Князь Холод

— Да пойми же ты, Игнатушка, в Ивангороде некому радоваться ни переменам в Михаиле, ни тому, что он жив остался! Сомневаться будут, подмену подозревать. А уж если прознают, кто князя нашего почитай с того света вытащил, так тут и в ереси обвинят и в колдовстве, ты церковников столичных знаешь.

— Это да, тут ты прав, Кузьмич, — сдвинув треуголку на лоб, Игнат задумчиво почесал затылок, — я бы сам заподозрил, если бы не тащил его сиятельство на себе к бабе Насте, да не сидел там безвылазно десять дней.

— То-то и оно! Тяжело нам придется в столице!

— А ничего, прорвемся! — выпустив вверх кольцо дыма, безмятежно заявил унтер. — Ужель государь, да царевич Федор за собранный полк не похвалят? Скажу я тебе, Афанасий, неплохой полк получается. Даже майор Торн доволен, хотя на людях ругается и строит страшные рожицы.

— Тьфу, собака иноземная, — сердито сплюнул Афанасий, поддерживавший общую нелюбовь народа к зазываемым на службу иностранцам.

— Да брось ты, нормальный он мужик!

— Все бы тебе, Игнат, шпагой махать, да из ружья палить, — Сушков укоризненно покачал головой, — лучше бы думал, как князя от неприятностей огородить!

— Сушков! — пессимистичный настрой управляющего наконец-то вывел из состояния душевного равновесия даже обычно выдержанного Лукьянова. — Что ж ты словно птица-ворон все каркаешь, да каркаешь? Еще не случилось ничего, а ты все одно: кар, да кар! Накличешь беду, окаянный!

— Есть еще две новости, — Афанасий Кузьмич тяжело вздохнул, оставив без внимания словесный выпад Игната, — Калашников в Белогорске, о встрече просит. А позавчера в город прибыл Сахно.

— Калашниковым ты мне голову не забивай. А вот Сахно — это уже серьезно!

Купец Юрий Иванович Калашников входил в число богатейших людей Таридии, основу его благосостояния составляла торговля фрадштадскими зеркалами, на которую ему удалось в свое время добиться монополии. За щедрые добровольные взносы на обустройство армии царем Иваном Шестым было ему пожаловано личное дворянство. Тут бы купцу-дворянину и успокоиться, но Калашников привык все свои дела вести с размахом. Тем более что подвернулся удобный случай — выручил он деньгами совсем еще юного тогда наследника рода Бодровых, попросив взамен 'сущую безделицу' — жениться на его старшей дочери. Можно понять новоиспеченного дворянина, стремящегося породниться с одним из старейших княжеских родов страны, находящимся в дальнем родстве с царской фамилией, тем самым повысив свой статус и потешив самолюбие. И растущего без родителей тринадцатилетнего князя, хозяина обширных, но бедных земель Холодного Удела тоже можно понять. Сложнее Афанасию было понять согласие на этот брак опекуна Михаила. А опекуном-то, между прочим, выступал сам царь Иван Федорович. Видимо уж очень сильно государь нуждался в деньгах, раз счел подобное решение уместным. Так что помолвка состоялась. Но очень скоро выяснилось, что в данном случае чутье подвело удачливого торгаша — князь рос чрезвычайно болезненным, взбалмошным и самовлюбленным. К серьезному делу интереса не проявлял, зато в развлечениях и денежных тратах старался ни в чем не уступать дружкам, среди которых выделялся младший царский сын царевич Алексей. Будущего тестя Михаил воспринимал лишь в качестве снабжающего его деньгами кошелька. Калашников же сам был человеком самолюбивым и властным, к подобному отношению не привык, потому уже после первых 'займов на будущее' стал держаться от Бодрова на приличном расстоянии, благо, что дочери на тот момент исполнилось всего пять лет. Но чем взрослее становилась невеста, тем активнее Юрий Иванович предпринимал попытки разорвать помолвку. Таким образом, минуло уже девять с лишним лет. А теперь вот весть о том, что Бодров сам не свой после покушения дает Калашникову отличный шанс попытаться исправить давнюю ошибку.

Ну да бес с ним, с купцом. Сушков сам давно убеждал Михаила Васильевича отказаться от несоответствующего его статусу брака, который мог прибавить богатства, но не таких необходимых при дворе связей. Но Бодров все медлил, раздумывал, сомневался. Эх, что нужда в золоте с людьми делает!

Как бы то ни было, вопрос с Калашниковым сейчас казался довольно просто решаемым. В сложившихся обстоятельствах тот сам должен быть озабочен разрывом помолвки. Гораздо сложнее с господином Сахно.

Поручик Третьего Ивангородского драгунского полка Владимир Сахно был известным на всю страну дуэлянтом с удовольствием 'продававшим' свою шпагу владельцам тугих кошельков. И его появление в Белогорске могло означать только то, что в ближайшее время там намечена дуэль с его участием. Вопрос же о том, кто может оказаться мишенью Сахно ни у Сушкова, ни у Лукьянова сомнений не вызывал. И это действительно серьезная проблема, ибо спровоцировать дворянина на дуэль очень легко, а драться с дуэлянтом-поручиком на шпагах — это дело, заранее обреченное на провал.

— Вот что, Афанасий, — решительно заявил Лукьянов после недолгих раздумий, — князь сейчас фехтует так, что любо-дорого смотреть, не в пример лучше прежнего. Но рисковать не стоит, Сахно я из Белогорска удалю. А с Калашниковым, будь добр, разберись сам.

— Добро, Игнат, так и поступим. Нам князя беречь нужно, и так мы его чуть не лишились полгода назад.

4

— То есть вы, Юрий Иванович, предлагаете разорвать помолвку? Я вас правильно понял?

Я с интересом вглядывался в подаренное мне Калашниковым зеркало. Оно было достаточно большое, примерно полметра в ширину и полтора в высоту, вставленное в фигурную деревянную раму и очень качественное. Пожалуй, качество даже было сопоставимо с зеркалами из моего мира. И, несомненно, это было лучшее произведение мастеров-зеркальщиков, виденное мною в новой реальности. Или в новом мире, как правильно? Я с этим пока не разобрался, и было совершенно непонятно, смогу ли разобраться вообще. Да и нужно ли разбираться? Спору нет — вопрос интересный, но ломать голову над поиском скорейшего ответа на него не было особого желания. Я понимал, что нужно жить, что называется, здесь и сейчас, исполняя роль Михаила Бодрова, а не биться в истерике, требуя вернуть меня обратно. Объяснения так называемой 'целительницы' бабы Насти я принял на веру, хотя время от времени приступы беспокойства за семью накрывали меня с головой.

Трижды за прожитые здесь полгода посещал жилище Настасьи Фоминичны с просьбами показать меня, жену и детей в том, прежнем привычном мире. Дважды она выполняла мои просьбы, на третий раз уже не смогла. Правда заверила, что раз я здесь чувствую себя хорошо, значит и там у меня тоже все хорошо. Мол, чем лучше у меня здесь будут идти дела, тем лучше будут идти дела там у меня того, настоящего. Может и есть в этом какая-то логика, но больше похоже на внушение из разряда 'иди, работай и будет тебе счастье'.

Собственно говоря, какой у меня выбор? Либо свести счеты с жизнью, либо быть князем. Как-то второе мне улыбалось больше. Тем более что попал я в Таридию — русскоязычное царство, протянувшееся от Северного до Южного моря аккурат посреди континента, в эпоху, примерно соответствующую концу семнадцатого — началу восемнадцатого века на Земле. То есть в то время, когда благородное происхождение давало весомые преимущества перед простолюдинами. Таридия сильно уступала в размерах Российской империи, хотя и считалась довольно крупным государством. Но крупность эта была из разряда 'одна из многих', поскольку все соседние государства были сопоставимы по размерам. Впрочем, нынешние размеры наглядно отражали тот факт, что прошедший век царство никак не могло занести себе в актив, поскольку все соседи — Силирия, Улория, Тимланд — все это время планомерно откусывали для себя части его территории. Дошло до того, что жизненно важный выход к Южному морю сжался до каких-то двухсот километров, да и на те претендовало агрессивное Улорийское королевство. В общем, положение у таридийского монарха было незавидное и чтобы исправить его требовалась фигура масштаба Петра Первого. Только вот царь Иван Федорович из династии Соболевых Петром Великим точно не был. Нет, он был неплохим государем, но далеко не выдающимся. Зато звезда его старшего сына Федора все ярче сверкала на политическом небосводе. Царевич был умен, решителен, амбициозен. Именно с его подачи были проведены реформа государственного управления и денежная реформа. В настоящий момент в самом разгаре была реформа армии. Если кто и вернет в ближайшем будущем славу Таридии, так это наследник престола Федор Иванович.

Ну, а я с большим интересом понаблюдаю за этим процессом, раз уж оказался в данное время в данном месте. И желательно бы немного со стороны. Только вот боюсь, что со стороны не получится, затянет меня в самое сердце интриги.

Сделав несколько шагов назад, я полностью втиснул свое отражение в зеркало. Повернулся левым боком, правым, затем спиной — м-да, хорош! Впервые появилась возможность нормально рассмотреть 'нового себя'. Тело мне досталось молодое, чуть пониже прежнего и более субтильное. Михаил человеком был болезненным и не утруждающим себя никакими физическими нагрузками. Черты лица самые обычные: нос прямой, глаза серые, подбородок с ямочкой, которая по утверждениям физиономистов указывает на упрямство персонажа. Волосы светло-каштановые. Ничего, жить можно.

Еще бы к дурацкой одежде привыкнуть! Белая сорочка, короткие штаны, бордовый камзол с причудливой вышивкой, белые чулки и туфли с пряжкой! Бр-р! Как к такому привыкнуть? Слава богу, что ношение парика не было обязательным — я ухватился за эту необязательность словно утопающий за соломинку.

— Великолепное зеркало! — на всякий случай я прикоснулся к поверхности кончиками пальцев, попытавшись 'сдвинуть' изображение, словно на экране сенсорного гаджета — у Фоминичны-то двигалось! Но нет, похоже, что чудеса закончились, зеркало оказалось просто зеркалом.

— Да, ваше сиятельство, — с готовностью подтвердил купец, — из Фрадштадта привезено вам в подарок!

Разговор не клеился. Явно чувствуя себя не в своей тарелке, Калашников был слишком напряжен, и каждое слово давалось ему с превеликим трудом. А уж от фразы о подарочном зеркале беднягу и вовсе бросило в пот — судя по полученным мною сведениям за такой подарок можно было спокойно купить небольшое поместье. И к этому нужно приплюсовать те суммы, что князь без зазрения совести брал в долг у незадачливого кандидата на звание своего тестя.

— А что, Юрий Иванович, можно ли у нас такие зеркала делать? — я тоже толком не знал как себя вести с представителем купечества, поэтому попытался перевести разговор на тему, в которой собеседник мог чувствовать себя свободнее.

— Да бог с вами, Михаил Васильевич, — глаза Калашникова округлились от удивления, — куда нашим-то криворуким? Тут и рецептура секретная и мастерство запредельное, а у нас хоть бы научились прилично простое стекло делать.

— Так что в Таридии вовсе зеркальщиков нет? — кажется, я промахнулся, задав вопрос, ответ на который был известен любому младенцу. По крайней мере, Сушков беспокойно заерзал на стуле в своем углу, а во взгляде купца я прочел мрачную решимость идти до конца — он только что окончательно уверился в моем слабоумии.

— Зеркала, князь, нигде кроме Фрадштадта не делают.

— Жаль, можно было бы неплохо заработать, — ответил я, отмечая в уме, что чуть позже нужно будет поинтересоваться этим вопросом.

Историей я всегда интересовался, правда, в основном мой интерес концентрировался на сражениях и войнах, а не на развитии производства, но то что долгое время зеркала были большой ценностью я знал. И помнил, что крупнейшим центром производства зеркал являлась Венеция. Время могу сопоставить только примерно, но определенные параллели с моим миром уже прослеживаются — что-то в районе петровской эпохи плюс-минус пол ста лет. Пока не знаю, что это мне дает, но знания лишними не бывают.

Вообще нужно признать, что все проведенные здесь полгода меня сильно мучил вопрос моей состоятельности. В свое время я прочел множество книг в жанре альтернативной истории и попаданчества. И везде едва попавшие в другой мир или в другое время герои, используя знания и навыки людей двадцать первого века, засучив рукава, немедленно принимаются за работу. И все-то у них получается, во всем им сопутствует успех: кто-то 'изобретает' бездымный порох, кто-то 'открывает' пенициллин, кто-то бросается развивать самолетостроение, а кто-то совершенствует боевые корабли, кто-то бросается захватывать бесхозные пока участки земли с огромными запасами золота или нефти, а кто-то строит оружейные заводы и поднимает сельское хозяйство. Смотри-ка, какой талантливый народ нас окружает в повседневной жизни! Кого ни забрось в непривычные условия чужой реальности, все проявляют себя с наилучшей стороны! А я вот, бестолочь такая, сколько ни смотрю по сторонам, ничего умного в голову не приходит! Остается лишь утешать себя тем, что сначала нужно пройти период адаптации, привыкнуть к окружающей среде, а потом уж меня обязательно 'прорвет' на гениальные откровения.

Потому информацию о зеркалах я взял на заметку. Если уж их производство окутано таким пологом тайны, то стоит подумать о засылке в этот самый Фрадштадт шпионов, чтобы попытались узнать по данной теме все, что можно. Если конечно у меня найдутся эти самые шпионы. Как некстати Игнат недельный отпуск взял! Сейчас, пока свежо в памяти, обсудили бы с ним — может кого-то из пластунов есть резон использовать? Ну, да ладно, поговорим, когда вернется.

— Хорошо, Юрий Иванович, прекратим ходить вокруг да около, хотите разрыва помолвки? Я не против. У меня скопились долги перед вами, если не ошибаюсь, сумма составляет шесть тысяч триста сорок четыре рубля, — дождавшись молчаливого кивка головой Калашникова, я продолжил, — половину суммы Афанасий Кузьмич выдаст вам прямо сейчас. За второй половиной приходите в Ивангороде через месяц, — никакой издевки в моих словах не было, поскольку торговец давно уже жил в столице и оттуда же предпочитал вести свои дела.

— Нет-нет, Михаил Васильевич, — мой собеседник наконец-то сумел справиться с изумлением, — поскольку я являюсь инициатором разрыва, то должен возместить вам ущерб. Таковы правила.

Это было действительно так, но я должен был предложить — не люблю быть должным кому бы то ни было. Активно отговаривавший меня от этого шага Сушков едва слышно выдохнул с облегчением. Но денежные долги — это еще не все. Я рассчитывал, что Калашников мне сможет пригодиться в будущем. А потому, кроме списания долгов, договорились еще об оказании мне нескольких услуг информационного свойства. Что мне могло потребоваться, Юрий Иванович представить толком не мог, но никакой угрозы своему состоянию в таком требовании не усмотрел и, не долго думая, согласился.

Уже после того как мы ударили по рукам, я озвучил свою первую просьбу — подыскать грамотных рудознатцев для обследования территории Холодного Удела и окрестных гор на севере страны. В полезных ископаемых я ничегошеньки не понимал, но в то, что их совершенно нет в горах категорически не верил.

Да-а. Окажись на моем месте 'нормальный', 'правильный попаданец', уже давно бы под пнутым на удачу камнем обнаружил богатейшую золотую жилу или россыпь алмазов. А у меня вот как-то не получался подобный фокус. По всей видимости, мое везение заключалось в возможности жизни в теле молодого князя Бодрова. Справедливости ради стоит отметить, что даже попадись на моем пути золотая жила или алмазное месторождение, я бы запросто прошел мимо. Потому что и в этом никогда не разбирался. Вот такой я непутевый попаданец — ни бриллиант с земли подобрать, ни пулемет изобрести. Ну, да ладно, уж какой есть.