Том 1. Ересиарх

"Дура, — произнес про себя Аяо. — Я разнес ей пол-лица и выбил по крайней мере четыре зуба, а ты предлагаешь просто извиниться? Какой идиот примет такие извинения? Наверное, ты бы приняла, но это — ты. Таких, как ты, всего один болван на миллион умных. Полная идиотка!"

— Ладно, — сказала Май-чан. — Заходи, Ацумори-кун.

Отец Май-чан давно умер, и теперь храм оставался на ее полном попечении. Без особого пиетета Май расставила среди медных статуэток и больших статуй свои шкафчики и столики, на которых громоздились целые горы аниме, манги и прочего отаку-мусора. Целая комната была отведена под косплей-наряды. Порой Май надевала один из своих костюмов и крутилась так перед Аяо, который всегда корчил недовольную рожу и просил ее больше не позориться. Хотя нет, пару раз Аяо все же похвалил ее косплей; те костюмы Май хранила особо тщательно.

— Шестьдесят четвертый том? — спросила она, увидев, что принес с собой Аяо. — Я уже купила и прочитала. Там такое... такое... В общем, ужасно хочется тебе рассказать, но не могу, потому что ты тогда меня убьешь. О таком нельзя узнавать с чужих слов, это нужно прочитать самому!

Аяо болезненно поморщился. Май-чан просто обожала яойные пейринги, поэтому догадаться о том, что же именно будет в новом томе, было несложно. Наверное, очередной намек на отношения Тома и Ретардатора. Отстой полнейший; будь Аяо автором Мастерписа, он бы развивал исключительно линии, связанные с лоли и грудастыми няшками, не отвлекаясь на мужских персонажей.

— А что там с додзинси от Кей-куна? — поинтересовался Аяо, равнодушно пролистывая какую-то яойную мангу. "Я люблю тебя, Аяо-кун! — И я люблю тебя, Кога-кун! — Нет, ты не любишь меня, Аяо-кун, ты просто лжешь мне о своих чувствах! — Нет, это правда, мое сердце не может лгать! — Нет, оно лжет!" — и так до бесконечности. Имена "Аяо" и "Кога" заставили Ацумори призадуматься.

— Отвратительное, — печально произнесла Май. — Можешь забрать его себе. Кей-кун совсем исписался. Кровища и много-много фансервиса, и никакой романтики!

— Заберу, — сказал Аяо.

Май принесла ему чашку зеленого чая, и они вместе посидели немного за котацу, обсуждая Мастерпис. Затем Май-чан вдруг вздумалось принести к чаю пирожные, которые она держала в холодильнике. Вставая, она наступила ногой на свои хакама, потеряла равновесие и вдруг растянулась на полу.

— Черные. Кружевные, — произнес Аяо. — Ты это что, специально?

* * *

Домой Аяо вернулся, когда день уже перевалил за полдень. По залитой солнечным светом улице сновали туда-сюда люди в деловых костюмах. Бизнес-центр города постепенно сместился с западного района сюда, вслед за корпорацией "FTL", чей новый офисный центр был недавно возведен совсем рядом с домом Аяо. На месте детской площадки построили банк. Здесь воцарилась деловая атмосфера; новый, стальной и безжалостный мир ценных бумаг и высокотехнологичных гаджетов вторгся в сонную обитель традиций. Везде были развешаны указатели, плакаты и постеры, от которых рябило в глазах. Небоскребы обступили улицу, ограничивая обзор. Чуть подняв голову, Аяо увидел за ними громаду Токийской телебашни — символ того нового, что прогресс привнес в его старый, уютный мир.

Постояв немного на одном месте, Аяо продолжил свой путь. Вот его дом — всего двенадцать этажей, старая постройка. Он вошел внутрь и начал свой подъем. Лифт не работал.

Когда Аяо добрался до своей квартиры, он вдруг резко остановился и хлопнул себя по лбу. Уходя, он забыл закрыть за собой дверь, и теперь Мейда-чан могла спокойно сбежать. Или кто-нибудь вошел внутрь и теперь насилует ее, игнорируя исключительное его, Ацумори Аяо, право на подобные действия в отношении Мейды-чан.

Дверь раскачивалась туда-сюда, полуприкрытая. Аяо осторожно прошел внутрь и прислушался.

