Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Просто... ну не хотел я соревноваться с Вадимом.
Мы друг другу от удивления ничего не сказали. Я стоял около дверей в ванную и смотрел, как он разбирает вещи. Выглядело это глупо, и я чувствовал, что Вадиму это неприятно. Не знаю, до чего бы я додумался и как бы вышел из этой дурацкой ситуации, но тут Вадим щёлкнул "дипломатом", задвинул его ногой под свою кровать и, повернувшись ко мне, предложил, как ни в чём не бывало:
— Пошли город посмотрим?
И всё сразу стало нормально.
Правда, Вадим, оказывается, раньше тоже никогда не был в Коббен Хавене. Но это вышло даже интересней — иначе он наверняка стал бы играть роль гида, а с гидом всегда чувствуешь себя каким-то... неполноценным. По крайней мере, так мне кажется. Ходишь, а тебе показывают, показывают... А так мы сами обошли всё, что могли. Верней — сперва объехали город на круговом струннике, тут есть такой, он не в общей системе, а считается внутригородским транспортом. Очень высокие мачты и хороший обзор оттуда, жаль, что уже темнело. Но, когда мы пришли к знаменитому Памятнику Русалочке, то там, около моря, было ещё светло совсем. Памятник в здешних местах очень любят. Все тут знают историю, как перед самой Третьей Мировой его изуродовали какие-то... уроды. Дикари. Сами уроды были и хотели, чтобы вокруг всё было по-уродски. Тогда в этих местах жили такие, откуда-то с юга перекочевали и поселились (ну, я так понял, по крайней мере), и они считали, что раз у Русалочки голая грудь, то это оскорбление какого-то там их дикарского бога. Я даже не помню толком, какого, в школе это у нас только в этом году должно было быть, а самому мне дураки не интересны. Да и вообще, их потом, кажется, перебили ставангерские викинги. Но что интересно, в Коббен Хавене верят, что тогдашние жуткие наводнения не разрушили город — он уцелел, а ведь почти в море стоит! — потому что Русалочка, хоть и искалеченная, всё равно заступилась перед океаном за эти места.
Это, понятно, легенда.
Наверное. Но во всяком случае у памятника в скауты принимают, и ещё сюда бегают девчонки, когда хотят попросить, чтобы у них получилось познакомиться с хорошим парнем. И раз это не заглохло, то, наверное, помогает...
Русалочка была красивая и грустная. Сидела на камне, смотрела в море, наверное, скучала по родным местам. Если я правильно помню сказку, то принц, которого она спасла, оказался сволочью и её бросил. А в море вернуться она уже не могла. Мы постояли немного, посмотрели на Балтику. Она была совсем не такой, как океаны на Рубеже, а закатный солнечный свет на воде был похож на рассыпанные раскалённые угли, которые ещё дышат жаром. Длинный высокий мост на Скандинавию, похожий отсюда на ажурное плетение тонкой паутины (а на самом деле — мощные несокрушимые балки и тросы с меня толщиной!), казалось, обрывается, тает на фоне солнечного диска...
...Вообще Коббен Хавен город большой — тут почти пятьдесят тысяч населения. (Когда я впервые увидел Великий Новгород с его двумястами тысячами, мне даже стало не по себе: столько народу — и постоянно живут в одном месте?! С ума сойти...) Вдобавок на время наших игр сюда собралось не меньше миллиона народу из других мест. Так что людей везде на улицах хватало, и большая их часть, как и мы, тут ничего не знали.
Мы дошли до самого страшного района города — Кристиании, который располагался за большим парком. Вообще когда-то это была историческая часть, с неё город начался. Но потом там расселились всякие бродяги и бездельники, торговали разными наркотиками, ворованным, а в Безвременье там творились совсем ужасные вещи. Был даже завод, где делали разную еду для долгого хранения — из человеческого мяса. И большущий рынок рабов... Потом как раз Турре Греттирсон со своими викингами напал с моря на это жуткое гнездо нелюдей и устроил такое побоище, что груды костей находят до сих пор. А в район сейчас водят экскурсии, но днём, когда солнце — потому что Турре ещё и проклял это место именем Солнечного Света, сказал, что будет оно пусто, пока люди не освободят из плена тьмы иные солнца.
