Я невольно пожалел спецназовцев, что сдуру полезли в лес и подняли всю нечисть, хотя сразу было понятно — они не лесные, и не смогут выжить в лесу. Сначала, когда они появились и схватили Ольгу, я их почти возненавидел, но сейчас успокоился — ребята делали то, что им приказали, они такие же исполнители, как и мы. Интересно, что оставшиеся спецназовцы будут делать дальше? Улетят?
Подумав про это, я мгновенно вспомнил про свою проблему — Ольга так и сидит за решеткой. А если бы мы не отбились, то она даже умереть в бою не смогла — твари так и забрали бы её тепленькой. Даже не представляю, что можно ожидать, попав к ним живым. Всем нам, хотя и полуофициально, с самых первых дней в ополчении, вдалбливали одно — живым в лапы тварей попадать нельзя.
Я достал из нагрудного кармана потрепанную 'Мотороллу' и попытался вызвать Смирнова. Рация прохрипела и смолкла. Я вспомнил, какие рации были у пропавших спецназовцев — новенькие, настоящие армейские, не чета нашим. Я еще раз вызвал всех сразу:
— Это Игорь. Кто живой — откликнитесь!
— Все нормально, Игорек, — раздался в динамике искаженный голос Павла. — Все живы. Твари до лагеря не добрались. Тебе командир отвечал, не слышишь?
Я совсем успокоился. Павел был из таких людей, которым можно доверять. Основательный, немногословный. Как-то так получалось, что он всегда был там, где надо. Его и посадили за Корд, стоявший на самом верху, чтобы он всех видел и мог помочь в случае чего. Этот пулемет был самым мощным оружием на нашем холме.
— Паша, посмотри тогда за моим сектором. Мне надо на пять минут отойти.
— Давай, пригляжу.
По прошлому опыту я знал, что раньше, чем через пару часов твари в новую атаку не пойдут. Это был минимальный срок, а обычно они нападали всего один раз за ночь, хотя бывали и исключения. Но ночью, так быстро как сейчас мы никогда не отбивались. День есть день — это время человека, а не этих уродов. Ночью хоть и осветительные ракеты вывешиваем и прожектора, и приборы ночного видения — все равно преимущество у тварей.
Я закинул автомат за спину и в очередной раз направился по окопу наружу. И уже почти не удивился, когда вдруг сзади зазвучали выстрелы и в воздухе зазвенел, набирая высоту, вой 'баньши'. Сегодня все правила рушились.
— Чтоб вы... — выругался я. Похоже, до Ольги я так и не дойду. Но деваться некуда — раз завыла эта тварь, хорошего ждать не приходится. Баньши вообще редкий гость, я её слышал всего пару раз, оба раза после этого были самые тяжелые ночи в моей службе. Я на ходу передернул автомат, и упал на свое место.
Куда стреляют? Я проводил стволом по стене леса и никого не видел. Выстрелов больше не было, зато голосистая тварь разошлась не на шутку. Её противный загробный вой — намного громче и противней чем вой обычных тварей — выворачивал душу. Кто-то метко заметил, что вой баньши — это похоронный марш, когда его играют для тебя. Немного погодя я положил Калашников перед собой и снова взялся за бинокль. Мне показалось, что в центре выступа леса, прижавшегося к самой дороге, что-то движется.
Бинокль разогнал сгущавшиеся сумерки и вплотную приблизил лес. Точно! Там кто-то есть. Что-то слишком большое даже для взрослой особи. Но, тут можно было легко ошибиться — твари мутировали слишком быстро и чуть ли не каждый месяц, нам присылали картинку с новым уродом. В большинстве случаев, правда, эти новые твари так и оставались в единственном экземпляре. К черту! Некогда размышлять, что там за штука. Я приложил автомат к плечу, перевел переключатель на короткие очереди и прицелился. Палец лежал на спусковом крючке, а я не нажимал. Что-то остановило меня — непонятная тварь среди кустов вдруг развалилась на несколько частей, и мне почудилось что-то знакомое. Это же люди! — вдруг ударило мне в голову. Твари двигаются совсем не так.
