Холод речных вод

Чтож там такое, впереди? Конец теням, сама Хозяйка здешнего , могучий артефакт, что влияние магии Леса подавляет или это просто 'глаз бури'?

После такого марша я подумал, что явно похудею, и живот прилипнет к позвоночнику. А есть все не хотелось . И серьезной жажды тоже не было . Вот еще одна странность— пота из меня вышло , наверное, с ведро, а пить не хочется.

Новых чудес садово-паркового искусства пока не появлялось, было просто пустое место, даже без травы. Но впереди маячила сплошная полоса чего-то, преграждавшая дорогу.

Оказалось, это какие-то кусты, напомнившие мне жимолость формой ягод. Кусты росли густо, без разрывов, высота их выше пояса, так что просто так не перепрыгнешь. Есть ли колючки— вроде как без них обошлось, но кусты явно острижены, потому обрезанных и одеревеневших веточек довольно много. А вот они могут и как колючки послужить. И ломать не хочется, и перелезать опасно. Придется поискать проход или хоть подобие его. Прошелся влево,прошелся вправо на полсотни шагов— нет прорехи. Придется идти подальше и искать-таки проход.

Ковылял я довольно долго и нашел условную прогалину в живой изгороди. Там два сильно одеревеневших стебля разошлись по сторонам, открыв участок между ними. Я установил двустволку стволами на эту развилку, а прикладом на землю. Теперь надо решиться и пройти по ней до развилки, а дальше спрыгнуть вперед. Если получится. Дерево угрожающе затрещало под моим весом( уж не знаю, это был приклад или кустарник), но я уже наступил на стволы и развилку ветвей кустарника. А потом соскочил вперед. Ноги встретили траву, из— под них никто не выскочил.

Повернулся и поянул на себя ружье— что ж я с ним наделал ? А вроде как и ничего. Свет здесь, конечно, аховый, но ни глазом, ни пальцем трещины не определяются. Видимо, трещал не приклад, а куст. И это хорошо. Уж не знаю, нужна ли будет мне 'ижевка', но время выбросить его еще не наступило и пока силы хватает его тащить.

За полосой кустов мне явно легче, чем было раньше. Особенно радует то, что голову почти что отпустило. Да, даже не почти что, а вот уже отпустило полностью. И оттого на душе становится совсем хорошо и настроение вверх поползло.

Здесь вроде как чуть светлее, хотя не так, чтоб и очень светло. И самое интересное— стоит такой вот туман над землей, высотою мне по щиколотку. И ногам от него чуть-чуть холодно. Или это не от него? Опустил ружье стволами вниз и подержал немного. Но даже металлические части на ощупь не замерзли. Тогда не знаю, отчего это так. Место приятное, но надо бы пройтись поглядеть, что здесь есть еще. Особенно желательно найти то, на чем посидеть можно. Ноги-то не железные.

Место оказалось круглым, диаметром метров в триста и ограниченным этой вот полосой 'жимолости'. Нашел еще одно место для перехода через куст, в котором бы не надо испытывать оружие на излом, ибо прошел так бы. Но...поспешил. Везде был этот вот туман над землей, напомнивший мне выступление рок-групп во времена моей молодости. Я к рок-музыке всегда относился без энтузиазма, но тогда еще ходил на концерты— большей частью из-за девушек. Тогда этот не то туман, не то дым они часто использовали. Как с этим сейчас— увы, не знаю, совсем отошел от рок-концертов.

А вот посредине этой 'поляны' обнаружился большой камень почти круглой формы. Я присмотрелся к нему повнимательнее, но дорожек для стока крови не обнаружил, как и всяких символов на нем. Наверное, все же не алтарь. На ощупь камень был холодноватым. Я помучился между желанием тут же сесть и опасениями, что это приведет к чему-то опасному, и таки сел. Опасного ничего не случилось, зато ноги блаженно вздохнули— наконец-то!

