Беглец

Глаза распахнулись, когда волчица вскочила на лапы, настороженно глядя на меня — мысль моей матери была настолько сильна, что смогла задеть даже ее. Первую секунду я даже не понял, в чем причина нарушения медитации: какие рейдеры? Куда бежать? Лишь спустя какое-то время я сообразил, что произошло: мать знала, что отец способен слышать ее мысли на достаточно большом расстоянии, и иногда пользовалась этим фактом. Так произошло и теперь: на деревню напали, о чем она сразу же предупредила отца.

Сообщать родителям, что дар с недавних пор позволяет мне быть незримым свидетелем их диалогов, я не торопился — слишком много любопытного можно было подслушать.

В интонациях матери я явно услышал панику и страх, что было очень необычно, ведь она никого и ничего не боялась: волки, рейдеры, монстры из пустошей — все едино! Взять с полки винтовку — к которой мне было строго-настрого запрещено прикасаться, как ко всякому огнестрелу — зарядить ее, и идти навстречу любым опасностям! Вот такая у меня мать, и я этим чрезвычайно гордился. Но сейчас...откуда в ее мыслях появился страх? Я с трудом встал на затекшие от долгого и неподвижного сидения ноги, и вышел из вольера. Может, послышалось? Дар иногда вытворял с моим восприятием странные фокусы, поэтому нельзя было исключать такой вариант.

Я как раз закрывал за собой клетку с растревоженной волчицей, когда из-за угла склада показался чем-то озабоченный Смайт. В незаметно наступивших сумерках его лица не было видно, но я ощущал расходящиеся от него во все стороны волны беспокойства. Он озирался по сторонам и будто прислушивался к чему-то. Заметив меня у вольера, он сделал шаг навстречу:

— Мирко, ты что-то слышишь?

Я пожал плечами — обычно после слияния, особенно такого длительного как сейчас, в голове шумело:

— Ничего не слышу. А должен?

Охотник выставил перед собой ладонь, прикрыв глаза:

— Будто бы стрельба...будто бы со стороны нашего поселка...

Я сглотнул ставшую вязкой слюну, и повернул голову в сторону Холмов. Разумеется, кроме тропы, петляющей промеж стволов деревьев, ничего нельзя было увидеть — солнце скрылось за вершинами холмов, окружающих поселение. Я вспомнил панический крик матери, и передернул плечами — в деревне явно что-то происходит. А Смайт лишь подтверждает нехорошие мысли — такой опытный охотник, как он, не стал бы выдумывать понапрасну.

— Может быть. Пойду, проверю... — я направился к тропе, но был остановлен вскриком лысого охотника:

— Мирко, а ну стоять! Ты это куда собрался? Если в самом деле стреляют, то тебе там точно делать нечего! Поймаешь шальную пулю, как Плаха — и все, конец! Что я твоей матери скажу?!

Я перевел взгляд с тропы, ведущей в деревню, на покалеченного охотника:

— И что? Тупо стоять здесь? Как ты?

Смайт гневно выдохнул, явно борясь с желанием научить меня парочке крепких словооборотов, но все же сдержался:

— От меня, как и от тебя, в деревне будет больше вреда, чем пользы! Я — ранен! Ведь никто не пожелал помочь мне, и сбегать к лекарю за зельем! — добавил он язвительно:

— Поэтому я вынужден сидеть тут. А ты...ты вообще — щегол зеленый, пороха не нюхавший! Да рядом с тобой стрельнут — ты в штаны сразу наложишь! Нечего нам обоим делать в бою, там и без нас справятся! Вспомни что было семь лет назад.

Я нервно облизнул губы — Смайт был прав: в реальном бою пользы от меня никакой не будет. Я и оружия в руках, кроме своего ножа-волнореза, никогда не держал...мать внимательно следила за этим. Да и сил у Каменных Холмов хватает: несколько огнестрелов у самых отчаянных парней, с десяток армейских арбалетов у прошедших тренировку селян. Про луки я вообще молчу — в каждом доме найдется человек, способный достаточно метко пускать стрелы. На худой конец есть отцовские монстры: если станет действительно кисло, батя выпустит Тропотопа, а уж он-то сможет любому показать! Зубы по двадцать сантиметров, мощные когти, крепкая чешуя, которую не всякий огнестрел пробьет... Любая рейдерская банда при виде эдакого чудовища бросится наутек!

