После Пламени. Пламя раздора

— Будет вам необычное, — мурлыкнул Кот, поднимаясь.

— А я знаю, что! — похвасталась Дэрт.

— Знаешь — так помалкивай! — Тевильдо возмущенно дернул хвостом. — Думаешь, я не заметил, когда ты подглядывала?

Подглядывала... Интересно, способность Мори прятаться связана только с Ангбандом или это врожденный дар? Да что ж я снова о нем думаю?! Такое не может быть случайностью.

И, продолжая приветливо улыбаться майар, я потянулся мыслью к юному нолдо. Просто на всякий случай.

Мори откликнулся тут же. Похоже, все это время он пытался меня дозваться.

"Властелин! Феанор! Он замерзает!"

Замерзает?! Ранней осенью? Квендо, да еще владеющий силой Пламени? Это куда же он умудрился забраться?!

"Что случилось, Мори?"

От изумления я перестарался. Напор моей воли и майар-то выдержать нелегко, а уж Воплощенному совсем тяжко пришлось. Хорошо, он хоть сознание не потерял. Правда, вместо четкого и быстрого ответа я получил бессмысленную мешанину эмоций: боль, ужас, растерянность, мольбу.

"Успокойся, — я постарался меньше давить на парня. — Где Феанор? Во льдах?"

Мысли Мори, и без того сбивчивые, окончательно утратили ясность. Теперь я слышал в них только панику и нарастающее отчаяние.

— Продолжайте, — сказал я, вставая. — Я скоро вернусь. Смотрите же, оставьте и мне что-нибудь от сюрприза Тевильдо. Таринвитис, проследи за этим.

Я очень старался выглядеть беззаботным, но судя по встревоженным взглядам майар, удалось это плохо.

14

"Властелин! Мелькор! Спаси меня!"

Не отвечает. Ну, да, он во льдах, сам сказал. И Феанор тоже... Мы все! И все поодиночке, а так ведь нельзя, надо держаться вместе, иначе смерть. Полынья откроется под ногами — и все. Или будешь блуждать в лабиринте торосов, пока не кончатся силы. А потом уснешь. И превратишься в лед.

Я сжался в комок на полу, зажмурившись и не решаясь открыть глаза. Боялся случайно взглянуть на Феанора. Боялся увидеть иней, покрывший неподвижное тело. И лед вместо стен.

Краешком сознания я понимал, что ничего подобного нет и не может быть. Понимал — но не верил. Очень уж холодно было в комнате.

— Я... я в Ангбанде, — голоса не осталось, только беспомощный хриплый шепот.

Ладно, пусть. Надо... посмотреть. И убедиться. Что захлестывающий сознание ужас — просто тень прошлого. Что я дома. И Мелькор сейчас придет, и нельзя, чтобы он догадался о моих нелепых страхах, потому что — стыдно же!

Мысль, что Властелин примет за труса, разом привела меня в чувство. Я решительно открыл глаза — и обмер, уставившись на свою руку. На снег между пальцами. На лед под ладонью. Вскочил со сдавленным воплем, слепо кинулся в сторону и упал, ударившись обо что-то твердое... об угол стола... об узор, вырезанный из камня.

— В-во л-льдах... нет уз-зоров, — лязгая зубами, пробормотал я, вцепившись в изогнутую ножку так, словно она готова была исчезнуть. — И столов нет. Я... в Ангб-банде.

— В Ангбанде, в Ангбанде, — раздался суровый голос. — И мог бы сказать об этом сразу, а не болтать про льды. Ищи вас по всему Северу!

15

Пол в комнате был покрыт тонким слоем льда и припорошен снегом. Стены заиндевели.

— Да что здесь происходит?! — возмутился Мелькор, склоняясь над Феанором и немилосердно встряхивая того. — Зачем? Если ты зимы дождаться не можешь, бери Ломенуза и поезжай на север. У Мори вон зуб на зуб не попадает — он-то чем виноват, что тебе холод понадобился? Еще и мастерскую разгромил, — сердито добавил Вала, бросив взгляд на приоткрытую дверь.

