Прыжок леопарда. Глава 29

— Выводи!

Судя по "морде лица", он еще не оттаял душой.

Залязгали замки и засовы, через пару минут вывели настоящего Ичигаева. Был он сух и поджар. С недоверием глядя в высокое небо, цеплялся за землю кривыми ногами. Две морщины спадали от хищных ноздрей к уголкам надменного рта.

— Он?

— Он.

Максимейко шагнул вперед, но мстительный кум придержал его за рукав:

— Не надо спешить, я вынужден вас просить. соблюсти все формальности!

Пока подчиненные хлопотали вокруг аварийной "Волги", полковник успел подписать все бумаги. Их было на удивление много. Наконец, Славгородский поделил толстенную кипу на две неравные кучи. Ту, что поменьше, протянул принимающей стороне:

— Тут копия личного дела и сопроводиловка. Распишитесь вот здесь и здесь.

Получив последний автограф, не выдержал, подбил резюме:

— Больше бумжек — задница чище. — Прими, мол, за шаг к примирению.

— Какая ж ты сволочь, Аким! — с чувством сказал Максимейко, зная что тот уже не обидится.

— От сволочи слышу!

Участники сделки пожали руки. С Ичигаева сняли казенные браслеты, полковник надел на него свои. С формальностями было покончено.

Чига смотрел затравленным зверем. Не раз и не два жизнь давала ему понять, что в халявной партии грева, может таиться смерть. Он верил в свободу, но готовился к худшему. Несколько раз его вопросительный взгляд нарывался на спину Черкеса. Да только старик был хитер. Он видел все, что хотел, в боковое зеркало "Волги", но ни взглядом, ни жестом не выдал своего интереса.

— Слушай, Полкан, это дело нельзя оставлять вот так, на сухую! — Майор Славгородский сбросил с плеч остатки ответственности и снова стал просто Акимом, мужиком "себе на уме".

— И то правда! — подыграл ему Максимейко, — народу здесь много, на всех не хватит. А без нас быстрее управятся. Пойдем-ка наверх, прогуляемся.

Он достал из багажника литровый флакон "Ерофеевича" и убрал все бумаги в сейф, встроенный в днище машины.

— Найди хоть какой-нибудь огурец! — взмолился несчастный кум.

— Обойдешься! — отрезал полковник, — в походных условиях положено пить без закуски.

— А осужденного куда? — всполошился Аким, — не сажать же обратно в будку? Я с себя ответственность снял!

— Зачем обязательно в будку? У меня другая методика. Пусть он лучше на пару с Варламычем, машину подталкивает. Совместный физический труд возвышает, это шаг на пути к исправлению.

— Ну, ты, блин, даешь!!!

Если Максимейко и рисковал, то самую малость. Слово Черкеса надежней любого конвоя. Он не любит ходить в должниках. Хотел встретиться с Чигой? — пусть получит такую возможность. Все равно, и тот и другой далеки от истины. Дальше, чем он сам.

* * *

Если ты что-то в уме планируешь, это уже свобода. Когда же, при этом, ты раб обстоятельств — еще неволя. Ичигаев остался в браслетах, но без конвоя. Это тревожило.

Разве так выкупают? — думал он, переминаясь с ноги на ногу, — где Эффенди, где дядя, где хоть одна знакомая рожа?

Свой шанс на счастливый исход он считал теперь очень призрачным. Мысленно представлял, как сейчас его грохнет этот босоногий дедуля, а кум в протоколе напишет: "убит при попытке бегству".

Минжуется чех, не верит в свой фарт, — понимающе, усмехался законник, — ишь, как зенками зыркает, меня опасается. Зашугали его на киче нестуляки-копальники, а такого поди закопай! Прикрывает его крылом ангел-хранитель. Загони в него хоть обойму — один хрен выживет. Нет, не скоро придет его час, успеет и поумнеть.

Была у Черкеса собственная теория. Глаза, в его понимании, индикатор жизненной силы. С годами они тускнеют: гаснет огонь, остается холодный дым. Такие пустые зрачки он встречал лишь в палате для безнадежных, да на зоне — мрачный, поверхностный взгляд цвета табачного дыма, устремленный в себя. Никто из его носителей долго не протянул: спид, заточка, туберкулез, гепатит, петля, пневмония — у смерти в неволе большой арсенал и очень богатый выбор.

