поближе блюдо целиком.

— Так что же тебя привлекло в Рейше? Обычно ты на чужих внимания не обращаешь.

— Просто... не знаю, как тебе сказать... На него смотришь и тепло, — попыталась объяснить свои ощущения Соня. — И он яркий, очень-очень.

— А остальные сидящие в кафе разве не такие же? — заинтересованно спросил Ашай, отставляя в сторону еду.

— Нет, ты что! Другие... Это как фонарь с солнцем сравнивать, — замотала головой Соня. — Знаешь, какой он красивый? Ярко-голубо-синий в серебряно-белый!

Она замолчала, о чем-то задумавшись и почти не моргая глядя на Ашая, а потом неожиданно добавила:

— Но ты — лучше. В тебя хочется завернуться, как в теплое пушистое одеяло, и греться. И цвета у тебя уходят в бархатно-изумрудный с золотыми нитями.

— Соня, ты отдаешь себе отчет, что ты только что сказала? — уточнил Ашай, напрягшись.

— Я глупость сейчас сказала, да?

— Нет, наоборот! Ты сейчас описала меня и Рейша цветами. И правильно описала, вот что меня поражает.

— Ну... Я привыкла ассоциировать людей с каким-то цветом, — замялась Соня, все еще до конца не веря, что не сказала что-то не то. — И чувством. Так... ну, обычно сразу становится понятно, с кем можно дружить, а от кого стоит держаться подальше. Та же Тай-до-ко черная и холодная, как дыра в никуда.

— А Фенх с Машехрой?

— Салатово-оранжевые с синей каемкой по краям, — прозвучал мгновенный ответ.

— Одинаковые?

— Да...

— Удивительно! — восхищенно заключил Ашай. — И давно ты по такому принципу окружающих делишь, мой свет?

— Всю жизнь, кажется, — прикинула Соня. — Но это игра. Как прозвища давать по внешнему виду, поведению или фамилии. У меня так имя человека лучше запоминается. Всегда очень неудобно оказывалось, когда я разговаривала с кем-то и не знала даже, как к нему обратиться. Хотя буквально минуту назад спрашивала имя! Вот я и начала... придумывать ассоциации по цвету.

— Хорошая игра, — непонятно отозвался Ашай. — Ты спросить что-то хочешь, или мне кажется?

— Не кажется. У Рейша на висках и ладонях узоры нарисованы. Это что-то значит? Или просто потому что красиво и захотелось?

— Ничего не бывает просто так из того, что пишется на теле, — улыбнулся Ашай. — Но объяснить, что значит роспись у Рейша, я не решусь — у него всегда нестандартные значения и комбинации. Их если и способен кто прочесть, так исключительно Сойраш. Не удивлюсь, если он Рейша и расписывал.

— Получается, Сойраш — художник?

— Он работает с объемными картинами. Чаще всего в стекле, но иногда создает и сладости.

— А...

— На его выставку мы с тобой обязательно сходим — она весной будет, а сладости... Справа от тебя, на нижнем ярусе, стоит лакированная коробка, достань ее и открой.

Соня наградила Ашая подозрительным взглядом, но сделала, как велено. Коробочка была маленькая, не больше ладони, с изображением летящей бабочки в уголке крышки. Соня осторожно сняла крышку, а через секунду замерла на вдохе, не в силах отвести взгляд от содержимого коробочки: по резным сине-фиолетовым листьям плыли две крошечные радужно-перламутровые рыбки.

— Ашай, это нельзя есть! Господи, какие же они красивые...

— Нравится?

— Ты еще спрашиваешь?! Это же просто чудо... — и полным отчаяния голосом закончила, — и сплошное мучение! И хочется, и зуб не поднимается!

— Неужели?

— Ашай, ты — язва.

— Да быть такого не может, — делано удивился Тай-до-рю. — Совершенно невозможно.

— Точно-точно, не спорь даже, — уверила его Соня и еще раз посмотрела на рыбок. — Рассказывай дальше про узоры. Про Рейша с Сойрашем я поняла, необычное для необычной пары, а традиционные узоры у вас есть?

— Конечно. Свадебные, например, редко претерпевают изменения.

— А показать?

— Я начну с шай-ти, — согласился Ашай и достал из наплечной сумки тоненькую графическую пластинку-планшет, включив ее прикосновением большого пальца. — На кистях обычно изображают цветы ишиа — символ света и шей-ти, обещание защиты. От шеи и ключиц, пускают колючую лозу, опутывая ею плечи и ведя к основанию крыльев — щит; между крыльями рисуют бабочку-мотылька — смерть, жизнь и шай-ти; а цепь на щиколотках — оковы, связывающие наше черное безумие.

Соня зябко поежилась: ей категорически не понравилось услышанное. Особенно часть про смерть и оковы. А еще она была более чем уверена: у шей-ти таких символов на теле нет.

— А шей-ти?

— Цветок ишиа на бедрах и животе — как основа их сущности и жизни. Если у шай-ти основной нервный узел расположен между лопатками, то у них внизу живота. Солнца на внешней стороне кистей — обещание удержать нашу тьму; сложенные крылья от лопаток до середины икр — то, что отдано светом тьме, — на планшете под пальцами Ашая расцветали стилизованные цветы и солнца. — Двойная звезда на груди — символ жизни и ее продолжения.

Соня нахмурилась: лоб расчертили глубокие морщины, брови сошлись на переносице.

— Прости, а... ты точно уверен в трактовке росписей?

— Абсолютно, — недоуменно ответил Ашай, откладывая в сторону планшет. — Тебе что-то не понравилось в сказанном мной?

— Не понравилось — это мягко сказано. Больше всего — то, что тебя ничего не смущает.

— Прости, мой свет, но я не понимаю. Объясни.

— Объяснить? Хорошо, я объясню, — голос у Сони стал сух и скучен, от былой радости в нем не осталось и следа. — Почему принадлежать, защищать и умирать клянетесь исключительно вы? Разве это не должно быть... обоюдным? Вы же слышите друг друга, ищете с самого рождения... Да и мы с тобой отвечаем друг за друга: ты за меня, а я за тебя. Быть вместе — и делить все поровну, подставлять плечо и держать за руку. Ты сам мне это на корабле говорил. Или я ошибаюсь и тогда что-то не так поняла?

— Шай-ти ищут, Соня. Только шай-ти. И потерять свою пару страшно нам, но не шей-ти, — отвел глаза Ашай. Его неприятие подобного расклада не значило ничего, но сделать с этим он ничего не мог и не хотел. И тем радостнее для него оказалось услышать, что Соня разделяла его мысли и отношение. — Редко когда случаются... исключения.

— Раз на пару тысяч шей-ти?

— Приблизительно, — подтвердил Тай-до-рю, складывая все четыре ладони двойным домиком. — Исключения... не одобряются, их принято опасаться. Считается, что в таких парах свет безумен так же, как и тьма.

— Ты же осознаешь, что я не могу записать это в минусы...

— Ты просто не знаешь...

Ему хотелось рассказать, каково это: быть чужим в собственном мире, не вписываться в прекрасную для всех картину, постоянно вызывать отторжение и непонимание даже у родной семьи — но Ашай встретился с Соней взглядами и так и не смог ничего озвучить. Его свет был чужим здесь — и вряд ли она станет до конца своей для кого-либо, кроме него самого, счастливого просто слышать и оставаться рядом.

— Я? Может быть, но и дефектом называть не намерена! С ума мы будем сходить вместе, как и гриппом болеть.

— Прости... что?

— Выражение такое, переиначенное из одной истории, — тяжело и серьезно смотря на Тай-до-рю, объяснила Соня. — Мне нет дела до всех остальных и того, что они думают. Ты мой, и наша жизнь только наша, как и наш выбор. Да, я понимаю, что надо учитывать окружающих, но равняться на них я не хочу и не буду.

— Ты слишком не наша... — выдохнул Ашай. — И слава всем богам — моя.

Соня минуты две молчала, вбирая в себя лицо Ашая: мелкие морщинки в уголках глаз и сжатые тонкие губы, острую вертикальную складку между бровей и напряженные скулы, глубокие темные глаза с разлившимися в них благодарностью и беспокойством — а потом кивнула и уткнулась носом в чашку. Ей показалось, что сейчас ее тьма услышала что-то очень для него важное — хотя она всего лишь озвучила свое мнение и мысли.

— Хорошо.

Они еще немного посидели, допили терпкий и горький чай из листьев вар-тиш-ти, принесенный официантом как знак внимания от хозяина чайной, а потом медленно собрались и пошли к дому. На выходе, почти на ступеньках, Ашай приветственно кивнул идущему навстречу высокому — выше него! — шай-ти с острыми скулами и распущенными волосами. Он был одет в те же цвета, что и сидящий на террасе Рейш. Соня проводила его взглядом, пока тот не скрылся за серебристо-фиолетовый занавесью, и улыбнулась.

Сойраш оказался таким же ярким, как и его пара.

Девочка переплела вместе свою ладонь и Ашая — и дальше они так и пошли. Соня — считая под ногами плитки и стараясь не наступать на линии.

Она был безмерно счастлива, что Ашай сейчас шел рядом с ней.

* * *

Неделю спустя Соня с самого утра нервно мерила шагами квартиру, мысленно накручивая себя все сильнее и сильнее. Еще совсем недавно — до встречи с Тай-до-ко — все у нее было замечательно-нормально, а теперь стало просто ужасно!

— И что у нас случилау-сь за время моего отсутствия? Весьма короткого, попрошу заметить!

На спинке дивана на манер Чеширского кота появился Граф: сначала усы, потом хвост и уши, а за ними и все остальное. Он оглядел Соню, хитро прищурив один глаз, и довольно замурлыкал. Наверняка, хитрец, собрался говорить загадками. От кошачьей породы иного ждать не приходилось — сфинксы ведь тоже кошки.

— Да вот...

— Твое-у 'вот' я и так знаю, — передразнил девочку Граф. — Ты лучше скажи, что делать с ним собираешьсяу?

— А что тут сделаешь, если... Если мне теперь такое по ночам снится, что я Ашаю вторые сутки в глаза посмотреть стесняюсь! И ни ты, ни наши общие друзья к этому не имеют совершенно никакого отношения, но насколько было бы легче, если бы имели! — Соня в сердцах топнула ногой. — Мы же еще даже не целовались ни разу! И я совсем не уверена, что интересую его в этом самом смысле...

— Ну, относительно последнего со всей ответственностью кота-баюна — могу тебя заверить — интересуешь, — рассмеявшись, ответил Граф.

— С чего ты взял? — недоверчиво уточнила Соня.

— Думаешь, одной тебе снятся сны с интересным содержани-яум? — фыркнул кот, топорща шерсть: в снах чего только не увидишь, иногда сам не рад бываешь, что мимо не проскочил! — Тем более, не с мальчиком живешь. Пусть по поведению и не скажешь.

— Кхм...

— Я тебе когда-то уже говорил, но повтор-мяу еще раз — ты слишком много думаешь, это вредно. В некоторых случаях необходимо действовать, а не строить теории.

— Но как же...

Соня в смущении взглянула на своего пушистого друга. Как же так можно было — не думать, когда мысли в голове так и крутились?

— Ты просто не замечаешь, вернее, не знаешь, куда смотреть. Объяснить-то некому, а твой Ашай скорее на горло себе наступит, чем хоть полсловечка произнесет, признается, чего ему невыносимо хочется, — Соня в который уже раз удивилась тому, что на серьезные темы Граф разговаривал без мурчания и мяуканья. — Тьму же здесь не только эмоции держат, как свет, но еще и физическое воплощение отношений. Это... наверное, можно назвать обменом.

— Чем?

— Обменом, девочка, — повторил Граф. — У них все очень похоже на ваше, земное, но включает в себя больше. Отпечаток, метка, клеймо — называй как хочешь, суть не изменишь. Отдавая себя — принимать, принимая в себя — получать.

Соня закусила губу, пытаясь ухватить брезжущую в уголке сознания мысль за хвост: что-то ей напоминала последняя фраза Графа. Из школьного класса физики.

— Как... — все еще сомневаясь в определении, спросила Соня, — резонанс, да? Я правильно понимаю?

— Умница, — рассмеялся Граф. — Их отношения именно резонанс. Присутствие света вводит тьму в состояния резонанса, но на кнопку 'спуск' нажимать все-таки время от времени надо. Сами они неспособны, это может сделать исключительно свет.

— Но это же должно быть очень больно — я не понимаю пока, как оно работает, но состояние же должно усиливаться! Если думать логически.

— А оно и усиливается.

У Сони к горлу подступили тошнота и страх.

— Ашай?..

У нее онемели губы и закончить вопрос Соня так и не смогла, но Граф прекрасно понял, что она хотела спросить.

— Ну, выдержка у него чугунная. Но да, с момента вашей встречи он находится в постоянно усиливающемся состоянии резонанса.

— Но... тогда, может, ему было бы лучше без меня? — от подобной неслучившейся перспективы Соне стало почти физически больно. — Никогда не встретить?

— Ты не туда смотришь, — указал Граф, взмахнув недовольно хвостом. — Разве тебе не рассказали, что без света тьма с ума сходит?

— Но...

— Без света — медленная агония, угасание сознания, со светом — обострение чувств, фиксированных на конкретном объекте, с возможностью сброса напряжения. Так понятно? — прекратил говорить полунамеками кот.

— Предельно. Я глупая, да?

— Не более и не менее, чем любой нормальный человек в подобной ситуации.

Граф не сказал, что ожидал худшего, когда их история только начала закручиваться: отрицания, нежелания, страха. Даже с десяток успокаивающе-восстанавливающих снов специально приготовил на случай, если бы Соня начала шарахаться от всех инопланетян разом, бояться не то что прикосновений — намека на них.

Она и боялась, но как-то сумела взять это чувство под контроль.

— Но все-таки, как донести до Ашая, что я тоже хочу... сам-знаешь-чего?

— Ну, хоть не Сама-Знаешь-Кого! Но я предлагаю связать... — наполнился воодушевлением кот, но заметив сомнение в приподнятой брови Сони, поспешил отказаться от озвученного варианта. — М-дяу, ты права, не вариант. При условии сложившейся обстановки, комплексов и детских психологических травм — как бы, действительно, боком не вышло.

— Может... просто сказать? — ожидая, что вот сейчас ее точно на смех поднимут с ее предложениями, предложила Соня. — Словами?

Граф посмотрел на нее серьезно и даже с какой-то гордостью: мол, моя школа, это я научил эту девочку думать!

— Отличная мысль! Одобряю!

— А...

— В общем, совет вам да любовь, а я пошел, у тебя Ашай в лифте поднимается...

И сбежал, растворившись в воздухе. Был кот, и не стало кота. А Соня хмыкнула, потянулась и решила, что мысли в порядок привести определенно стоило.

— Пойти кофе сварить, что ли?

За этим занятием Ашай Соню и застал: подошел со спины, обнял, заглянув даже не через плечо — поверх макушки! Помолчал, не мешая подготавливать место и специи для готовки, но через минуту не выдержал и спросил:

— Что ты готовишь?

— Кофе, — и наградив сомнительным взглядом стоявшую на плите турку, Соня добавила, — хотя, скорее его аналог.

Незаметно для себя девочка пристрастилась к сладковатому густому напитку, который шай-ти иногда пили вместо своих травяных чаев. Он был почти таким же темно-шоколадным и так же оставлял после себя осадок, как и кофе.

— Напиток с твоей планеты? — уточнил значение нового слова Тай-до-рю.

— Ага, — кивнула Соня, отмерив три больших ложки заменителя кофе, две чашки воды, щепотку перца, жженый мед... Довела до кипения, дала опасть пене, еще раз вскипятила и перелила в чашку.

Ашай наблюдал за ее действиями с восхищенным интересом — это же почти химия, маленькое волшебство — а потом отпил из общей на двоих чашки вперед Сони, пробуя.

— Горько!

— Это тебе горько, а мне в самый раз. А если бы чашка была белой, то можно было бы погадать. Но я не люблю, да и не очень помню значения.

— Гадать? По — как ты сказала? — ко-фе?

— По осадку от него. Но, наверное, можно и по нему. Но у нас на Земле вообще на чем только ни гадают, — отмахнулась Соня, вспомнив огромный букет ромашек, старую покосившуюся лавочку и веселый голос, сопровождающий каждый оторванный лепесток: 'Любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет!'. И ведь верили и гадали.

— Как странно... — Ашай даже немного прищурился, пытаясь разглядеть на дне чашки мифическое будущее, но увидел лишь темную гущу.

— Наверное. Не знаю. Я всегда воспринимала скорее как развлечение, чем что-то, стоящее внимания... — пожала плечами девочка. — Слушай, Ашай...

— Да, мой свет?

Соня посмотрела на него снизу вверх из-под густой рваной челки. И даже то, что сейчас она была немного выше благодаря выдвижной кухонной ступеньке, большой роли не играло: все равно голову задирать пришлось. Инопланетянин-достань-воробушка.

— Поцелуй меня.

Ашай резко выдохнул, зажмурился, словно был не в силах поверить в услышанное, и Соня повторила еще раз:

— Поцелуй меня.

Выражение лица у Ашая стало совершенно беспомощным, он никак не мог понять: с чего такая просьба. А Соня просто посчитала, что начинать надо с малого.

Теплые сухие губы коснулись лба, и Соня почувствовала острое разочарование. Кажется, делать ей все придется самой, раз тьма у нее такая непонятливая!

— Нет, не так, — возразила Соня и, встав на цыпочки, прижалась губами к чужим губам. Просто обозначила поцелуй и собственное желание. — Но выглядеть это должно чуточку иначе. Ты знаешь, как?

Ашай не ответил: он ее все-таки поцеловал и совершенно правильно. Глубоко и жарко, навалившись всем телом, притиснув к себе до того крепко, что мелкие пуговицы на рубашке больно впились в кожу. У Сони закружилась голова и поплыла реальность, а сердце застучало в висках. Она судорожно вздохнула, хватая ртом воздух.

— Ашай...

Имя даже не прозвучало — обозначилось одним движением губ, и объятие стало крепче, хотя и казалось раньше: некуда! Ашай невесомо прикоснулся губами к ее виску и замер. Только руки дрожали — Соня даже сквозь одежду чувствовала.

— Соня.

Вечернее солнце залило окна своим светом, витраж рассыпался цветными пятнами на полу, и у Сони зарябило перед глазами от их общей яркости. Мысли были какие-то вялые и мутные.

Ашай прижался лбом к ее лбу.

— Только не смей, слышишь, не смей мне говорить сейчас какие-нибудь плохие новости, ага?

— Хорошо, не буду, — покладисто согласился Ашай.

Они простояли так, прижавшись друг к другу, долго-долго, маленькую вечность. Мир успел умереть и родиться заново, а они все стояли и дышали друг другом.

А потом у Сони затекла нога и это было настолько нелепо и смешно, что в реальный мир получилось вернуться как-то сразу и с болезненным ойканьем. Ашай недовольно посмотрел на виновницу — левую! — и тяжко вздохнул.

Соня все-таки решила, что плохие новости надо узнавать сразу, а не постфактум. Тем более, что ее тьма и промолчать могла. Исключительно ради того, чтобы не засорять ей мозги своими проблемами да не волновать по пустякам. А то, что эти 'пустяки' носили, как выражался Фенх, характер катастрофы жизненно-планетарного масштаба для отдельно взятой группы лиц, было сущей мелочью, не стоящей внимания.

— И что у нас плохого?

— Ты же не хотела знать?

— Я и сейчас не хочу, но, как говорила моя бабушка, есть такое слово 'надо'.

— Мне необходимо будет уехать в копи на пару дней вместе с Тай-до-но, — наконец признался Ашай, услышав готовность Сони, если потребуется, вытягивать из него правду клещами. — Я вроде как не должен, но отказаться не могу.

— Тай-до-ко постаралась? — мгновенно вычислила виновника поездки Соня.

— Выразила пожелание. Но это и так входит в часть моих обязанностей как Тай-до-рю.

Соня зажмурилась: почему-то от мысли, что Ашай будет далеко от нее — даже несколько дней, — ей захотелось вцепиться ему в плечи и никуда не отпускать.

— Тогда я должна пожелать тебе удачи, да? — попыталась улыбнуться Соня.

— Свет мой... Не надо так... — попросил Ашай, кладя раскрытую ладонь ей на макушку. — Ты же помнишь кто я.

— Конечно. Но Фенх с тобой же едет, да? — спросила Соня, все еще надеясь, что там с ним рядом будет кто-то свой, сможет...

— Нет, у него плановая операция завтра. Да и нельзя так, — покачал головой шай-ти. — Я уеду всего на несколько дней, Соня. Ты и обернуться не успеешь, как я снова буду дома.

— Обещаешь?

— Конечно.

Рука у Ашая была теплая, почти горячая, и очень-очень нежная. Соня знала, что это только с ней и для нее: он как-то согнул пальцами железный прут и разогнул обратно. Предупредить хотел, напугать. На корабле еще.

Соня не испугалась.

— Я вернусь, мой свет, и мы с тобой пойдем в парк и гулять по городу — и не бегом, а вдумчиво и долго. До самого утра будем бродить по улицам, если ты захочешь и не устанешь.

— Звучит здорово. Как план!

— Это он и есть.

— И я снова хочу в то кафе, где мы в прошлый раз сидели.

Соня заправила за цветочное ухо выбившуюся из прически — косы и бусы — темную прядь, провела кончиками пальцев по щеке. Ее накрыла волна какой-то болезненной нежности, горьковатой, как тот 'кофе', что она сейчас сварила.

— Когда-нибудь я нарисую твой портрет. Тонкими линиями, меняющими свой цвет с жемчужно-серебристого до глубокой зелени, уходящей во тьму. Жаль, что рисую я пока из рук вон плохо...

— Свет мой...

Соня действительно была для него светом — солнцем и центром вселенной. И как же ему хотелось стать для нее тем же самым! Чтобы Соня смотрела только не него, нуждалась лишь в нем. Такие мысли не должны посещать хорошую тьму, но Ашай никогда не причислял себя к ним. Прав оказался Фенх, назвав его как-то в сердцах безумцем!

— О чем ты думаешь? — вернул Ашая в реальность голос Сони.

— О тебе.

— И что надумал?

Вместо ответа он покачал головой и снова ее поцеловал.

* * *

Вторые сутки у Сони все валилось из рук: не получилось тесто для пирогов, вместо сахара в начинку насыпалась соль, и даже местный компьютер надсадно запищал и погас, стоило попробовать его включить. Уборка тоже не оправдала ожиданий: Соня попросту забыла, что для этого здесь давно существует техника. В итоге она устроила в комнате локальный потоп и еще час убирала воду, выжимая раз за разом над кастрюлей мокрую тряпку. Таз Соня найти так и не смогла.

'Не особо помогает такая трудотерапия, правда', — подумала Соня, в сотый раз прикасаясь к контактной сережке в ухе: нет ли сообщения?

— Ты обещал вернуться, слышишь, Ашай? Ты обещал вернуться!

Это был не очень хороший признак — разговаривать с самой собой, но Соне так становилось легче. Ашай же говорил, что услышит ее всегда и везде — вот пусть теперь докажет свои слова! И закончит свои дела поскорее, послав окружающих его трудоголиков далеко и надолго хотя бы на вечер и ночь.

Соня потерянно заглянула в холодильник и осознала: надо идти в магазин. На улицу. Иначе никакого пирога для Ашая не будет: продукты закончились.

— Ох... — тяжело вздохнула она, вспоминая ближайшую бакалейную и фруктовые лавки. Получалось около часа дороги туда и обратно. Заказывать по сети Соня еще не умела, да и возможности уже не было.

Соня натянула плащ, проверила, положила ли в карман кредитку, и вышла из дома. Привычными ключами здесь не пользовались: двери автоматически блокировались от всех 'чужих' и открывались для 'своих'. Но как определялись эти категории, Соня так и не поняла, сколько Ашай ей ни объяснял.

Выйдя на улицу, Соня с большим сомнением посмотрела на небо: на севере собирались тучи, темно-фиолетовые, низкие. Вдалеке раздалось глухое ворчание грома. Соня почти уже вернулась домой за зонтиком, но в конце концов решила: добежит. Гроза далеко, а магазины не очень. В крайнем случае под каким-нибудь навесом переждет.

'Крайний случай' пришлось реализовывать буквально через 15 минут, в каких-то трестах метрах от бакалейной лавки. Дождь здесь не покрапывал предупреждающе, — сразу полил как из ведра. Не спрячься Соня под ближайшее дерево, мгновенно вымокла бы до нитки. Ни о каких покупках уже не могло идти даже речи: тут бы до дома добраться!

— И почему я не взяла зонтик, — вслух укорила себя Соня, глядя на сплошную стену воды: сквозь нее уже на десять метров вперед ничего не было видно. — Ведь хотела...

Улицы опустели. Соня простояла под своим укрытием, наверное, минут двадцать, прежде чем заметила хоть кого-то: кто-то из местных жителей размытой тенью мелькнул на другом конце улицы. Кто это был — шей-ти или шай-ти — Соня рассмотреть не смогла. А потом, буквально через десяток секунд из-за огромного цветочного дерева, растущего на повороте к зданию Советов, показался Рейш. Он шел размеренным шагом прямо по лужам, спрятавшись от дождя под большим бордовым зонтом. Соня мазнула по нему взглядом и снова посмотрела на дождь: не собирался ли он утихать? Ей хотя бы половину пути до дома преодолеть, до кафе Сойраша. Уж оттуда-то она добежит и под ливнем!

— Ты что здесь делаешь без зонта? — раздался сбоку низкий голос. Соня дернулась от неожиданности: рядом с ней стоял Рейш. — Извини, не хотел напугать.

— Ничего, я просто задумалась.

— Так что стоишь?

Взгляд у Рейша был прямым, даже немного тяжелым, но Соню он неожиданно успокоил. А еще откуда-то пришло знание, что этому шай-ти можно доверять: вреда он ей не причинит.

— Да вот... — неопределенно пожала плечами Соня, не желая вдаваться в подробности.

— Понятно, — заключил Рейш. — А Ашай где?

— Я одна.

— Так, — шай-ти кивнул каким-то своим мыслям. — Пошли со мной.

— Но...

— Пошли, говорю, — подхватывая Соню под руку и прикрывая своим зонтом, надавил голосом Рейш. — У тебя нет зонта, живешь ты далеко и до ближайшего укрытия под таким дождем не доберешься.

Соня хмыкнула, принимая объяснение, и постаралась подстроиться под шаг Рейша, широкий и уверенный.

— А куда мы идем? — через минуту догадалась поинтересоваться Соня.

— К нам в кафе. Оно ближе всего.

— Спасибо, — после краткого молчания поблагодарила девочка, покосившись на своего неожиданного спутника.

— Угу.

Чайная распахнула перед ними двери ровно через шесть с половиной минут — Соня считала! Окатило теплом, уютом и запахом вкусной горячей еды. Соня поежилась от внезапно пробежавших по телу мурашек: она и не заметила, как успела замерзнуть!

— Садись, — кивнул Рейш на угловой столик, складывая зонт и высматривая кого-нибудь из обслуживающего персонала. — Чай будешь?

— Нет, спасибо, я только дождь пережду и пойду... — скороговоркой проговорила Соня, безудержно краснея. Ей стало неудобно: наверняка у Рейша были свои планы — спешил же он куда-то ! — а она их нарушила!

— Конечно пойдешь, — согласился шай-ти и, уже обращаясь к подошедшему официанту, добавил, — нам два чая, мясную лапшу и пахлаву в меду.

Тот кивнул, принимая заказ, — зазвенели вплетенные в косы колокольчики, — и Рейш удовлетворенно уселся напротив Сони.

— Но...

— Рассказывай, — перебил он ее попытку возмутиться, откидываясь на диване и складывая на груди руки.

— Что рассказывать? — не поняла Соня.

— Все рассказывай. Куда шла, как оказалась под таким дождем без зонта — да еще и без Ашая, — почти любезно объяснил Рейш.

— Вы всегда так прямо спрашиваете? — вместо ответа задала вопрос Соня, нахмурившись.

— Не нравится? — кривая улыбка исказила черты шай-ти.

— Да нет... — качнула головой Соня. Ей-то как раз нравилось, когда говорили без всяких подтекстов, вторых и третьих смыслов! Особенно в мире, где такое считалось нормой и где серьезные разговоры не начинали без предварительного обсуждения погоды, урожая на северных склонах гор и сокращения популяции пчел. — Просто странно. Но хорошо.

— Ну так?

Соня вздохнула: соврать Рейшу она даже и не подумала. Почему-то это было очень важным — рассказать ему все, как есть, правду. Тем более, что он довел ее до чайной, теперь вот кормить собрался, да и вообще — мимо не прошел.

— Ашай уехал. В какие-то копи, где Молчащие камни добывают. А я здесь осталась. Дома закончились продукты, и я пошла в магазин. Вот и все.

— И давно уехал?

— Вчера.

Рейш побарабанил пальцами по столу, о чем-то крепко задумавшись. Соне даже показалось, что официанта, подошедшего с едой и споро расставившего на столе тарелки, он даже не заметил.

— Ешь. Это вкусно, — взял палочки Рейш, и Соня поняла: заметил. Просто при посторонних не захотел продолжать разговор. Но ведь и сама девочка была для него посторонней, разве нет?

— Я знаю, — ответила Соня и пододвинула к себе поближе миску с лапшой. Она почти открыла рот, чтобы предложить Рейшу заплатить самой, но заметив, как мгновенно помрачнел шай-ти, отмела эту мысль. — Мы сюда с Ашаем заходили. Всего раз, правда, но я уже успела понять, что здесь готовят очень вкусно.

— А, да, — чуть нахмурился Рейш, подхватывая палочками кусочки мяса со дна миски. — Три дня назад.

— Вы тогда сидели на веранде и печатали что-то на планшете.

— Действительно, — согласился он. — И давай на 'ты'.

— Х-хорошо. Вас... эм... можно тебя спросить?

— Попробуй.

— Почему ты мне помогаешь?

— А что, надо было мимо пройти? — вопросительно изогнул правую бровь Рейш. — И оставить тебя мокнуть под дождем?

— Ну... большинство именно так и поступили бы. К тому же, я инопланетянка.

— Я — не большинство. И могу задать встречный вопрос: почему ты пошла?

Соня задумалась: действительно, а почему? Ей вообще-то не свойственно было заводить разговоры с чужими, а более того — слушаться, да еще и обедать за их счет. И то, что она раньше видела Рейша, ничего не меняло: он был и оставался абсолютным незнакомцем. Но с ним было тепло. Не как с Ашаем, совершенно иначе, но Соня, еще когда в первый раз увидела Рейша, решила, что хотела бы подружиться с ним.