Я схватил рацию и заорал:
— По центру, смотрите! Там люди!
— Не ори, — затрещал из динамика голос Павла. — Мы видим.
Из кустов выдрались двое. Они тащили еще одного, то ли убитого, то ли раненного. Верней, тащил его один, второй прикрывал отход. Он шел, постоянно оглядываясь, и держал автомат у плеча.
Снова захрипело, и раздался голос Смирнова.
— Отсекайте, если твари к ним сунутся.
Его слова словно услышали твари внизу. Вой баньши поднялся на невообразимую высоту, у меня даже зубы заныли. И в ту же минуту из лесу хлынула новая волна нечисти. Выскочили они, как всегда, толпой сразу из всех кустов. По краю, там, где были несколько ложбинок, впереди основной массы мчалась нескладная фигура 'разведчика' — эта тактика не менялась никогда, в этом у них не было никакой фантазии. Но в этот раз все пошло не так, вместо того чтобы единым фронтом атаковать нашу высоту, большинство сразу кинулось к людям. И лишь несколько особей, все-таки, рванули вверх.
Надо было пристрелить разведчика, но некогда — в первую очередь надо прикрыть людей. Наши автоматы ударили одновременно. Пули сбивали с ног, серых и зеленых полулюдей-полузверей, но, даже упав на землю, с оторванными конечностями или разорванным брюхом, они упорно ползли к спецназовцам.
Пулемет Павла молчал, боится людей зацепить, понял я. Но без мощного баса Корда, музыка боя казалась жидкой. Его очереди, кроме основной цели — уничтожать врагов, всегда давали психологическую поддержку — стреляет, значит, все хорошо, значит, Паша все видит, и всегда поддержит. По-моему, и нечисть уже знала его пулемет, как только он начинал работать, атака сразу теряла скорость. Во всяком случае, так казалось мне.
Твари окружили спецназовцев и на миг мне показалось, что им конец. Но нет, там снова раздалась длинная очередь и через поредевшую кучу нечисти опять показались люди. Однако ненадолго — тварей было слишком много. Первый боец, тащивший раненного, вырвался вперед, в свободной руке у него был пистолет и он, не целясь, стрелял в подползавших оборотней. Зато последнему, прикрывавшему отход, не повезло — он запнулся и упал. В тот же момент толпа серых тел накрыла спецназовца.
Я выругался. Что делать? Стрелять нельзя — можно попасть в человека, но сидеть так просто нельзя! В нерешительности, я отвел ствол и дал короткую очередь по особям, рвущимся к куче.
В этот момент мимо моей амбразуры пробежал человек. Сашка — узнал я. Он оказался смелей, чем я. На ходу стреляя из Калашникова, Федоров бежал навстречу поднимавшимся спецназовцам. Я затаил дыхание — успеет или нет? Тащивший раненного заметил Саньку и что-то крикнул ему, что — я не разобрал, но Федоров, похоже, понял. Он дал еще очередь, потом забросил автомат за спину и подхватил раненого. Силы у него были еще не растрачены, и Сашка быстро поволок тело в гору. Освободившийся боец сразу развернулся и хотел броситься назад, на помощь третьему, но не успел.
Раздался взрыв, копошащаяся куча вспухла и опала. Твари вокруг взвыли.
Взорвал гранату — догадался я. Царство ему небесное.
Спецназовец присел, когда прозвучал взрыв, потом вскочил и одну за другой бросил еще две гранаты туда, где копошились твари.
— Ложитесь! — в рации звенел голос Павла. — Кричите им, чтобы упали.
Я почти высунулся в амбразуру и заорал:
— Падайте! Санька, падайте!
Не знаю, услышали они меня, или рацию, но оба — и Сашка с раненным, и второй спецназовец плашмя упали на землю. Тотчас загрохотал, запел Корд. Смертоносная крупнокалиберная метель прошла над лежавшими и ударила по тварям. И кучу, и спешащих к ней уродов разметало за несколько секунд.
— Все! Пусть бегут! — опять прохрипела рация.
— Бегите! — во все горло заорал я.
