Врата дракона

Царское Село.

22 сентября 1898 года.

Перед отъездом государь строго-настрого приказал: никаких провожающих. Все же, несмотря на царское приказание, в зале первого класса Царскосельского вокзала собралось довольно много придворных, ожидавших приезда Их Величеств. С нетерпением они поглядывали на двери царского павильона, которые должны были быть открыты за пять минут до вступления в них императора с супругой.

Уже стемнело, когда на первый путь Царскосельского вокзала паровоз, ведомый рукой опытного машиниста, бесшумно втащил императорский состав. Дворцовая полиция сноровисто оцепила перрон, подходы к царскому павильону и залу первого класса, у которого столпились чины императорской свиты.

Наконец, из темноты, со стороны Александровского дворца показался царский экипаж. Все облегченно вздохнули. Николай Александрович вышел из экипажа первым, провел рукой по лбу, рассеянным взглядом обвел станционные постройки.

Царь был одет в серую, аккуратно затянутую черкеску и папаху. Он выглядел не совсем здоровым: у него было желтое измятое лицо. Николай помог государыне, державшей на руках годовалую великую княжну Татьяну, сойти из экипажа, слегка придерживая ее под локоть левой руки, затем принял в объятия старшую дочку— великую княжну Ольгу, которой без малого было уже три года. К Их Величествам приблизились придворные, но государь досадливо поморщился и махнул на них рукой.

-Ну...что?— спросил он.

Из-за спин придворных появился человек в мундире железнодорожного ведомства— начальник Царскосельского вокзала и, сделав шаг вперед, торжественным голосом сказал:

-Ваше Императорское Величество, состав к отправлению готов!

-Ежели все готово, чего же мы ждем?— пожав плечами, сказал царь.

Он оглянулся, словно не замечая ни людей, ни самого поезда. Свиты Его Величества генерал-майор Константин Николаевич Рыдзевский, заведующий канцелярией Министерства императорского двора и уделов, почтительно-приглашающим жестом указал на дверь царского вагона, возле которого, вытянувшись во фрунт, замер жандармский полковник Евгений Никифорович Ширинкин, любимец государыни, являвшийся фактическим руководителем дворцовой охраны. Государь медленно, словно нехотя, ведя Ольгу, прошел вслед за государыней, несшей Татьяну, на перрон, козырнул окаменевшему полковнику Ширинкину коротким взмахом руки к папахе, взялся за поручень, и через мгновение скрылся в тамбуре вагона...

Любая поездка государя и его семейства по железной дороге всегда вызывала крупные осложнения. Ведь сколько инструкций надо было составить! Дворцовая полиция— организация охраны пути. Железнодорожный батальон— охрана мостов и тоннелей во время движения литерного поезда. Военное ведомство — выставление часовых на всем протяжении пути императорского поезда. Министерство внутренних дел — кто и где будет представляться Их Величествам в дороге. Гофмаршальская часть — подготовка резиденции императора и оборудование ее всем необходимым. Инспекция императорских поездов — утверждение маршрута и графика следования поезда. Личный кабинет Его Величества -подарки, которые необходимо взять на всякий случай, ибо нельзя было предугадать, кому, когда и в какой форме царь захочет сделать подарок, кто и где удостоится высочайшей милости.

Конечно, в устоявшихся передвижениях и в размеренном ходе жизни государя и его семейства, бывали исключения. Но чаще всего они носили запланированный характер: поездки за границу с частными и государственными визитами (по большому счету все это были посещения многочисленных венценосных родственников в Дании, в Германии, в Англии), путешествия по России, увеселительные прогулки.

Приготовления к путешествиям по железной дороге затруднялись еще и тем обстоятельством, что все поездки Их Величеств окружались с некоторых пор великой таинственностью. Царь, не любивший длительных отлучек из Царского Села, но вынужденный большую часть времени проводить в дороге, терпеть не мог отвечать на вопросы о том куда поедет, кто и когда будет ему представляться, кого он будет принимать. Генерал Рыдзевский, один из немногих людей, входивших в число самых доверенных и ближайших к государю лиц (он умел глухо молчать о делах монарха, но при этом собирал массу всяких полезных и интересных слухов и сплетен; был всегда собран, точен, неутомим, скрупулезен, держал в своей цепкой памяти все указания и пожелания государя, безошибочно угадывал настроение Николая II.Всякий раз, зная какую и в каких пределах следует проявить инициативу, какие бумаги приготовить, кого и к какому времени вызвать, он ничего не забывал, не терял, следил за ходом дел государя, за его распорядком дня. И при этом он не был назойлив, заметен, словно бы его и не существовало вовсе) зачастую не знал во сколько будет назначен отъезд. Поддерживая "дружеские отношения" с дворцовой челядью, лакеями, горничными, скороходами, гоф-курьерами, генерал Рыдзевский узнавал от них, что государь или государыня "изволили сказать" относительно предстоящей поездки. Само собой, разумеется, подобные "дружеские" услуги не были бескорыстными: Рыдзевский платил "своей агентуре" золотом. Это обстоятельство позволяло ему слыть при дворе наиболее осведомленным лицом, его расторопностью нередко был удивлен и доволен государь, его дружбой дорожили, его расположением стремились заручиться, с ним считались.