Видно сквозь щель было немногое, зато изломанная Музыка заставила Поющего болезненно поморщиться.

Феанор не ответил, даже не показал ничем, что услышал. Но был в сознании — Мелькор чувствовал это.

Вала вздохнул — и только сейчас сообразил, что не следовало так говорить с Пламенным при слуге.

— Приберись там, — отрывисто приказал он Мори, махнув рукой в сторону мастерской. — И дверь закрой.

— Да, Властелин.

Юноша торопливо скрылся. Выглядел он крайне смущенным.

Восставший осмотрелся. Остатки льда начали таять быстрее под укоризненным взглядом Поющего, лужицы испарялись. Воздух заметно потеплел.

Вала снова повернулся к другу. Гнев прошел, осталась только тревога. У Феанора явно не получилось какое-то творение — должно быть, впервые в жизни. Отсюда ярость, когда Пламенный, не помня себя, крушил все, что попадалось под руку. Отсюда теперешнее отчаяние.

Сам Мелькор давно научился воспринимать неудачи как полезный опыт, но ему-то с самого начала приходилось бороться с собратьями за свою Тему. Ошибаться, отступать, собираться с силами, снова пробовать. А Пламенному все давалось слишком легко. В сущности, он и препятствий-то серьезных не встречал в своей жизни. Великий мастер, которому все старались создать условия — только твори. Ну, теперь и мучается, бедняга.

— Вот что, — участливо начал Вала, слегка сжав плечо Феанора, — я сам поеду с тобой. Нам обоим стоит отдохнуть. В пяти конных пробегах к северу есть красивые горы. Ледники с глубокими озерами, каскадные водопады. А еще дальше начинается снежная пустошь. И лабиринт из ледяных глыб. Древняя Музыка, — его голос дрогнул. — Владыки Запада тогда не добрались до нее, не смогли разрушить. Там все, как во времена Удуна.

16

О каком отдыхе ты говоришь? О какой красоте?! Твои воины убивали пленных эльдар — и ты любовался на это! Ладно Саурон и прочие — от них я ничего иного и не ожидал! Но ты! Ты раньше был мастером, Мелькор! Почти таким же искусным, как я.

Не хочется шевелиться, не хочется говорить, смотреть на тебя. Ты не тот, кто когда-то был моим другом. Осталась лишь оболочка. Но если ты сейчас уйдешь, нолдор обречены. Сами ли они отправятся штурмовать Ангбанд или твои майар уговорят тебя начать войну, конец будет один.

Я вздохнул и приподнялся на локте.

— Если мы уедем, Саурон может напасть на нолдор, — голос оказался непривычно хриплым, словно чужим. — Так уже было, ты знаешь, Мелькор.

— Он ничего не предпримет до нашего возвращения. Обещаю.

А после? Что будет после того, как мы вернемся, а, Вала? Знаешь ли ты о планах Финголфина и моих сыновей? Как намерен действовать?

Рассказать тебе об их планах — значит, предать нолдор. И еще неизвестно, спасет ли это мой народ от истребления. Промолчать — значит, предать тебя. Если еще есть, кого предавать. Если в тебе осталось хоть что-то от прежнего Мелькора.

Ты привык принуждать, полагаться на свою силу, и оттого перестал слышать и чувствовать мир. А смириться с этим не можешь. Тебе слишком охотно все повиновались: майар, люди, орки. Ты забыл, что бывает по-другому, что не всех и не все можно подчинить. Забыл, что дело мастера — пробудить красоту, помочь ей раскрыться, а не навязать будущему творению свою волю. И сам от этого страдаешь, я же вижу!

— А пленные? На кого я оставлю их?

— На меня, Мастер!

Мори. Подслушивал, как всегда.

Я сел, спустив ноги на пол. Хмуро поглядел на слугу.

— Справится? — с надеждой спросил Мелькор.