Так и произошло семь лет назад, когда в окрестностях появилась банда, называющая себя Реактивные Топоры. Они сперва вырезали под корень местных Пустынных Орлов, которые были вроде как наемниками, а вроде бы и рейдерами, после чего напали на нашу деревню. Ночью, рассчитывая застать нас врасплох. Их план с треском провалился: дрессированные волки заметили чужаков задолго до того, как те подошли к деревне, и смогли сообщить своим хозяевам о гостях. Поэтому к тому часу, когда те окружили деревню и уже мысленно делили богатые трофеи, у нас все было готово к теплой встрече.

В том сражении из наших не повезло лишь троим — дядьке Плахе, которому пуля на излете попала прямо в висок, убив наповал в самом начале заварушки, потом еще Елейке — дурочка сама выскочила из дома, голося что-то о захватчиках из запределья, и дядьке Фраю. Последнего я хорошо знал, ведь он помогал отцу в работе с животными. После его смерти мне пришлось встать на его место. А рейдеров в том бою полегло больше тридцати, и еще столько же осталось раненых. Сбежать никто не смог — батя выпустил на охоту стаю Динго — те как раз вошли в пору, когда надо давать псам из пустошей отведать человеческого мяса.

— Мирко, чего застыл? Давай быстро в дом! Мало ли, как там дела пойдут! — я встряхнулся, выныривая из детских воспоминаний, и послушно пошел вслед за охотником к жилому дому. Откуда нам навстречу как раз вышел давешний дровосек, чьего имени я не знал — он прибился к нашим охотникам совсем недавно, и большую часть времени проводил в лесу, в охоте. Вместе с ним из хижины вышли два других охотника — коренных жителя Каменных Холмов. Смайт перекинулся с ними парой фраз, из которых я сделал вывод: мы с раненым остаемся здесь, а остальные охотники идут к поселению — разведать обстановку и помочь нашим, если возникнет такая необходимость. Сборы у опытных охотников быстрые: кожаную броню на плечи, ножи на пояс, оружие в руки — у кого лук, а у кого огнестрел — и вперед, в лес!

В доме было тепло, даже жарко, и сильно пахло потом пополам с какой-то химией. Смайт, вошедший следом, усмехнулся, увидев гримасу на моем лице:

— Что запашок не тот? Это еще что... — он уселся рядом со мной на топчан, накрытый козлиной шкурой, и помассировал травмированную ногу:

— Чертова сука. Приходится сидеть здесь, пока остальные воюют.

Я смущенно отвернулся, странным образом ощущая в его травме часть своей вины. Тот воскликнул:

— Не переживай, все будет нормально! Мамка твоя всем бошки поотстреливает, а тех, кто выживет, динозавр отцовский сожрет!

Я машинально ответил:

— Ему нельзя человечину давать. Можно всю дрессировку загубить.

Смайт нервно хохотнул:

— Ну, значит без него справятся. А Динго жрали людей, и ничего...

В повисшей следом тишине мы просидели никак не меньше десяти минут — охотник бормотал какие-то ругательства себе под нос, явно недовольный выпавшей ему пассивной ролью, а я пытался дотянуться до сознания матери или отца. Бесполезно — слишком велика дистанция, слишком слаб мой дар...

Тишина прервалась неожиданно — дверь хижины внезапно распахнулась, будто от удара ногой, и в то же мгновение Смайту в живот по самую рукоять вонзился длинный, слегка изогнутый кинжал. Я подскочил с кровати, с удивлением наблюдая за алой кисточкой, дрожащей на его оголовке: это же кинжал пришлого охотника, чьего имени я так и не удосужился узнать! Взгляд в сторону выхода подтвердил мысль — дровосек вошел внутрь, не отрывая от меня взгляда, и чуждым этой ситуации голосом — спокойным и даже ласковым, произнес:

— Привет, Мирко! Тебя же Мирко зовут, а? Вот и хорошо...не обращай внимания на Смайта — это мы шутим так...