— ... И тогда я говорю ему: "Отпусти меня, мерзавец!" А он, мерзавец, все не отпускает, только пыхтит и слюни пускает. Ну, говорю: "Мне придется применить силу!" А он словно не замечает меня. И тогда я применяю силу, он орет и ... А, привет, Аяо-чан!

Перед глазами Аяо предстала идиллическая картина: Ацумори Аяме, его старшая сестра, сидит в кресле и пьет чай. Рядом с ней расположилась Мейда-чан, которая смущенно тискала в руках плюшевого льва и слушала все то, что ей рассказывала Аяме. На столике перед ними выстроились в ряд чашки, сладости и мисочки с соусом, куда можно было макать онигири. Кстати, и онигири там тоже были, рядом с небольшим чайником.

— Вот как? — медленно произнес Аяо. — "Привет, Аяо-чан"? Это все, что ты хочешь мне сказать, нэ-сан? Проваливай отсюда! Немедленно!

Аяме успела выдавить только: "Эй, а почему я виноватая?" — как вновь оказалась за дверью.

— Нэ-сан! — крикнул ей Аяо. — Вернешься только когда искупишь свою вину!

— Какую вину? Ты с ума сошел, Аяо-чан! Впусти меня!

Аяме принялась стучать в дверь. Но ей никто не открывал.

— Нэ-сан обиделась! — сообщила она, разворачиваясь на каблуках. — Теперь, Аяо-чан, мое расположение будет вернуть гораздо сложнее!

Тем временем Аяо, оставшись в квартире наедине с Мейдой, сказал сам себе:

— Ну а нам, Мейда-чан, пора приступать к третьему пункту моего списка.

* * *

— Эшли? Входи, — и Джеремия Кавендиш, архиепископ Лондонский и Британский, открыл дверь, пропуская внутрь свою гостью.

— Да, ваше высокопреосвященство.

Эшли Лавджой на встречу с архиепископом пришла в одном лишь нижнем белье и широком пальто до пят. Когда Кавендиш тщательно проверил все замки и повернулся, наконец, к ней, Эшли сбросила пальто на пол и оказалась перед архиепископом в трусиках и бюстгальтере. На его длинном породистом лице не отразилось никаких чувств, но Эшли показалось, будто она заметила тень улыбки на тонких губах.

Джеремия Кавендиш крепко связал веревкой руки своей юной гостьи за спиной, затем накинул конец веревки на крюк в потолке, на котором висела лампа в соломенном абажуре и подтянул ее гибкие руки вверх. Она застонала от блаженства, нагнулась, выгнув спину. Архиепископ стянул ее трусики и прижал к носу, вдыхая аромат. Затем бросил их куда-то в угол, повернулся к Эшли, висевшей на крюке, и аккуратно разделся. Эшли уже в третий раз видела тело архиепископа и все равно поразилась, в насколько же хорошей форме поддерживал себя Кавендиш, человек духовного сана. Его грудь пересекали две перекрещивающиеся линии: одна — от ключиц до пупка, другая, перпендикулярная ей — от левого соска к правому. Словно христианский крест.

Архиепископ подошел к Эшли и медленно ввел эрегированный член прямо в анус. Она кричала и выла от наслаждения, пока он размеренно сношал ее. Смазка с ее половых губ капала на пол. Архиепископ, судя по всему, был близок к тому, чтобы кончить, но все же извлек член из узкого ануса и ввел его во истекающее соками влагалище. Член легко скользил, Кавендиш чередовал ритм и глубину, иногда стимулируя рукой клитор. Пальцами Эшли вцепилась в веревку, вывернутые плечи напряглись, и она визжала от боли и наслаждения. В какой-то момент архиепископ схватил ее за волосы и потянул голову на себя. Она взвыла и у нее наступил продолжительный оргазм, во время которого он порвал ее лифчик и сильно оттянул соски ее маленьких грудей вниз. Архиепископ кончил.

Когда она обессилела, он снял веревку с крюка и толкнул девушку на пол. Эшли рухнула со стоном блаженства.

— Не развязывайте меня, ваше высокопреосвященство — взмолилась она, когда архиепископ взял ее за плечо, чтобы поднять с пола. — Пожалуйста, я хочу снова!..

