Война за Миссисипи (Крестоносцы 5)

За всеми действиями туземцев внимательно наблюдали трое европейцев расположившихся в тылу индейского лагеря недалеко от импровизированного "командного пункта". На личностях этих персонажей, уважаемый читатель, стоит остановиться подробнее, ибо были они весьма и весьма неординарными. Тем более, что с одним из них мы уже знакомы. Отец Диего, а это был именно он, за прошедшие пять лет изменился довольно мало. Годы странствий и шпионских интриг здоровья доминиканцу, конечно, не добавили, но и бойцовского пыла отнюдь не охладили. Потерпев фиаско в своих попытках вредить новороссам в их столице, он решил теперь зайти с другой стороны, нанеся удар по южным владениям княжества. И как мы видим, в этом начинании весьма преуспел, организовав полномасштабное вторжение. Одному Богу известно, сколько сил и нервов пришлось потратить папскому шпиону, какие чудеса хитрости и изворотливости проявить, чтобы заставить, в общем-то, изначально не настроенного на конфликт с пришельцами, правителя натчей начать эту войну. И вот, наконец — то, сбылось. Монах удовлетворенно обвел взглядом результат своих стараний, и подняв глаза к небу прочел короткую и пылкую молитву призывая всевышнего всячески поспособствовать успеху замыслов своего верного слуги.

— Молитесь, молитесь святой отец — усмехнулся высокий кабальеро лет тридцати с тонкими, не лишенными благородства, чертами лица, высоким открытым лбом, густой шевелюрой выбивающихся из под мориона черных волос и аккуратной бородкой — надеюсь, небеса услышат ваши молитвы и наши доблестные союзнички не провозятся долго с этим скоплением деревянных хижин, по недоразумению именуемым крепостью. Кстати, сеньор де Сото, как вы оцениваете боевые возможности наших туземцев?

— Право не знаю сеньор Фернандо — смуглолицый, черноволосый, подвижный, юноша лет семнадцати-восемнадцати, в играющей солнечными зайчиками блестящей кирасе надетой поверх черного, богато расшитого, но несколько потрепанного колета, и бархатном берете украшенном роскошным плюмажем, с сомнением покачал головой — стараниями святого отца мы смогли обеспечить часть этого стада нормальным оружием, но вот насколько хороши они в бою, сказать трудно. Будь в моем распоряжении хотя бы сотня добрых испанских солдат, этот хлев не продержался бы и часа.

— Увы, мой юный друг, пока о такой роскоши остается только мечтать — заметил тот, кого назвали "сеньор Фернандо" — но смотрите, кажется, начинается!

Действительно стоящий на холме вождь, воздев руки к небу, прокричал что-то пронзительное и грозное. Тот час же зарокотали барабаны, завопили, завыли жрецы, и все разношерстое воинство, потрясая оружием, ускоряя шаг, устремилось на штурм.

Серые облачка порохового дыма вспухли над частоколом и плавно поплыли в сторону реки. Над пестрой толпой осаждающих раздался многоголосый вой, но одновременный залп трех десятков мушкетов не смог остановить накатывающуюся подобно морскому прибою живую волну из нескольких сотен индейских воинов.

— Святые угодники! Синьоры! Я слышал, что аркебузы еретиков могут стрелять далеко, но чтобы настолько? Невероятно! — изумленно воскликнул молодой де Сото — этого просто не может быть. Здесь же не меньше семи акт.

— Увы сын мой — сутулый доминиканец оторвался от созерцания раскрывавшейся перед ним, достойной кисти баталиста картины, вновь печально поднял глаза к небу — очевидно враг человеческий не жалеет сил для того, чтобы поддержать слуг своих, давая им в руки столь богомерзкое и бесчестное оружие. Но, тем не менее, мы должны уповать на помощь всевышнего, и постараться разрушить дьявольские козни.

— Мда, однако, святой отец, боюсь, сделать это будет не так-то просто — третий испанец, указал на крепость — смотрите, еретики снова стреляют. И клянусь распятьем, прежде чем наши голозадые союзнички успеют добраться до вала, они успеют сделать еще, по меньшей мере, один залп.