Может, это как раз про наши времена, про нас?..
...В общем, в Кристианию мы не попали и поехали на движущемся тротуаре — тут ещё оставался такой, по всей остальной Земле они почти везде были демонтированы чуть ли ещё не до войны — в Дирехавсбаккен, это такой парк аттракционов. Ехать было странновато, всё время хотелось побежать. Такого ощущения в транспорте не возникает, а тут почему-то казалось диким — стоять на месте на самой обычной тропинке и при этом ехать. Мне кажется, в этом было что-то неправильное. Но местные, особенно пожилые люди, ехали прямо-таки с какой-то гордостью — видно, и правда гордились своей достопримечательностью. Двое дедулек вообще расставили на тротуаре два стульчика, стол и на нём играли в шахматы (обычные, не трёхмерные). Ну и, конечно, везде были транспаранты, плакаты, объёмная реклама Игр. И, несмотря на поздний час — полно ребят, в том числе и моложе нас. Очень многие были в скаутской форме. Кто просто так ехал или шёл по сторонам, а многие явно сопровождали гостей, приезжих. Мне даже захотелось, чтобы на нас тоже так обратили внимание.
Парк работал всю ночь. Я, если честно, не понял, всегда это так (вряд ли!) — или всё-таки в честь игр? И ещё мне подумалось: ведь идёт война, вот именно в этот самый момент, вот сейчас, наверняка погибают люди, а тут веселятся... разве это правильно?! Я так и сказал Вадиму. А он ответил мне серьёзно:
— А по-моему, погибшие были бы рады увидеть, что люди веселятся. А наши враги наоборот — очень бы обрадовались, если бы мы жили уныло, да вздыхали хором.
Мысль была неожиданной. Но уже через пару секунд я понял, что Вадим прав...
...Мы долго катались на разных штуках, хотя давно уже пора было уже лечь спать. Но мы утешались мыслью, что завтра соревнований ещё нет — только парад — и мы успеем выспаться. В парке были и совсем малышовые аттракционы — и большая площадка для страйкбола с изменяемыми ландшафтами (и все промежуточные стадии). И здоровенный тир, и живые лошади, и водные горки... В общем, вернулись мы в номер не поздно. Скорей рано. И мне прямо так и показалось: не успел я устроить поудобней ухо на подушке — как в дверь начали лупить со страшной силой, да ещё и орать, что мы всё проспали и что уже опоздали, поэтому надо поскорей вставать, чтобы не опоздать совсем и со страшной силой.
Как будто нет в коридоре у двери звонка. Да ещё и с видео! Но мы буквально слетели с кроватей и несколько секунд правда думали, что опоздали, испуганно таращась друг на друга.
Конечно, ни о каком опоздании никуда речи и быть не могло. Хотя музыку было слышно по всему городу, но стояло ещё очень раннее утро, и это просто оповещали людей: скоро начнётся открытие Игр.
Как будто люди и так не знали! Знали, и ещё как — отовсюду, сколько глаз хватало, человеческие ручейки текли и текли к стадиону. А кое-то поступил проще — сидели в кафе, или расположились больших экранов на перекрёстках... Я всё это видел по пути, пока нас везли на трамвае (со смешными маленькими вагонами, у которых сверху были смотровые площадки) туда же, куда шли все люди. Только быстрей, конечно. Трамвай ехал по праздничному городу, дилинькал себе в каких-то положенных и одному ему ведомых местах, а мы, если честно, даже не особо смотрели по сторонам и почти не разговаривали. Потому что постепенно начинали волноваться...