А затем накатила усталость. Все же я шел бог весть сколько, и Лес выдавливал из меня душу, буквально кидая из огня в холод. Как внешне, так и внутренне. Надо бы отдохнуть. Вот посижу, а после...А, собственно, куда после ? Что я еще должен сделать? Никаких идей у меня нет, нетерпения, подгонявшего раньше, тоже не стало. Ну и ладно, пока буду отдыхать, раз никуда не зовут.

Но я и рад, что не зовут: во всем теле приятная слабость образовалась, и в сон клонить начало... Лениво подумал: а опасно ли здесь спать? Кто его знает, может, и опасно. С другой стороны, если меня во сне в жертву принесут, так это и лучше, чтоб без печали и воздыханий в тьму вечную? Или в Тень вечную? А какая между ними разница? Может, и никакой.

'Никакой!'— прозвучалов ушах, но я на это никак не отреагировал. Никакой разницы, так значит, я и засыпаю. И пусть мне приснится что-то давнее и мирное, из семидесятых годов...

Устроился я поудобнее и ушел в одиночное плавание по морям сна и дремы, только сон был не мирный, про детство, а какой-то странный и даже страшный.

И мне приснилось, что я лечу в каком-то холодном синем коридоре, лечу, лечу , мимо меня мелькают какие-то картинки , словно я падаю в лифте, и, пролетая мимо каждого этажа, вижу то, что на нем. Только вместо ожидающих лифта людей я видел разные картины: самолет, врезающийся в высотное здание, старые города, залитые водой... Иные картинки вообще не укладывались в голову. Так я летел(или падал), пока не врезался в песок. Значит, все-таки падал.

А дальше мне в лицо ударил свет. Яркий, какого в садах я совсем не видел. Здесь была полутьма.

Я что-не здесь?

Глаза открылись. Свет падал из множества щелей какого-то деревянного сарая, явно готового развалиться, потому что дыр имелось прямо дофига и более... За стенами был явно ясный и яркий день, но как я попал в это место? Ведь перед тем, как я заснул, я лежал на камне в полутемном безлюдном месте, но под открытым небом. А сейчас я в каком-то сарайчике и света столько, аж глазам больновато. Да, и здесь никого нет. И ничего тоже. Только какие-то обломки деревяшек и тряпки.

Ружье— тут. Патронташ с меня не свалился. Остальное тоже со мной.

И куда же меня занесло? Что за время ,что за место? Да, опять меня куда-то занесло. Или это мне только кажется? Вроде как нет. Но из сарая на яркий свет выходить еще нельзя, ибо глаза такого не выдержат. Надо пока сидеть тут , а меж тем осматриваться. Дверь в сарай не заперта, если ее толкнуть,так и откроется. Что я и сделаю, когда придет время. Вокруг ничего полезного не лежит. Ну, пару тряпок я возьму на разные обтирательные надобности. А вот деревяшки— пока подожду. Годятся они только на дрова, а я еще не готов сказать, нужны ли мне дрова в этом месте. Я сидел, приготовив оружие на всякий случай и ждал, когда можно будет выйти. Пока я не мог определить, где я и что со мной может случиться в этом времени, фантазия буйствовала в выборе возможных вариантов , где я и когда я. Рассказывать про это не стоит, все равно оказалось вокруг совершенно не то время и не то место, чем я полагал.

Глава вторая. Штат Иллинойс неведомо какой страны.

Пробуждение в сарае доставило много очень интереснвх впечатлений, но радостного в них было немного.

Куда я попал-а черт его знает,что это за страна и время,похоже и непохожее на привычное мне?. Много позже, путем дедукции,анализа и синтеза, кой о чем узнав, я вывел решение, и в этом мне помог Стивен Кинг.

Когда— то позднее моего возвращения у нас перевели и издали один из романов маэстро. В нем он утверждал,что существует много вероятностей событий.

Ну вот, например, Никсона заподозрили в участии в уотергейтском деле. Он упирался,но предпочел очистить пляж от своего присутствия,отчего место на американском Олимпе заняли другие люди, произошло то-то и так далее. Он решил так,но мог и сказать,что 'я никуда не уйду' и уйти в итоге со скандалом.