— От тебя тепло и ярко, светло даже. И я знаю, что вреда вы... ты мне не причинишь, — тихо заговорила Соня. — Тем более, что ты мне сразу понравился. Еще тогда, когда мы обедали здесь с Ашаем.

— Вот как?

— Да. Я... вообще-то я не особо доверяю окружающим. Но тебе почему-то можно. А еще ты очень красивый.

Рейш молча нахмурился, мгновенно холодея и закрываясь. Соня сначала не поняла, чем вызвана такая реакция, а поняв, в первый раз за двое суток почти улыбнулась.

— Вы меня не так поняли, я совсем другое имела в виду! Просто я всех окружающих ассоциирую с разными цветами. И вы с Сойрашем — я его мельком видела — очень красивых оттенков. Я знаю, что вы пара настолько, что уже друг в друга проросли. Как деревья. И Ашая я не собираюсь ни на кого менять, для меня он намного красивей.

— Тогда зачем сказала?

— Мне показалось это важным, — пожала плечами Соня, откладывая в сторону палочки.

Рейш хмыкнул, а затем замер, словно к чему-то прислушиваясь, точнее, вглядываясь. Взгляд у него стал будто бы направлен внутрь себя — куда-то еще дальше. Соня у Ашая видела похожий, когда он иногда дома решал какие-то рабочие вопросы.

— Тебе пора домой, — внезапно произнес Рейш, встряхнув головой.

— Домой? — не поняла Соня.

— Да. И поскорее. А то рискуешь опоздать.

Соня удивленно моргнула, а потом кивнула и встала: когда говорят подобным тоном, надо слушать. И подчиняться безоговорочно.

— Спасибо.

— И да, когда все закончится, передай Ашаю, что Сойраш хотел бы с ним переговорить по его вопросу, — догнал ее у дверей голос Рейша.

— Я передам, — пообещала Соня, обернувшись. — А...

— Буду не против продолжить наше общение, — и еще раз. — Беги уже.

И Соня побежала, перепрыгивая через лужи и совершенно не замечая, что дождь наконец-то закончился, и сквозь небо раскинулась мостом радуга.

* * *

Дома ее встретила тишина. Соня недоверчиво оглянулась по сторонам, сняла мокрые туфли и накидку. За время ее отсутствия ничего не изменилось — зачем Рейш ее так торопил?

Внезапный перезвон дверного звонка заставил резко крутануться на месте.

Дверь Соня открывала дрожащими руками, упорно стараясь не думать о плохом.

— Фенх?

Он был даже не бледный — серый. И глаз на нее он так и не поднял.

— Соня... Я... — голос у него сорвался, и ему пришлось откашляться, чтобы начать заново.

В груди стало пусто и гулко, словно в ней ничего не осталось, ни одного чувства, кроме спокойного ожидания. Это чувство потом станет острой колющей болью в сердце и невозможностью в лестницу подняться не запыхавшись.

Но это будет потом — сейчас ей нельзя было тратить себя на лишние чувства.

— В копях случился обвал...

Ему не нужно продолжать — Соня и так поняла все. Неспроста она могла найти себе места, отпускать не хотела! Знать бы раньше, но...

Ашай рассказывал, что в месте добычи Молчащих камней бед не случалось уже лет триста: тогда рухнули перекрытия и погребли под собой почти двадцать сотрудников горно-добывающего дела. Ничто не нарушило тишину в туннелях, не стало предвестником беды. Просто в какие-то расчеты закралась ошибка, выведенная чужой недоброй рукой. Ее потом, конечно, нашли, перепроверив все формулы, графики и чертежи, и устранили. И того, кто подвел под такую смерть своих сородичей, тоже.

Теперь вот снова случилось.

Соня не допустила даже мысли, что Ашай умер.

Тогда бы ее сердце тоже остановилось. А оно все еще билось.

Соня закрыла за собой дверь и вышла вслед за Фенхом на лестничную клетку — как же вовремя Рейш отправил ее домой! И хорошо, что она не успела переодеться из уличной одежды в домашнюю. Всех сборов только и было, что туфли натянуть да плащ накинуть.

— Что уже известно, Фенх? Его достали? — вопросы прозвучали резко и сухо, словно ворона каркнула.

— Их, — поправил Фенх. — С ним был Тай-до-но.

— Их, — согласилась Соня, ожидая лифт.

— Соня, я не знаю, как на твоей планете, но... у нас в таких ситуациях в первую очередь идут к оставшемуся свету. Если он есть. Альтши ничего не чувствует, даже прозрачной ниточки, а ты... глухая. Тай-до-ко...

Соня зло рассмеялась и резко развернулась, посмотрев на шай-ти страшным безумным взглядом. Фенх сглотнул, отшатываясь.

— Конечно она ничего не слышит! Там же камни, они вас гасят, — шепотом, чтобы не закричать, ответила Соня.

— Чувства, но не связь.

— Но ведь Альтши могла и ошибиться, не понять. Тем более, есть же способы узнать, живы ли они, кроме того, чтобы спрашивать свет. Вы же высокоразвитая цивилизация. Техника какая, сканеры, передатчики — мало ли что!

Фенх отрицательно покачал головой.

— Все равно, — упрямо возразила девочка, — все равно.

Она не поверит в его смерть, пока не сожмет в собственных ладонях безжизненную руку, не закроет глаза, в которых не будет больше жизни. А потом уйдет следом — мало ли способов? Да просто уснет и не проснется! На той стороне не откажут, даже проводят, пока дороги хватит...

Машехра, сидящая в 'пчеле' Фенха на заднем сидении, при их появлении еще крепче прижала к себе маленькую дрожащую шей-ти. Альтши походила на большеглазого олененка, немного неуклюжего, но очень трогательного.

— Аль поедет с нами. Ее отпустили под нашу ответственность, как мою дальнюю родственницу. Семья... собираться будет дольше.

Соня кивнула, обозначив, что поняла объяснение Фенха, и забралась в кабину.

— Соня...

— Машехра, я сказала Фенху, скажу и тебе: я не верю, что Ашай мертв. И обсуждать это, пока не окончены раскопки, мы не станем.

— А они не будут сейчас никого откапывать.

Голос маленькой шей-ти прозвучал неожиданно громко. Альтши сидела, обняв Машехру, и бездумно смотрела в одну точку: двигаться у нее попросту не было сил.

— Потому что ты не чувствуешь Тай-до-но?

— Да... — сглотнув ком в горле, ответила Альтши. — Когда свет не чувствует свою тьму, то по одному из старых законов... не ищут. Никого. Потому что и так все понятно. Тела могут и подождать, помощь надо оказывать живым. А вы... не слышите?

И столько в этом вопросе таилось отчаянной надежды, что все все-таки ошибаются, что это просто сон, иллюзия, стечение обстоятельств, когда можно и не услышать. И землянка, странная похоже-непохожая на них инопланетянка, может услышать, как они...

Соня отрицательно покачала головой:

— Я вообще никого и никогда не слышала, Альтши, — Соня решила: пусть уж лучше Альтши говорит с ней, пока за окном проносятся мили и мили пейзажей, которые даже не разглядеть. Фенх летел, выжимая из своего ти-ди всю возможную скорость. Столкнуться с кем-то он не боялся: им выделили пустой коридор. На этой высоте обычно летали только военные корабли. Соне об этом однажды вечером Ашай рассказал.

— Никогда?

— Мой народ глух к чувствам других. Для вас это была бы самая большая печаль. А для нас ваш дар, наверное, великое горе. Ваша способность... она очень страшная, — в меру своих языковых познаний подбирая слова, попыталась объяснить Соня. — Я бы даже сказала, безнадежная. Особенно сейчас.

— Почему? — задала вопрос Машехра. — Ведь это хорошо, когда ты слышишь свою пару и остальных и всегда знаешь, когда преступил границу или, наоборот, доставил радость.

Соня улыбнулась одними губами.

