Имя твоего врага

— А скорее всего, и то, и другое.

Зверь задумчиво кивнул:

— Ну, можно и так сказать.

— Далее... Твоя растерянность, неспособность принять решение, колебания и страх перед последствиями неправильного выбора означают, что решение чрезвычайно важное, скорее всего, от него зависит вся твоя дальнейшая жизнь. Окружение, друзья, родные... Нет? Хмм... Крупное дело, после которого денег тебе хватит на всю оставшуюся жизнь? — она поняла, что снова ошиблась еще до того, как договорила. — Снова мимо? Тогда...

Зверь, с ухмылкой наблюдающий за потугами волшебницы, расслабленно потягивал кислое вино. Мол, думай-думай, авось метод тыка и поможет.

Кана раздосадовано дернула краешком губ. Чем она вообще занимается? Ей следовало бы сразу взять его под контроль, вызнать все о его преступлениях и отвести в казармы стражи. Или вообще не заговаривать, — какое ей дело до моральных дилемм убийцы?

"Моральные дилеммы?"

— А может, ты хочешь остепениться? Да, вот оно! Тебе под тридцать, — возраст, когда начинается коренное переосмысление жизненных ценностей и ориентиров. То, что казалось самым главным всю предшествующую жизнь, начинает терять свою привлекательность, казаться бессмысленной тратой времени и сил, а всякие глупости, на которые раньше можно было плевать с высокой колокольни, внезапно стали казаться все более и более значимыми, — она уже поняла — вот оно! Надо же, хладнокровный убийца, желающий завязать с кровавым прошлым. Нечасто такое бывает... Если вообще бывает. — Я права?

Пару мгновений Зверь молчал, впившись внезапно похолодевшими глазами в лицо волшебницы и сжимая чуть побелевшими пальцами кружку с вином. У Каны запершило в горле от едкого, душного запаха злости.

— Предположим, ты права, — процедил он. — Что дальше?

— Вообще я могу дать тебе только один совет, — завязывай. Бросай все это и уходи.

— Куда? — Кане показалось или к выжигающему легкие гневу прибавилась струйка кислой горечи?

— Как можно дальше. В другой город, а лучше — страну.

— А потом? Много ты знаешь профессий, в которых пригодились бы мои... навыки?

Кана задумалась. Где может пригодиться навык быстро и без лишних эмоций перерезать горло, подмешать яд, бесшумно красться в тенях? В каких профессиях может пригодиться умение оценивать чужую жизнь в денежном эквиваленте? Кажется, просто желания уйти из преступного мира недостаточно...

— Ну... не может быть, что ты больше ничего не умеешь, — наконец сказала она.

Зверь промолчал и это молчание было красноречивее любых слов.

Кана новыми глазами посмотрела на своего собеседника. Человека, который умел только убивать. Когда он отнял свою первую жизнь? В пятнадцать, шестнадцать?

— Двенадцать, — ответил Зверь на невысказанный вопрос.

"Восемнадцать лет... — быстро подсчитала волшебница. — А когда отнял последнюю? Неделю назад, вчера, сегодня за завтраком, прямо перед обедом?"

Она прикрыла глаза, борясь со странной жалостью к этому искалеченному жизнью человеку.

"Он убийца. Его руки — по локоть в крови... Нет, он перемазан ею с головы до ног!.. — мысли метались в ее голове вспугнутой птичьей стаей, противоречивые и немного испуганные. — Но он ведь не добровольно таким стал... В двенадцать лет не убивают просто так... Нет! Он мог остановиться, уйти, в конце концов, позволить убить себя, но не отнять жизнь у другого! Каждый сам определяет свою судьбу!"

Она открыла глаза. Зверь все так же смотрел на нее своими бездонными черными глазами, выражающими только молчаливое ожидание.

"Ведь так?.." — робко спросила она сама у себя. Тихо, неуверенно и отчетливо желая не получать ответ на этот вопрос.