Словно подтверждая его слова над стеной острога, вновь грянули раскаты ружейных и пушечных выстрелов. Толпа индейцев, штурмующих крепость, остановилась и вдруг отхлынула назад, оставив лежать на земле больше полусотни убитых и раненых.

— Проклятье! Они бегут ... — крик бешенства вырвался из груди де Сото и внезапно оборвался, когда кусок свинца ударил в голову молодого человека, бросив на землю уже бездыханный труп.

— Дьявольшина! — его старший товарищ несколько секунд в полном недоумении переводил взгляд с распростертого на траве неподвижного тела на легкое облачко порохового дыма, уплывающее от одной из бойниц надвратной башни — но..., но это же невозможно!

— Увы, сеньор Кортес, с тех пор как мне довелось побывать в гнезде этих еретиков, я вообще перестал чему-то удивляться. Бедный, бедный юноша, он подавал такие надежды. Прими господь его душу — отец Диего торопливо перекрестился и, ухватив оторопевшего спутника за рукав, увлек его за собой, спускаясь с пригорка — нам необходимо уйти, следующий выстрел может быть не менее точен.

— Ловок ты Петруха с огненным боем управляться — довольно крякнул Кольцо, разглядывая через бойницу результат выстрела — сколько тут? Шагов триста, поди, будет? А ну, теперь вон того петуха сними. Коли сможешь его достать, так и быть, задарю тебе оружье.

— А не жалко тебе батька? — довольно осклабился уже знакомый нам, черноусый казачина, любовно оглаживая цевье "титовки" — дорогая ведь вещь. Не передумаешь потом?

— Передумаешь... Сопляк! Да ты попади сначала, потом причитать будешь. Коли Прохор Кольцо слово свое сказал, значит, так оно и будет, не сумлевайся — фыркнул атаман — да и потом, не с руки мне эта игрушка. Я больше саблей, да луком управляться привычен.

Петруха довольно ухмыльнулся.

— Попаду, чего не попасть то? — пробурчал он себе под нос, и покопавшись в висящей на плече сумке, извлек оттуда бумажный цилиндрик патрона. Зубами надорвал гильзу, вытряхнул на ладонь продолговатый кусочек свинца. Немного пороха сыпанул на полку кремневого замка, остальное вместе с гильзой запихал в ствол, туда же аккуратно, донцем вниз опустил пулю, тщательно утрамбовал все это шомполом. Выглянул в бойницу, некоторое время, прищурившись, прикидывал расстояние до цели.

Между тем толпа отступающих плавно обтекала холм, на вершине которого, грозно потрясая над головой кулаками и гневно приплясывая в окружении своей пестрой свиты, бесновался указанный Прохором "петух".

Подпрыгивания и приплясывания эти не прошли даром, откуда-то из-за холма появились новые действующие лица. Отряд был небольшим, всего человек двести, но он разительно отличался от всей остальной, довольно разношерстой оравы осаждающих. Отличался, каким-то единообразием, слаженностью действий. Каждый воин имел деревянный или кожаный доспех, прикрывающий грудь и живот, головы защищены деревянными же шлемами, сделанными в виде причудливых и жутковатых масок, но самое главное копья индейцев поблескивали явно железными наконечниками, а в руках некоторых из них можно было увидеть железные топоры и даже мечи. Быстро и решительно развернувшись в некое подобие цепи, эти отборные бойцы, словно загонщики на облавной охоте, двинулись навстречу своим малодушным соплеменникам, сбили их в кучу, заставили остановиться и покалывая отстающих остриями и старательно охаживая древками копий погнали назад, к городским стенам. В возникшей суматохе никто из простых воинов так и не заметил, как вождь, до сих пор продолжающий неистово вопить и жестикулировать, вдруг схватился за грудь, сник и мягко осел на руки суматошно засуетившихся "свитских".