Мог побороться с противниками в правовом поле или вне него. Мог ввести военное положение,благо вьетнамская война шла до марта 1973 года...,То есть возможны были немколько вариантов,как все могло пойти в каждом важном пункте и важный момент.

И вот Кинговская идея состоит в том, что вокруг нашего мира,где все пошло так,как пошло, находится целое созвездие миров,где все пошло как-то не так. Где Джона Кеннеди не убили, но следующие выборы он продул , где Никсон поймал 'Глубокую Глотку' и заставил его замолчать...Паралельные варианты миров близко,и люди в них тоже живут и умирают, расплачиваются купюрами,на которых изображены совсем другие президенты ...

Вот и я попал в такой вот вариант мира,не очень знакомый мне,

и в Северамериканские Соединенные Штаты,котоые в США не стали переименовываться. Год был приблизительно 1920, судя по нашему летоисчислению. Первая Мировая только что отгремела,и в нее САСШ не вступали принципиально,а торговали со всеми и без всяких ограничений. Тем американцам, кто ощущал в себе желание повоевать,такая возможность предоставлялась.Желающие пасть за Антанту отправлялись в Канаду, где вступали в Канадский добровольческий корпус и брали город Ипр с запада.

Желающие повоевать за Германию ( а таких тоже было немало из ранее перехавших за океан немцев) отправлялись на Кубу, где вступали в какой— то там Легион Свободы и через Голландию оказывались восточнее Ипра.

Правда, первых было приблизительно пять дивизий,а вторых две с мелочью,что кто виноват в этом? Наверное, плохое пиар-сопровождение или меньшая поденная плата— я не готов сказать,что именно. Но война закончилась,и не утопшие в кровавом море с радостью вернулись домой. Оба вида ветеранов-американцев иногда в праздник били друг другу морды по мотивам: 'Зачем ты,Тед, пошел туда,а не сюда?!' Это почиталось делом житейским,если кости были целы и нет ножевых ранениц.

Германский блок задавили и сильно ограничили его промышленные возможности. Наш Версальский договор-это был детским вариантом того,что сделали с проигравшими.

Поскольку многие производства в Австро-венгрии и Германии оказались запрещены,на улицы были выброшены тысячи людей. Например, винтовки могли производиться только для разрешенных маленьких армий и все. Следующий заказ на пару тысяч стволов пришлось бы ждать много лет. Охотничьи-можно было,но очень ограниченными партиями. За год мелкие мастерские делали с тысячу стволов в год-а куда податься рабочим 'ДВМ' или других заводов? Поскольку было запрещено строить морские суда вместимостью больше двух тысяч тонн,то по миру пошли тысячи рабочих судостроительных заводов.А вслед за ними моряки торгового флота и тех заводов,что поставляли верфям машины и прочее нужное. И так далее...

Спасение искали в эмиграции в Америку,благо по ней эпидемия 'Испанки' прошла словна коса смерти. В Североамериканских Штатах облегчили въезд для желающих— мужчина белой расы при отсутствиии заразных болезней мог селиться где угодно и искать себе пропитания. Никто не мешал и не помогал — как смог устроиться, жить, работать, общаться -так и смог.Через пять лет по закону приехавший,если за этот период не провел в тюрьме дольше,чем 30 дней в год, имел право подавать заявление на получение гражданства. Для простого человека в этом случае прибавлялось только возможность ходить на выборы.

Так что я и оказался возле города Чикаго,ныне названного Лейтон в честь умершего на посту от гриппа вице— президента страны. Волна переименований прокатилась по всей стране,особенно в тех штатах, что пострадали от испанки.Многими эпидемия воспринималась как божья кара,вот за что и как спасаться от повторения ее— тут вариантов было много. Но как нирасходились мнения о причинах, среди очень многих был популярен тезис,что нужно многое менять в жизни страны.. Одной из жертв изменений стали старые названия,особеннотам, где грипп выкосил побольше. Так переименовали Чикаго, Сен-Пол, Филадельфию. Нью-Йорк устоял чудом, а всякие там Шейбоганы и Индиан-Скво массово переименовывались в Божью Милость,Надежду и подобное

Поэтому сам слышал, как гражданин представился как Сэм Шеппард из Гуд Хоупа. На него удивленно вытаращились, он осозначал причину и поправился, что этот град раньше назывался Драмм-Вэлли. Все — понимание восстановилось.