Зверь ждал. Она — молчала, не зная, что сказать. Два разных мира, живущих по совершенно не похожим друг на друга правилам — хладнокровный убийца, уставший от смерти и молодая, наивная волшебница, еще не утратившая веру в добро и не знающая что означает фраза: "убей, или убьют тебя".

— Я так и думал, — наконец сказал Зверь.

— Выход есть, — упрямо ответила Кана. — Просто я его не вижу... Ты можешь записаться в армию.

— Чтобы снова убивать?

— Чтобы защищать свою страну!

— Это не моя страна, — равнодушно ответил Зверь.

Канаре вздохнула. Больше ей нечего было сказать. Жизнь этого человека останется такой же, какой и была, как бы он не хотел ее изменить. Короли Алтара не предусматривали программ по реабилитации преступников, предпочитая отправлять их на всю жизнь на каторгу и иметь с бесплатного труда вполне приличный доход. То, что некоторые из каторжан просто оступились, по молодости, глупости или тому и другому одновременно, никого не волновало.

— Я тебе помогу, — наконец выдавила девушка, упрямо стукнув стиснутым кулачком по дереву стола. — Будешь у меня подмастерьем.

Некоторое время Зверь молчал, с интересом разглядывая волшебницу, а затем сказал:

— Не глупи. Протектор со слугой-убийцей? Это не поможет ни мне, ни тебе, а лишь навредит обоим, — пауза. — Иди куда шла или попытайся меня арестовать, девочка. Не стоит пытаться мне помочь, ведь я и сам не уверен, хочу ли этого.

— Вот только не надо пытаться меня обмануть, — покачала головой Кана. — Ты уверен, что хочешь этого, ты не уверен в том, возможно ли это вообще, в принципе, — она помолчала. — И вообще, что за бред насчет: "навредит обоим"? Я — Королевский Протектор, адепт пятой ступени Ордена Чистого Разума, если я скажу, что ты невиновен в убийстве, то значит так оно и будет, даже если тебя нашли сжимающим окровавленный нож, вонзенный в живот жертвы.

— Соврешь ради убийцы, нарушишь клятву, которую наверняка давала? — саркастично усмехнулся Зверь. — Рискнешь тем, что первой же встреченный мною твой коллега приведет приговор в исполнение прямо на месте? А затем сама отправишься за мной?

— Получишь мою личную печать, никто не будет тебя "просвечивать", — пожала плечами Кана, чисто по женски напрочь проигнорировав вопросы, на которые не хотела отвечать. — Если только тебе не взбредет в голову ломиться на аудиенцию к магистру.

Зверь промолчал, видимо, исчерпав аргументы, и теперь задумчиво рассматривал собеседницу, словно она была занятным насекомым, которое надо поскорее нанизать на иглу и запереть под стекло. Девушка выдержала прямой взгляд переполненных вязкой чернотой глаз ровно десять секунд, а затем пристыжено отвела глаза.

— Зачем? — наконец спросил он.

Кана открыла было рот, но тут же захлопнула, осознав, насколько важен для него этот вопрос. Если она не будет полностью откровенна, он просто встанет и уйдет... в лучшем случае. В худшем же... Скажем так, Кана уже вовсе не была уверена в своей власти над Зверем.

— Я работаю Протектором уже достаточно давно, чтобы успеть насмотреться на неприглядные стороны человеческого общества и глубину его падения, — медленно заговорила она, пальцем задумчиво наворачивая круги по ободку глиняной кружки с дымящимся чаем и избегая смотреть в глаза собеседнику. — Но слишком мало, чтобы успеть разочароваться, огрубеть и стать ядовитым, язвительным циником, равнодушно выполняющим свою работу с твердой уверенностью, что она ничего не изменит. Что, отмотав срок, грабитель снова возьмется за дубину, вор — за отмычки, что этот круг замкнут и скреплен такими печатями, что ни одному волшебнику не под силу. Так вот — я не хочу становиться такой. И я готова рискнуть, доверившись тому, кто может меня подвести.

Некоторое время он молчал, не сводя с волшебницы холодный, изучающий взгляд, которого не постыдилась бы и сама Смерть. Не дождавшись ответа, девушка осторожно протянула руку к его лицу. Зверь медленно кивнул, не отводя тяжелого взгляда от ее глаз и рука волшебницы коснулась грубой, покрытой крапинками детской оспы кожи. По щеке зазмеилась черная татуировка, проступавшая прямо из пор кожи и медленно сформировалась в змейку, кусающую собственный хвост.

— Дориан Черный, — представился Зверь и Кана медленно кивнула, ничуть не удивившись. Она догадалась за мгновение до того, как Дориан открыл рот.

— Канаре Блэкфорт... напарник.

...А могут полностью изменить вашу жизнь,

намертво связав две судьбы или разорвав

казавшийся неразрушимым порочный круг.

Глава 3. Превратности судьбы

Как только у тебя на руках оказываются одни козыри...

Выйдя с черного хода "Синего Пегаса", Дориан прислонился к стене и устало прикрыл глаза, пытаясь осознать, на что он согласился. Вот так вот запросто взял и поменял сторону, просто чем-то приглянувшись до изумления наивной девчонке, еще совсем недавно возившейся с куклами? Из преследуемого преступника в мгновение ока стал стражем закона?

"Это самый опрометчивый мой поступок с тех времен, когда я сказал "да" столбу черного пламени, на который (опять же, — случайно!) набрел в катакомбах родного города. Что же будет дальше?"

"Я найду тебя" — сказала она перед его уходом.

"Что дальше? — думал он, рассматривая чистейшее синее небо, похожее на безбрежный синий океан, только что выплеснувшее на безответную землю все, что копилось долгие месяцы. — Буду бегать за грабителями, допрашивать подозреваемых, ругаться на Протекторов, лезущих не в свое дело?"

Он тихо засмеялся, поражаясь безумному чувству юмора судьбы, обожающей ставить все с ног на голову, а потом смотреть, что из этого получиться.

"Что дальше? Я отправлюсь на свой чердак, лягу спать, а потом придумаю, что делать с новой жизнью".

* * *

Выйдя из "Синего Пегаса", Кана устало прислонилась к кирпичной стене, прикрыв глаза и пытаясь осознать, во что ввязалась. Поверила незнакомцу, преступнику, убийце!

— А еще говорят, что Протекторы хорошо разбираются в людях!

Заправив за ухо непослушный локон, волшебница с некоторым усилием оттолкнулась от стены и отправилась домой, в небольшой, но уютный домик поблизости от Внутренней стены и было ей на удивление легко, — будто она и не ввязывалась в самую большую авантюру в своей жизни.

— К черту! — пробормотала она, пробираясь по вновь ожившему, посвежевшему городу и вызывая тем самым удивленные взгляды. — Если Протектор говорит, что человек может измениться, значит, так оно и есть!

* * *

Город стремительно пустел, на кривых, узких улочках не слишком законопослушной окраины города людей практически не осталось, а те, кто были, передвигались быстро, стараясь не выходить из густой тени. Оконные ставни были надежно закрыты, периодически слышался глухой стук — припозднившиеся или зазевавшиеся хозяева торопливо баррикадировались, превращая дом в маленькую крепость.

Окраина города — опасное место...

Дориан скрываться не собирался. Несмотря на развитую им бурную деятельность, стража еще не успела выйти на его след, объявив тотальный розыск с его портретом и отпечатком ауры. Магические следы надежно уничтожались остатками сил Черного Пламени, а профессиональная паранойя бывшего диктатора помогла сохранить его лицо в тайне даже от собратьев по ремеслу.