— Хватит тебе на сегодня, грешница, — отрезал архиепископ. — Одевайся.

Он, как всегда, был бесстрастен. Эшли вздохнула и набросила себе на плечи пальто. Трусики она искать не стала.

— Эшли, — произнес архиепископ, закончив приводить себя в порядок, — как обстоят дела с поисками меча?

— Пока никак, ваше высокопреосвященство, — сказала Эшли, чувствуя невольное раскаяние. — Эти мерзкие поляки по-прежнему отпираются. Делают вид, что они тут не причем, сволочи капустные. Ваше высокопреосвященство, поляки ведь специально позволили еретикам похитить меч!

— Не делай поспешных выводов, — нахмурился Кавендиш.

Эшли тут же поправилась:

— В смысле, все равно их вина в этом есть. Меч-то не сберегли!

— Вот как, — медленно произнес архиепископ. — В твоем послании было сказано, будто у тебя есть хорошие новости. Говори.

— Меч я, и вправду, пока еще не нашла. Пока еще, — Эшли подчеркнула это "пока". — Зато в Польше отыскался след ересиарха Курумару Тацуо!

— Вот как, — повторил архиепископ.

— Да, — разгорячилась Эшли. — И, судя по всему, он как-то связан с пропажей меча!

— Не думаю, — оборвал ее Кавендиш и поднял руку, приказывая Эшли молчать. — Курумару не станет связываться с артефактами подобного рода. Это не его стиль. Скорее, он...

Эшли подалась вперед, заинтригованная, но архиепископ не стал продолжать свою мысль. Вместо этого он спросил:

— И где же сейчас находится Курумару?

Эшли коварно усмехнулась:

— А где еще может находиться японец? Конечно же, в Японии.

Глава третья

Прошло несколько дней, и Аяо приноровился жить без школы. Как оказалось, учеба отнимала у него очень много времени, а теперь, когда необходимость учиться отпала, делать ему стало попросту нечего. Аяо решил эту проблему, полностью сосредоточившись на несчастной Мейде-чан. Он постоянно тискал ее, словно игрушку, и никуда не отпускал от себя.

Новая соседка раздражала его одним своим видом, однако вела она себя смирно, всякий раз здоровалась с ним при встрече и склоняла голову. Еще Михара Касуми пообещала Аяо, что приложит все усилия, чтобы его восстановили в школе, потому что ей, мол, очень хочется учиться вместе с ним. Глупости, но Аяо не возражал. Пусть делает все, что хочет.

Разбудив Мейду-чан, Аяо повел ее на прогулку. Ему всегда казалось, что без контакта со свежим воздухом и хорошего моциона любой человек вскоре захиреет. Жаль, что при этом не удосужился покормить Мейду. Сначала он хотел просто купить ей данго или еще какую-нибудь ерунду, которую во множестве продавали на улицах. Но он забыл о своем намерении, и все три часа, которые они провели в парке, Мейда стойко терпела муки голода. Аяо сжимал в своем кулаке ее ладошку, и девочке казалось, что при малейшем неповиновении он попросту раздавит ей все пальцы.

Наконец ужасная прогулка закончилась, и они отправились домой.

В подъезд Мейда-чан вошла первой. Аяо уже собрался зайти вслед за ней, когда кто-то положил ему руку на плечо. Вспомнив Когу, которому он пообещал "побарахтаться", Аяо обернулся.

Позади себя он увидел радостно улыбающегося блондина в женских очках.

— Сладенький мой, — прокукарекал чувак и попытался лизнуть Аяо.

На всякий случай Аяо врезал ему наотмашь по морде. Поведение блондина озадачило его.

Чувак отскочил и схватился за челюсть:

— Обалдел что ли? Дай я просто подойду к тебе! — заверещал он. — Ну чего ты, я же тебе не враг!

Парик у него съехал набекрень, и Аяо увидел под ним сияющую лысину.

— Пошел вон отсюда! — растеряно произнес Аяо, отступая назад.

— Блин, ну не бей. Мне просто надо познакомиться поближе с тобой, сладенький, — промычал блондин и приблизился на расстояние удара.

— Ацумори-сама... — высунулась из подъезда Мейда-чан, но, увидев блондина, немедленно спряталась обратно.

Продолжая отступать, Аяо с силой сунул лысому в рожу еще раз. У фальшивого блондина с носа слетели очки, и он прыгнул на Аяо, пытаясь лизнуть его в полете и выкрикивая как лозунг: "Сладенький, я так тебя люблю!"

Аяо вдарил ему ногой в живот, затем нанес ряд ударов по корпусу. Меч он сломал о твердое ебло девочки-волшебницы, а то лысому ублюдку досталось бы и деревянным клинком. Блондин прикрывался, отворачивался, стонал, уронил парик и, в конце концов, не выдержав, убежал с обиженным воплем.

— Беги и не возвращайся! Как тебе не стыдно, извращенец! — крикнул ему вслед Аяо. Кулаки распухли — рожа у блондина оказалась на редкость крепкой.

Мейда-чан дрожала от страха. Ацумори, подумав, спросил, в чем же дело. Блондина лысого он прогнал, чего же теперь бояться?

— Блондин больше не вернется, — неуверенно произнес Аяо, погладив волосы Мейды. — Правда.

— Вернется! — вздрогнула Мейда. — Его послал Курумару. Теперь он знает, где ты живешь, и теперь придет со своими людьми. Они тебя подвесят, и будут резать, как Усаги-сана.

— Кого? — удивился Аяо, представив себе, как толпа лысых блондинов топчется вокруг освежеванного зайца. Говорить о том, что благодаря покемону с крыльями Курумару давно уже знает, у кого прячется Мейда, Аяо не стал.

— Впрочем, — добавила Мейда-чан, — наверное, между тобой и Курумару нет особой разницы. Ты тоже жестокий.

Аяо, в принципе, было все равно, что о нем думает Мейда. Однако подобную наглость прощать нельзя, иначе служанка вообразит, что ей можно его шпынять. Поэтому Аяо сделал вид, будто слова Мейды его задели.

— Ты просто не понимаешь меня. И даже не стараешься, — буркнул он, отвернувшись к стене.

Мейда пришла в замешательство. Она опустила глаза, переступила с ноги на ногу, а потом, не выдержав, принялась сбивчиво извиняться за свою резкость, смешно прижимая руки к груди. Аяо великодушно простил ее. Про себя он отметил, что обязательно накажет ее, только чуть позже.

Мейда была голодная, и Аяо покормил ее несвежим салатом, который пролежал в холодильнике около четырех дней и давно уже испортился. Когда Аяо поставил перед девочкой миску с вонючим салатом, Мейда, поняв, что происходит, попыталась сбежать. Тщетная попытка. Аяо заставил ее съесть все до конца. После этого Мейда, сославшись на плохое самочувствие, легла без сил на свой коврик. Лицо девочки побледнело, на лбу выступили капли пота, она прерывисто дышала. Аяо некоторое время смотрел на нее, затем отправился одеваться. Заперев Мейду одну в квартире, он двинулся в ближайший секс-шоп.

Из секс-шопа Аяо вернулся с несколькими фаллоимитаторами разного размера, красивым собачьим ошейником и плеткой. Если подумать, все это он мог найти и среди вещей сестры, однако Аяо хотелось, чтобы у Мейды-чан было все новое.

Когда он открыл дверь, то обнаружил Мейду на прежнем месте. Видимо, он все-таки сумел переварить несвежий салат и теперь выглядела намного лучше. Ее щеки порозовели, а дыхание нормализовалось. Ничего, подумал Аяо, сейчас все станет хуже, намного хуже.

— Ацумори-сама, с возвращением! — поприветствовала его Мейда.

— Ага-ага, — кивнул Аяо. — Раздевайся.

Мейда покраснела, но все же стала медленно расстегивать застежки на своем платье горничной. Ее слабые пальчики с трудом справлялись с тугой молнией. Наконец платье упало на землю, и Мейда осталась перед Аяо в одних полосатых трусиках. Грудь она тут же прикрыла ладошками, однако Аяо успел заметить, как напряжены ее соски. Его губы раздвинулись в алчной улыбке.

— Трусы тоже снимай.

Он привел Мейду в гостиную, где запихал ей в рот ее же полосатые трусики. Затем Аяо связал ей скотчем руки за спиной, и положил беспомощную Мейду на пуфик. Девочка тряслась от страха.