В этот момент мимо меня проскочил вниз еще один человек. Филя. Блин, вот от кого бы я такой смелости не ожидал. Пацан, пацаном. По-моему, даже школу не успел закончить
Филя, Сашка и спецназовец волоком затащили тело за мою амбразуру, и пропали из вида. Через полминуты опять заработала пулемет Павла, похоже, они ушли с линии огня.
Твари все-таки поняли, что им сейчас при свете, ничего не добиться. Вой посланницы смерти прекратился, перестал подгонять их. Живые быстро скрылись в посеченных, изрубленных кустах, а недобитые ползли туда же понемногу. Страшное это было зрелище — покалеченные обрубки черного мяса, сверкая белыми торчащими костями, дергаясь, уползали в лес.
Теперь надо было выйти и обыскать весь лагерь. Это было то, что я не любил больше всего. Одиночные твари — обычно мелкие — все-таки успевали проскочить в лагерь, и после отхода основных сил, прятались в любых укромных темных местах. Так полгода назад погиб Коля Солодовников. Тварь размером с крысу, забилась между бочками с солярой для дизель-генератора, а когда Колян её нашел, прыгнула и вцепилась ему в горло. Пока мы её прикончили, она изорвала парню всю шею.
Как я и думал, через пару минут Смирнов скомандовал:
— Всем, кроме Иванова, на осмотр лагеря! Павел, смотри в оба. Черти сегодня совсем озверели.
Конечно, озвереют, — думал я, выбираясь из окопа. — Когда в их логово люди лезут.
Поднявшись наверх, по привычке сразу заглянул за потрескавшуюся бетонную плиту — там однажды меня поджидал спрятавшийся разведчик. В тот раз я чуть не отдал богу душу, никак не ожидал встретить нечисть на выходе из окопа. До сих пор не пойму, как я успел среагировать — реакция и движения у разогретых тварей, гораздо быстрее человеческих. Скорее всего, меня спас охранный медальон — хоть и маленький, но из чистого золота. Всем, кто на постах, на первой линии, как мы, Город бесплатно дает такую штуку.
Тварь тогда кинулась на меня, и медальон на груди оказался прямо перед его мордой. Вот он и замедлился. Весь рожок я в него всадил со страху.
За плитой никого не было, не расслабляясь, я покрутил головой — все ребята шли по своим, давно отработанным маршрутам. При зачистке важна методичность, нельзя пропустить ни одно укромное место. Но я в этот раз нарушил все правила — не пошел по своему участку. Сердце гнало меня в другую сторону. К черту! — решил я. — Успею. Надо посмотреть Ольгу.
Наверху уже не было ни спецназовцев, ни наших. Похоже, раненного затащили в лазарет. Вертолетчики — те так и не вышли, сидели, закрывшись в 'восьмерке'. Правильно делают, подумал я. Толку от них в бою с тварями было бы немного, а вот раненых в случае чего, спасти они могли. Все-таки в Городе возможностей у медицины больше. Хотя вряд ли бы, кто живой из нас отсюда сбежал. За время службы, все кто находился на посту, стали в чем-то похожи на тварей из леса. Такие же отмороженные — если те, не останавливаясь, лезли и лезли на нас, то мы в свою очередь считали, что рождены для того, чтобы стоять тут насмерть.
Пост — это навсегда. Звучит пафосно — но это так. Те, кто были из другого теста, отсеивались за один-два месяца.
Я торопился, но впитавшийся уже в кровь опыт, заставлял идти осторожно, разглядывая каждую тень в ямках. Однако, как только я вышел на прямую видимость и разглядел клетку, осторожность покинула меня. Не веря своим глазам, я помчался к 'карцеру'.
Решетчатая дверь была распахнута, контейнер был пуст.
— Что за хреновина?
Дверь висела на дужке огромного замка, петли с другой стороны были вырваны. Кто мог такое сделать? Хоть петли и самодельные, из катанки-шестерки, но голыми руками не один человек не порвет. Не Ольга же? Да и не было тут никого.