— Наверное. Но для меня ваша способность — не панацея. А свое отношение я могу выразить делами, словами, прикосновениями, наконец! Мало ли способов, если захотеть!

— Но что ты можешь сделать сейчас? Тебе же не прикоснуться, не сказать ничего!

— Может быть. Но, — обняв колени, тихо заговорила Соня, — моя прабабушка прождала вестей от своего мужа десять лет. Долгих молчаливых десять лет — без письма, без звука или намека. Его все считали мертвым: родители, друзья, семья — и только она верила. Вопреки всем чужим словам. И он вернулся к ней. Именно к ней, а не к кому-то еще. По-моему, это важнее любой эмпатии.

Это была хорошая память. И прабабушкины руки, морщинистые, шершавые, но такие нежные, ее голос, рассказывающий сначала сказки, а потом жизнь — Соня не способна будет забыть никогда. У нее многое случилось, у прабабушки, за прожитый век. Всего и не упомнить. И пусть ее считали немного чудаковатой — ну какой здравомыслящий человек будет верить в домовых и леших? — но именно к ней всегда шли за советом соседи, ласковым словом и утешением. Обычная жизненная мудрость стоила в этих случаях много больше любого красного диплома.

В земле уж три года прабабушка. С прадедушкой встретилась, это Соня могла сказать точно. Сначала она его ждала, а потом он ее.

Теперь уж не разлучатся.

Соня была рада за них. И сама себе пообещала, что если что...

Но девочка заставила себя не заканчивать. Ей показалось: сделай так, и не станет у нее больше счастья. Не дождется ее Ашай.

— И ты, друг Ашая, предлагаешь мне — что? — поинтересовалась Соня у Фенха очень мягко. Так кошка, бывает, ходит, наступая пушистой лапой на густой ковер. — Предать? Отступить от собственных обещаний?

Она не стала ждать ответа.

— Вы перестаете верить, когда ваша связь обрывается, а мы, люди, нет.

Слова прозвучали жестко, как пощечина, но Альтши выпрямилась рядом с Машехрой, словно в нее кто силы влил. Она все еще была бледна до прозрачности, сидела, закусив губы и сцепив в замок на коленях руки, но из глаз у нее исчезло затравленное выражение, уступив место решимости.

Соня решила, что это хорошо.

Никогда нельзя сдаваться и переставать пытаться что-то изменить.

Даже когда начало казаться, что от тебя уже ничего не зависит.

— Ты верь, Альтши, — сжала маленькие ладошки в своих руках Соня. — Может, это единственное, что держит твою тьму в это мгновение. Верь. И если тебя не услышит сейчас он, то это сделают другие.

Машехра через силы улыбнулась, вслушавшись в чувства такой чуждой им инопланетянки, Фенх усмехнулся, а Альтши серьезно кивнула.

Соня закрыла глаза — во сне легче переждать дорогу. А заснуть ей сегодня помогут.

Темная шерсть лезла в глаза, огромные лапы отмеряли под ногами километры. На небе рожками вверх висел молодой месяц, и ей показалось, что она сможет на него запрыгнуть, если очень постарается.

Невдалеке, под корягой старого дерева, спрятались маленькие зайцы, к северу по берегу реки прошло стадо оленей, а за спиной осталась барсучья нора.

Ей было хорошо и свободно, и хотелось петь. И она запела воем, доставшимся от предков-волков, слишком далеких, чтобы остаться похожей на них.

Темные глаза-бусинки, подвижный мокрый нос, чующий сотни запахов и историй, мохнатый хвост и спутанная шерсть.

Пряный аромат скошенного сена, ночных цветов и сырой земли. И высокого холодного неба в вышине с мотыльками-звездочками.

Прыжок сквозь овраг — и, припав к земле, она проползла на пузе под колючими еловыми ветками, обошла по большой дуге капкан и снова помчалась вперед!

Впереди мелькнул рыжий солнечный хвост и острые уши.

Бег на грани сил, до ломоты в суставах, наперегонки со сном и ветром. Она вздохнула и...

— Соня, просыпайся, — прикоснулся к плечу девочки Фенх, — мы приехали...

— Я не сплю, — выпрямляясь и растирая лицо ладонями, отозвалась Соня. — Уже не сплю.

От долгого нахождения в одной позе тело заныло, заболела шея. Компанию ей норовила составить еще и поясница, но Соня от них отмахнулась: собственные болячки в этот раз подождут. Даже если ее прямо здесь и сейчас скрутит радикулит.

Они шли по коридору — пластик, местный металл черного цвета и стекло — почти боевым строем: впереди Фенх и Машехра, за ними Соня и Альтши. Маленькая шей-ти вцепилась Соне в руку и, судя по всему, выпускать не собиралась.

Чужие взгляды жгли в спину — в лицо никто не решился посмотреть, но и на дороге не встал, не попытался завернуть в сторону их маленькое шествие.

— Соня, — окликнул девочку Фенх, не оборачиваясь, — Я вынужден попросить тебя при любом раскладе держать свои эмоции в руках. Я не знаю, как отреагируют окружающие на всплеск и...

— Проблемы не нужны никому, — закончила за него Соня. — Я понимаю.

— Я... прости.

— Мне не за что тебя прощать.

Фенх впереди ссутулился, и Машехра взяла его под локоть: крепко, сильно, не сбиваясь с общего военного шага.

Поворот, поездка на лифте — и они оказались на дне глубокой воронки, стены которой были увиты лестницами, платформами и стартовыми площадками для капсул. То тут, то там молчаливыми стражами замерли машины. Что-то где-то загудело, протяжно и гулко, отражаясь внутри Сони неприятным тянущим напряжением: копи сейчас смотрели на нее пустыми глазницами туннелей, расцвеченных прозрачно-голубыми и алыми огнями, — и только один из них прикрылся камнями, как повязкой на больное место.

Им нужно было идти именно туда.

У заваливших проход камней переговаривалась небольшая группа: десяток военных да пара врачей. Никто никуда не собирался бежать и что-то делать: Тай-до-рю и Тай-до-но здесь уже похоронили.

Соню захлестнула ослепительная ярость — да, обещала Фенху, но как сдержаться, когда видишь такое! — и от нее мгновенно отскочила на пару метров Альтши, прижавшись спиной к пластиковой перегородке. Совещающаяся недалеко от них группа шай-ти, поморщившись, прервала разговор и недовольно посмотрела в их сторону.

Как Соня прошла разделяющее их расстояние, она никогда не вспомнит.

— Госпожа Альтши-ти, свет Тай-до-но, рады приветствовать вас здесь, пусть и по такой скорбной причине, — поклонился самый старший шай-ти: седина в висках, мелкие морщины в уголках глаз и губ — вот и весь возраст. — И вас, Соня-ти, свет Тай-до-рю...

— Когда их достанут? — перебила Соня, плюнув на манеры.

Шай-ти выпрямился, награждая девочку жалостливым взглядом. Наверняка ее сейчас записали в безумные. Но вот беда, она прекрасно отдавала отчет своим действиям!

— Соня-ти, видимо, не знает... — начал шай-ти, говоря вроде бы с ней, но смотря при этом на Фенха. Соню подобное отношение, мягко говоря, не обрадовало. Фенх сбоку досадливо поморщился: скандала было не избежать.

— Уважаемый, я вообще-то здесь и к шай-ти не отношусь, и зовут меня не Фенх, — щелкнула пальцами Соня. Раньше никогда не получалось, сколько Ашай не учил, смеясь и даже выщелкивая целые концерты. — Или у вас проблемы со зрением? А может, и со слухом? Так я повторить могу, мне несложно. И даже лекаря посоветовать, вот он, рядом стоит.

Военные за спиной у подавившегося воздухом от подобной наглости шай-ти фыркнули, но лица удержали. Одного из них Соня даже узнала — вместе на корабле летели — и кивнула ему. Тот явно удивился, но потом расцвел улыбкой и поклонился.