Как же тебе хочется сбежать из собственной крепости, Властелин Ангбанда! Я задыхаюсь здесь, но и тебе, похоже, несладко.

— Справлюсь, — решительно заявил Мори. — Не в первый раз.

Что ж, может, для моих мастеров так даже безопаснее. Саурон ненавидит меня, но вряд ли станет вредить пленным, чтобы уязвить мальчишку.

Ты хочешь снова услышать свою Музыку, Мелькор. Подальше отсюда, где никто не сможет помешать. И чтобы я был там рядом с тобой. Надеешься стать прежним, вернуть утраченную способность творить? Наверное. Ты никогда не умел сдаваться.

Не знаю, есть ли шанс спасти тебя. Остановить, пока ты окончательно не превратился в Моргота. Но если это не удастся, для нолдор все будет кончено. Впрочем, дело не только в них. Я поеду с тобой ради нашей дружбы. И если еще не поздно помочь тебе, я помогу.

17

Мелькор вернулся довольно быстро. Погрустневшая было Таринвитис снова заулыбалась и вручила ему тарелку с Тевильдовым угощением. Ральтагис немедленно прильнула с другой стороны.

Женщины щебетали без умолку, и я искренне сочувствовал Властелину: не так уж легко выносить такое количество пустой болтовни. Уж на что Ральтагис обычно майэ разумная, но и на нее порой находит.

Мелькор, правда, всегда обходился с соратницами терпеливо и мягко. Даже когда они отвлекали его от дел. Я бы так не смог. Вот и теперь — ясно было, что после пира эти красавицы не оставят Властелина в покое. И сами не займутся ничем полезным, и Вала из-за них тоже. Не знаю, что стало бы с Ангбандом, если бы не я! Порядка бы точно не было никакого.

Мелькор соизволил наконец принять меня только через полдюжины страж. И тут же выяснилось, что он уезжает. Увозит своего нолдо из крепости. Важнее занятия не нашлось перед началом войны!

Мне пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы скрыть раздражение. Но злиться было бессмысленно: если уж Мелькор что-то задумал, переубедить его мало шансов. А переубедить быстро — совсем невозможно.

— Сколько мне выждать? — деловито спросил я.

Вала недоуменно прищурился.

— Перед наступлением, — пояснил я.

Странно, обычно мы лучше понимали друг друга.

Мелькор вздрогнул. Или это ровное пламя светильников дернулось от внезапного сквозняка? Странный сбой в мелодии, надо будет проверить.

— Нет, Саурон. Армия останется в крепости. Ничего не предпринимайте без меня.

Я глубоко вздохнул.

— Да, Властелин. Мы будем готовы к твоему возвращению.

— Ничего не предпринимайте, — повторил он с нажимом. — Пусть все остается по-прежнему.

— Как прикажешь, Властелин.

Разумеется. Все будет выглядеть по-прежнему. Но войско Ангбанда сможет выступить сразу, как только ты отдашь приказ. Лук будет натянут — тебе останется только отпустить тетиву.

— Когда тебя ждать назад?

Вала задумался.

— Я вернусь в начале зимы.

Значит, через сто дней. Что ж, это не слишком долго. Как раз подходящий срок, чтобы все подготовить.

Не знаю, что тебе нужно на севере, Мелькор. Может, ты решил наконец избавиться от нелепой привязанности к своему нолдо, а заодно и от него самого. Может, задумал что-то, в чем тебе нужна его помощь. Я не стану спрашивать. Расскажешь сам, если захочешь. Потом.

Ты уезжаешь. Я смотрю тебе вслед с башни. И надеюсь, что ты вернешься один.

18

Мелькор помедлил, прислушиваясь, и свернул в ущелье, ведущее на северо-восток. Свернул впервые: в Ангбанде они все время ехали прямо, и горы меняли форму, открывая путь.

Пейзаж вокруг был все тот же: склоны, кое-где поросшие сосняком, белые шапки на горных вершинах, осыпи, реки, вскипающие бурунами. И лишь когда Мелькор остановился, выбирая дорогу, Феанор понял, что Ангбанд остался позади. Отпустил их. Все-таки отпустил. Не сейчас, впрочем. Раньше. Когда Восставший решился уехать с другом. Не по делам — просто так. Как бывало в Амане.

Феанору не хотелось думать ни о цели путешествия, ни о том, сколько осталось в нынешнем Мелькоре от того, с кем когда-то подружился мастер. Впрочем, Вала сейчас все больше напоминал себя прежнего. Словно по мере удаления от Ангбанда исчезала тяжесть, давившая на него. Разгладились жесткие складки в углах рта, потеплел взгляд, мягче стала речь. И улыбался Восставший заметно чаще. Правда, говорил мало.

Мастер тоже предпочитал молчать. Впитывать мелодии мира в котором не было сейчас ничего, кроме поросших соснами гор, размеренного цоканья копыт и густого, пьянящего аромата хвои. Не было ни Ангбанда, ни нолдор, ни бесконечной войны. В этом мире можно было просто дышать, жадно втягивая холодный воздух. Наконец-то дышать всей грудью.

19

Я знаю, что ты вернешься. И уехать, конечно, было необходимо, раз ты так решил. Ты всегда поступаешь, как лучше для воплощения нашей Темы.

Но почему ты не попрощался? Даже нескольких слов не сказал? Да мне хватило бы и ласкового взгляда. Прикосновения мысли.

Сама позвать тебя я не решусь. Буду ждать, как ждала всегда. Как ждала эти страшные три тысячи лет, не зная, вернешься ли ты, не зная, каким ты вернешься. Просто надеялась, что ты вернешься — ко мне. Ну, хотя бы — и ко мне тоже.

Жизнь уходила из Цитадели. Мне казалось, что исковерканная Музыка Удуна вот-вот раздавит меня, расплющит, размажет по черным от сажи стенам подземных коридоров. Я не могла поверить, что еще недавно это жуткое место было нашим домом.

Я выбралась из-под развалин едва ли не ползком. Кто-то подал мне руку, и лишь благодаря этому я не упала. Талло.

— Где... — я не договорила.

Зашлась в приступе кашля, вцепившись в плечо Творца Видений. Густой дым, смешанный с паром, разъедал глаза, обжигал горло, а Диссонанс почти лишал меня власти над плотью. И говорить мы сейчас могли только вслух.

— Я не знаю, - сказал Талло. Голос у него был хриплый, почти неузнаваемый. - Не знаю. Не... слышу.

К нам подошли Ирбин и Нэртаг.

— Этих, из Амана, нет, - лицо бывшего помощника Йаванны было темно-серым от пыли и копоти. - Ушли. Все.

— А... Властелин? - сумела я, наконец, задать вопрос.

Когда стало ясно, что крепость вот-вот падет, Мелькор приказал Саурону увести всех, кто еще уцелел, в нижние ярусы подземелий и наглухо завалить камнями ведущие туда проходы. У него был какой-то план - это все, что мы знали.

— Саурон сказал, что Властелин присоединится к нам позже. Когда врагов остановит, - Нэртаг привалился к обломку стены. Посмотрел на изодранный рукав. Зачем-то попытался приладить один из болтающихся лоскутьев обратно. Не сумел. Зажал в кулаке, оторвал вовсе.

— Ты слышишь Мелькора?

— Нет, Таринвитис. Но я и тебя не слышу. Диссонанс.

Нэртаг резко умолк. Я обернулась.

Саурон. Измученный, грязный, как все мы. И все же - иной. Я наморщила лоб, пытаясь сообразить, что так отличает его от прочих майар. Отличает - и делает похожим на Мелькора.

— Его нет здесь, - Первый говорил отрывисто, словно каждое слово, каждый вздох давались ему с усилием. Впрочем, так оно и было. Из-за дыма. — Враги схватили его, - рука Саурона судорожно сжала рукоять меча. - На запад. Быстрее!