— Эй, апельсин, — сказал он свистящим шепотом, — ты здесь под мою ответственность. Упаси тебя бог пойти на подрыв. Поймаю — шкуру спущу!

— За базаром следи! — огрызнулся Заур.

До сих пор он видел законника лишь со спины и не мог оценить по достоинству суть и значимость его "парадного фрака". Обернувшись, разом взвесил и то и другое:

— Ты что ль, Черкес?

От души отлегло. Все дурные предчувствия вдруг показались пустышкой, блажью.

Терентий Варламович и это заметил. По жизни он слыл проницательным человеком, а на старости лет вообще возомнил себя чуть ли ни телепатом.

— Я это, я, сынок, — произнес он ворчливым тоном, — а кого ты надеялся здесь увидеть?

— Не знаю, — честно признался Заур и звякнул браслетами. Хотел почесать в затылке, да как-то не получилось, — сам еще толком не разобрался, кто там, в гостях у кума, присылал мне приветы с воли. Умные люди говорят, Фармацевт, а я о таком и не слышал.

Старик информацию "схавал", но решил отложить на потом.

— Ты давай-ка, в машину ныряй, подальше от глаз и ушей. Как сейчас говорят в больших городах, имею к тебе предъяву.

— Менты не станут кипешевать?

— Не жохай, они за тебя теперь не в ответе... а ну-ка посунься, я окошко открою.

— А тот, который в ответе? Ну, тот, что с кумом ушел, он разве не мент? — самым невинным тоном спросил Ичигаев, откинувшись на спинку сидения.

— Выше бери! — хмыкнул законник, опуская стекло, потому, что в него постучали.

— Вы че, приборзели?! — заголосил конвойный, брызжа возмущением и слюной, — тачка сидит по самые ступицы, мы трос завели, вытаскивать будем. А ну, выходи, помоги!

— Пошел на! — внятно сказал Черкес. — это твое начальство сговорилось с полканом на магарыч. Так что давай, отрабатывай, вон морду какую отъел! Убери, убери хайло, бо нос прищемлю!

Когда возгласы стали отдаленней и тише, в упор глянул на Ичигаева:

— Так о чем ты, парень, спросил?

— Кто он, этот Полкан?

— Если судить по повадкам, голимый кадет из бывших: разведка, спецназ, либо госбезопасность. С государством не дружит, но у власти в авторитете. У него, как я понял, везде свой собственный интерес. В общем, волк еще тот, видел я его в деле. Те, кто мог помешать нашей с тобой беседе, отдыхают сейчас наверху, у престола Всевышнего.

Чига вздрогнул. На залысинах стриженой головы проступили капельки пота. Он вытер лицо подолом рубахи и, подумав, спросил с максимальным безразличием в голосе:

— Много их было?

— Порядком, человек восемь. Одного, правда, можно и не считать, терпила в наручниках. На тебя, кстати, похож.

— Очень похож?

— Я бы сказал, так, что не отличить.

Ичигаев долго сидел с бесстрастным лицом, не давая отчаянию выплеснуться наружу. Он научился скрывать любые эмоции. Без этой науки на зоне не выживешь, будь ты простой зэк, или племянник самого Гоги Сухумского.

Автозак напрягся и запылил. Тяжелая "Волга" послушно заскользила по пахоте, подгребая колесами в сторону ближайшей грунтовки.

— Ну вот, — просветлел Терентий Варламович, — управились и без нас, я ж говорил?

— Как оно все достало! — сказал, наконец, Заур и стукнул кулаком по колену. — Вот, кажется, ляжешь в гроб — и там покоя не будет. Всего ожидал, но такого!

— Какого такого? — переспросил Черкес, внутренне ухмыляясь, — ты что, банк никогда не брал, или не слышал про фокусы с двойниками? Ну, ты даешь! Надо было в школе учиться, умные книжки читать, а не хрен под партой дрочить.

Чига вздрогнул и стиснул зубы. Этот язвительный тон подействовал на него отрезвляюще, успокоил, хоть любому другому никогда не сошел бы с рук.

Старик прав, — сказал внутренний голос, — и нечего психовать. Все могло быть гораздо хуже. Окажись эти люди чуть расторопней, ты бы здесь не сидел. Аллах велик, полкан их зачистил. Но чем объяснить такую ретивость? На кого он работает? Понятное дело, за деньги, но на кого?

— Кстати, насчет полкана, как же он в одиночку взял восьмерых, засада была, что ли? — спросил Ичигаев, как будто бы это имело какое-нибудь значение.

Черкес призадумался:

— Ты знаешь? — не помню. Все так быстро произошло... нет, по-моему засада была. Помогал снайпер. Молотил с того вон пригорка. Только я так смекаю, полкан бы управился без него.

Это Эфенди, некому больше, — почему-то подумал Заур.

Он долго смотрел в сторону леса, светлея душой. Ну, держись, кровничек, скоро мы с тобой поквитаемся. Ох, поквитаемся!

Солнце стронулось в сторону от зенита. Вершины деревьев сливались с линией горизонта, и казались отсюда клубящимся облаком пыли.

Вот те раз! — Черкес удивился столь разительным переменам в облике Чиги. — Сияет, как медный пятак, будто заново на свет народился. А пару минут назад чуть с горя не тронулся, что-то там насчет гроба молол... просто так, молол, или с умыслом? Надо бы уточнить:

— О самолете что-нибудь слышал?

— В общих чертах.

— А если не в общих? Это дельце, братан, дерьмецом припахивает. Постарайся припомнить как можно точнее: где слышал, когда, от кого? Для меня это очень важно.

— Я с пятницы в шизо отдыхал. Постучали в кормушку, передали маляву и грев. Сказали, что от Аслана. Не успел распечатать, слышу сосед захрипел. Я к нему — а он уже ласты склеил.

— Дозу не рассчитал?

— Нет, покойник был не наркоша. Нормальный козырный мужик, из работяг. Курить ему очень хотелось. Ладно, думаю, уважу соседа, натерпелся он на допросе. А табачок был смертью крапленый и прислан по мою душу. Тут уж не до малявы, пришлось поднимать кипиш.

— Подробней, сынок! — Чига вздрогнул. Здоровенная лапа Черкеса легла на его запястье, — когда это было?

— Перед самым обедом, — припомнил Заур, — сразу после утреннего допроса.

— Кто первым вошел в камеру?

— Коновал, а вместе с ним шнырь. Они, как будто, в коридоре дежурили. Бычок, что покойный курил, еще не погас.

— А кум здорово припозднился?

— Не-е-е, ты на кума даже не думай, — Ичигаев замотал головой, — он точно не при делах. Кум чуть не протрезвел. Так топал по лестницам, что кумар вместие с потом вышел.

Старый вор усмехнулся. Посмотрел на Заура с пониманием и сочувствием.

— Эх, молодость, молодость! Тебе бы не зону топтать, а идти в проповедники. Запомни, малыш, думать нужно на всех. Чаще всего виноват тот, кто вне подозрений. Ты эту маляву куда дел?

— Схавать хотел, да потом побоялся: подумал, а вдруг она тоже отравлена? Спалить тоже не успел, парашу с утра выносили — там тоже особо не спрячешь. Вот и оставил ее при себе, а когда улеглось, сжег.

— Правильно сделал... прочитать хоть, успел?

— А как же! Там всего то три предложения: "Ухожу на этап. Если сходняк утвердит, примешь дела. Подробности у кассира". Только это писал не Аслан, я его почерк знаю. Да и не стал бы он бумагу марать ради такой туфты. Проще было на словах передать. К тому же, была между нами договоренность: если Аслан уходит, смотрящим остается Хазрет. Так оно, в итоге, и вышло. Но пока Славгородский хату шмонал, коридорный мне скинул другую маляву.

— От него?

— О нем, обо мне, и о куме.

Черкес чуть не бросил руль:

— Вспомни дословно. Сможешь?