Поэтому в стране народ сильно различался даже внешне. Те,кто позиционировал себя,как 'старые американцы', носили подчеркнуто консервативные одежды, внешне вели себя подчеркнуто набожно, поддерживаюживали 'сухой закон' и публично пили только имбирное пиво или лимонад с кок-колой. Были и 'новые американцы', более раскованные во всех смыслах. Естественно, в ход шли разные прозвища, самые приличными из них были те,что сравнивали тех и дртгих с предпочитаемыми напитками.

'Сухой закон' тоже был водоразделом. Внешне,все 'старые' были на словах за 'сухой закон',а новые против,и не только на словах. Поскольку закон ввели пока на три года,а потом должен был случиться референдум, оставить ли его дальше, то устроиться на работу в фирму 'старого американца' означало и то,что ты должен публично сказать будущему боссу ,что желаешь сохранить закон и далее. Если нет-можно было на работу и не надеяться.

Как все догадываются,это была маска,и под ней скрывались не столь благтчестивые люди. Например,в нашем районе бутлегерством занимались больше новые,но работали они на Пола Несбита, который был официально старым и воинствующим старым. Те же из старых, что желали надраться, делали это не менее профессионально, чем новые,но либо дома,либо в клубе.

Правда, появился любопытный феномен. Старые американцы стали терпимее относиться к разводам и внебрачным детям,чем это было принято в блаженные старые времена,когда все было не как сегодня. Так что если девушка нагуливала плод любви,а жениться молодой человек никак не хотел или не мог,то чаще всего ребенка усыновляли родители обманутой девицы.И никто ее с позором не гнал с порога. Иногда заключался фиктивный брак, после которого стороны стремительно разъезжались и разводились. Появившийся ребенок отэтого быстрого союза становился как бы законнорожденным. Для таких детей появился термин 'сын вдовы',хотя смысл выражения с реальностью не совпадал.Но все понимали,что имеется в виду.

Пристроиться на новом месте мне помогли эти обстоятельства. Я плохо и медленно, да еще и жутким акцентом говорил по английски-так тут таких тоже хватало! Даже приехавших из бывшей Австро— Венгрии и говоривших на похожих славянских языках были многие тысячи! Поэтому я легко сходил за чеха или словака— типичный американец меня от них не отличал. Сошел бы и за поляка,если бы пил, как они, и буянил в нетрезвом виде,как они же — мог сойти за поляка. Это поляки меня бы с своими братьями ни за что не спутали, а старые американцы— для них всякий,кто внешне был похож на них самих(то есть не азиат и не китаец),но разговаривал с акцентом— числился как 'Остен',сиречь понаехавший после войны и Мора. Таких 'понаехавших' в бывшем Чикаго был целый район, население которого прибыло из бывших австрийских владений и немецкой Силезии. И в этом районе звучало много вариантов адской смеси английского и разных славянских языков— и в домах,где понаехавшим сдавали жилье,и в цехах и мастерских,и в клубах землячеств, да и продавцы магазинов постепенно начали понимать,как хорваты или словаки произносят: 'Пинту молока и два фунта хлеба'. _____

Но это было позже, а в тот день, когда я решил, что глаза уже свет дня выдержат, то и вышел из сарайчика. Занесло меня в чью-то заброшенную собственность, но хорошо,что не расшибся о заполнявшие внутренность разные пиломатериалы. Вышел и осмотрелся: вокруг никого, от сарая идет заросшая тропка на северо-запад, на дворе поздняя весна,так что не жарко и не холодно. Для начала я решил стратегическую задачу: поскольку день вечерел, и мне явно оставалась пара часов светлого времени, то как быть дальше? Провести вечер и ночь в сарае и возле него, либо попытаться дойти за оставшиеся часы до заката к людям? Поскольку беглый осмотр окрестностей ничего не сказал,кто здесь водится из опасного зверья,я и решил,что лучше провести ночь в сарае.