— ПРЕДАТЕЛЬ!!! ЭТО ТЫ НАВЕЛ ИХ НА НАС!!!

Все еще не понимая происходящего, я осознал одну вещь. Незнакомец — враг. Мысли Смайта кричали об этом так громко, что не услышать их было просто невозможно. Однако не настолько громко, чтобы заглушить шум отчаянной стрельбы в родном поселке, который плотно закрытые двери до сего момента ограждали от моих ушей.

— Это такая шутка? — я попятился назад, прекрасно осознавая, что мне нечего противопоставить этому здоровяку. На его стороне сила, ловкость, опыт... А на моей стороне панический страх, от которого я вот-вот потеряю сознание, стоит убийце подойти ко мне хоть немного ближе. По сравнению с ним я такой маленький, хилый, робкий трус... Я же еще фактически ребенок!

Губы мужика растянулись в хищной улыбке:

— Не бойся, малыш... Будешь слушать дядю — и все закончится хорошо, начнешь дергаться — и я намотаю твои кишки вот на этот нож! — он одним движением вырвал из тела неподвижно застывшего от боли охотника свое оружие, заставив того со стоном сползти на пол, и направил его на меня, покачивая широким лезвием из стороны в сторону:

— Мирко, да? Ты меня понял, Мирко?

И тут я не выдержал — волна страха затопила мое сознание, и в глазах потемнело... Непослушное тело рухнуло прямо на пол, громко ударившись головой о толстую ножку кровати.

Здоровяк ухмыльнулся, глядя на иллюзию, лежащую на полу в неестественно вывернутой позе:

— Сыкло малолетнее, и правда отключился! Чего в нем опасного? Вечно босс перестраховывается. Даже резать не пришлось.

Сзади него раздался надсадный хрип — пришедший в себя Смайт попытался из своего полулежачего положения достать спину мужика кривым ножом скорняка, но не преуспел — тот молниеносно развернулся на звук, и ударом кулака выбил оружие из ослабевших пальцев:

— О, ты еще можешь двигаться?! Молодца! Вот только это не входит в наши планы, дружище Смайт! — приподняв сдавленно хрипящего от боли охотника за воротник, он замахнулся на него зажатым во второй руке ножом.

Думаю, он не сразу понял, что произошло, так как перед смертью на автомате успел крепко двинуть мне по голове рукоятью своего кинжала, и выругаться:

— Проклятье, щенок, ты же должен лежать без сознания! Что ты...что... — тут его ноги подкосились, и мужчина пошатнулся. Отпустив потерявшего сознание Смайта, он осторожно коснулся костяной рукояти клинка, торчащей из основания собственной шеи, и удивленно, даже как-то обиженно произнес:

— Это...ты меня? Сопляк... — после чего рухнул на землю, перевернув на себя готовые к отправке в деревню шкуры, аккуратно сложенные у изголовья кровати. Глядя на быстро растущую лужу крови под его головой, я поморщился — внушение отнимало очень много сил, и провернуть такой трюк снова я смогу лишь через несколько минут. Надеюсь, этого не понадобится...

— Смайт! Ты живой? — я откинул несколько упавших на охотника шкур в сторону, и встряхнул того за плечо. Тот охнул, широко распахнув глаза — боль привела его в чувство. Ранение оказалось куда серьезнее, чем мне показалось изначально — из раны на животе, которую он все это время бессознательно зажимал левой ладонью, сизыми червями медленно выползали кишки...

— Он...предатель...наводчик...рейдер...

Я кивнул, с бессильной злобой глядя на умирающего мужчину, помочь которому я никак не мог.

— Иди...есть еще...один...пришлый...ты знаешь...

Я склонился над охотником, желая хоть как-то облегчить его страдания:

— Знаю, Смайт! Это который Лазарю в помощники нанялся! Его Дрогнаном зовут!