— Ну так?

— Я понимаю ваше горе и желание...

— Не понимаете.

Зато сама Соня начала осознавать, почему после заседаний в Совете Ашай всегда возвращался домой взвинченный и злой. Если там все такие... недалекие, то впору было устраивать революцию.

— Я понимаю ваше горе и желание поскорее забрать тело своей тьмы, — попробовал еще раз шай-ти, — но боюсь, раньше следующей недели это не удастся. У нас нет свободных мощностей, а с телами Тай-до-но и Тай-до-рю уже ничего не случится. Живым — вам и Альтши-ти — помощь нужнее, у вас шок и вам необходима квалифицированная лекарская помощь, желательно с привлечением целителей душ. А пока туннель будет законсервирован и...

Сначала Соня терпеливо слушала, потом начала нетерпеливо притоптывать ногой, а затем просто отстранила в сторону этого... идиота и пошла к завалу. Возмущенного окрика в спину она попросту не услышала.

Камни под руками были шершавыми, холодными и сухими. То тут, то там торчали осколки стекла и железа, и она успела пораниться. Но Соня не почувствовала боли, ей владела острая необходимость пройти сквозь преграду, которая по какому-то недоразумению выросла перед ней.

Под ногти забилась земля, волосы растрепались и постоянно так и норовили залезть в глаза, пот лил градом. Мышцы пока не ныли — но еще пара булыжников в половину Сониного веса, и они точно напомнят о своем существовании. В обычной жизни она бы их даже с места не сдвинула, а тут... Состояние аффекта, кажется, это так на Земле называли?

Соне было все равно.

Руки не удержали очередной камень, и тот упал ей на ногу, содрав кожу и оставляя ушиб. Где-то сзади раздался голос Фенха, а за ним целый хор чужих и возмущенных. Это все было неважно, Соня подумает об этом завтра, послезавтра, через неделю, месяц, год.

А потом к ней присоединились маленькие, в тонких венах на просвет руки Альтши. В груди у Сони на мгновение разошлись тиски, сковавшие сердце и легкие, стало легче дышать. Совсем немного. Шей-ти, упрямо смотря перед собой и закусив губу, выгребала песок из-под большого камня: его было легче откатить, чем тащить. У нее порвался рукав, юбка измазалась в глине, а на щеке красовался след от грязи. Соня отметила это как-то смутно, краем глаза.

Сбоку раздалось причитание Фенха: что упечет он их всех в самую ужасную палату на неделю, а то и больше, организует прием самых горьких лекарств и прохождение самых неприятных процедур. И будет нудеть, нудеть и нудеть, круглыми сутками зачитывая им все доступные справочники по правилам безопасности.

Машехра сосредоточенно молчала. Талантом работать и трепаться так, чтобы это не сказывалось на качестве, в их паре всегда обладал исключительно Фенх.

Зашумела техника, раздались крики, требующие активизировать магнитные поля временного назначения для поддержки сводов, зазвучали отрывистые слова, приказы, комментарии.

Соню мягко попросили отойти и освободить место для техники.

Но не прогнали.

Ее кто-то взял за руку и отвел в сторону, набросил на плечи плед, сунул в руки чашку с чем-то горячим.

Кажется, это можно было пить.

Соня не почувствовала вкуса.

Через какое-то время она наконец-то заметила рядом с собой клюющую носом Альтши, зевающего Фенха и Машехру, Та достала откуда-то из складок одежды антисептические салфетки и принялась вытирать им всем поочередно ладони и лица. В процессе она тихо пояснила, что тому военному, который очень метко вырубил транквилизатором достопочтимый Голос Совета, надо будет потом выбить выходной и премию за что-нибудь этакое героическое 'формулировку сами придумаете'.

Когда Ашая и Тай-до-но все-таки достанут.

Ты слышишь, Соня?

— Слышу. Обязательно.

Она тускло улыбнулась, кивнула и, отдав чашку, вернулась к работе.

И премию, и выходной, и торт в придачу.

* * *

Обвалу Ашай не удивился даже вполовину должного. Ждал чего-то такого — но скорее на обратной дороге, нежели здесь. И когда под ногами тяжело вздохнула земля, а потом по ней, как по живому телу, прокатилась дрожь, потому и успел заскочить в маленький рукав, где и ребенку показалось бы тесно, утягивая за собой Тай-до-но и благословляя богов, что кроме них здесь никого не было. Рабочих успели отпустить — а сами замешкались.

Соня расстроится теперь. Это самое плохое.

Рывок, неосознанный, на одних инстинктах, можно сказать, спас им жизни: свод обрушился целиком, своеобразным домиком накрыв вход в рукав.

Закружилась голова: о камень ударился, кажется, даже кожу содрал на виске. Но в целом свое состояние Ашай мог назвать довольно удовлетворительным. Он закрыл глаза, вдохнул, выдохнул — и немного расслабился: с Соней ничего не случилось.

— Марсааш, ты как? — ведя рукой по стене, Ашай попытался найти в абсолютной темноте Тай-до-но. Тот тяжело и загнанно дышал где-то справа, метрах в полутора от него. Через секунду Ашай обнаружил Марсааша на полу. Тай-до-но придавило правую ногу.

— Оставь. Там перелом, скорее всего, еще рука ушиблена да затылок. Ничего смертельного, — зашелся кашлем от не до конца осевшей пыли Марсааш. — Сам-то как?

— Почти так же, если не считать перелома, — усаживаясь рядом, ответил Ашай.

— Как ты почувствовал только...

— Просто ждал неприятностей. Соня очень волновалась, отпускать не хотела.

— Даром предсказаний обладает, что ли?

— Да нет, — ответил Ашай и, буквально через секунду, добавил, — просто переживала.

— Все равно подыхать здесь придется, — как-то отстраненно заметил Тай-до-но. — Сам не хуже меня знаешь наши законы.

— Соня найдет.

— Она же глухая?.. — Прозвучало это не то вопросом, не то утверждением.

Ашаю внезапно стало почти весело. Он начал понимать Соню с ее постоянным шипением на тему их зацикленности на умении слышать окружающих.

— Одно другому не мешает.

Он не захотел рассказывать о том, что Соня откуда-то всегда знала, когда он подходил к дому, и заранее встречала его у двери. О ее упрямстве, умении слушать и слышать то, что стоит за словами. И что, если ему было плохо, то и она тоже ходила вялая и хмурая, сама не до конца понимая, почему в абсолютно прекрасный день у нее такое паршивое настроение. И тогда она приходила к нему, подлезала под руки и ждала, пока он не начнет говорить. Иногда могла, правда, и начать вытягивать по ниточке все терзавшие его душу проблемы.

А на вкус она была водой, и медом, и солнцем.

Точно ругаться будет, когда их откопают. И наверняка больше ни в одну поездку без себя не отпустит...

Время растянулось — минуты начали казаться часами, часы — днями, а они все сидели и слушали, как где-то капала вода: капля раз в три минуты и сорок три секунды.

— Ты бы раскрыл для нее крылья, не так ли?

— Глупый вопрос, Марсааш, — хмыкнул Ашай. — Ты разве для Альтши — нет?

— Ну, мы немного иной разговор...

— Совершенно такой же, — перебил его Тай-до-рю. — Но, отвечая на твой вопрос: конечно. Когда бы мой свет ни захотел.

Тай-до-но, услышав слова Ашая, не стал дальше спрашивать. Видимо, посчитал, что вот все-то у них с Соней уже случилось. Тай-до-рю не стал его разубеждать. Не Марсааша это дело было — что происходило за дверьми их с Соней дома.

И уж совсем никому не стоило знать, даже Фенху, как он ночами лежал без сна, наблюдая за играющим на локонах цвета тициан, пушистых ресницах и тонкой коже светом фонарей. Соня с самого первого дня на планете спала рядом с ним, доверчиво прижимаясь и закутавшись в одеяло, словно в кокон. Она так интересно в него заворачивалась: с головой, только непослушная челка топорщилась.