Очередной меткий выстрел черноусого Петрухи на некоторое время обезглавил войско натчей, но остановить начавшуюся атаку, увы, не смог. Вновь загремели кремневки, стрелявшие из них казаки "работали" на предельной скорости, целиться в густые ряды врагов было не обязательно. Практически, каждый кусок свинца находил себе цель, бросая под ноги атакующих, неподвижное и безмолвное, либо еще шевелящееся, истекающее кровью, стонущее и кричащее, человеческое тело. Плотный огонь и потери на сей раз не только не остановили, но, кажется, еще больше разозлили натчей. Орущая толпа, выдержала мушкетную пальбу, преодолела ливень картечи и жребия из пушек, пищалей и ручниц, топча павших товарищей, прорвалась к крепости, забросала осажденных дротиками, стрелами и камнями из пращей, а затем, достигнув "мертвой зоны" захлестнула вал и частокол. Стрелки, укрывшиеся в башнях, перенесли огонь на задние ряды атакующих, а на стенах тем временем закипела кровавая круговерть рукопашной схватки.

Большая часть осаждающих вооружена была традиционными для здешних мест томагавками, представлявшими собой ни что иное, как палицы с деревянными или каменными навершиями, и копьями с обсидиановыми наконечниками. Хватало в их руках и мечей, представлявших собой деревянную палку усыпанную острыми как бритва осколками все того же обсидиана. Несмотря на довольно устрашающий вид, для защищенного кирасой, кольчугой или хотя бы толстой кожаной курткой бойца это архаичное и довольно хрупкое оружие было не таким уж страшным, но все дело то было в том, что таких, защищенных, среди осажденных, была едва третья часть. Основная же масса переселенцев, обычные землепашцы, рыбаки, охотники вынуждены были идти в бой надеясь лишь на свое мужество, ловкость, силу, умение сражаться и конечно же слепую удачу. А она улыбалась не всем.

Покинув свой наблюдательный пост в башне, Кольцо выбрался на стену и тут же оказался в самой гуще схватки. Оборону здесь держали двое: паренек лет семнадцати вооруженный охотничьей рогатиной и крепкий, не старый еще здоровяк в простой полотняной рубахе, ловко орудующий тяжелым бердышом. Пока молодой довольно удачно пырял рогатиной в то и дело возникающие над частоколом физиономии индейцев, его напарник отмахивался от тех, которым все-таки удалось преодолеть бревенчатое ограждение.

В какой-то момент, прилетевший из-за частокола, дротик с медным наконечником ударил в грудь паренька. Выронив из рук свое оружие, он захрипел и рухнул с деревянного помоста. Прикрывать спину здоровяку стало некому, и скорее всего, все кончилось бы весьма печально, если бы вовремя не подоспевший к месту схватки атаман. Ударом кривого шамшира, он рассек не защищенную грудь, уже было перебравшегося через верх ограды и вознамерившегося подкрасться со спины ее защитнику, туземца. Высвобождая клинок Кольцо пинком отшвырнув от себя окровавленное тело врага и тут же покачнулся от сильного удара сзади. Удар был довольно ощутимым, но железо бахтерца оказалось не "по зубам" хрупким обсидиановым пластинам. Какие-то доли секунды, индеец, который только, что размаху рубанул казака тяжелой, утыканной острыми осколками камня деревяшкой, изумленно рассматривал выкрошившееся "лезвие" своего меча. Но стремительно сверкнув блестящая, полоса доброго, выкованного из хорошей стали неизвестным персидским мастером, клинка смахнула с его плеч все еще удивленно хлопающую глазами голову. Обезглавленный труп полетел вниз на головы лезущих следом соплеменников.

Между тем бой уже давно кипел практически по всей протяженности городских стен. Заваливая немногочисленных защитников крепости своими трупами натчи упорно и остервенело лезли вперед. Их потери были огромны, они росли с каждой минутой, с каждым преодоленным метром, но и силы осажденных тоже таяли, подобно куску льда под напором горячей воды.

Казалось бы, еще немного, небольшое усилие, один своевременно введенный в бой резерв и крепость падет, и резервов этих у осаждающих хватало. В нужный момент и в нужном месте не оказалось того, кто мог бы отдать приказ. Нет, все эти вожди, которых верховное "Солнце" натчей назначило командовать войском, никуда не делись. Они все так и остались, дружно лежать на вершине холма, сраженные пулями дальнобойной "титовки" в умелых руках казака.

