|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 29
Информация, как известно, никогда не бывает лишней. Вот вы, никогда не пытались "разговорить" незнакомца? Да не просто разговорить, а вывести на конкретную, нужную вам тему? Это трудно. Особенно, если тема ему совершенно до лампочки. Нужно найти подходящий повод, походя познакомиться, вызвать на откровенность и сделать все так, чтобы сам человек обо всем до конца рассказал. Причем, даже не заподозрил, что сказанное вам интересно. Не пытались? — тогда вы не знаете, что такое работа на местном уровне. Не огорчайтесь, у каждого ремесла свои тонкости и секреты. Уж поверьте на слово: можно узнать очень многое, в самые кратчайшие сроки, не привлекая к себе внимания, если плотно взяться за дело и иметь к нему искренний интерес.
Устинов с блеском провел всю эту работу перед тем, как окончательно спиться. Это была его лебединая песня.
Городишко, куда он в итоге попал, жил по законам реки Неглинки, так, чтобы сверху ровненько, и ничего не было видно. Жизнь текла по прямому руслу, в единственно правильном направлении. Не было в ней ни крутых поворотов, ни резких изгибов, ни громких протечек. События сменяли события и плавно перетекали в фекальную яму истории. Захочешь копнуть — не подступишься: все щели и стыки надежно заделаны крепким раствором, круто замешанном на трех основных компонентах: лихоимстве, казнокрадстве и воровстве. Посмотрит товарищ с высокой кремлевской стены — лепота! -тишь, да гладь, да красные транспаранты. "Верной дорогой идете товарищи!" "Так держать!" Здесь каждый сверчок знал свой шесток. Власть, погоны и нищета переходили по праву рождения, проще говоря — по наследству. Были, конечно же, исключения, но они лишь подтверждали незыблемость правил. Одни сводили концы с концами и делали вид, что работают, другие делали вид, что платят первым зарплату. Ну, а те, что у самой кормушки, держали казну: разные там, субвенции, дотации, доходные и расходные части. В этой среде не считалось особым грехом урвать кусок для себя. Не от бедности, нет, а из озорства или на спор. Считалось особенным шиком хапнуть открыто, так, чтобы каждый в городе знал: кто, где, когда и сколько положил на карман.
— Большой человек, — завистливо вздыхали на рынке, — и взял по большому. Должно быть, в Москву метит, там такие нужны. Эх, я б на его месте!
Рынок, он же базар, у него стать особая. "По-ихнему", за кордоном, это слово звучит как "маркет". "Маркетинг" — это уже звучит по-научному и обозначает изучение спроса. А теперь, дорогие читатели, возьмите русское слово "базар" и придумайте от него производное. Придумали? — правильно: "разбазаривание". Вот и ответ тем недоумкам, что мечтают о цивилизованном рынке. В России базар это образ жизни. Даже орган представительской власти, наша родная Дума, строилась не по образу чопорных европейских парламентов, а нагло была слизана с махровой провинциальной толкучки. Ведь и в том, и в другом месте, легче всего украсть, ускользнуть от закона и получить по морде.
В этом городе все обо всем знали. Любой лоточник заткнул бы за пояс самого прожженного опера. Последний нищий с церковной паперти запросто перечислил бы всех крупных поставщиков наркоты в городе и районе. Разбуди его, если он трезвый, наизусть назовет все адреса и фамилии. И не только наизусть назовет, а подскажет, в какие дни и часы их всех принимает начальник милиции, какой имеет с этого дела процент, с кем делится, кого скоро посадят "за дело", а кого "для отчетности".
Осведомленность граждан объяснялась довольно просто. Здесь, в каждой семье, или кто-то сидел, или работал в милиции, или то и другое сразу. Ну, очень много ментов было в этом уездном городе Больше, чем тараканов в многоэтажке. "Так не бывает", — скажете вы, и будете не правы. Наряду со стандартным набором, был здесь еще и РУБОП, батальон дорожно-патрульной службы, плюс ко всему — целый гвардейский полк министерства внутренних дел. Короче, куда ни плюнь — всюду люди суровой профессии. Все в форме, все при правах, все со зверскими аппетитами.
Организованной преступностью (в том виде, в каком ею стращают с телеэкранов) в городе и не пахло. Крышевание, рэкет, торговля "дурью" и левой водкой — все это, как и везде. Но под жестким контролем милиции, а потому — без особого беспредела.
"Мафию нельзя победить, ее можно только возглавить", — так говорил в изрядном подпитии их начальник, подполковник Нетреба. Это был самый влиятельный человек в городе. Себя он считал острословом, но шуток на экспорт не выдавал.
Однажды Нетребу вызвали в "Белую Хату" — местный аналог Белого Дома — прислали с нарочным цидульку с печатью, а еще на словах передали, что вновь избранный Совет Депутатов намерен заслушать его отчет.
Подполковник так возмутился, что взял и пришел.
— Вы все люди временные, — сказал он народным избранникам, — нынче здесь, а завтра в тюрьме и отчитываться перед вами я не намерен!
А в подтверждение своих слов, взял и отколол номер: бросил в подвал одного из парламентариев — крупного бизнесмена, директора мебельной фабрики. И держал его у параши, пока на дом к Нетребе ни привезли гарнитур: диван и два кресла из замшевой кожи.
Ох, как народ веселился: "Так его, кровососа!"
По слухам, была у начальника ОВД очень мохнатая лапа, где-то там, на самом верху. Не то в министерстве, не то в тамошних кадрах. Но в Москву он нырял только в критических ситуациях. А они с ним случались все чаще. С полгода назад попал Нетреба в немилость. С кем-то не поделился, или кого-то "кинул", а может, завистники навели. Как следствие, в город нагрянула опер группа из самой белокаменной по громкому делу о регистрации краденых автомобилей. Ну, москвичи, что с них взять? — они от рождения хлопцы борзые, а тут еще получили запредельные полномочия. Ну и погорячились: вломились в кабинет "самого" с понятыми и парой наручников. Но Бог и на этот раз миловал: чудом ушел начальник милиции, проскользнул через все кордоны на любимом ворованном джипе.
Суд и расправу чинили при заме. Пару сержантов посадили в тюрьму, кого-то из лейтенантов поперли из органов, двух человек разжаловали, начальник ГАИ был с почетом отправлен на пенсию. Остальных пронесло, отделались длинным рублем и легким испугом. Пришлые схлынули, все устаканилось. Неделя прошла — нету Нетребы, вторая канула в лета — опять ни гу-гу! Нешто подался в бега?! По городу слухи пошли, анекдот нехороший, с намеками. Приходит, мол, лысый мужик в милицию. Костюмчик на нем, рубашечка белая, галстучек. Стучится в отдел кадров:
— Начальник милиции нужен?
— Нет, — отвечают ему и смотрят, как на дебила.
— Ну, тогда подготовьте приказ о его увольнении. Я подпишу.
Нетребу если и ждали, то лет через десять строгача, а он, как зима, нагрянул нежданно. На плечах полковничьи звезды, а на пузе орденок "За заслуги перед Отечеством", третьей степени. Вот тогда и смекнули все, обожженные зоной, что это их новый пахан. Ну, как не пойти под такого?
Свободы, понятное дело, стало намного меньше (на "гоп-стоп" и квартирные кражи выдавалось теперь нечто вроде лицензии), зато
появилась хоть какая-то определенность. Делянки в тайге стали выделяться только по мере необходимости, в порядке живой очереди и так, чтобы не испортить статистику: сто процентов плюс два эпизода, а местное УВД ворвалось в пятерку лучших по всем основным показателям.
Что самое поразительное, в городе Нетребу любили. Гордились своим полковником, как породистым гавкучим щенком. И это не удивительно. Был у этого человека целый ряд положительных качеств и, прежде всего, местечковый патриотизм. Полковник действительно был убежден, что город, которому он "служит", самый лучший город на свете, а люди, которые в нем живут, достойны спокойной жизни. И все для этого делал.
На районной толкучке никто, кроме ментов, не кормился. Не бегали по рядам коренастые хлопцы со спортивными сумками, не махали ножами и пистолетами, не собирали ежедневную дань. С подачи полковника, криминал уважал своих граждан, а модное слово "рэкет" как-то не прижилось.
Был, правда, один-единственный случай. Братки из Ростова, прослышав о бесхозном Клондайке, решили взять его под контроль. Приехали впятером на черном огромном УАЗе со странным названием "Джип". Приехали и пошли по рядам, пугая короткой стрижкой и страшной татуировкой: плати, мол, бабуля, за то, что ты здесь стоишь, мы твоя крыша. А не заплатишь, мы у тебя
товар отберем!
Ага, щас! У бабушки той за плечами четыре ходки, а в торговом ряду сплошь менты да бывшие зэки. На понт, на хапок никого не возьмешь, даже бабушку. У кого-то нашелся нож, у кого-то обрезок трубы, и хлопчиков принялись бить всей народной громадой.
Сборщики дани попытались бежать: укрылись в своем УАЗе, движок завели и давят себе на газ. Только люди не отпускают: колеса над землей приподняли, стекла поразбивали и вскрывают тот "Джип", как консервную банку. Залетные испугались, стали кричать милицию. Народ еще больше осатанел: машину перевернули, облили бензином и подожгли. Сгорели четверо, пятому повезло: его убили немного раньше.
Следствия не было. А если и было, то этого никто не заметил. Обитателей рынка на допросы не вызывали, дело спустили "за недостатком улик", потерпевших похоронили за государственный счет. На кладбище скромно выросли пять безымянных табличек. О том, что случилось, предпочитали молчать и люди, и власть.
* * *
Не по чину полковник куражится, — думал Устинов, подводя предварительные итоги, — не глуп, а никак не поймет, что время играет против него. Нет в Нетребе ничего от политика. В целом, его могущество зыбко и временно, так как покоится на чужом фундаменте. Оступится покровитель — рухнет к чертовой матери вся пирамида. И это случится со дня на день. Ножки под троном первого человека, давно и усиленно пилит новый глава местной администрации. Скромный чиновник не врос в эту землю корнями, но он жаждет безоговорочной власти, имеет опыт, потенциал и знает, как достичь своей цели.
Начало его карьеры было стремительным. В неполные двадцать четыре он был уже третим секретарем — полновластным хозяином одного из районов Узбекистана, кандидатом в члены Политбюро. Так бы оно и было, но смутное время ломает судьбы. Хлопковый край "попал под раздачу". Масштабный проект по борьбе с лихоимством и воровством, решили начать оттуда.
В столицу союзной Республик нагрянули следователи Генеральной прокуратуры. Они еще не вышли из самолета, а наш герой уже "сматывал удочки". В последний момент, через третьи руки, нужные люди предупредили.
Бежал он галасвета на край света. Бежал, позабыв обо всем, и опомнился лишь в небольшом горном поселке на знойном юге России. Купил там небольшой домик и затаился. Деньги и золото закончились быстро. Много ль с собой унесешь, тем более, в спешке? Пришлось жить, как все. Тут уже не до жиру. Устроился наш герой сторожем в музыкальную школу и еще на полставки — дворником. Трудностей не боялся, имел к людям подход. Узнав, что муж его директрисы конченный алкоголик, взялся пахать и на этой ниве, и вот так, постепенно, проник в круги сельской интеллигенции.
Уже через эти круги, слухи о нашем герое дошли до тогдашнего хозяина вотчины. Так, мол, и так, обратите внимание, в нашем районе ходит в бомжах бывший номенклатурный работник.
Такое не каждому хлеборобу даже во сне выпадает: вызвать к себе на ковер первого секретаря, пусть даже бывшего, не совсем своего, но самого настоящего. Не избежал соблазна и бедный провинциал. Пригласил, предложить присесть, угостил чайком, похлопал по плечику, как младшего брата. Безвестный "дубак" был приближен, обласкан и получил назначение. В смутные времена эта должность обычно зовется "уполномоченный по хлебозаготовкам".
Простота, как известно, хуже приватизации. Тут непонятно, кто нанес больший ущерб казне: тот, кто пустил козла в огород, или козел, проявивший образчик редкой хапучести? Новый уполномоченный продержался один сезон, но зато показал сельской глубинке высший пилотаж номенклатурного администрирования. Узнав о масштабах хищений, хозяин района тихо перекрестился и снова "задвинул" своего выдвиженца. Да только прозябать в безвестности бывший сторож уже не хотел. Свой шанс он не упустил, крутился теперь на новой, более высокой орбите, а тут, как всегда, подоспели выборы.
Это тоже одна из наук: сунуть взятку в нужную лапу. Причем, сунуть так, чтобы лапа сама сжалась в кулак. Бывший номенклатурный работник и эту науку знал. Деньги потратил с умом: половину посеял в окружении губернатора, другую просыпал в районном суде. Там постарались: бывшего руководителя города и района, сняли с пробега в ночь накануне голосования. Вот так бывший уполномоченный и проник в кабинет бывшего благодетеля уже на правах хозяина...
Вот ведь какой парадокс, — думал Жорка Устинов, когда еще мог думать, — люди становятся лучше. Много лучше, если говорить о человечестве в целом. С годами они избавились от многих болезней роста. Нет рабства, каннибализма. Жадность и подлость, лицемерие и бесстыдство, эгоизм и жестокость — все это идет на убыль. Взгляните на ваших соседей, товарищей по работе: для многих из них такие изъяны души уже почти атавизм. Но в том и беда нормального совестливого человека: без этих, безвозвратно утраченных качеств, он никогда не сумеет прийти к власти, а значит, реализовать свои благие намерения. Для него все на свете имеет цену, а жизнь человека и вовсе бесценна. Ему не понять, что такое "любой ценой". Он не может украсть, подкупить, убить, заказать, подставить. Не потому ли "дружба народов" — нечто иное, чем просто "дружба"? Не потому ли во внешней политике нет места для простого человеческого общения? — ведь там существует нечто иное: язык дипломатии. Для обычного работяги это тарабарская грамота, но тот, кто при власти прекрасно знает: в любом другом государстве есть точно такая кормушка, у этой кормушки толкают друг друга, такие же суки, как он и они его точно поймут.
В общем, как говорят профессионалы, такая вот, оперативная обстановка. Этот город принял Жорку как квартиранта и чтобы в нем выжить, нужно было научиться играть по чужим правилам.
Особенно удобного информатора он нашел в пределах прямой видимости. Витька работает сторожем в местной администрации. Режим подходящий: ночь через две. Платят, конечно, мало, но зато есть возможность свободно общаться с клерками. В своем узком кругу они обычные люди, любят посплетничать, промыть кости начальству, послушать хреновые анекдоты. Если крутишься рядом, значит, свой. К ним подкатишь в удобный момент, блеснешь остроумием, посулишь шашлычок у накрытой поляны — подмахнут любую бумагу. Этим Витька и пользуется. Через год он получит квартиру, а пока снимает жилплощадь в двухэтажном доме напротив. Есть в нем редчайшее качество: умение слушать и понимать. Нет, не из вежливости. Ему и в самом деле все интересно. Заглядывает он к Жорке по вечерам. Изредка пропустит рюмку-другую под настроение. Но не больше, он малопьющий, в смысле, не пьет запоями. Балует иногда Устинова самогоном собственного изготовления. А еще вечерами играют они в покер — пятью кубиками на доске от шеш-беша: пара, две пары, треугольник, фул, каре, ералаш. Играют до тех пор, пока Витьке не надоест, или пока Жорка не вырубится. А это с ним стало случаться все чаще и чаще. Согласно последней легенде, он был алкашом — нелюдимым, запойным забулдыгой. А как иначе спрячешься от Конторы?
* * *
Оставшийся перед выкупом день, Ичигаев провел в карцере. В процессе последнего шмона, у него под матрацем обнаружили "мойку" и грамм героина. Ай да менты, сами же, суки, и подложили! Он давно уже завязал с шаной, не кололся, не нюхал разную дурь. Куму, как никому, было об этом известно.
Чига поморщился и стиснул кулак здоровой руки. Происки кровника продолжались. Ну что ж, батано! Надеюсь, до скорой встречи? Там поквитаемся...
Сосед по подвалу все так же сидит в углу, в позе бывалого зэка. Трамбует его следак, подводит под вышку. А ментам что за разница? — им сказано, что Васька виновен, но пошел "в несознанку". Хотя, по большому счету, ему предъявить-то нечего. Типичный мужик, строитель. Сколотил бригаду шабашников, потому что работы в государстве не стало. Зарабатывал хлеб насущный, исправно отстегивал "крыше". И, надо сказать, неплохо отстегивал. Руки у него золотые, бездарей рядом с собой не держал. Заказчики выстраивались в очередь. И все б ничего, да пришел к нему очень большой человек с очень большим заказом. Нужно было построить дачу в курортном городе Сочи для одного из народных избранников, построить "от рог до копыт" — от фундамента и под ключ.
Васька, само собой, всю очередь по боку. Погнался мужик за длинным рублем, вот оно боком и вышло.
Сначала закончились стройматериалы. Позвонили в Москву, по "секретному" телефону. Государственный голос ответил:
— Мужики, сами решайте такие проблемы. Вы же серьезные люди. Во всяком случае, так вас отрекомендовали. Депутат очень сильно занят, но скоро вернется из Куршавеля. Он гарантирует, что все ваши расходы будут оплачены по двойному тарифу.
Работяги от радости напились. Это ж надо, какая пруха! Мошной потрясли, скинулись и закончили дело. Дом получился на загляденье. Вот только на приемку депутат не приехал, а прислал четыре машины, полные лысых "качков". Надо понимать, вместо себя.
Качкам работа объективно понравилась. Никого из шабашников не побили, только сказали, когда разговор зашел о деньгах:
— Дергайте отсюда по холодку, и дорогу назад забудьте! Считайте, что вашу зарплату вы потратили на хирурга.
Ну, натурально "кинули" мужиков. Такие обиды в сердце не выносишь, с годочками не остудишь. По горячим следам обратились они за правдою к "крыше". Те пальцы веером: "да ща, да на ра!" "Лукнулись", видать, да видать, не туда и сами ужаснулись содеянному.
— Вы че, козлы?! — орали блатные на Ваську, как на самого старшего, — под кого вы нас подставляете?! — и по мусалам, и по мусалам!
Помощники депутата тоже не остались в долгу. Обидно им стало. Это ж надо?! Какое-то там дерьмо на них, очень крутых, ищет управу!
Разбирались с бригадой по своим, московским понятиям. Жену Васька похоронил, а дочку забрали в "дурку". Хотел мужик наложить на себя руки, да опять не судьба! Налетели менты, из петли его вытащили, отвезли к следователю.
Худой, кадыкастый щенок клонился к столу под погонами капитана. Был он прыщав, белобрыс и мерзко потел.
— Ты что ж, гражданин Сидоров, — спросил капитан, выдержав паузу, — на том свете решил скрываться от правосудия? Жену убил, дочку снасильничал... поздненько совесть тебя заела!
У Васьки в руке оказалась массивная пепельница. Секунду спустя, она опустилась на потную плешь и взорвалась хрустальными брызгами. На этом допрос закончился.
Строптивого мужика долго "лечили" резиновым "дубиналом", но он словно окаменел. Замкнулся. Ни крика, ни стона. Даже после удара под пах.
В ШИЗО он тоже молчит. Железный мужик! Кстати, ему до сих пор не придумали погоняло. Добрая слава идет впереди достойного человека, пусть даже, в образе двух обязательных конвоиров. И на допрос и обратно Ваську теперь водят только в наручниках.
— Слышь, чечен?
Заур подумал, что он ослышался и промолчал.
— Как тебя... слышь, Ичигаев?
— Говори! — в иерархии зоны Чига числился много выше мужика первоходка, но ответил корректно, как равному.
— Да это... как его?.. только что помнил и вдруг забыл! — Васька скривился от боли, наверное, попробовал улыбнуться, — во, вспомнил! Что такое пояс шахида?
Как и все, Ичигаев смотрел на воле репортажи из Палестины, но в тонкости не вникал.
— Сунул гранату за пазуху, и вперед! — озвучил он первое, что стукнуло в голову.
— Ага! А если на входе металлодетектор? Как его обмануть?
— Пластид подойдет, а к нему простейший взрыватель. Слушай, а зачем тебе это?
— Если вырвусь живым на волю, — в глазах заключенного вспыхнул холодный огонь, — обязательно такой сгоношу. Мне ведь много куда надо будет наведаться.
— На прогулку к Белому Дому? — Чига смотрел на Ваську с искренним интересом.
— Чем выше — тем лучше... ты знаешь, о чем я сейчас подумал?
— Откуда ж мне знать?
— Вот, все говорят, что Россия отсталая. А я тебе так скажу: это брехня! Мы идем впереди себя почти на столетие. Рано нам еще перестраиваться, да играть, дуракам, в демократию. Сейчас самое время для Александра Ульянова и партии "Народная воля".
— Это точно! — Заур, хоть и хреново, но тоже когда-то учил историю, — без хорошего заряда пластида, никого из наших чиновников на пенсию не отправишь...
Замок лязгнул как-то не по-хозяйски, как "фомка" в руках неумелого шнифера. Заключенные замолчали, прислушались. Тот, кого пропустил коридорный, очень спешил. Воровские шаги стихли у двери изолятора. Приоткрылась амбразура "кормушки" и чей-то свистящий шепот свежим ветром гульнул под сводами камеры:
— Ичигаев, принимай "грев", а то загнешься тут, на хлебе да на воде. Смотри, маляву не проглоти!
Сверток был настолько солидным, что еле протиснулся в узкую щель. Он напрочь закрыл лицо "почтальона", и Чига спросил для проформы:
— Ты кто?
— Аслан передал, — уклончиво ответил посыльный, — там курево, колбаса и вареное мясо. Ну ладно, я побежал.
Заур покачал головой. Грев для законника — дело вполне обычное, даже, если его принесли в не совсем обычное время.
— Налетай, босота, — сказал он простецки и повернулся к сокамернику. Увидев, с каким вожделением тот смотрит на пачку "Примы", строго предупредил, — Курить будем по очереди. Ты первый. Дым старайся пускать тоненькой струйкой и вертикально вверх!
Васька молча кивнул и чиркнул разовой зажигалкой. Ичигаев сглотнул слюну, отвернулся. Клочок папиросной бумаги был свернут в тончайшую трубочку. Он сунул его в потайное отверстие за подкладкой тюремной робы. Потом почитаем. Все-равно ни хрена не видать.
Курить хотелось до одури. Скорей бы! Кажется, впервые он пожалел, что Эфенди так и не смог его отучить и от этой дурой привычки. Потом он услышал сдавленный хрип. Тело мгновенно рванулось в сторону, реагируя на нештатную ситуацию. Разум подключился потом. Заур осознал себя в дальнем от входа углу. Он стоял, вжавшись спиной в холодную стену, прикрывая живот здоровой рукой. Под ногами корчился Васька. Кандидат в шахиды лежал, вцепившись руками в свою небритую шею, как будто пытался сам себя задушить. Глаза его стремительно стекленели. Не успевший погаснуть окурок, валялся под правой рукой, исходя ядовитым дымом.
— Суки!!! — срываясь на визг, заорал Ичигаев. — Врача! Вызывайте скорей врача! Тут человек умирает!!!
Его трясло, как во время хорошей "ломки". Он колотил кулаками и пятками в дверь, пытаясь унять эту мерзкую, тошнотворную дрожь.
— Ты, что ли человек? — донеслось из-за кормушки, — ты говно из-под желтой курицы. Не боись, ничего с тобой не случится. Это хорошие люди помирают, как мухи, а вашего брата без хорошего кирпича на тот свет не отправишь!
Голос был ленивым и безучастным, с акцентом на чистое "о". Так мог бы говорить робот, сработанный в лесах Вологодчины. Секунду спустя, приоткрылся глазок:
— Чаво тут у вас стряслось?
Как ни странно, от этого голоса Ичигаеву стало легче.
— Врача позови, деревня! — сказал он спокойно и сухо. — Тут новенький... боюсь, что уже отошел.
Коновал из тюремной "больнички" констатировал смерть от инфаркта. Был он пухлым и розовым, как подсвинок с хорошею родословной, весь светился здоровьем и благодушием.
— Вишь, мужичок как посинел? — хрюкал он, потирая ладони. — Знать, моторчик не во-время прихватил. Лежать бы ему и не рыпаться, да ждать медицинской помощи. Глядишь, все бы и обошлось. Так, Голобородько?
— Знамо дело! — степенно ответствовал дюжий шнырь в синем халате, наброшенном на тюремную робу. — При инфаркте без укола никак!
Сам он, тем временем, бочком приступал к мертвому телу и ел глазами "бычок".
Пакет с передачей Заур отправил в парашу, а вот до окурка еще не дошли руки.
Неуж-то возьмет? — думал он, отворачиваясь. — Скорее всего, скрысятничает, а я промолчу. Мое дело маленькое. Может быть, со второго раза Пилюлькин поставит более точный диагноз?
— А ну, не замай! — рыкнул несвежий голос.
Шнырь присел и замер на месте, а доктор испуганно хрюкнул. Источая выхлоп стойкого перегара, в карцер вломился кум Славгородский.
Внешний вид гражданина начальника не сулил ничего доброго. Он тяжело дышал. Бордового цвета ноздри, поднялись к уголкам глаз, излучающих ярость. Было видно, что на нижний этаж он спускался бегом. За кумом едва поспевала его ментовская свита.
Завидев живого Заура, Славгородский выдохнул с облегчением.
— Что с ним? — спросил он у коновала, двинув квадратную челюсть в сторону трупа.
— Инфаркт! Острая сердечная недостаточность! — доложил ученик Гиппократа, щелкая стоптанной обувью.
Кум недоверчиво хмыкнул, обошел камеру по периметру. Встав напротив параши, поманил пальцем шныря:
— А ну, подними!
Бедолаге светило зачушкариться, но ослушаться он не посмел.
Наметанный глаз мента просветил содержимое насквозь.
— Инфаркт, говоришь? Пиши уж тогда плоскостопие!
— Что написать? — уточнил коновал, но майору, кажется было не до диагноза.
— Оформляй этого на этап, — буркнул он кому-то из свиты, и в упор глянул на Ичигаева. — Везуч! Ох и везуч, сволочь!
Из постылых ворот тюрьмы его вывозил новенький "черный ворон". Был он создан на базе УАЗа, окрашен в небесный цвет, и только решетками напоминал сталинский автозак. Но в том и сакральная суть старинных вещей, вставших вехами на изломе человеческих судеб. Их аналоги до сих пор уважительно величают по батюшке.
* * *
— Лихо ты их, полкан!
Кум появился внезапно. Как тонкий знаток и ценитель, не спеша обошел поле боя и вновь повторил:
— Лихо ты их! Никак похмелился?
Полковнику стало смешно. Черкес тоже хмыкнул и отвернулся.
— А вам, уважаемый, — строго сказал Аким потной спине смотрящего, — я б посоветовал быть посерьезней! В городе вакханалия! Ленинский райотдел обстреляли из гранатомета, шесть человек ранено. Представляете, что там творится? Но и это еще не все: в дежурную часть позвонил неизвестный, предупредил, что на площади у вокзала заложено взрывное устройство. Сто к одному, что соврал, ввел в заблуждение с тайным преступным умыслом. Но саперы с утра стоят на ушах, у вас тут сплошная техасщина, гаишников вон, пощипали. Имеются жертвы. А некоторым все хихоньки.
Ни фига себе!
Информация нарастала как снежный ком. Максимейко буквально почувствовал, как в его голове шевелятся извилины.
Господи! Когда же все это кончится?! Вот гадом буду! — в тысячный раз обещал он себе, — покончу с делами, построю избушку в Лисьем Носу, найду хорошего каменщика. Пусть сложит настоящую русскую печь. Чтоб залечь так залечь, хоть одному — хоть с бабой...
— Привез? — спросил он с надеждой.
— А что же я тут, по-вашему, делаю? Зараз вот, машину гукну! — Славгородский потоптался на месте, на его плутоватой роже отразилась работа мысли. — Слышь, полкан, что же ты "Волгу" свою так неудобно припарковал?
— Дорога не держит, — Максимейко кивнул на свороченный столб ограждения.
— И молчишь? Я ж на УАЗе! Ставь пару косушек и мы это дело мгновенно поправим! — Аким отвернулся, склонился над рацией, — куда тебя, на грунтовку или обратно на трассу?
— Без разницы, лишь бы быстрей.
— Ты, полкан, не переживай. Время у нас есть. Единственный в области вертолет губернатор ментам ни за что не позычит. Он ему самому нужен. Выборы через месяц. А сюда на колесах пилить и пилить...
Черкес обособился в стороне. Негоже, мол, честному вору вникать в ментовские заморочки.
— Терентий Варламович, — окликнул его Максимейко и бросил ключи от машины, — найди там, в багажнике, водку. Можешь начать без нас.
Тот небрежно поймал звякнувший комочек металла, флегматично пожал плечами и медленно зашагал вниз по насыпи вкрадчивой, воровской походкой.
Дорога была безмятежно пуста. Как проселки босоногого детства. Один лишь шальной "жигуленок" высунул фары из леса, взобрался на ближайший пригорок и тут же испуганно юркнул обратно. Понедельник. Разгар рабочего дня. Несмотря на свою неуклюжесть, органы подавления довольно легко настроились на план "перехват".
Спускаясь по зыбкой насыпи, Кум потерял ботинок и чуть не упал. Полковник подхватил его под руку.
— Ты говорил о слухах, — сидя на пятой точке, Аким, не спеша, перешнуровывал непослушную обувь, — имеются соображения.
— Ну? — Максимейко присел рядом.
— Ты Чигу когда-нибудь видел?
— Только на фотографии.
— Тот, который в наручниках, похоже, его двойник!
Очень похоже! — мысленно подтвердил Валерий Георгиевич, — а я еще, грешным делом, подумал: до чего же знакомая рожа! Ох, и нелегкое это дело — отыскать ходячую копию для жулика средней руки. Судя по косвенным признакам, этого бедолагу нашли для того, чтобы грохнуть и выдать холодный труп за младшего Ичигаева. А что из этого следует? Похоже, что Фармацевту Чига тоже нужен живым? Да нет, вряд ли! Как же тогда быть с чредой неудавшихся покушений? Ясно только одно: в нашей веселой сказке появился еще один маленький персонаж, который уже не здравствует.
Кум стянул обрывки шнурков примитивным бабьим узлом, притопнул ногой, проверяя ботинок на прочность. Видя, что полковник молчит, с ехидной улыбкой спросил:
— Значит, тебе и сказать нечего?
— Есть кое-что, — отпарировал Максимейко, — но сначала я хотел бы взглянуть, кого ты привез?
Аким замкнулся и погрустнел:
— Значит, не доверяешь?
— А ты?
— А я тебе... — Славгородский хотел соврать, но не смог себя пересилить, — а я тебе тоже! Пошли, что ли?
Автозак шуровал вдоль придорожной насыпи, по краю кукурузного поля. Черкес наблюдал за его приближением с ностальгией и завистью. На таких ли машинах за ним приезжало УГРО?! Он завел за форкоп буксировочный трос и ждал. Вернее, курил, сидя на корточках.
Обиженный кум застыл на пути "воронка" и молча страдал. В нужный момент он выбросил вверх правую руку и гаркнул:
— Стоять!
Служака-конвойный шустро вынырнул из кабины, сунул за спину автомат и, эдаким чертом, припустил прямиком к начальству, сшибая бугры и кочки уставным строевым шагом.
Аким благосклонно принял доклад. Мстительно зыркнув в сторону Максимейко, скомандовал:
— Выводи!
Судя по "морде лица", он еще не оттаял душой.
Залязгали замки и засовы, через пару минут вывели настоящего Ичигаева. Был он сух и поджар. С недоверием глядя в высокое небо, цеплялся за землю кривыми ногами. Две морщины спадали от хищных ноздрей к уголкам надменного рта.
— Он?
— Он.
Максимейко шагнул вперед, но мстительный кум придержал его за рукав:
— Не надо спешить, я вынужден вас просить. соблюсти все формальности!
Пока подчиненные хлопотали вокруг аварийной "Волги", полковник успел подписать все бумаги. Их было на удивление много. Наконец, Славгородский поделил толстенную кипу на две неравные кучи. Ту, что поменьше, протянул принимающей стороне:
— Тут копия личного дела и сопроводиловка. Распишитесь вот здесь и здесь.
Получив последний автограф, не выдержал, подбил резюме:
— Больше бумжек — задница чище. — Прими, мол, за шаг к примирению.
— Какая ж ты сволочь, Аким! — с чувством сказал Максимейко, зная что тот уже не обидится.
— От сволочи слышу!
Участники сделки пожали руки. С Ичигаева сняли казенные браслеты, полковник надел на него свои. С формальностями было покончено.
Чига смотрел затравленным зверем. Не раз и не два жизнь давала ему понять, что в халявной партии грева, может таиться смерть. Он верил в свободу, но готовился к худшему. Несколько раз его вопросительный взгляд нарывался на спину Черкеса. Да только старик был хитер. Он видел все, что хотел, в боковое зеркало "Волги", но ни взглядом, ни жестом не выдал своего интереса.
— Слушай, Полкан, это дело нельзя оставлять вот так, на сухую! — Майор Славгородский сбросил с плеч остатки ответственности и снова стал просто Акимом, мужиком "себе на уме".
— И то правда! — подыграл ему Максимейко, — народу здесь много, на всех не хватит. А без нас быстрее управятся. Пойдем-ка наверх, прогуляемся.
Он достал из багажника литровый флакон "Ерофеевича" и убрал все бумаги в сейф, встроенный в днище машины.
— Найди хоть какой-нибудь огурец! — взмолился несчастный кум.
— Обойдешься! — отрезал полковник, — в походных условиях положено пить без закуски.
— А осужденного куда? — всполошился Аким, — не сажать же обратно в будку? Я с себя ответственность снял!
— Зачем обязательно в будку? У меня другая методика. Пусть он лучше на пару с Варламычем, машину подталкивает. Совместный физический труд возвышает, это шаг на пути к исправлению.
— Ну, ты, блин, даешь!!!
Если Максимейко и рисковал, то самую малость. Слово Черкеса надежней любого конвоя. Он не любит ходить в должниках. Хотел встретиться с Чигой? — пусть получит такую возможность. Все равно, и тот и другой далеки от истины. Дальше, чем он сам.
* * *
Если ты что-то в уме планируешь, это уже свобода. Когда же, при этом, ты раб обстоятельств — еще неволя. Ичигаев остался в браслетах, но без конвоя. Это тревожило.
Разве так выкупают? — думал он, переминаясь с ноги на ногу, — где Эффенди, где дядя, где хоть одна знакомая рожа?
Свой шанс на счастливый исход он считал теперь очень призрачным. Мысленно представлял, как сейчас его грохнет этот босоногий дедуля, а кум в протоколе напишет: "убит при попытке бегству".
Минжуется чех, не верит в свой фарт, — понимающе, усмехался законник, — ишь, как зенками зыркает, меня опасается. Зашугали его на киче нестуляки-копальники, а такого поди закопай! Прикрывает его крылом ангел-хранитель. Загони в него хоть обойму — один хрен выживет. Нет, не скоро придет его час, успеет и поумнеть.
Была у Черкеса собственная теория. Глаза, в его понимании, индикатор жизненной силы. С годами они тускнеют: гаснет огонь, остается холодный дым. Такие пустые зрачки он встречал лишь в палате для безнадежных, да на зоне — мрачный, поверхностный взгляд цвета табачного дыма, устремленный в себя. Никто из его носителей долго не протянул: спид, заточка, туберкулез, гепатит, петля, пневмония — у смерти в неволе большой арсенал и очень богатый выбор.
— Эй, апельсин, — сказал он свистящим шепотом, — ты здесь под мою ответственность. Упаси тебя бог пойти на подрыв. Поймаю — шкуру спущу!
— За базаром следи! — огрызнулся Заур.
До сих пор он видел законника лишь со спины и не мог оценить по достоинству суть и значимость его "парадного фрака". Обернувшись, разом взвесил и то и другое:
— Ты что ль, Черкес?
От души отлегло. Все дурные предчувствия вдруг показались пустышкой, блажью.
Терентий Варламович и это заметил. По жизни он слыл проницательным человеком, а на старости лет вообще возомнил себя чуть ли ни телепатом.
— Я это, я, сынок, — произнес он ворчливым тоном, — а кого ты надеялся здесь увидеть?
— Не знаю, — честно признался Заур и звякнул браслетами. Хотел почесать в затылке, да как-то не получилось, — сам еще толком не разобрался, кто там, в гостях у кума, присылал мне приветы с воли. Умные люди говорят, Фармацевт, а я о таком и не слышал.
Старик информацию "схавал", но решил отложить на потом.
— Ты давай-ка, в машину ныряй, подальше от глаз и ушей. Как сейчас говорят в больших городах, имею к тебе предъяву.
— Менты не станут кипешевать?
— Не жохай, они за тебя теперь не в ответе... а ну-ка посунься, я окошко открою.
— А тот, который в ответе? Ну, тот, что с кумом ушел, он разве не мент? — самым невинным тоном спросил Ичигаев, откинувшись на спинку сидения.
— Выше бери! — хмыкнул законник, опуская стекло, потому, что в него постучали.
— Вы че, приборзели?! — заголосил конвойный, брызжа возмущением и слюной, — тачка сидит по самые ступицы, мы трос завели, вытаскивать будем. А ну, выходи, помоги!
— Пошел на! — внятно сказал Черкес. — это твое начальство сговорилось с полканом на магарыч. Так что давай, отрабатывай, вон морду какую отъел! Убери, убери хайло, бо нос прищемлю!
Когда возгласы стали отдаленней и тише, в упор глянул на Ичигаева:
— Так о чем ты, парень, спросил?
— Кто он, этот Полкан?
— Если судить по повадкам, голимый кадет из бывших: разведка, спецназ, либо госбезопасность. С государством не дружит, но у власти в авторитете. У него, как я понял, везде свой собственный интерес. В общем, волк еще тот, видел я его в деле. Те, кто мог помешать нашей с тобой беседе, отдыхают сейчас наверху, у престола Всевышнего.
Чига вздрогнул. На залысинах стриженой головы проступили капельки пота. Он вытер лицо подолом рубахи и, подумав, спросил с максимальным безразличием в голосе:
— Много их было?
— Порядком, человек восемь. Одного, правда, можно и не считать, терпила в наручниках. На тебя, кстати, похож.
— Очень похож?
— Я бы сказал, так, что не отличить.
Ичигаев долго сидел с бесстрастным лицом, не давая отчаянию выплеснуться наружу. Он научился скрывать любые эмоции. Без этой науки на зоне не выживешь, будь ты простой зэк, или племянник самого Гоги Сухумского.
Автозак напрягся и запылил. Тяжелая "Волга" послушно заскользила по пахоте, подгребая колесами в сторону ближайшей грунтовки.
— Ну вот, — просветлел Терентий Варламович, — управились и без нас, я ж говорил?
— Как оно все достало! — сказал, наконец, Заур и стукнул кулаком по колену. — Вот, кажется, ляжешь в гроб — и там покоя не будет. Всего ожидал, но такого!
— Какого такого? — переспросил Черкес, внутренне ухмыляясь, — ты что, банк никогда не брал, или не слышал про фокусы с двойниками? Ну, ты даешь! Надо было в школе учиться, умные книжки читать, а не хрен под партой дрочить.
Чига вздрогнул и стиснул зубы. Этот язвительный тон подействовал на него отрезвляюще, успокоил, хоть любому другому никогда не сошел бы с рук.
Старик прав, — сказал внутренний голос, — и нечего психовать. Все могло быть гораздо хуже. Окажись эти люди чуть расторопней, ты бы здесь не сидел. Аллах велик, полкан их зачистил. Но чем объяснить такую ретивость? На кого он работает? Понятное дело, за деньги, но на кого?
— Кстати, насчет полкана, как же он в одиночку взял восьмерых, засада была, что ли? — спросил Ичигаев, как будто бы это имело какое-нибудь значение.
Черкес призадумался:
— Ты знаешь? — не помню. Все так быстро произошло... нет, по-моему засада была. Помогал снайпер. Молотил с того вон пригорка. Только я так смекаю, полкан бы управился без него.
Это Эфенди, некому больше, — почему-то подумал Заур.
Он долго смотрел в сторону леса, светлея душой. Ну, держись, кровничек, скоро мы с тобой поквитаемся. Ох, поквитаемся!
Солнце стронулось в сторону от зенита. Вершины деревьев сливались с линией горизонта, и казались отсюда клубящимся облаком пыли.
Вот те раз! — Черкес удивился столь разительным переменам в облике Чиги. — Сияет, как медный пятак, будто заново на свет народился. А пару минут назад чуть с горя не тронулся, что-то там насчет гроба молол... просто так, молол, или с умыслом? Надо бы уточнить:
— О самолете что-нибудь слышал?
— В общих чертах.
— А если не в общих? Это дельце, братан, дерьмецом припахивает. Постарайся припомнить как можно точнее: где слышал, когда, от кого? Для меня это очень важно.
— Я с пятницы в шизо отдыхал. Постучали в кормушку, передали маляву и грев. Сказали, что от Аслана. Не успел распечатать, слышу сосед захрипел. Я к нему — а он уже ласты склеил.
— Дозу не рассчитал?
— Нет, покойник был не наркоша. Нормальный козырный мужик, из работяг. Курить ему очень хотелось. Ладно, думаю, уважу соседа, натерпелся он на допросе. А табачок был смертью крапленый и прислан по мою душу. Тут уж не до малявы, пришлось поднимать кипиш.
— Подробней, сынок! — Чига вздрогнул. Здоровенная лапа Черкеса легла на его запястье, — когда это было?
— Перед самым обедом, — припомнил Заур, — сразу после утреннего допроса.
— Кто первым вошел в камеру?
— Коновал, а вместе с ним шнырь. Они, как будто, в коридоре дежурили. Бычок, что покойный курил, еще не погас.
— А кум здорово припозднился?
— Не-е-е, ты на кума даже не думай, — Ичигаев замотал головой, — он точно не при делах. Кум чуть не протрезвел. Так топал по лестницам, что кумар вместие с потом вышел.
Старый вор усмехнулся. Посмотрел на Заура с пониманием и сочувствием.
— Эх, молодость, молодость! Тебе бы не зону топтать, а идти в проповедники. Запомни, малыш, думать нужно на всех. Чаще всего виноват тот, кто вне подозрений. Ты эту маляву куда дел?
— Схавать хотел, да потом побоялся: подумал, а вдруг она тоже отравлена? Спалить тоже не успел, парашу с утра выносили — там тоже особо не спрячешь. Вот и оставил ее при себе, а когда улеглось, сжег.
— Правильно сделал... прочитать хоть, успел?
— А как же! Там всего то три предложения: "Ухожу на этап. Если сходняк утвердит, примешь дела. Подробности у кассира". Только это писал не Аслан, я его почерк знаю. Да и не стал бы он бумагу марать ради такой туфты. Проще было на словах передать. К тому же, была между нами договоренность: если Аслан уходит, смотрящим остается Хазрет. Так оно, в итоге, и вышло. Но пока Славгородский хату шмонал, коридорный мне скинул другую маляву.
— От него?
— О нем, обо мне, и о куме.
Черкес чуть не бросил руль:
— Вспомни дословно. Сможешь?
— Дословно не выйдет, — усмехнулся Заур, — написано на фарси.
— Жаль! — огорчился старик, — я в языке Пророка, скажем так, не очень силен. И как тебя угораздило его выучить?
— Абу-Аббас оставлял без жратвы. Очень действенный метод.
— Абу-Аббас? Не знаю такого. Ну ладно, давай своими словами.
Расшифровка арабского текста заняла много времени. Смысл малявы был малопонятен: он сплошь состоял из намеков и полунамеков. Но Чига с Черкесом все разложили по полочкам. У каждого был свой взгляд, своя информация: один просекал события изнутри, другой лицезрел результат со стороны.
Хазрет сообщал, что в Минводах захватили автобус с детьми.
Угонщики срочно требуют деньги и самолет для вылета за границу, а в дополнение к выкупу — законников-мусульман из Ростовской тюрьмы. Его и Аслана доставили к Куму для прямого контакта с главарем беспредельщиков, неким Салманом. Славгородский как раз базланил по телефону с каким-то высоким чином. В разговоре проговорился, что его, то есть Чигу, увезли на этап под конвоем ГУИНа. Машину в пути обстреляли, двоих конвоиров ранили А он, то есть Чига, сбежал. Потом ему и Аслану предложили свободу. Сказали, что где-то за городом под парами стоит вертолет и ждет их согласия. От такого подарка Хазрет отказался, попросился обратно в камеру. Что решил для себя Аслан, ему неизвестно, но на хату он не вернулся.
— Все это написано на фарси, — пояснил Ичигаев. А в заключение, несколько слов на русском: "Вертухай утверждает, что ты до сих пор в карцере. Подтверди. Если это не так, быть ему битым".
— Это все, или еще что-нибудь вспомнишь? — с нажимом, спросил Черкес, — о куме, угнанном самолете, бывшем смотрящем?
— Да есть кое-что. Только не знаю, насколько оно относится к делу...
— Ты говори, а после вместе подумаем: относится, или нет.
— Слышал я от надежных людей... — замялся Заур.
— Ну?
— Говорят, что Аслан состоит в тайной организации, объединяющей всех мусульман Кавказа. Название у нее очень мудреное. То ли ассоциация, то ли какая-то федерация горских народов. Он там чуть ли ни самый главный. Только это секрет, очень большой секрет!
Аварийный тандем потихоньку выполз на трассу. Пыль улеглась. Расплавленный битум издали был похож на потоки воды. Пейзаж просветлел, стал намного свежей, но отдавал запахом гари и мертвечины.
Вот и все, — подумал Черкес, — ответы закончились, остались одни вопросы, а их почему-то становится все больше и больше. Ему нравится этот чех. Голова у него светлая, и если ему помочь, он может припомнить многое.
Ичигаев смотрел на старого вора с нескрываемым уважением. Вот это башка! Такого б смотрящего к нам на тюрьму — всех бы поставил на цырлы! Законник вгрызался в тему, цеплялся за каждую мелочь, скрупулезно перебирал никчемный словесный мусор, а если нащупывал ниточку, тянул за нее до обрыва, до самой последней возможности. Сначала Заур отвечал на вопросы, не совсем понимая их скрытый смысл. Постепенно в его голове проступали неясные контуры, а сквозь них, как сияние — истина.