— Тяжело тебе с ней?

Каждый день с Соней был как прогулка по канату над пропастью без страховки и крыльев. Он старался просчитывать каждый шаг, но за это Соня обижалась на него даже больше, чем за невольную боль от каких-то действий. Постоянно повторяла, что ей нужен именно он, а не услужливая имитация. И что она всегда предпочтет выслушать и обсудить возникшие проблемы, но не промолчать или обойти их по большой кривой.

Это было странно и непривычно.

Завораживающе.

Он теперь учился говорить и рассказывать о себе, том, что казалось важным лично для него.

И как он ревновал ее! К Фенху, к Машехре, к неведомому Графу из снов, даже к ее родному миру! Очень глупо, но что он мог с собой поделать?

— Нет. 'Интересно' — более подходящее слово. Страшно. Невыносимо. Но — не тяжело.

— Знакомо звучит...

— Ага.

Ашай прикрыл глаза, снова вслушиваясь в эмоциональный фон Сони — она теперь ощущалась настолько близко, что к ней можно было почти прикоснуться. Ему стало тепло и даже на секунду показалось, что он дома — задремал на диване, — а его свет на кухне что-то готовит. Или рисует, сидя за его рабочим столом.

— Ты... не слышишь?

— Слышу.

Тай-до-но недоверчиво покосился на него, а потом вздохнул:

— Хотел бы я верить в мою Альтши так же, как и ты...

— Что тебе мешает? — отсчитывая капли — двести двенадцатая, двести тринадцатая — спросил Ашай. — Я знаю Соню несколько месяцев, а ты Альтши почти всю ее жизнь. Так почему же у тебя настолько мало веры?

Ашай никогда не понимал, как можно было не верить в своей свет. Сам он поверил своей Соне сразу, как увидел.

— Наверное, я просто привык считать Аль ребенком...

— Тогда советую побыстрее избавиться от подобных иллюзий, иначе их разобьют прицельно, и сделаешь это уже не ты.

— Легко тебе говорить, — в голосе Тай-до-но появился скепсис. Ашай не стал отвечать.

Ему было легко. Легче всех по жизни. И искать, мотаясь по всему космосу, слыша только отголосок шепота. И дойти с нижней ступени карьеры до поста Тай-до-рю собственными силами, не принимая поблажек и снисхождения за заслуги деда. И вытаскивать почти за крылья своих ребят из горячих вылетов, принимать удар на себя, отвлекая всеми возможными способами врага.

Пусть продолжают так считать.

А Соня сразу поняла, что сложно и на износ.

Занемели кончики пальцев. Но для того, чтобы развернуться, катастрофически не хватало места. Тай-до-но с каждой проходящей минутой дышал все тяжелее. Ашай начал подозревать, что к озвученному Марсаашем перелому ноги, ему надо было присовокупить еще и ребра.

На самого Ашая же Фенх отдельно наорет еще и за вывих придавленного крыла: мол, надо в кольцах держать, а не носить на манер плаща.

— Как думаешь, сколько времени прошло?

— Часов шесть.

— Ясно.

Земля под ладонями мелко завибрировала, и Ашай улыбнулся светло и устало: ждать оставалось недолго — может каких-то полчаса, а то и меньше. Марсаашу Ашай об этом не сказал: будет ему приятный сюрприз, и урок.

До него доносились тихим эхом злость Фенха, уверенность Машехры, покорное упрямство Альтши и чувства многих-многих других, находящихся совсем близко.

Сонины эмоции полыхали костром: невыносимая внутренняя боль смешалась с отчаянной верой в него и надеждой на чудо. Где-то под всем этим затеплилась разгорающаяся угольком радость.

А потом уши заложило от мгновенно навалившегося шума, грохота и голосов. Порыв свежего, чистого воздуха опьянил не хуже старого фруктового вина, в глаза ударил яркий, слепящий свет, заставив зажмуриться и заморгать часто-часто.

И Ашай услышал самый любимый голос в мире:

— Ашай!

— Да, мой свет?

— Я тебя дома убью! — облегченно пообещала ему Соня.

Вдоль лба у нее протянулась длинная ссадина, на щеке темнело масляное пятно, а одежде была прямая дорога в огонь.

Она была прекраснее всего, что он когда-либо видел.

— Как скажешь, Соня. Любое твое желание — закон.

— Убью...

За ее спиной не совсем — а скорее совсем нецензурно — ругался Фенх, кроя 'заразу, которая когда-нибудь вгонит его в могилу' по всем ближайшим родственникам и подвигам. Прошлым и будущим. Ашай понял, что лекарский отпуск ему светил уже не на пару дней, а на недели две минимум, и смиренно вздохнул: считай, еще легко отделался.

Машехра уселась на какой-то камень, философски подперев щеку рукой, и теперь гладила по спине ревущую в три ручья Альтши. Она снова слышала, и Марсааш слышал, и это стало для них таким счастьем, что любые слова оказались попросту не нужны.

Ашай мог поклясться, что уши дома обрывать будут не ему одному.

В остальных он постарался не вслушиваться — просто морской прибой, океанический шум, не разобрать эмоций, не разложить по полочкам.

Из туннеля их вытащили спустя час: сначала пришлось убрать плиты и зафиксировать своды — и сделать все осторожно, по камешку, чтобы не спровоцировать нового обвала. Все это время Соня с Альтши сидели у входа так, чтобы видеть и Ашая, и Марсааша. Иногда они тихо переговаривались, но больше молчали, не отводя глаз от своих половин, словно боялись, что те могли исчезнуть.

Фенх маячил где-то позади них угрюмой тенью с носилками и штатными лекарями: их попросили отойти. И так много народу собралось, рабочим развернуться было негде.

Когда Тай-до-рю и Тай-до-но достали из каменного плена и уложили в медицинские капсулы, Соня сразу пристроилась рядом с Ашаем и взяла его за руку, постоянно огрызаясь на сумасшедших, что пытались оторвать ее от него — мол ей тоже нужна помощь.

Безрезультатно.

Старший лекарь язвительно смеялся, глядя на эту картину, и отпускал не слишком дружелюбные комментарии в адрес собственных подчиненных и Ашая.

— Идиот! Кретин! Еще раз меня так испугаешь, и я.... Я не знаю, что с тобой сделаю, — ругалась Соня, прихрамывая на правую ногу. Время от времени девочку страховал идущий следом за за ней шай-ти. Ашай вспомнил, что его звали Ид-ши и он был в числе тех, кто в последний раз летал с ним в космос.

— Я больше не буду, Соня, честно...

— Это в твоих же интересах! — и не подумала успокоиться Соня. — Нет, ну надо же!

— Соня... — попросил Ашай.

И она замолкла и показательно хмурясь прошла еще два коридора и три поворота. Потом тяжело и устало вздохнула и покрепче сжала его ладонь.

— Ид-ши премию выпиши. И выходной дай.

— Обязательно, — согласно прикрыл глаза Тай-до-рю.

— И я хочу ввести в круг наших друзей еще и Рейша. Если ты не против, и он когда-нибудь согласится. И Сойраш хотел о чем-то с тобой переговорить.

— Не против. Понял.

— И ни о какой работе даже и не думай в ближайшие две недели!

— Как Фенх скажет.

— Фенх говорит, — вставил Фенх, шагающий впереди друг и обнимающий за плечи Машехру. Настроение у него, по оценке Ашая, колебалось между 'счастлив до кончиков волос' и 'принудительное обследование всем окружающим'. Его свет прямо на ходу строчил что-то в планшете, и в глазах у Машехры плясали черти. — А если кто-то не замолчит по примеру Тай-до-но и Альтши, то рискует продлить медицинские процедуры на известный только мне срок.

И Ашай замолк, и впервые за двое суток рассмеялась Соня.

TBC в пятой части...