...В таких местах, как этот стадион, всегда ощущаешь нечто двоякое. С одной стороны кажешься себе очень-очень маленьким — и просто по сравнению с огромностью пространства, и рядом с колоннами, статуями, барельефами, полотнищами знамён... А с другой неожиданно возникает ощущение, что ты — маленький — часть чего-то гигантского, очень красивого и неимоверно сильного. Олимпийский Гимн грохотал, казалось, над всем миром раскалённой звонкой медью. Трибуны были уже полны — ручейки слились в буквально выплёскивающееся за края циклопической чаши человеческое море. А мы строились у выхода из служебных помещений — в ровные квадраты.
Наши пионерские синие береты и хаки-бушхэты скаутов чётко обозначали, кто где стоит, ну и знамёна помогали. Наши чёрные с золотой прямой ладонью, на которой горит алое трёхлепестковое пламя и скаутские зелёные с белой лилией. Я часто думал, почему у нас, людей — две Империи? Ну ладно, сначала — Императоры были, можно сказать, друзья, и так далее. Но потом-то почему не объединились? Пока мы ездили по Земле, я присматривался, конечно — и почти никакой разницы не увидел между нашими и англосаксонскими территориями. А у нас на Рубеже вообще все жили вместе... правда, конечно, у нас-то всем заправляла военная администрация ОВС Земли. Но у нас были "англосаксы", которые, например, вступали в пионеры. И "русские", которые становились скаутами. Я не очень понимал, что делить-то?
А потом задумался. Может, никто ничего и не делит? Может, в этом совсем другой смысле? Именно вот та самая маленькая разница, которая всё-таки была между нами — и есть смысл? Сохранение максимального разнообразия?
На открытии Игр присутствовали Императрицы. Вообще должны были это делать Императоры, конечно — но Императоры воюют. Девчонки ужасно задирали носы по этому поводу, как будто Императрицы на самом деле управляют нашими государствами. Ха-ха. Сейчас всей Землёй по-настоящему правит Большой Круг, членами которого являются оба Императора. А Императрицы так — для представительства.
Но так я думал тоже из вредности, назло девчонкам. Потому что при виде большой ложи, как бы нависавшей над дальним от нас концом стадиона, при виде двух женщин на большом, обрамлённом развевающимися стягами Империй, голографическом экране над ложей — я всё равно испытывал гордость. И становилось чуточку трудно дышать.
А потом — высокими ясными голосами запели по всему верхнему периметру стадиона фанфары...
...Был большой парад. Он всегда бывает, конечно, а тут ещё надо было помнить, что идёт война — и мы все — будущие солдаты. Как будто мы могли про это забыть, взрослые иногда такое ляпнут, что удивляешься даже. Но всё равно — парад был очень красивым. И грозным. Как напоминание. Мы проходили маршем перед трибунами по кругу — и... ну, вы знаете эту песню —
Нас не сломит беда,
Не согнёт нас нужда,
Рок всевластный не властен над нами:
Никогда, никогда,
Никогда, никогда,
Мы, земляне, не будем рабами!
Пусть чужая орда
Снаряжает суда,
Угрожая всем нам кандалами:
Никогда, никогда,
Никогда, никогда
Мы, земляне, не будем рабами!
Враг силен? — Не беда!
Пропадёт без следа,
Сгинет с жаждой господства над нами!
Никогда, никогда,
Никогда, никогда,
Мы, земляне, не будем рабами!
Коль не хватит солдат -
Станут девушки в ряд,
Будут жены и дети бороться!
Будь же верен и смел
И возьми, что хотел!
В бой — в ком сердце отважное бьётся!
Нас не сломит беда,
Не согнёт нас нужда,
Рок всевластный не властен над нами:
Никогда, никогда,
Никогда, никогда,
Мы, земляне, не будем рабами! (1.)
1.За основу взято стихотворение В.Князева "Песня Коммуны" (В свою очередь — переделка песни "Правь, Британия!".)