В какой-то момент что-то словно надломилось в душах ошеломленных огромными потерями, разгоряченных боем индейцев и они дрогнули. Дрогнули и побежали. В этот момент огромное войско натчей перестало существовать как единое целое, распавшись на отряды, сильно разнящиеся между собой по численности и племенному составу. Надо ли говорить что часть этих вояк в большинстве своем "мобилизованных" насильно, воспользовалась случаем и попросту оставила поле боя, поспешив вернуться к родным очагам.

Ушли, конечно, далеко не все, но у тех, что остались забот существенно прибавилось. Как часто бывает в таких ситуациях, между военными вождями начались свары и "разборки". Напрасно отец Диего метался между разрозненными отрядами своих союзников, проявлял чудеса красноречия, сулил щедрые дары и грозил страшными карами, все его усилия пропали даром. Он сумел добиться лишь продолжения осады, но на повторный штурм сподвигнуть туземцев он уже не смог.

Наступило хрупкое затишье, в ходе которого обе враждующие стороны "зализывали" раны, подсчитывали потери и думали, что делать дальше.

Пока у стен Новочеркасска происходили описываемые нами события, неторопливые волны Миссисипи, лениво катящиеся к Мексиканскому заливу, уносили в своих объятиях небольшой челнок с одиноким гребцом.

Капризная Госпожа Удача улыбнулась пареньку, позволив ему беспрепятственно проскочить неприятельские посты, и теперь каждая минута, каждый гребок весла приближали казачонка к его цели. В душе удальца, впрочем, гордость за совершенный подвиг боролась с нешуточным страхом. Боялся Абдулка вовсе не встречи с врагами, грозящей ему немедленной гибелью, для столь юного возраста вообще характерны какая-то бесшабашная самоуверенность и совершенно наплевательское отношение к смерти. Она кажется чем-то далеким и маловероятным. А вот угроза хорошей взбучки, на которую в воспитательных целях никогда не скупились старшие казаки, казалась сорванцу вполне реальной. Дело в том, что в путь наш юный герой пустился на свой страх и риск, даже не подумав поставить в известность ни атамана, ни заменившего сироте отца — старого Панаса, а потому он вполне представлял себе не только размеры их признательности, но и суровость возможного наказания.

Однако, несмотря на все страхи и сомнения, горячее желание помочь попавшим в беду товарищам, заслужить и уважение, стать настоящим казаком, гнали парня вперед. Именно оно заставляло, преодолевая усталость и боль от сбитых в кровь мозолей на ладонях, с каждым ударом весла приближать такую желанную цель: уже отчетливо виднеющиеся земляные валы расположенного на вершине высокого холма, на левом берегу реки Константиновского редута, и бело-голубое полотнище Андреевского флага над ним, которое лениво трепал веселый речной ветерок.

ГЛАВА 4 Новороссийск

Вот и мы, дорогой читатель, последуем за этим теплым, майским, пахнущим рекой и цветами, дуновением, чтобы вскоре встретить одну уже знакомую нам особу. Ветерок между тем пронесся вдоль речного берега над грозной крепостью, распаханными полями и скоплениями хижин и храмов в прибрежных селениях племени туника, принявшего власть белых. Он прошумел над еще по-весеннему цветущей и зеленой прерией, сосновыми лесами, покружил над заросшими кипарисами и манграми, кишащими аллигаторами болотами, коими изобиловал здешний край. Тяжело поднял с водной глади огромную стаю пеликанов, подхватил под широко расправленные крылья, парящего в небе белоголового красавца орлана и наконец, достиг расположившегося на холмах между правым берегом соленого озера Оква-та и левым берегом Миссисипи, города. Ворвался во двор большого дома, скорее даже дворца, выстроенного в том, самом стиле, который много позже будет принято назвать "колониальным", весело закружил по саду, раскачивая ветки отцветающих яблонь и груш, украдкой пробравшись в беседку, принялся играть шелковой занавеской.