— Задержись на недельку в Ростове, — сказал вдруг, Терентий Варламович, — дельце одно надобно обсудить.
— Насчет моих косяков?
Чига знал о претензиях местной братвы. Во главе "интендантской бригады" он шакалил в Ростовской области. Подломил магазин, склад, и не сдал ни копейки в общак. Но это еще полбеды. В общей сложности, по его разбойным делам получили срока шесть ростовских братков. Одних задержали при подломе пивного ларька, других — просто так и, после допросов с пристрастием, все они сознавались в содеянном, зацепив паровозом чужие товарняки.
Реалии таковы, что нормальных ментов в МВД совсем не осталось. Многих ушли, другие уволились сами и разбежались по частным охранным структурам, от безденежья и беспредела. Осталось одно дерьмо. А дерьмо лучше всех умеет повышать процент раскрываемости.
Нет теперь доказательной базы, нет опроса свидетелей. Что б ни случилось на вверенной территории, менты, первым делом, чешут по адресам, где живут те, кто сидел, кто нигде не работает, кто дружит с иглой и бутылкой! Схема проста: менты вышибают дверь, бьют дубинкой по голове, и только потом спрашивают: "Где ты был с такое то по такое то время?" Кто с бодуна, или просто не помнит — тот и есть настоящий преступник.
— Насчет моих косяков? — переспросил Чига.
— Кто из нас в юности не косячил? — улыбнулся Черкес. — Тема будет очень даже интересной. Так ты обещаешь?
— Хоп! — ответил Заур, и чиркнул по верхней челюсти ногтем большого пальца. Только теперь он поверил, что это — свобода.
На трассе стояла мертвая тишина. Только щебень хрустела под ногами неуклюжего кума и, срываясь с крутой насыпи, порождала внизу тревожные звуки, похожие на дробные перестуки металлической щетки по барабану. Еще мгновение — и во всю мощь грянет оркестр.
Значит, ментам удалось оседлать все проселки, — понял Валерий Георгиевич, — скоро начнется "сбор урожая". За себя он не волновался. Его "вездеход" открывает любые капканы. Мансуру будет сложней. Он тоже имеет заветную красную "ксиву", при виде которой самый дотошный мент становится в стойку. Но человек с бородой — сам по себе достаточный раздражитель. Как бы не пришлось ему помогать. Он повернулся в сторону леса, подал условный знак. По отблеску оптики понял: его услышали. Бесшабашный, чертяка!
Аким, отдуваясь, возник на поверхности. Присел у обочины и сразу же закрутил носом:
— Ну и бакш! Давай отойдем подальше!
Джип продолжал исправно дымить. С момента последнего выстрела прошло не более часа. А на лицах покойников вовсю путешествуют мухи, а над раскаленным асфальтом дрожит, растекается подозрительный запах. Жара, мать ее так!
— Дубина ты, кум! — усмехнулся полковник, наливая полный стакан, — это пахнут четыре тысячи баксов в кармане Героя. Давай за Золотую Звезду!
— Да, вроде, пора. — Славгородский, как воду, втянул в себя теплое пойло. В хитрющих глазах вовсю полыхал интерес:
— Обоснуй!
— Помолчи, — осадил его Максимейко, — не мельтеши под руку!
Казенка пошла, горячей волной хлынула в организм. Максимейко сорвал одуванчик, выдавил на язык белое "молочко", закурил.
— Обоснуй, говоришь? Да тут дураку все должно быть понятно. Ты передал Ичигаева представителю Главного Управления. Он подписал все бумаги. И в этот самый момент произошло, говоря языком рапортов, дерзкое нападение на конвой. В ходе вооруженной атаки, полковник ГУИН получил ранение в голову, а осужденный захвачен преступниками. Его посадили в машину, даже не сняв наручников, и блокировали на заднем сидении. Хотели вывезти, а потом грохнуть... я образно излагаю?
— Вполне. Но вопросы уже имеются, — Славгородский подставил стакан, очертил ногтем желанную меру, по "тещин пояс"
Полковник, священнодействуя, щедро "плеснул на каменку".
— Неразбериха какая то получается, — продолжил Аким, "причастившись" и даже не крякнув, — а это нехорошо! Инструкция есть инструкция! Начальство поставит раком: "Где ты был, майор Славгородский, куда смотрел?!" Тут, брат, не четыре штуки, а, как минимум, все двадцать!
— Где был? — отлучался до ветру.
— Не положено!
— Тогда разберем другой вариант: ты проверял посты. Учитывая сложную обстановку, инцедент на мосту, принял решение перекрыть трассу, чтоб исключить возможность силового прорыва. Как впоследствии оказалось, противник имел двукратный численный перевес, положение стало критическим, но ты уровнял шансы, выстрелив в бензобак из этого, вот пистолета, который я тебе сейчас подарю. И вообще, личный состав, под твоим руководством, проявил выучку, стойкость и героизм...
— Т-а-ак! — Аким раздался в плечах, — конвой я проинструктирую, им тоже... лишняя премия, как находка. Изменю кой чего в антураже, автозак пущу под откос... Жалко, конечно, машина совсем новая! Нет, полкан, ты совесть имей! Неужели все это не тянет на двадцать косых? Опять же, начнется следствие, будут допросы свидетелей. Не все из них запоют в унисон. Согласись, это очень большой риск. Вот ты, например, сможешь ли все подтвердить?
— Не смогу, — замотал головой Максимейко, — никак не смогу. Я тяжело ранен, нахожусь в критическом состоянии. Меня увезли на попутной машине в ближайший госпиталь. Но! Если там не залечат, и ты согласишься на десять тысяч, словечко замолвлю. Куда ж от тебя деться?
— Не знаю, что и сказать... за пятнадцать я бы рискнул!
Кум сомневался. Даже водку прихлебывал маленькими глоточками, как чай из глубокого блюдца.
— Ну, нет у меня пятнадцати тысяч! — честно признался полковник. — Если будет, то только к вечеру, но вечером не будет меня. А десять тысяч наличными ты получишь прямо сейчас, без всякой расписки. Плюс ко всему, я берусь обработать Черкеса, в плане его молчания и лояльности. Ты, главное, не сомневайся. Эта версия всех устроит. Ведь она объясняет многое: череду покушений на Ичигаева, угон самолета. В свете ее то, что случилось с утра в Ростове — хитрый маневр, дымовая завеса, имевшая целью распылить силы милиции, направить их по ложному следу, отвлечь от основного удара...
— Разве что так.
Когда подошел автозак, кум с полковником пели песни.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