— Дословно не выйдет, — усмехнулся Заур, — написано на фарси.

— Жаль! — огорчился старик, — я в языке Пророка, скажем так, не очень силен. И как тебя угораздило его выучить?

— Абу-Аббас оставлял без жратвы. Очень действенный метод.

— Абу-Аббас? Не знаю такого. Ну ладно, давай своими словами.

Расшифровка арабского текста заняла много времени. Смысл малявы был малопонятен: он сплошь состоял из намеков и полунамеков. Но Чига с Черкесом все разложили по полочкам. У каждого был свой взгляд, своя информация: один просекал события изнутри, другой лицезрел результат со стороны.

Хазрет сообщал, что в Минводах захватили автобус с детьми.

Угонщики срочно требуют деньги и самолет для вылета за границу, а в дополнение к выкупу — законников-мусульман из Ростовской тюрьмы. Его и Аслана доставили к Куму для прямого контакта с главарем беспредельщиков, неким Салманом. Славгородский как раз базланил по телефону с каким-то высоким чином. В разговоре проговорился, что его, то есть Чигу, увезли на этап под конвоем ГУИНа. Машину в пути обстреляли, двоих конвоиров ранили А он, то есть Чига, сбежал. Потом ему и Аслану предложили свободу. Сказали, что где-то за городом под парами стоит вертолет и ждет их согласия. От такого подарка Хазрет отказался, попросился обратно в камеру. Что решил для себя Аслан, ему неизвестно, но на хату он не вернулся.

— Все это написано на фарси, — пояснил Ичигаев. А в заключение, несколько слов на русском: "Вертухай утверждает, что ты до сих пор в карцере. Подтверди. Если это не так, быть ему битым".

— Это все, или еще что-нибудь вспомнишь? — с нажимом, спросил Черкес, — о куме, угнанном самолете, бывшем смотрящем?

— Да есть кое-что. Только не знаю, насколько оно относится к делу...

— Ты говори, а после вместе подумаем: относится, или нет.

— Слышал я от надежных людей... — замялся Заур.

— Ну?

— Говорят, что Аслан состоит в тайной организации, объединяющей всех мусульман Кавказа. Название у нее очень мудреное. То ли ассоциация, то ли какая-то федерация горских народов. Он там чуть ли ни самый главный. Только это секрет, очень большой секрет!

Аварийный тандем потихоньку выполз на трассу. Пыль улеглась. Расплавленный битум издали был похож на потоки воды. Пейзаж просветлел, стал намного свежей, но отдавал запахом гари и мертвечины.

Вот и все, — подумал Черкес, — ответы закончились, остались одни вопросы, а их почему-то становится все больше и больше. Ему нравится этот чех. Голова у него светлая, и если ему помочь, он может припомнить многое.

Ичигаев смотрел на старого вора с нескрываемым уважением. Вот это башка! Такого б смотрящего к нам на тюрьму — всех бы поставил на цырлы! Законник вгрызался в тему, цеплялся за каждую мелочь, скрупулезно перебирал никчемный словесный мусор, а если нащупывал ниточку, тянул за нее до обрыва, до самой последней возможности. Сначала Заур отвечал на вопросы, не совсем понимая их скрытый смысл. Постепенно в его голове проступали неясные контуры, а сквозь них, как сияние — истина.

— Задержись на недельку в Ростове, — сказал вдруг, Терентий Варламович, — дельце одно надобно обсудить.

— Насчет моих косяков?

Чига знал о претензиях местной братвы. Во главе "интендантской бригады" он шакалил в Ростовской области. Подломил магазин, склад, и не сдал ни копейки в общак. Но это еще полбеды. В общей сложности, по его разбойным делам получили срока шесть ростовских братков. Одних задержали при подломе пивного ларька, других — просто так и, после допросов с пристрастием, все они сознавались в содеянном, зацепив паровозом чужие товарняки.

Реалии таковы, что нормальных ментов в МВД совсем не осталось. Многих ушли, другие уволились сами и разбежались по частным охранным структурам, от безденежья и беспредела. Осталось одно дерьмо. А дерьмо лучше всех умеет повышать процент раскрываемости.