Когда проносили флаги — Земли и оба Имперских — я не выдержал. Хотите — смейтесь, мне всё равно, но я заплакал. Не заревел, не захлюпал, а просто слёзы потекли, и всё. На кругом многие плакали. А другие смотрели без слёз, но такими глазами... словно бы светящимися, почти безумными. А потом весь стадион, да, по-моему, весь город, потрясло такой мощи "ура!", что... в общем, словами не расскажешь...
... — Тим, ты что, уснул, что ли?
Я дёрнулся, глупо хлопнув глазами. На меня, посмеиваясь, смотрели все остальные. Оказывается, они уже были на ногах и готовились выдвигаться дальше.
Я почувствовал, что краснею. По своей дурацкой привычке. Вскочил, начал обуваться, злясь на себя. Замечтался, идиот. Вы не замечали, что себя всегда чувствуешь очень глупо, когда что-то делаешь, а на тебя стоят-смотрят? Ну вот самое то...
Небо так и не очистилось, было полутемно и ветрено. Предстояла самая опасная часть пути, если подумать. На плато нас... ну, пусть не легко — но вполне можно было заметить просто визуально. Достаточно пролететь пониже и присмотреться получше. И тогда нам крышка. Даже если нас не расстреляют сразу, даже если мы укроемся, убежим и спасёмся — о нас будут знать. И начнут искать. А это меньше всего входило в наши планы.
Вадим был чем-то недоволен. Я это ощутил, хотя внешне он никак недовольства не показывал. А ощутив, я понял причину: в одиночку он бы проехал плато на квадре, как, наверное, и рассчитывал. А с нами, славными и доблестными помощниками, придётся идти фактически пешком — и риск вырастает в разы.
Кажется, это понял не один я. Шурка предложил:
— Нажмём? Бегом? Двое едут, шестеро бегут, и так меняемся.. Быстрей получится.
— Проще поступим, — неожиданно усмехнулся Вадим...
...Собрать из нескольких каркасных трубок и полотнища волокушу было делом достаточно быстрым. По влажной высокой траве она пойдёт, как по маслу — а сама трава распрямится почти следом за нами, или это не Рубеж, не плато и не лето! А "скарабей" такой груз вполне потянет. И даже с приличной скоростью. Во всяком случае — надёжней, предсказуемей по ритму и даже немного побыстрей, чем человеческий бег.
Это оказалось смешно и интересно — ехать на волокуше. Хотя неровности поверхности (полотнище — не металл!) то и дело пинали нас под задницы, причём довольно ощутимо. Со стороны было похоже, наверное, на то, что мы летим на каком-нибудь ковре-самолёте из сказок.
Вадим вёл квадр, а Хилько сидел за спаренным пулемётом — пристально и ответственно глядя в небо. Я могу поклясться, что он вопреки рассудку ждал, когда сверху спикирует Враг (много, на самых мощных машинах и со всех сторон!), после чего можно будет начать бой.
А, собственно, подумал я самокритично, ты-то чего ждёшь? Не того же самого? Детство оно и есть детство. Наши давние предки говорили в таких случаях, что оно "в жопе играет" — ну, то есть, в заднице, это не очень приличное слово, "жопа". То есть, как будто тебя снизу что-то подталкивает, не даёт сидеть спокойно. Очень точно сказано, кстати.
Я так подумал, и тут же сам себе возразил: нет. Это всё-таки не совсем так. Когда четыре года назад отец приехал в отпуск — я тогда только-только, меньше двух месяцев, как стал пионером. Мы отмечали осенний День Памяти Предков (1.).
1.Один из двух праздников, посвящённых памяти предков, отмечаемый 8 ноября. В этот день под лозунгом "Так мы будем чтить наших павших!" вспоминают тех, кто отдал жизнь за Родину.
До этого я не видел отца целый год. Год — это страшно много, когда тебе ещё мало лет. Это — почти вечность.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |