Проводив мужчину взглядом, я повернулась к Зо и требовательно спросила:
— И что это сейчас было?
— Небольшой конфликт на почве расхождения мнений по некоторым вопросам, — четко, будто отрапортовала подруга. — Я рассказала Гоше о своем новом парне и его оральных навыках. О том, насколько быстро после знакомства его язык оказался у меня во рту, насколько мягким и пружинистым был матрас в его спальне и сколько минут он провел за тем, что... Ну, Гоша это не совсем правильно воспринял.
Я тяжело вздохнула.
— Думала, у вас все давно закончилось.
Зо также тяжко и громко вздохнула, откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза. Я почти физически увидела, как все ее внешние слои вмиг слетели, позволяя разглядеть настоящие эмоции подруги — усталость, обреченность и одиночество, маскирующееся обычно под нездоровый цинизм.
— Дело не в нем, — тихо и серьезно начала женщина. — Наши отношения с Гошей закончились той единственной ночью, честно. Просто, у меня сегодня выдался тяжелый день. Очередная отставка в личной жизни, а потом еще бумажная волокита на работе. Под конец, ко мне заявилась странная тетка с каким-то несуразным лепетом о вселенской несправедливости.
Зо открыла глаза и взяла себя в руки.
— Хочешь об этом поговорить?
— Вряд ли. Только за бокалом мартини, но ты, кажется, не пьешь. Так что я после лучше отправлюсь в бар. И сниму себе кого-нибудь на ночь заодно. Ни что так не расслабляет, как хороший качественный секс. Ладно, у тебя-то что случилось? По телефону голос звучал взволновано.
Я не стала заострять внимание на переживаниях подруги. Зо этого не любила. Нам двоим без лишних слов было понятно, что Зо тяготилась мыслями о своей непостоянной, в точности такой же, как и у Гоши, личной жизни, невозможности кому-то полностью доверится и некоторыми внутренними комплексами, о которых я всегда догадывалась, но не рисковала спросить вслух. Да и просила я ее сегодня о встрече по другому поводу.
— Вот, — я протянула подруге конверт с белой наклейкой-эмблемой репродуктивного центра "столицы" и моими инициалами — "Циммер О.В.", — хочу узнать твое мнение.
Зо выразительно подняла правую бровь и с немым вопросом уставилась на меня. Но, не дождавшись какого-то комментария вслух, женщина взяла распечатанный конверт, достала документы и принялась внимательно их изучать.
Толщина всех сложенных друг на друга листов была внушительной — сантиметра два-три навскидку, не меньше. Однако подруге хватило пятнадцати минут, чтобы кратко изучить все и, наконец-то, понять, зачем я вызвала ее сегодня к себе. И почему голос настолько подвел меня по телефону. Зо знала меня почти также хорошо, как и я ее.
— Тебе надо обновить прививку от кори, — с сарказмом начала женщина. — А если серьезно, то рассказывай. С чего все началось? Твой поход в репродуктивный центр, туева куча анализов и обследований, перчатки?!
— Это все из-за Миши, — повинилась я. Хотя в голосе отразилась скорее обреченность и смирение, нежели раскаяние. — Я заметила, как он подменил мои противозачаточные таблетки витаминами. И в последнее время стал, как будто бы ненароком, забывать про презервативы.
— Он хочет ребенка, — сделала правильный вывод из моих слов Зо. — Что в принципе довольно логично для мужчины его возраста. А из твоих рассказов, я поняла, что он относится к тебе довольно серьезно, любит.
— Да, — горько подтвердила я. — Но я знаю, что в ближайшие несколько лет детей у меня не будет. Тесты на беременность тоже дали отрицательный результат.
— Тогда, — подруга подняла стопку листов и потрясла ей в воздухе, — зачем это все?
— Понимаешь, Миша хороший. Он спокойный, уверенный в себе, любит меня. У него есть деньги, работа, квартира, серьезные намерения.
— И поэтому ты до сих пор не представила его отцу, как своего парня? — в Зо снова проснулся сарказм. — И не познакомила меня с ним. И Иосифа. Только Гоша знает о том, что ты "гуляешь" с Мишей, но этот пронырливый говнюк знает, наверное, обо всем на свете.
— С отцом — это сложно. Миша — его зам.
— Помню, ты говорила. Только я все равно не понимаю, почему твой отец может не одобрить его в качестве твоего жениха?
Я не ответила. В этом не было необходимости, так как Зо тут же сама все объяснила:
— Потому что это будет серьезная ступень в отношениях. Иной статус. Сейчас вы просто спите вместе — с комфортом проводите время. Но стоит тебе только рассказать отцу, как Миша превратится из коллеги-любовника в коллегу-парня. Или даже жениха, так как я уверена, что твой Михаил — мужчина старой закалки.
— Для женщины, отношения которой обычно длятся несколько часов, ты удивительно много знаешь о психологии этих отношений, — серьезно высказалась я, избегая прямого ответа на повисший в воздухе вопрос о том, почему я не тороплюсь официально представить Мишу семье.
— Я просто хорошо знаю тебя, Оксана, — отмахнулась Зо. — Ладно, опустим историю со знакомством с родителями. Как насчет того, чтобы рассказать Мишу правду о себе? Тем более сейчас, когда ты снова надела перчатки?!
— С этим еще сложнее, — я посмотрела на подругу в упор, пытаясь в ее чертах лица найти отражение настоящих эмоций, истинного отношения к моей ситуации. Однако ничего кроме искреннего недоумения в глубине глаз Зо не было. — Во-первых, перчатки я ношу только вторые сутки, никто еще не успел задаться вопросом. Во-вторых, я не уверена, что завтра или послезавтра не начну пить руту* снова. В-третьих, я уже как-то пыталась поговорить с Мишей на эту тему, когда он заметил, что я лишний раз избегаю прикасаться к человеку, особенно незнакомому, внутренней стороной ладони, — видя непонимание на лице Зо, я пояснила, — привычка. И из того разговора ничего толкового так и не вышло. Я рассказала, что причина заключается в моей боязни чужих прикосновений, гаптофобии*, и он потащил меня на прием к психологу. Знаешь, сколько мне потребовалось усилий, чтобы досидеть до конца сеанса под аккомпанемент предположений о том, что в детстве я подвергалась домашнему насилию и потому имею скрытую склонность к суициду.
Зо не выдержала и расхохоталась. Стопку листов она положила на журнальный столик перед собой и прижала руки к лицу. Новый взрыв гомерического хохота заставил меня недовольно поморщиться.
Встав со своего места, я подошла к деревянному резному, но потертому от времени комоду у окна и достала с верхней полки упаковку бумажных салфеток. После чего под продолжающийся хохот со стороны подруги вернулась обратно, села рядом с ней на диване и протянула салфетки, ожидая окончания ее веселья.
— Не представляю, к каким бы выводам пришел этот шарлатан, узнай он тебя лучше, — спустя несколько минут, отсмеявшись, заключила подруга. Воспользовавшись предложенными салфетками, она аккуратно, стараясь не испортить толстый слой грима, промокнула набежавшие на глаза слезы. — Уж, что-что, а на самоубийство ты никогда не будешь способна, Оксана. Характер не тот. Ты не мучаешься из-за проблем. Ты принимаешь их и либо решаешь, либо живешь с этим, тщательно хороня их внутри себя. Боже, да ты даже плакать не умеешь!
— Спасибо за лестную оценку, — я растянула губы в легкой улыбке, скорее по необходимости, чем из искреннего желания улыбнуться.
— Другой вопрос, чем ты думала, когда рассказывала Мише о гаптофобии?!
— И это приводит к закономерному, в-четвертых, я не могу рассказать ему правду. Как ты себе это представляешь, Зо? Знаешь, Миша, я — ведающая. Ведьма в просторечье. Я умею варить опасные зелья, или правильнее будет назвать их отварами; знаю большое количество страшных заклинаний, или обращений. А еще у меня есть личные способности — я вижу будущее. После такой исповеди он отправит меня в психушку.
— Да брось, — в который раз отмахнулась от моих доводов Зо. — Все не так страшно. Расскажи ему о своей матери, о том, что она тоже была ведающей. И об отце, о том, что он — человек, как и Миша. Конечно, в мире не принято налево и направо кричать о Силе, но мы — не секта, не орден и даже не какая-нибудь община с древним наветом хранить наше существование в тайне. Или хочешь, я что-нибудь ему покажу? Какое-нибудь простенькое обращение? Свечку зажгу или устрою джигу из мебели в комнате?!
— Это несерьезно.
Зо поправила выбившийся локон, привлекая мое внимание к своим пальцам и маникюру не первой свежести.
Плотный слой салатового лака откололся по краям и потрескался в центре, давая возможность разглядеть при ближайшем рассмотрении плачевное состояние ногтей. Они были неприятного желтого оттенка, слоились и крошились, будто пораженные серьезной болезнью.
— Не смогла в выходные попасть к маникюрше, — подруга мой взгляд заметила, — записалась на завтра, но по выражению твоего лица, думаю, стоит наведаться к ней сегодня. Вместо бара и мартини.
Я промолчала. Мое мнение насчет своего состояния здоровья, Зо знала. Лишний раз сотрясать воздух нотациями на тему бережного к себе отношения было бессмысленно. Тем более мы с Зо договорились, что обойдемся одной такой лекцией раз в неделю — по выходным. Прошлая была в субботу. До следующей осталось пять дней, включая этот.
— Ладно, из твоего рассказа, я резюмирую, — как ни в чем не бывало, Зо вернулась к насущному, — Миша хороший, но знакомить его с отцом ты не будешь. Также как и рассказывать своему мужчине правду о том, что являешься ведающей. Как в это все вписывается ребенок, которого он хочет, отрицательный результат тестов на беременность и твой поход в репродуктивный центр?
— Я подумала, что если забеременею от Миши, это решит все проблемы, — мой голос дрогнул. Наверное, впервые в жизни я отвела взгляд, так как побоялась, что подруга в этот момент увидит мою слабость. Зо правильно сказала, я никогда не мучилась и не убегала от проблем. Но кажется, в жизни стоит не зарекаться не только от тюрьмы и сумы, но и от собственного малодушия. — Ребенок стал бы логичным продолжением всему: мне пришлось бы рассказать отцу, переехать к Мише, выйти за него замуж, признаться, что являюсь ведающей.
— У меня нет слов. Разве что, полагаю и тебе и Мише повезло, что врачи поставили диагноз первичное бесплодие, — серьезно, почти что строго отчитала меня подруга. — Ты его не любишь, так?! Миша просто подходит к твоей правильной упорядоченной жизни — внешностью, статусом, даже, наверное, характером, раз до сих пор не возмутился. Тебе с ним удобно, и мозги кричат — "за!", но в глубине души ты понимаешь, что этого не достаточно, чтобы представить его отцу, или переехать к нему, или выйти замуж. Если бы ты залетела — как удобно, Миша ведь все решил с таблетками и презервативами — ребенок стал бы необходимым Рубиконом. Он бы родился, вряд ли ты решилась бы на аборт. Ему бы наняли хорошую гувернантку, обеспечили любой прихотью, а после отдали бы в самую престижную школу, университет. Отец бы не чаял в нем души, а мать, ты, в лучшем случае смотрела бы на него с приязнью. Внешне вы были бы самый образцовой семьей. Так что, Боже, храни провидение и врачей за то, что они поставили тебе такой диагноз и избавили этого потенциального ребенка от такой правильной, но ни черта не любящей его матери!
Мое сердце судорожно сжалось, в груди взорвался ком, сдерживаемый в себе несколько последних лет. Все затопило поглощающей алчной и неумолимой болью, от которой едва ли не физически скрутило внутренности.
Зо была права. Только что она озвучила все, что я боялась произнести вслух, но знала и понимала чересчур ясно.
Выражение моего лица осталось ровным и спокойным, но думаю, Зо разгадала гложущую меня в этот момент агонию.
— Если вычеркнуть из вопроса этическую сторону, можешь проконсультировать меня как врач?
Женщина снова взяла в руки стопку листов и, откинувшись на спинку дивана, пробежалась взглядом по результатам анализов и заключениям.
— Я подумала, что прием руты может повлиять на достоверность и отменила ее двое суток назад. Последние анализы я проходила без нее.
— Может, — продолжая копаться в бумагах, бросила в ответ Зо. — Наукой это, конечно не доказано. Но ученые вряд ли смогли бы объяснить и саму суть Силы. А про автомобильную аварию четыре года назад тебе что сказали?
— У меня был переломы ног, которые удачно зажили. На гинекологию это не оказало никакого влияния. Так что скажешь?
— Видимо, то же что и твой лечащий врач, — спустя десять минут Зо отложила кипу листков снова, думаю, что в этот раз окончательно, — патологий нет, инфекционных заболеваний нет, ты здорова. Твое бесплодие имеет неясное происхождение. Да и говорить о бесплодии, как факте, еще рано. Сколько вы не предохраняетесь? Несколько месяцев? Начинать трубить в колокола можно после года неудачных попыток, как минимум. А лучше трех. И не тебе одно проверяться, а вместе с Мишей.
— Ясно.
— Почему у меня ощущение, что ты рада и не рада одновременно?!
— Иногда ты бываешь слишком проницательной, — тяжело вздохнув, я встала со своего места и подошла к окну, скрестив на груди руки.
Вид из каминной на задний двор открывался угнетающий. Окна выходили на старый заросший пруд и покореженные засохшие ивы.
Этот уголок обустроила мама почти три десятка лет назад. Я помню, как в детстве любила кормить золотых рыбок в пруду, или бегать вокруг него наперегонки с Иосифом. Старый дворецкий всегда поддавался, а после мне, как победительнице, шел готовить призовой гоголь-моголь.
После смерти мамы отец запретил кому-либо подходить к пруду, даже садовникам. За год это место пришло в уныние — рыбки умерли, пруд зарос тиной, деревья засохли. Но даже после этого отец не позволил позаботиться о мамином детище.
— Слушай, прости, ладно?! Я не права и, наверное, просто завидую, так как понимаю, что мой удел — секс на одну ночь. Миша тебя любит. Ты... я уже говорила, что слишком хорошо тебя знаю, поэтому сомневаюсь, что ты совсем к нему ничего не испытываешь. Просто твоя любовь — она... такая. Ровная спокойная удобная. Не кипящая страстями, — в отражении окна, я заметила, как Зо повернулась в мою сторону, выглядывая из-за спинки дивана. — И с ребенком ты правильно решила. Могла бы наварить себе горечавки* и жить в свое удовольствие. Но ты пошла в репродуктивный центр, сдала анализы, отказалась от руты, которую принимала последние четыре года. Значит, этот ребенок был важен для тебя. Также как и Миша.
Я резко повернулась и посмотрела в упор на подругу. Жутко захотелось высказать Зо все, что я думала в этот момент о ее оправданиях, но в который раз я удержалась. Потому что так было правильно.
— Останешься на ужин?
— Ой, нет, — Зо возвела очи горе и скривила на лице гримасу отвращения, — не хочу встречаться с твоим отцом. Он меня ненавидит.
— Он сегодня задерживается.
Я не стала отрицать тот факт, что отец относился к моей подруге предвзято, недолюбливал ее, а в некоторых моментах и вовсе хамил в ответ. В Зо он видел все, что когда-то убило мать и отравляло жизнь мне; все, что он ненавидел так искренне и люто, что порой это ощущалось почти физически.
— Тогда, может кофе, чай?
