Наш мирный космос. Изгои

— Борт 117, чего застыл? Подводи машину к створкам шлюза! Ракеты подвесим уже там! — прорезался чей-то незнакомый голос на рабочей частоте и буквально через пару секунд, взвыв вспомогательным электродвигателем, старый ховер, нарушая все правила передвижения по ангарной палубе, за что раньше можно было потерять еще даже не полученные крылышки, покатил к ближайшему шлюзу, повинуясь указаниям световых жезлов палубного регулировщика.

Туда же, воя практически в той же тональности, уже мчался электрокар главы летно-технической службы, таща на буксире телегу с двумя продолговатыми контейнерами. А чуть в стороне по направлению к другим ховерам, кряхтя под тяжестью груза, с максимально возможной скоростью двигались группы по десять-двенадцать человек, тащащие на плечах точно такие же опечатанные контейнеры легких ракет класса космос-космос.

Стоило сказать, что вывод боевых действий в космос изрядно сказался на конструкции, как боевых машин москитного флота, так и средств поражения. Конструкторам, что первых, что вторых, требовалось вместить максимально возможное количество топлива и боевой мощи в минимально возможный объем. Во-первых, стоимость постройки крупных космических кораблей, к числу которых относились все носители ховеров, тоже являлась космической, и потому клепать их в огромных количествах было не по карману никому. Во-вторых, размеры первых космических носителей оставляли желать лучшего, так что истребители и бомбардировщики приходилось максимально ужимать, чтобы запихать их в каждый авианосец космической эры в как можно большем количестве. В-третьих, в результате изобретения генератора электромагнитного поля, способного прикрыть корабль от кинетических ударов, будь то космическая пыль, микрометеорит или противокорабельная ракета, роль корветов, эсминцев и крейсеров в космических сражениях резко пошла на убыль. Лишь вооруженные огромными и прожорливыми лазерными установками линейные корабли, да крупные носители стали играть значительную роль, будучи способны уничтожить любого противника, либо с первого выстрела, либо не заходя в зону действия его средств поражения. Но если для противостоящих линкоров это порой означало вести дуэль на равных, имея все шансы стать, как победителем, так и проигравшим, то в случае применения носителей, все решалось количеством базирующихся на его борту ховеров и размеров погребов боезапаса. Даже выучку пилотов не всегда ставили во главу угла — достаточно было иметь опытных командиров эскадрилий, чтобы вывести бомбардировщики на вектор атаки, а дальше всю грязную работу за людей делали мозги выпущенных ракет. Так, всего один бомбардировочный полк, в ста случаях из ста, гарантированно уничтожал даже самый тяжело бронированный линейный корабль при несоизмеримой стоимости. По этой причине ховеры и стали главной ударной силой космических сражений. А чтобы не терять довольно хрупкие, но тоже не дешевые машины и подготавливаемых не один год пилотов, вскоре для них тоже был создан электромагнитный щит, что повлекло за собой потребность делать "легкие" ракеты более массивными и тяжелыми, дабы гарантировать уничтожение цели с первого попадания. Все это, в конечном итоге, привело к значительному сокращению ракетного вооружения ховеров, которое к тому же пряталось внутри корпусов машин ради уменьшения их заметности и отгораживания боеприпасов от неблагоприятных воздействий космического пространства вроде сверхнизких или сверхвысоких температур, повышенного радиационного излучения и тому подобного. Да вдобавок охватывавшее корпус ховеров поле щита начинало сбоить в случае подвески ракет на внешних направляющих. Последняя проблема решалась путем увеличения радиуса действия электромагнитного поля. Но это было осуществимо только путем установки более продвинутого генератора щита, требующего более продвинутого реактора, требующего более сильного охлаждения и в конечном итоге требующего значительного увеличения размеров машины. Вот для того чтобы прервать этот порочный круг в свое время и было принято решение пожертвовать количеством носимого ракетного вооружения, при этом уделив максимальное внимание развитию пушечного, чтобы не оставаться с пустыми руками против уцелевшего противника.

Две ракеты легкого класса — это был максимум, что оказалось возможно подвесить Гардхундо. Благо космические технологии шагнули далеко вперед по сравнению с временами исключительно атмосферной авиации и потому подвеска универсального контейнера с ракетой и его распознавание бортовым компьютером боевой машины занимало менее минуты. Потому, стоило под брюхом старого истребителя раскрыться створкам внутренних отсеков, как набежавшие со всех сторон люди, дружно хэкнув, подняли первый из контейнеров и весьма споро вставили его в захваты, вслед за чем всю остальную работу взяла на себя автоматика. Со второй ракетой проблем также не возникло, и она заняла положенное место еще до того, как система закончила распознавать первую.

Примерно такая же картина наблюдалась и вокруг двух других Гардхундо, готовых к немедленному вылету, а также у ряда машин спешно к оному подготавливаемых. Вдобавок, у протараненных погрузчиком ворот арсенала, ключи к которому даже не стали искать, дабы не терять драгоценное время, уже толпились новые добровольцы в носильщики, готовые нести тяжеленные ракеты хоть куда, лишь бы побыстрее. Там вперемежку толкались сержанты, офицеры, гражданские специалисты, техники, пилоты вспомогательных бортов, курсанты — одним словом все, кто находился в ангаре в момент объявления тревоги, и кому не нашлось другого, более важного, дела.