Для своих путешествий и поездок по железной дороге царь располагал двумя поездами, внешне неотличимыми друг от друга— восемь вагонов синего цвета с гербами и вензелями Их Величеств. Государь с семьей и чинами свиты передвигался в одном из поездов, второй служил в качестве камуфляжа. Он шел пустым либо впереди, либо позади императорского поезда. Даже начальники пассажирского отдела не знали, в каком из них едет царская семья.

В первом вагоне размещался конвой. Во втором помещались: кухня, оборудованная тремя плитками, ледник, винный погреб, купе для метрдотеля и поваров. Третий вагон служил гостиной и вагоном-рестораном-с тяжелыми драпировками на окнах, обшитый панелями из красного дерева, обитыми бархатным штофом. Одна треть вагона была оборудована под столовую. Здесь же стояло и пианино. Столовая была рассчитана на шестнадцать кувертов.

Государь с государыней располагались в "своем", четвертом, вагоне. Первое купе, двойного размера, представляло собой рабочий кабинет государя. В нем стояли письменный стол, пара кресел и маленький книжный шкаф, в которой помещалась небольшая, "походная", как ее называл царь, библиотека, собранная им лично. Составлена она была, главным образом, из всевозможных статистических справочников, подшивок "Нового Времени", "Русского Инвалида", "Гражданина", "Биржевых Ведомостей", "Морского Сборника" и "Вестника Европы".Имелись и заграничные газеты, преимущественно немецкие. Художественной литературы было мало: несколько произведений Достоевского, томик стихов Пушкина, Лермонтов, Тургенев, "Война и мир" Толстого.

Николай Александрович, начиная с ранней юности, пожалуй как никто другой из императорской семьи, стремился узнать все, что его могло бы заинтересовать в тот или иной момент, и поэтому читал очень много, даже не читал, а изучал то, что было написано в книгах (он и сам "пописывал"-отметился несколькими "бытовыми", очень живописными очерками о своем, почти что кругосветном плавании на крейсере "память Азова" в 1891 году, еще будучи наследником престола; очерки были написаны в подражании стилю известно морского беллетриста Станюковича и даже имели некоторый успех у романтически настроенной флотской молодежи). Николай Александрович слыл человеком литературно грамотным, даже в своем роде стилистом, хотя и допускал иногда элементарные грамматические ошибки или описки. В придворных кругах его звали "недурно пишущим царем"-преподносились его гибкий слог и чувство стиля.

Книги сопровождали Николая Александровича всегда и везде. Государь, однако, не был коллекционером книг, он не собирал, а отбирал их: в его библиотеках, и в "походной",и в личной, дворцовой, царскосельской, были только те книги, которые Николай предполагал как-то использовать в будущем(это обстоятельство, впрочем, не мешало заведующему Собственной Его Величества библиотекой Василию Васильевичу Щеглову представлять царю каждый месяц, по крайней мере двадцать интересных книг, вышедших в этот период. Такой порядок Николай Александрович установил самолично по возвращении из Японии, где он совершенно некстати получил довольно-таки серьезную рубленую рану головы от удара саблей полубезумного японского жандарма Тсуды Сацо— да так, что едва жив остался. Чтение книг помогало забыть о головной боли от полученной раны— порой боль становилась трудновыносимой. Не все книги Николай II прочитывал, иные и вовсе не брал в руки, возвращал в библиотеку с неразрезанными страницами).

Следом за кабинетом Его Величества шли ванная и спальня, отделанная по желанию государя в восточном, китайском стиле. Мебель в спальне была из красного дерева, покрытая темно-зеленым сафьяном. Белокафельная ванная комната была оборудована искусно сделанной купальней, вода из которой не выплескивалась даже на крутых поворотах.

Наконец, еще тройное купе представляло собою гостиную государыни-императрицы Александры Федоровны. Мягкая мебель и стены гостиной были обиты ее любимым светлым кринолином.

В пятом вагоне помещались великие княжны: трехлетняя Ольга Николаевна и годовалая Татьяна Николаевна, обер-гофмейстерина Высочайшего Двора, статс-дама Их Императорских Величеств, государыни-императрицы Александры Федоровны и государыни-императрицы Марии Федоровны Елизавета Алексеевна Нарышкина, воспитательница великих княжон Дарья Федоровна Тютчева и любимая фрейлина государыни-княжна Софья Орбелиани, двадцатидвухлетняя красавица, веселая и независимая девушка, совсем недавно занявшая место штатной фрейлины и еще не вовлеченная в придворные интриги. Она была прекрасной наездницей, отличалась веселым и открытым характером. Подобно многим молодым аристократкам, Соня прекрасно владела иностранными языками, хорошо рисовала, отлично танцевала и была богато одарена в музыке: играла на пианино, прелестно пела. Орбелиани была большой спортсменкой, она чудно ездила верхом и великолепно играла в теннис. Это был настоящий живчик, веселый, вечно в движении, всегда готовый на все, где можно было показать свою ловкость и лихость. Императрица Александра Федоровна быстро привязалась к новой фрейлине, чему в немалой степени способствовала "восточная преданность" Сони. А императрица весьма чутко и, как правило, безошибочно угадывала эту искреннюю преданность, столь редкую в среде придворной аристократии, и тем более ценившая ее. К тому же Соня Орбелиани позволяла себе говорить императрице правду в глаза, как бы она горька не была.