Вообще, вокруг личности самого известного убийцы Алтара сложилась забавная ситуация. Стража полагала его существование выдумкой, попыткой Гильдии заставить их гоняться за вымышленным, а потому неуловимым преступником. Сама Гильдия была уверена, что убийца, известный под псевдонимом Черный, — на самом деле группа из нескольких профессионалов, решивших заработать на стороне, не отстегивая Гильдии ее "законный" процент. Так что самого Дориана никто не искал, — искали несуществующих призраков.

Хлюпающие под ногами лужи, сырой воздух и капающие с нависающих крыш капли быстро заставили его одежду налиться тяжестью, а прикосновение к телу холодной, мокрой одежды — замерзнуть. Ежась на холодном осеннем ветру, он спешил к самой приличной гостинице в этой части города — "Молчаливой обезьяне". Происхождение столь оригинального названия оставалось тайной за семью печатями и служило темой для домыслов уже не один десяток лет. Самой правдоподобной считалась та, в которой основателя гостиницы, в прошлом известного вора, однажды спасла от поимки обезьяна, живущая в доме одного богатого самодура и не ставшая поднимать крик при виде незнакомого человека. Говорили, что помощь обезьяны оборвала полосу везения вора и тот, не мудрствуя лукаво, откупился от законников, — благо добычи тогда унес немерено, — и зажил припеваючи на почти честные деньги. Правда, злые языки утверждали, что хозяин назвал свое заведение в честь себя самого и им было сложно возражать, если ты хоть раз видел владельца.

Дориан, погрузившийся в воспоминания и натянувший капюшон на глаза, слишком поздно заметил отряд стражи, непонятно зачем припершийся сюда в позднее время суток.

Повинуясь резкому окрику и проклиная про себя все на свете, начиная от помешавшего дождя и заканчивая выбившей его из колеи девчонкой, бывший император остановился и запустил руку в кошель, нашаривая мелкую серебряную монету, — стражники не были образцами благочестия и законопослушия и откупится от них не составляло труда. Лишь бы не попался ушибленный на голову карьерист или помешанный на честности олух, — тогда придется драпать, или, еще хуже, драться.

— Стой! Кто таков? — сурово спросил бородатый мужчина лет сорока, небрежно опершись на алебарду и почесывая специальной палочкой с загнутым концом кожу под толстыми кожаными доспехами. Его коллеги привычно взяли подозрительного элемента в полукольцо.

— Прохожий я, — спокойно отвил Дориан, стараясь не шевелиться. — Домой иду, к жене, она сегодня собиралась гуся запечь, с яблоками, — будем праздновать удачную сделку!

— Ишь какой! Семьянин! — хмыкнул стражник, не поверив наспех выдуманной истории ни на грош. — Не похож!

— Дык маскируюсь! — заявил "семьянин". — У нас город опасный, сами знаете, — если не выглядишь матерым убийцей — враз прирежут! И так хожу, от каждой капельки штаны меняю...

— Юморист! — стражник не сдержал улыбки. — Личико то покаж, я всех уголовников здесь в морды их поганые знаю. Честный человек — вали на все четыре стороны, нет — по другому разговаривать будем...

Стражники поудобнее обхватили оружие и, перестав ковырять в носу, направили его на Дориана.

"Таки попал..." — с досадой подумал Дориан, нашаривая покоящийся в ножнах за спиной меч. Закрепленный рукоятью вниз и надежно спрятанный под плащом, он не бросался в глаза и рука, вроде бы потянувшаяся почесать зад, крепко ухватила холодное дерево. Страха не было — только досада на собственную глупость.

Чуть наклонившись вперед, он уже видел, как выхваченный клинок вспарывает шею главному, а алебарды остальных вспарывают воздух там, где он сейчас стоит, как вдруг вспомнил, что они теперь вроде как на одной стороне. Стражников убивать нельзя — иначе он рискует бездарно загубить подаренный ему судьбою шанс.

Главный, видимо, почуял неладное. Расслабленные мышцы лица вмиг нахмурились, пальцы на древке алебарды напряглись... все, еще пара секунд промедления — ударит, наплевав на недавно принятую презумпцию невиновности, которую протолкнули Протекторы.