Не прошло и трех минут после объявления тревоги, как от станции отошли два старых истребителя и на максимальном ускорении унеслись по направлению к планете. Еще через полминуты вслед за ними ушел третий ховер — три Гардхундо были единственной защитой тысяч людей от приближающихся ракет, поскольку согласно общему договору всех кланов Эспериги, на орбитальных космических объектах запрещалось монтировать какое-либо вооружение, включая оборонительное.

От навалившихся перегрузок, пережить которые мог только специально, в том числе медикаментозными методами, подготавливаемый пилот боевого ховера, истребитель трясло столь сильно, что управляй им человек, он ни за что не смог бы удерживать заданный курс. Только благодаря автопилоту и размещенным по всему корпусу небольшим маневровым двигателям удавалось сохранять рассчитанное астронавигационной службой направление. Да и самочувствие пилота в момент разгона оставляло желать лучшего. Не смотря на завершение курса медицинской подготовки тела к повышенным перегрузкам, и наличие вживленной квази-биологической нейронной системы, расплющиваемое тело ныло от собственной, увеличившейся в три десятка раз, тяжести. Перегрузки — трижды смертельной для пилотов докосмической эры. И это курсантам еще повезло, что они были родом с Эспериги, где абсолютно всем годным в пилоты ховеров еще в школьном возрасте вживляли дополнительную нейронную систему, так как именно она сейчас позволяла мозгу получать визуальную информацию напрямую с оптической системы поиска и целеуказания, минуя глаза пилота, которые при таких условиях ничего, кроме разноцветных кругов и мельтешащих точек, видеть не могли. Именно наличие этой подсаженной нейронной системы позволяло пилотам с Эспериги считаться одними из лучших во всех обитаемых мирах, ведь в то время, пока все прочие еще только пытались проморгаться после временной потери зрения, пилоты кланов уже открывали огонь на поражение. Но все же, поскольку действительно большие перегрузки курсантам потихоньку начинали давать только в последнем семестре четвертого курса, первый раз оказался, мягко говоря, тяжелым, как в прямом, так и в переносном, смысле.

Он не мог подсчитать, сколько находился в таком состоянии, но внезапно все прекратилось, тело перестало вдавливать в кресло, картинка перед глазами мгновенно прояснилась, и на самой границе тактического дисплея высветилась группа белых точек с огромной скоростью идущих прямо на него. Сомнений не оставалось — это были они, тяжелые ракеты шахтного базирования, запущенные с поверхности планеты. Они входили в стандартный набор любого колонизационного корабля, давая новой колонии хоть какую-то гарантию защиты от залетных пиратов, кои не замедлили появиться на свет уже после первой волны колонизации. Любой корабль классом от крейсера и выше с легкостью мог отбиться от целого роя подобных ракет, попросту расстреляв их из башенных орудий. А в ховер или десантный челнок они попросту не смогли бы попасть в силу достаточной вертлявости последних. Зато обычные гражданские суда или созданные на их основе пиратские рейдеры, ни отбиться, ни убежать, от таких сигал не имели даже толики шанса. Жалеть оставалось только об одном — убежать от них здесь и сейчас, у него не было права. Каждая из этих "малышек" в несколько раз превосходила своими размерами его истребитель и по мощности несомого заряда совсем чуть-чуть не дотягивала до ядерного оружия, запрещенного к применению всеми обитаемыми мирами человечества, так что в случае удара по станции, той могло бы хватить всего двух-трех попаданий, чтобы лишиться щита. Четвертое же гарантированно ставило крест на космическом сооружении, превращая его в груду обломков с замурованными в уцелевших отсеках неудачниками, коим смерть грозила не от осколков, ударной волны или декомпрессии, а от удушения.

Вот только первой волне ракет не дано было прорваться. Две зеленые точки, обозначавшие своих, были уже на расстоянии открытия огня, чем тут же и не преминули воспользоваться. Впереди, в ста пятидесяти километрах, расцвели два огненных шара, следом за которыми последовало еще два мощных взрыва. Тяжелые ракеты, несшие смерть всей станции, были уничтожены, но защитники заплатили за это высокую цену — оба ушедших первыми на перехват ховера были буквально смяты встречной взрывной волной, в которую они влетели на скорости 1000 м/с. Эти ракеты не зря имели столь колоссальные размеры. Сконструировавшие их умники прекрасно знали, что сила взрыва в безвоздушном пространстве окажется куда меньше таковой в атмосфере, и потому постарались создать изделие, способное произвести ударную волну диаметром в километр благодаря превращению в раскаленные газы не только самого взрывчатого вещества, но и конструкционных элементов ракеты. Произойди такой взрыв в атмосфере планеты, и третий ховер тоже был бы неминуемо уничтожен ударной волной по мощности не отличимой от подрыва ядерного заряда в десяток килотонн. Но в космосе за исключением газов образовавшихся при подрыве боеголовок расширяться было нечему.