Охотник слабо кивнул:

— Я видел их...вместе...они пришли к нам в одно время...из банды...я подозревал... — голос смертельно раненого охотника становился все тише и тише. Я кивнул — нужно срочно бежать в Холмы и предупредить наших! Проклятые рейдеры смогли внедрить двух шпионов...но зачем? Что им нужно от нашей деревни?!

— Беги, Мирко...беги...

Я встал на ноги, переступил через еще живого Смайта, глаза которого уже начинали мутнеть, и выдернул Волнорез из шеи неудачливого рейдера — повезло, что этот удар получился как надо! В поясной кобуре убийцы покоился огнестрел знакомой мне модели: Кольт-45. Мощная штука... Однако стоило мне только подумать о том, чтобы прихватить с собой и его, как в голове возник образ матери. Каждый раз, когда я клянчил у нее оружие, она начинала злиться, и все пыталась взять с меня клятву, что я никогда и пальцем не коснусь проклятого железа. Наверное глупо...но огнестрел остался на своем месте. Теперь — вперед!

Выскочив из хижины, я понесся к деревне, стараясь прогнать тревожные мысли из своей головы. Если эти парни заранее готовились к атаке на поселение, тогда они должны знать, насколько отец может быть для них опасен. А ведь Тропотоп, ровно как и Тысячелапый, слушаются только его команд...вывести из строя дрессировщика — и обороноспособность поселения упадет более чем наполовину! Звери превратятся в простых мутантов, диких, жаждущих крови монстров из пустошей... Черт подери, ну почему так, почему именно так произошло?!

Низкая ветвь хлестнула по моему лицу, едва не выбив глаз, возвращая в реальный мир — некогда лить слезы, еще ничего не ясно, совершенно ничего! Отец не так прост, он не позволит убить себя каким-то вшивым ублюдкам! И моя мать, она...

Я внезапно вспомнил страх в ее мыслях, которые каким-то образом долетели до меня, преодолев пять километров между Каменными Холмами и домиком охотников. Нет, этого не может быть! Не должно быть!

Я постарался ускориться, и летел над землей все быстрее, перепрыгивая через едва заметные в сумраке препятствия — бежать по извивающейся среди деревьев безопасной дороге — значит опоздать! Надо рисковать, надо двигаться напрямик, через лес! Внезапно нога ударилась обо что-то мягкое, и я кубарем покатился вперед. Слава богу, обошлось без травм! Сделав несколько шагов назад, я присел: обескровленное лицо Джана — одного из ушедших на помощь защитникам деревни охотников, было искажено в яростной гримасе, а в окаменевшем кулаке все еще был зажат охотничий клинок с крюком на конце лезвия. Я вспомнил, что именно он когда-то давно учил меня снимать и обрабатывать шкуры...может быть, даже этим ножом... Проклятый безымянный дровосек! Проклятые рейдеры! Я зарычал в бессильной злобе, ощущая текущие по щекам горячие слезы...

Путь от домика охотников до Каменных Холмов промелькнул в одно мгновение, но чем меньшее расстояние оставалось до деревни, тем больше отчаянья было в моих попытках связаться с матерью или отцом. Дар оказался бессилен — бессловесные крики ныряли во тьму, будто в бездонный колодец. Стрельба, которую я отчетливо слышал все время, понемногу затихла, и наступила тишина, которая пугала меня куда больше грохота выстрелов. Неужели наши... Нет, не может быть! Мы не могли проиграть каким-то оборванцам, живущим подобно стервятникам! Не могли, не могли! Не могли!

Наконец я — потный, грязный, уставший, выскочил из леса. Перед моими глазами развернулась ужасная картина: родная деревня была охвачена огнем. Ближайший к тому месту, откуда я выскочил, дом принадлежал Лазарю — до него было не более ста метров, однако пламени, пляшущего на его крыше, было достаточно, чтобы увидеть несколько неподвижно лежащих тел у стены. Узнать мощную фигуру Лазаря было просто, как и его жену — не так много беременных женщин в поселении...