Я подозрительно посмотрел на закрытую 'восьмерку', кроме них здесь никого кто хотя бы теоретически мог это сделать. Но и они тоже не гиганты — каким образом можно сорвать петли? Нужен хотя бы лом. Вокруг ничего похожего не было.
Я прижал тангетку и вызвал Смирнова.
— Палыч, ответь. У меня проблема.
Тот откликнулся сразу:
— Что такое? Тварь нашел? Вызывай всех.
— Не, не тварь. Пропала пленная. Ты ничего про это не знаешь?
— Иди на хрен, — не поверил командир. — Как это она смогла свалить из камеры?
— Вот и я думаю. Приходи, тут дело очень плохое. Дверь сорвана.
— Бля..., — донеслось из рации — Иду. Ничего не трогай.
* * *
Смирнов появился не один. Вместе с ним пришли Санька и Филя, я сразу понял, что Палыч был в медчасти, и прихватил их оттуда. Оба парня были взбудоражены — раскрасневшиеся лица с поблескивавшими глазами говорили, что он не отошли еще от произошедшего. Ребята, когда вызволяли спецназ, сошлись с тварями чуть не в рукопашную, на такое надо решиться. От Саньки можно было, конечно, и не такой фортель ожидать — он чокнутый, а вот Филя. Он, когда к нам пришел, я подумал — продержится максимум неделю. Такой он был домашний и не военный — как цыпленок.
— Но чо я говорил! — сразу начал Сашка. — Я предупреждал — она из леса, значит не человек. Человек дверь с петель вывернуть не сможет. Ушла на хрен вместе с тварями.
Смирнов молчал и, удивленно качая головой, осматривал разорванные петли. Филя тоже не сказал ни слова, но было похоже, что он на стороне Сашки. Наверное, совместная смертельная вылазка, как-то сблизила их.
Блин! — выругался я про себя. Логика в словах Федорова все-таки была — ведь кто-то освободил её. А вертолетчики?! — мне только сейчас пришло в голову, что они должны был видеть все — вертушка стоит на площадке выше всех, кроме пулеметного гнезда Павла. Я не успел.
— Надо спросить у ребят из 'восьмерки', — высказал мою мысль Смирнов. — Они должны были все видеть. И почему-то не подняли тревогу.
— Да понятно почему, — усмехнулся Санька. — Обделались от страха, когда тварей увидели. Поди, в Городе думают, что это сказки.
— Сейчас узнаем, — усмехнулся и Палыч. Презрение к городским было общей чертой всех сидящих на первой линии, на постах.
— Ты, — он посмотрел на меня. — Пошли со мной. А вы ребята, порыскайте еще тут по округе. Сами знаете, они, суки, могут в любую дырочку спрятаться.
— Хорошо, Палыч, — ответил Санька и показал Филе его сторону. Армейской субординацией у нас и не пахло.
Вокруг уже основательно посинело. Поганое время. Сумерки. Мы пошли наверх, на лысую площадку перед расположенной на самой вершине вышкой Паши. На ней мы сжигали накопившийся мусор. Кто бы мог подумать, что она станет вертолетной площадкой.
Забравшись, мы подошли к пассажирской двери, и Палыч постучал по круглому стеклу.
— Ребята, откройте, поговорить надо. Это командир поста, капитан Смирнов.
Однако ничего не произошло — в вертолете молчали.
— Спят, блин, что ли? — командир раздраженно постучал опять. В этот раз сильнее.
Мне показалось, что я услышал какой-то скрип внутри вертушки, но ответа мы так и не дождались.
— Что за хрень?
На лице Смирнова появилась тревога. Он несколько раз ударил по дюралю прикладом Калашникова. Я тоже закричал:
— Эй, орлы, открывайте! Сейчас дверь сломаем.
Смирнов достал рацию и вызвал Иванова.
— Паша! Ты не видел, куда летуны из вертушки делись? Выходили они вообще?
Павел отозвался сразу:
— Командир, я никого не видел. Сам понимаешь, мне не до этого. Твари не дают отвлекаться. Я, честно сказать, за лагерем не смотрел.
— Ну, бл..., — хотел выругаться Палыч, но не успел. Рация захрипела голосом Павла:
