Непрощенные...

Сержант нахмурился, и собеседник спохватился:

— Что-то меня немного ведет, — он перехватил поудобнее раненую руку. — Спрашивайте. Конечно.

Лейтенант скосил взгляд в сторону пробегающих мимо красноармейцев, затем перевел его на тела убитых. Выглядел он обеспокоенным и нервным.

— Мне голову разбило и все, что помню — взрыв... Какое сегодня число, товарищ младший лейтенант? — продолжил сержант.

Командир его не слышал. Он смотрел на труп с развороченным животом. Вырванные взрывом кишки вывалились на кирпичное крошево и лежали на нем неаппетитной грудой: сизое на буро-красном. Лейтенант побледнел и вывернул содержимое желудка под ноги замершему сержанту. Сверху, по кирпичной осыпи, скатился расхристанный красноармеец:

— Товарищ командир! Там вход в учроту раскопали, людей надо собрать, чтобы танки вывести, пока бомбить снова не стали, а меня слушать не хотят. Помогите организовать!

Лейтенант поднял осоловелый взгляд на подбежавшего бойца, покосился на труп, позеленел и скрутился в приступе рвоты.

— Ясно! — резюмировал сквозь зубы сержант.

Красноармеец, совсем еще молоденький паренек с широким детским лицом, чуть не плакал:

— Я кричу им, кричу, а они бегут и только отталкивают. Товарищ лейтенант!

Лейтенант скрутился в новом приступе.

Сержант стер со лба струйку крови, оставив на покрытом пылью лице грязно-красные разводы, и повернулся к бойцу.

— Где танки, говоришь?

— Там!

— Веди!

— А товарищ лейтенант?

Сержант смерил командира тяжелым взглядом и повернулся к красноармейцу.

— Не видишь, контужен лейтенант. Очухается, догонит. Веди! Ждать нельзя!

Боец кивнул и полез вверх по осыпи. Сержант карабкался следом. Лейтенант, согнувшись и размазывая по щекам перемешанные с пылью слезы, пытался сдержать судорожные позывы желудка.

* * *

Ильяс.

Свет возвращался урывками и бликами. Концентрические круги и сверкание искр в беспросветной черноте сменилось зыбким маревом. Заныла рука. Что это? Сон?

В ушах Ильяса еще звучали отголоски мелодии, но на зубах почему-то хрустел песок, а рукоятки пистолета в руке не было. Где он? Почему ноги засыпаны осколками кирпича, а спина ноет, как будто хватили обухом? Что за одежда на нем? Откуда широкий ремень со странной пряжкой? Что за шум в ушах?

Он встряхнул головой. Шум не проходил. Стены здания, внутри которого находился Ильяс, тряслись, ходил ходуном низкий потолок. Болели ноги, спина, страшно ломило в затылке.

Он подтянулся, освобождая ноги, в ответ на это движение вспыхнул и запульсировал огонь в рассеченной руке. Ильяс выругался сквозь зубы. Стало легче: выпустил злость. Будто крышку чайника приподняли.

У противоположной стороны послышался стон. Груда кирпича разошлась, явив взору Ильяса здоровенный армейский сапог, затем на свет появился и обладатель его — рыжеволосый здоровяк с окровавленной головой.

Незнакомец был одет в запыленную гимнастерку, армейские шаровары, заправленные в сапоги. Ильяс отметил, что погон у вылезшего незнакомца не было, как и то, что обмундирование незнакомца странного серо-стального цвета.

От близкого взрыва лампочка под потолком мигнула и погасла. Ильяс зашарил по карманам в поисках зажигалки или сотового, но ничего подобного там не было. Даже спичек.

— Черт! — выругался Ильяс.

В темноте чиркнула спичка, высветив лицо здоровяка.

— Э... Друг, — начал парень и осекся.

Как называть этого рыжего? Друг ли это?

— Где мы? — главный вопрос выскочил сам и прозвучал панически. — Где?

Здоровяк потряс головой, помычал и показал на собственную голову. Немой, что ли?

— Ты немой?

В колеблющемся свете блеснули белки глаз. Здоровяк выплюнул забившую рот штукатурку.

— Мне кажется, нас засыпало, — ответ прозвучал глухо.

Спичка погасла, комната погрузилась в темноту. В дальнем конце кто-то шевелился. Здоровяк выбрался из-под обломков и пополз на шум. Чиркнула еще одна спичка.

Ильяс отправился следом и наткнулся на мужчину в армейской форме, придавленного потолочной балкой. Старинная деревянная конструкция ударила его по груди и плечу, видимо, переломав кости. Раненый стонал в забытьи.

Здоровяк уже сопел рядом, расчищая тело от обломков кирпичей.

— Помоги!

Очередная спичка погасла, оставив их в темноте. Ильяс подобрался поближе, перехватил балку, потянул вверх.

Раненый зашелся в кашле, переходящем в хрип, дернулся и застыл обмякшей кучей.

— Отмучился, — резюмировал здоровяк.

— Где мы? — снова спросил Ильяс и снова не получил ответа. Он опустил уже ненужную балку.

Здоровяк, невидимый в темноте, с сопением начал очищать заваленный проход из комнаты. Камни, кирпичи, куски штукатурки отлетали почти к другой стороне комнаты. Через пару минут где-то сверху забрезжил лучик света. Ильяс взялся оттаскивать мусор от расширявшегося прохода.

— Вас как зовут? — он пробовал узнать хоть что-то об окружающем мире.

Рыжий остановился, повернул голову и пожал плечами:

— А хрен его знает, товарищ командир. Мне в голову чем-то шандарахнуло. Плывет все кругом.

— Даже имени не помните?

Здоровяк пожал плечами, показывая, что разговор окончен.

Он тужился, силясь поднять здоровенный кусок кладки, придавивший обломок балки. Вдвоем дело пошло быстрее.

Спустя короткое время они выкопали узкий лаз наверх. Расчистили. И поползли.

Дневной свет после темноты резал глаза. Отдаленный грохот канонады уже не давил на уши. Ильяс осмотрелся. Где он, черт возьми?

Он осмотрел себя. Военный ремень, штаны с карманами, явно армейские, сапоги. Гимнастерка с кубиком на каждой петлице и такого же странного, как и у сержанта, серо-стального цвета. Погон нет. Форма явно советская, не российская, а именно советская, причем древнего образца. Это что? И почему стреляют пушки? Война?

Взгляд Ильяса упал на полусгоревший обрывок газеты. Лицо крестьянина, заголовок "Дать больше!" и дата... 14 июня 1941года!

Здоровяк-сержант его о чем-то спросил, но Ильяс не слышал. Он ошеломленно глядел на мертвеца на краю воронки. Кишки из разорванного живота вывалились в кирпичное крошево, толстые мухи кружили над спекшейся кровью. В нос лез запах гари с легкой примесью... шашлыка.

Ильяс внезапно понял, что "шашлык" здесь жарить будут нескоро. И горит не баранина... Ком в животе рванул наружу, тело свело в судорогах. Ильяс согнулся пополам...

* * *

Олег.

В колонии я видел сон. Темная, обшарпанная квартира с неуютными, длинными комнатами, низкие потолки, узкие коридоры. В комнатах старая, полуразвалившаяся мебель, какой-то хлам в углах, мерзкий запах плесени и гнили. Выглядываю в окно — серая муть. Пытаюсь открыть дверь — не поддается. Приходит четкая мысль: в этих стенах я навсегда. Безнадега...

Сон повторялся, и я решил: если существует загробная жизнь, то меня ждет именно такая. Не Валгалла. Ее я не заслужил. Вышло иначе. Мир, в котором я очнулся, был живым и яростным. Саднила рассаженная кирпичом голова, ныла ушибленная спина, но на это было плевать. Руки-ноги слушались, голова соображала, светило солнце и голубело небо. Здесь шла война: рвались снаряды, горели дома, но я был жив и мог действовать. Бросив нервного "летеху" блевать (война — блюдо не аппетитное, пацан!), полез по осыпи. Боец карабкался впереди. Наверху я остановился: открывшаяся картина заставила свиснуть. Большое, приземистое здание (бывший склад, как пить дать!) пылало. Огонь охватил крышу, кое-где уже лизал стены...

— Быстрее, товарищ сержант! — паренек схватил за рукав. — Сюда!

Лезть в горящее здание казалось самоубийством — вот-вот должна обрушиться крыша! — но боец смотрел умоляюще, спорить не хотелось. Прыгая по кускам кладки, мы скатились вниз и подбежали к складу. В стену здания ударил снаряд, проломив брешь. Осыпавшиеся обломки растащили: проникнуть внутрь не составляло труда. "Тот самый вход, о котором говорил боец". Паренек шмыгнул в пролом, я, поколебавшись, полез следом.

Внутри стоял полумрак и плавал дым, к счастью, не густой. Виднелись темные остовы танков, непривычно маленьких и кургузых. На угловатой броне машин кнопками-пуговицами выделялись заклепки. У дальней стены высился штабель из ящиков, рядом стояли бочки. Боец подбежал к танку, стоявшему прямо перед воротами.

— Сюда, товарищ сержант! Полк на позиции выдвинулся, а про учроту, забыли! Мы вчера к стрельбам готовились: бак залит и боеукладка есть.

— Что ж сам не выгнал?

— Не могу сдвинуть, — боец указал на двухсотлитровую бочку, рухнувшую набок и заблокировавшую корму. — Просил помочь — никто не остановился. Хотел своих позвать, так учроту первой разбомбили... Одни развалины.

Глаза паренька подозрительно заблестели.

— Но мы, — он шмыгнул носом. — Все, кто уцелел... Под знаменем Ленина и Сталина... — Он сжал кулаки: — Они у нас кровавыми слезами!..

Понятно.

— Ладно, боец! Выдохни. Чем бочка не угодила?

— Так там же дырка!

— Что?

Паренек нырнул в дебри склада и вернулся с заводной ручкой — "кривым стартером". Ясно — не получается завести машинку.

— Вы, товарищ сержант, давно в учебке бывали?

— Давненько... Лом найдется?

Боец пожал плечами, я огляделся. Должен быть противопожарный щит... Вот он! Песок в ящике, багор, топор и то, что нам нужно, — лом!

— Навались!

Бочка стронулась с места и откатилась.

— Давайте внутрь, я заведу!

Интересное предложение. На верху башни торчала какая-то труба, закрытая округлым колпаком. Куда лезть?

На мое счастье, боец распахнул люк спереди танка. Он открывался, как ставни в окне: створка — вправо, створка — влево, третью подняли вверх и зафиксировали стопором. За стеной загрохотало — начался артобстрел. Дверь, обшитая железом изнутри, раскалилась. Пот лил градом.

Внутри танка было тесно и неудобно. Пока лез приложился макушкой о казенник пушки, врезался локтем в какую-то железяку, зашипел от боли, ругнулся, но все ж заполз. Танк, как я понял, был двухместным. Водитель — впереди, а командир, он же стрелок и заряжающий — в башне. Нашлось сиденье — маленькое и неудобное, присел. Спина уперлась во что-то твердое.

Мотор за спиной рыкнул и громко затарахтел. В люке появилась голова бойца. Бросив "кривой стартер" на пол танка, он плюхнулся в сиденье и взялся за рычаги.

— Поверните башню! — крикнул, перекрывая шум мотора. — Пушку повредим!

Логично. Пошарил рукой: маховичка для поворота не было. Не похоже, чтоб в этой клепанной колеснице имелся электромотор. Паренек оглянулся.

— Стопор снимите! — подсказал, указывая рукой. — И спиной! Упирайтесь и крутите!

Я последовал совету. Башня стронулась и повернулась. Тем временем мотор взревел, танк тронулся и, набрав скорость, вышиб ворота ангара. Я не видел этого, поскольку в тот момент сидел спиной к движению, но по грохоту упавшего железа догадался, что произошло. В смотровые щели хлынули лучики света, я развернул башню пушкой вперед и застопорил на погоне.

Танк отъехал метров сто и завернул за угол казармы. Дорогой я присматривался к манипуляциям бойца. Два рычага и педаль — проще не бывает. Синхронизаторов у коробки передач, ясен пень, нет. Чтобы воткнуть нужную, неопытный попотеет. Но опыт у меня как раз есть.

Громыхающая коробка остановилась. Приехали? Паренек полез наружу, я выскочил следом.

— Скорей! — крикнул боец, устремляясь к ангару.

— Стоять! — пришлось ловить за плечо. — Стоять, курсант! Ты чего? Куда?

— Там еще один! Еще танк! — он попытался вырваться, но в этот момент пылающая крыша с грохотом обвалилась. Невольно вспомнился штабель у стены. Если там снаряды...

— Опоздали! — он чуть не плакал.

Молодец, паренек, настоящий танкист: о технике — в первую очередь!

— Будут еще танки. Едем!

— Отбросим врага, вернемся и откопаем нашу "эмэску"! Так ведь? — он смотрел умоляюще. Я не стал возражать. Боевой дух — оружие победителя. Потрепал его по плечу:

— Всыплем агрессору — до Берлина лететь будет! Чихать и бздеть!

Паренек улыбнулся. Широко и по-детски.

— Давай в машину!

— Смотрите! — он указал рукой.

От развалин к нам бежал человек. Я узнал незадачливого "летеху". Проблевался, герой...

— Скорей! — замахал рукой, боец присоединился. "Летеха", видимо, и сам сообразил. Делая огромные скачки, подлетел к нам. Лицо его было в потеках пота.

— Сюда!

"Летеха" запрыгнул на корму. Боец удивленно глянул на меня, дескать, куда ж ты командира загнал? Объясняться было некогда. Внутри места только для двоих, а лейтенант... Пусть протрясется, барышня! Медлить опасно. Или самолеты вернутся, или шальной снаряд приголубит. А уж если в ангаре — снаряды...

Мы с бойцом сиганули внутрь, танк взревел и рванул по полю. Взрыв догнал нас через минуту-другую. Даже сквозь рев мотора и лязг гусениц я расслышал, как позади ахнуло, а затем затрещало часто-часто — рвался мелкий калибр. Обломок пылающего стропила, отброшенный взрывом, упал впереди танка и был раздавлен гусеницей. Я глянул в смотровую щель в тыльной стороне башни. "Летеха" не пострадал. Он балансировал на корме, держась за башню, в смотровую щель виднелись пряжка ремня и штаны ниже пояса. Судя по состоянию штанов, взрыв обошелся без последствий.

Танк преодолел поле и замер у развилки. Механик заглушил мотор, высунулся:

— Куда теперь, товарищ лейтенант?

Ответа не последовало.

— Выйдем! — предложил я.

Мы выбрались наружу, ошалелый лейтенант с безумным взглядом спрыгнул с танка.

Паренек взглянул на меня, затем на лейтенанта, не зная, кому адресовать вопрос, стушевался и промолчал. Я достал папиросы. Пока танк прыгал по кочкам, я прошарил содержимое карманов и кое-что обнаружил. Лейтенанту понемногу возвращался румянец. Он выудил из предложенной мной коробки папиросу, боец покачал головой:

— Не курю!

— Правильно! Вдруг привыкнешь?

Пацан почувствовал в моих словах подвох и насупился. Нашел время обижаться! Чиркнул спичкой, прикурил сам и дал огоньку командиру. Лейтенант втянул дым и закашлялся. Поймав мой взгляд, сделал вид, будто мошку проглотил. Детский сад, блин!

— Так... Ладно... Война, мужики! — надо было с чего-то начинать. — Что будем делать?

Паренек и я вдвоем посмотрели на лейтенанта, но тот упорно молчал. Пацан решился взять инициативу на себя:

— Танк заправлен, снаряды имеются! К учебным стрельбам готовили!

Выстрелы в боеукладке я разглядел. Считать их времени не было, но как минимум половинный комплект.

— Пулемета нет...

— Это ж новый "МС-1"! Который "Т-18"!— затараторил паренек. — "Сорокопятку" вместо тридцатисемимиллиметровки поставили, чтобы учить новой технике. С электроспуском! Вещь! Только вот башня маленькая, и пулемет не влез.

— Навоюем...

— Танк исправный! — насупился он. — Мотор — зверь! Сорок лошадиных сил!

Еще две добавить — и "Запорожец".

— Нам туда? — Боец указал сторону, где грохотала канонада.

"Туда" мне не хотелось. Но при лейтенанте командовать было неправильно. Канонада затихала. Немцы прорвали оборону Красной Армии и выходят на оперативный простор — это к гадалке не ходи. Наше клепанное корыто сожгут на подходе: один, даже малокалиберный снаряд... Помирать вторично и так скоро казалось глупо. Паренек же будто светился.