— Докладывает борт 117. Две ракеты уничтожены. Наши потери — Борт 154 и Борт 187. Оба погибли от взрывной волны. — коротко отрапортовал пилот и переведя всю энергию щита на нос, стал уводить истребитель в сторону, чтобы самому не влететь в самое сердце еще не погасшей ударной волны.

— Принято, Борт 117. Приказываю продолжать полет прежним курсом. На подходе еще две волны ракет. Ваша задача — уничтожить вторую. Мы подняли еще один ховер, он разберется с третьей.

— Понял вас. Атакую группу целей помеченную, как Зулу 2. — все тем же лишенным эмоций голосом ответил курсант, прекрасно осознавая, какая судьба его ждет.

— Подтверждаю. Атакуйте Зулу 2. — отозвался со станции до боли знакомый голос заведующего кафедрой. — И удачи тебе, парень.

Проскочив сквозь уже порядком растерявшую силу ударную волну, отчего генератор защитного поля сгорел, будучи не в силе выдержать свалившуюся на него перегрузку, ховер, будто выкарабкавшаяся из киселя муха, рванул вперед, где навстречу ему уже вовсю неслась следующая порция смерти. Погибшие первыми курсанты, выполнившие свой долг до конца, даже имея защитное поле, были стерты в порошок в мгновение ока, так что у лишившегося единственной защиты, не считая легкой противоосколочной брони, истребителя не было и тени шанса уцелеть при фронтальной атаке. Единственное, что можно было сделать в подобной ситуации, за исключением варианта героической смерти, так это успеть проскочить мимо ракет до их поражения, для чего следовало включить форсаж в инерциальном режиме сразу после схода ракеты с направляющих. Вот только при попытке выпустить обе висевших под брюхом ракеты, времени на это не оставалось. Пять секунд необходимых системе самонаведения для захвата цели давали возможность сблизиться ховеру и тяжелым ракетам на двенадцать километров, что при максимальной дальности пуска этого типа ракет в 15 километров, не оставляло шансов на выживание.

— Центр, докладывает Борт 117. Прошу сообщить расстояние до следующего за мной ховера.

— Одну секунду... Двести восемьдесят километров.

— Какая скорость?

— Один километр в секунду. Ускорение нулевое.

— Хорошо. Пусть увеличит расстояние до трехсот пятидесяти километров и переведет всю энергию щита на носовую проекцию. Ударная волна будет не из легких.

— Приняли. Сейчас передадим.

— Я не успею уничтожить обе ракеты второй волны. Системе не хватит времени на захват. — продолжил скороговоркой курсант. — Пусть он будет готов атаковать Зулу 2-2. Если уцелею после подрыва Зулу 2-1, переориентируюсь на Зулу 3-1.

— Принято.

Ракеты уже светились красными точками на тактическом дисплее, когда нос старенького Гардхундо озарился огнями тормозных двигателей. Чтобы наверняка дать системе время на захват цели, он начал потихоньку притормаживать с тем, чтобы сразу же после пуска ракеты вдавить кнопку форсажа до предела.

Индикатор наведения пропищал в пятый раз, и вокруг прорисовавшейся перед глазами черной сигары появилось красное обрамление дающее понять, что ГСН ракеты захватила выбранную цель. С момента захвата не прошло и сотой доли секунды, как распахнулись створки ракетного отсека и оттуда отстрелился контейнер с ракетой тут же раскрывшийся подобно бутону. Сравнительно небольшая, по сравнению с несущейся навстречу дальней родственницей, ракета, уже имея ту же скорость полета, что и сбросивший ее ховер, едва заметно пыхнула несколькими маневровыми двигателями, ориентируясь строго на назначенную цель, после чего выстрелила ей навстречу, запустив основной двигатель.

Одновременно с этим действом заработали в максимальном форсажном режиме двигатели самого ховера, а система наведения принялась отслеживать следующую цель. Недостижимая для обычных людей перегрузка в 32 G чуть, в очередной раз за последние четверть часа, не размазала пилота по спинке сиденья тонким кроваво-красным блином. Желудок, легкие, кишечник и сердце, облепив позвоночник, пытались вырваться из спины расплющиваемого перегрузкой тела, но трещавшие ребра не давали им такой возможности, удерживая жизненно важные органы внутри. В глазах вновь стояло скопление разноцветных кругов и точек, но имплантированная курсанту нейросеть работала исправно, доставляя мозгу достаточно информации со всех оптических датчиков машины, которые тот преобразовывал в воспринимаемую картинку без посредничества глаз. Не прошло и десятой доли секунды после расхода бортами с вражеской ракетой, как где-то прямо за хвостом рвануло столь сильно, что ховер впервые за свою долгую карьеру превысил максимально возможное ускорение для этой модели. Тем не менее, пинок под зад оказался спасением. Именно часть ударной волны, пнувшей истребитель в корму, позволила ховеру избежать гибели.