Шестой вагон по обыкновению отводился ближайшей свите государя. Он был разделен на девять купе, из которых одно, двойного размера, в середине вагона, предназначалось для министра императорского двора барона Владимира Борисовича Фредерикса. В остальных купе помещались самые необходимые придворные: начальник Собственного Его Величества Конвоя барон Александр Егорович Мейендорф (бывший "дирижер" придворных балов, сумевший завоевать благодаря своему веселому и общительному характеру симпатии обеих императриц, чрезвычайно симпатичный; все его любили, но никто с ним серьезно не считался), флаг-капитан Его Величества контр-адмирал Николай Николаевич Ломен, генерал Рыдзевский, лейб-медики Густав Иванович Гирш и Сергей Петрович Федоров, дворцовый адъютант генерал-лейтенант Петр Иванович Гессе, главноуправляющий Собственной Его Императорского Величества Канцелярией, обер-гофмейстер, почетный член Академии Наук, Александр Сергеевич Танеев. Девятое купе обычно не занималось, оставалось свободным. В нем располагались лица, представлявшиеся Их Величествам в пути и почему-то оставленные в царском поезде.

Все купе по уровню комфорта не уступали международным вагонам, имели на дверях таблички со вставленными в них типографски напечатанными карточками с именами лиц, их занимающими.

Седьмой вагон предназначался для багажа. В нем же, как могли, помещались канцелярия Двора и походная канцелярия. В восьмом вагоне следовали инспектор высочайших поездов, комендант поезда, свитская прислуга и походная аптека.

...Едва поднявшись в вагон, Николай II поспешил пройти на свою половину. В кабинете горел тусклый свет настольной лампы.

Поезд тронулся так плавно, что государь этого и не заметил. Только когда открылась дверь в коридор вагона, он услышал глухой рокот колес. В дверном проеме возник генерал Рыдзевский.

-Разрешите, Ваше Величество?

Государь кивнул, но глянул на Рыдзевского настороженно— неужели он с какими-нибудь неотложными делами?

-Разрешите доложить, Ваше Величество. Поезд отошел согласно намеченного графика, в двадцать пятнадцать. Наружная температура плюс девять градусов.

-Хорошо,— равнодушно сказал царь. Он подошел к письменному столу, взял коробку папирос, спички, закурил, неторопливо затянулся, пододвинул папиросы поближе к краю стола,— Хотите курить, Константин Николаевич?

-Благодарю, Ваше Величество!

-Заметно потеплело,— сказал Николай,— вы не находите, генерал?

-Пожалуй что так, Ваше Величество.

-Хотя по-прежнему сыровато, ветрено и пасмурно.

— В конце сентября — начале октября обыкновенно бывает возврат тепла: на сравнительно короткое время устанавливается солнечная, тёплая и сухая погода,— сказал Рыдзевский.

-Да-да,— рассеянно ответил царь,— Да вы присаживайтесь, генерал!

Царь жестом указал Рыдзевскому на кресло.

-Раньше думал, что табак успокаивает нервы, отвлекает от забот и головной боли. Все вздор и чепуха. Не отвлекает, не успокаивает! А мыслей черных еще больше в голове. Да и боль не проходит.

Царь поднес ко рту позолоченный мундштук папиросы, с печалью в голосе продолжил,— Вот доктора запрещают мне курить эту дрянь. По утрам у меня случается жуткий кашель. И все равно— я не могу без табака, не нахожу себе места, если не закурю. А знаете почему? Нервы.

-А Густав Иванович Гирш, знаменитый не столько врачебной эрудицией, сколько склонностью к афористичным высказываниям, выдал как-то: " Никотин — это яд медленного действия. Я его принимаю пятьдесят лет подряд, и он ничего со мной не делает",-сказал Рыдзевский.

Николай Александрович подошел к окну, пустил к потолку клубок дыма, негромко спросил:

-Из Петербурга...срочного ничего?

-Ничего, Ваше Величество.

-Позовите Фредерикса.

Министр императорского двора и уделов барон Фредерикс появился в кабинете государя через несколько минут. Не здороваясь— со своими ближайшими сановниками он обыкновенно не здоровался и не прощался, царь сказал:

-Владимир Борисович, давеча, перед отъездом, я просил вас подобрать материалы по переговорам о русско-французском соглашении и что-нибудь интересное относительно возможного совместного выступления в случае обострения кризиса из-за Фашоды.

-Точно так, Ваше Величество.— ответил Фредерикс, склонив голову.