Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В Новосибирске провожали нового кумира молодежи. Василий Кошелев, сын Михаила Кошелева, нефтяного магната, некогда хмурый и не слишком общительный молодой человек — покорил сердца всей городской молодежи. Сегодня Василий уезжал обратно в Штаты.
За прошедшее время — парень сильно изменился. Расправил плечи, перестал сутулится, избавился от привычки говорить себе под нос. Изменился и характер — стал гораздо добрее, пропало желание делать злые шутки. Америка вообще сильно изменила единственного наследника семьи Кошелевых. Отец уже окончательно убедился, что не зря потратил деньги, отправив на обучение своего отпрыска.
В США Василий летел транзитом через Москву, где планировал провести с друзьями еще неделю, на отцовской вилле в Подушкино — показать ребятам из США древнюю столицу, ночные клубы и музеи.
Вообще, главе семьи Кошелевых понравилась вся компания друзей Василия. Добродушные, милые и общительные ребята, лишенные вполне ожидаемого от людей столь высокого происхождения зазнайства. За проведенные у Кошелевых два месяца, ребята умудрились подружится с кучей русских сверстников, неплохо, для новичков, освоить русский язык, и даже завести себе девушек. Впрочем, тут, по данным СБ 'Кошнефтегаз' — царил определенный бардак: положительные в остальных отношениях, в любовных делах американцы, да и сам Василий, проявляли избыточную неразборчивость. Это расстраивало Михаила, с другой стороны — радовало то, что его, в общем-то не слишком красивый от рождения сын — умудрился изменится настолько, что девушки сами на него вешались. Если учесть, что эти отношения были преимущественно на один-два раза и никаких последствий не предполагали, т.е. денежный вопрос тут явно не был доминирующим — за успехи сына в социализации можно было только порадоваться.
В общем, всё беспокойство отца вылилось в один серьезный разговор о пользе презервативов, каковой закончился демонстрацией Кошелевым-младшим целой гирлянды соответствующих изделий, извлеченной из кармана джинсов.
...Профессор Мамору в очередной раз вчитался в документ, переданный ему ассистенткой профессора Хибики. Этот отрывочный стиль записей Мамору терпеть не мог со времен их совместного проекта. Хибики слишком много держал в голове и слишком мало выводил на бумагу. Нет, старый слизняк не боялся что у него могут украсть идеи — он для этого был слишком наивен и добродушен. Он просто так мыслил — решая сложнейшие генетические ребусы в уме, раскручивая полипептидные цепочки, просчитывая кодоны... И записывая только промежуточные результаты, без упоминания зачем это и почему.
Тем не менее — направление явно было перспективным. Что-то связанное с генной терапией психических отклонений. Мамору злорадно припомнил, что сын Хибики был из этих, тронутых, хикки.
В любом случае, выбора не было. Если хочешь получить дивиденды от чужого открытия — нужно наступить на горло собственной песне. К тому же, девчонка покинула университет и вернулась к себе. А это значит, что о факте звонка никто не будет знать. Мамору решительно запустил скайп и вбил в него найденный в документах номер. Десяток гудков спустя — трубку на том конце взяли.
Мамору задал вопрос, выслушал ответ и молча отключил линию. Коротко побарабанил пальцами по столу, после чего быстрым движением обвел файлы рамкой и ударил по клавишам шифт и делит, подтвердив запрос вводом.
Концы были потеряны, а значит файлы не имели никакой ценности.
До конца оставалось 150 дней.
У русских есть хорошая пословица про жаренного петуха. Конечно же, она немного о другом... Но согласитесь, нередко она очень хорошо подходит к описанию ВОЗ.
Бюрократические машины вообще скоростью реакции не отличаются.
CDC начал бить тревогу после того, как число жертв нового вируса превысило два десятка. Студенты к этому моменту давно успели вернутся к учёбе (впрочем, в силу определённых изменений в поведении, учёба у них не сильно ладилась. Выползали за счёт резко возросших интеллектуальных способностей — хоть какая-то компенсация возникшей несобранности). Большинство студентов были ребятами крепкими, молодыми, сильными... И поэтому протянули максимально долго. Полгода.
К этому моменту, по вполне понятным причинам, Йель больше напоминал не престижный университет, а лупанарий на базе коммуны хиппи. Из всех заболевших первой волны — выжило к январю двое, Бэзил и Макс. Впрочем, нельзя сказать, что это дёшево им далось...
Массовые смерти студентов начались в конце ноября. После десятого умершего с диагнозом "грипп" — CDC установили карантин и начали охоту за теми студентами, кто решил сбежать из эпицентра инфекции ещё до установки периметра.
Разумеется, что поймали далеко не всех. Больше того — в середине января начался массовый мор в Саммерсете. Только после этого, ВОЗ связала эти события с участившимися смертями в Индии и Китае.
Ситуация вырисовывалась крайне нехорошая.
В конце января — вирус был наконец выделен. По совокупности симптоматики он был назван "амплектавирус". Генетический код, разумеется, был секвенирован. В останках изначальной структуры AAV — даже обнаружили сигнатуру университета Саппоро. Проблема была в том, что от этой информации легче не стало. Тем более, заместитель Хибики Масашика — Мамору Ибу, как выяснилось, никаких данных о проекте старого генетика не получал, а сам пока ни каких работ с AAV не проводил.
К февралю — вымерло две трети студентов Йельского университета и его преподавательского состава. Город Саммерсет в Кентукки — вымер на три четверти.
Характерные изменения поведения демонстрировали люди в России, в Чили, по всему Евросоюзу.
ЕС сделал наконец объявление.
Да, новый вирус. Да, вызывает смену поведения. Да, пока неизлечим.
Мир охватила паника.
Конец цивилизации наступил 27 февраля, когда китайские войска приступили к ликвидации населения городского округа Циньхуандао. Ровно в тот же день — ВОЗ опубликовали данные о смертности от амплектавируса.
По миру к этому моменту было мертво более 50 миллионов человек. Из них порядка 27 миллионов в Индии, 18 в Китае. Остальные равномерно распределились по всему миру, с пиком в 2 миллиона в США. В Африке, пока, ни одну смерть с амплектавирусом не связали, впрочем, девиации в поведении демонстрировали уже миллионы африканцев.
Решение властей Китая и данные о реальном положении вещей прорвали тот тонкий барьер, который ещё удерживал человеческую цивилизованность.
К концу дня большая часть стран полностью закрыли не только государственные границы (без оглядки на возможные экономические последствия), но и ввело карантин для большей части городов и территориальных образований. До китайского решения пока не дошёл никто, но гражданским было отдано распоряжение сидеть дома, по возможности не покидая помещения. В случае же необходимости выйти на улицу — следовало закрыть все оголённые участки тела, дышать строго через марлевую повязку и не соприкасаться ни с кем оголённой кожей.
Крупные города — разделили на карантинные зоны.
Впрочем — это не сильно помогало.
Началась гражданская паранойя.
**
Джейк пошёл в морскую пехоту, чтобы защищать свою родину от терроризма и потому, что в семье Смитов не было ни одного не служившего мужчины. Хочешь быть Смитом — отслужи.
Сегодня — он сражался с врагом куда более страшным. Джейк стоял в оцеплении Лейквуда, штат Калифорния. По неподтверждённым слухам, вся семья Президента уже была больна, но это было не так важно. Куда важнее было — не дать заразе покинуть эпицентр. Дать больным возможность умереть спокойно, чтобы спасти немногих выживших.
Джейк вспомнил учебный фильм, который им показывали на базе национальной гвардии, временно используемой КМП как опорная база — там показали переболевших, и это зрелище надолго запало в сознание морпеха:
Примерно 10% заражённых — проходили через терминальную стадию болезни, через криз, после чего выздоравливали. Если это можно так назвать. Безусловно, их жизни более не грозила опасность, вот только они оставались заразны и — можно ли было бы это вообще назвать жизнью?
Переболевший невероятно тупел. Личность предельно упрощалась, уплощалась. Мотивация сводилась к простейшим потребностям. Коммуникации — к максимальному примитивизму. Впрочем — стремление общаться, у переболевшего только увеличивалось. В "естественных" условиях, переболевшие сбивались в стаи. В показанном учебном фильме — был эпизод общения переболевших, снятый в изоляторе ЦКЗ. Фактически, несколько часов три человека (два юноши и девушка), сидя на корточках в теплом углу и лузгая семечки, обменивались короткими междометиями и предлогами, не несущими никакой информации, лишь изредка отрываясь на справление нужды и совокупление.
Для себя Джейк уже решил, что если заразится, то попросит, пока ещё будет соображать, прикончить себя. Потому что лучше смерть — чем вот такое существование. Этот вопрос он уже обсудил с мужем. Хуссейн был с ним полностью согласен.
Они служили в одной части уже полгода, с момента, когда под давлением ЛГБТ-сообщества в американской армии были разрешены открытые гомосексуальные отношения и браки.
На дороге, ведущей из города — появился старенький фургончик. Не доехав до блокпоста — он уткнулся в выставленные на шоссе заграждения. Снайпер Сэм вскинул М-21 и прильнул к прицелу, Джейк — направился к заграждениям.
В это время, из машины выбралась женщина лет 35. Суетясь, она вытащила с заднего сиденья детское кресло-трансформер с младенцем. Следом выскользнула девочка лет семи. Из багажника женщина достала небольшой рюкзак, выставила колёсики на кресле, после чего направилась к Джейку.
— Стоять! — морпех вскинул винтовку. На детей он старался не смотреть.
— Сэр, пожалуйста. Мы точно здоровы, нет никакой температуры, и я не собираюсь на вас набрасываться что бы изнасиловать. Это же, кажется, главные признаки заболевания? Мы ни с кем не контактировали.
— Мэм, сожалею, но вам придётся вернуться в город. Приказ федерального правительства.
— Сэр, пожалейте хотя бы детей... Они же ни в чем не виноваты! — при упоминании детей девочка прильнула к матери, доверчиво подставив головку под свободную руку. Мать прижала ребёнка к себе, машинально теребя её чёлку.
— Мэм, я сожалею. Максимум что я могу сделать — позвать медиков. Возможно, они смогут что-то сделать. Пока отойдите от заграждения и отгоните машину к парковочному карману в трёхстах ярдах отсюда.
— Спасибо, сэр! Спасибо! Хотя бы так! Вы так добры!
Джейк, опустил винтовку и снял чёртов шлем. Солнце пекло немилосердно. И не скажешь, что середина марта. К тому же — нервы... Нервы были ни к черту.
Женщина, заметив блестящий лоб солдата, достала из рюкзака бутылку воды:
— Бедный мальчик! Вот, возьмите — вам станет немножечко легче — она протянула бутылку и улыбнулась так, что Джейка продрало до самого нутра. Он уже всё понял.
— Спасибо, не надо. Все нормально, мэм.
— Ну, вам же так тяжело тут стоять, защищая нас от этой эпидемии — глаза женщины были полны тепла и сочувствия — позвольте я хотя бы протру вам лоб
Выстрел Сэма хлестанул по ушам. Заражённая медленно осела на колени. Её ребёнок не успел ничего понять — Сэм сделал ещё один выстрел.
Джейк трясущимися руками нахлобучил шлем на голову. Ужас был в том, что заражённые не были зомби. Скорее наоборот — они были куда больше людьми, чем те, кто ещё не заболел.
На встречу солдату — уже спешила команда утилизации в хазматах.... На следующее утро Джейк подал рапорт на увольнение из рядов морской пехоты. В этом ему было отказано. Хуссейн его жестоко избил за малодушие.
Ночью, встав попить — он обнаружил Джейка повесившимся.
* * *
Чутье бывает разным. Кто-то идеально играет на бирже, кто-то умудряется предугадывать развитие событий в покере. Но некоторые люди способны ощущать неприятности и их локацию — и оказываться от неё как можно дальше.
Сергей уехал из Москвы в самом конце ноября, частично помог друг из Минздрава, сливший ему небольшой инсайд. Ничего особо секретного или волнительного (смерти в Индии и Китае от неизвестного вируса, массовый падеж студентов Йеля), но чувство опасности у Сергея засвербело. Так что он взял мать, Вику, свою верную супружницу, запихнул их в машину, скомандовал Туману занять привычное место в кунге (веймаранер обожал поездки, уговаривать не пришлось) после чего взял курс на деревушку Кувырдайково на берегу Рыбинского водохранилища.
Там были корни жены, там же бабушка жены оставила семье Соболевых небольшой, но уютный домик. Последние года три, Соболевы использовали его исключительно летом, как крайне удалённую дачу, но, формально — он вполне был готов и к зиме.
По дороге, уже отъехав от Москвы на добрую сотню километров, Сергей заехал в придорожный супермаркет, где и скупил все запасы угля, дров, круп, тушёнки, чая, сахара и прочих необходимых вещей — основательно опустошив свой банковский счёт и загрузив свой L-200 аж до просадки колёс.
Хозяин магазина с удивлением наблюдал происходящее. Удивление — плавно переросло в беспокойство, когда сумма покупки из пятизначной — стала шестизначной.
— Мужик, а что, ядерную войну обещали?
— Да нет, город просто надоел. Вот — хочу с семьёй в деревне пожить.
— Из этих что ли, из "даншитеров"?
— Дауншифтеров. Нет, просто моча в голову ударила. Не парься, дядь. Сколько там с меня в сумме?
...Новый год Соболевы встречали в практически пустой деревне. Слава богу было хоть электричество. Впрочем, в амбаре уже стоял новенький дизель-генератор и несколько бочек солярки к нему.
Нельзя сказать, что Вику порадовала этакая срочная эвакуация, но живя вместе с Сергеем уже почти десять лет она привыкла безоговорочно доверять чутью своего благоверного. И если муж сказал "срочно уезжаем" — значит надо не спорить, а собирать вещи. Потом опять окажется, что он прав.
К счастью, сам Сергей тоже не был большим любителем "экстремального отдыха", да ещё и обладал руками, растущими из правильного места. Так что, бабушкин домик он начал облагораживать ещё при жизни бабушки. В настоящий момент в активе был не самый плохой ремонт (включая пластиковые окна, замаскированные снаружи дряхлыми деревянными накладками от любителей пошуровать по брошенным на зиму домам), нормальная бытовая техника — по мере обновления парка техники в городе, Сергей всё, что освобождалось, свозил в деревню, так что старенький домик мог похвастать холодильником "Самсунг", стареньким, но вполне исправным телевизором "Сони", и даже стиральной машинкой. В дом была подведена холодная вода из скважины, висел водогрейный котёл. Весь этот хайтек сочетался с вполне функционирующей русской печкой. На сладкое, буквально этим летом, Сергей, наконец, оборудовал в доме санузел. Теперь, чтобы справить нужду — не было необходимости зайчиком прыгать по сугробам.
В подполе хранился неисчерпаемый запас солений и варений, делавшихся сперва бабушкой, а потом и Викой вместе с матерью Сергея.
К февралю, Вика даже привыкла к их новой жизни: скотины, за исключением избалованной всей семьёй собаки (которая конечно была той ещё скотиной, но совершенно в другом смысле) не было, так что вставать по-деревенски, с первыми петухами, необходимости не было. Холодильник и подпол были забиты едой под завязку — муж сделал ещё несколько ходок по окрестным магазинам, собирая все продукты, до которых представлялось возможным дотянуться. С работы, по настоянию мужа, Вика уволилась (и теперь, слушая ужасающие сводки по ТВ — в очередной раз поражалась и восхищалась чутьём своего мужчины). Всех забот было — накормить семью, да поддерживать порядок в доме. Причём все это в четыре женские руки. Оба мужика (Сергей и Туман) днями напролёт пропадали в лесах, видимо поставив перед собою цель истребить все заячье поголовье области. Во всяком случае дня, когда бы они, уйдя на охоту, не пополнили мясные запасы семьи, ещё не было. Вечерами Вика и Сергей рубились в приставку или бродили по всемирной паутине (даром, что Сергей развернул вай-фай, обеспечив выход в сеть аж с трёх операторов, закинув на счёт каждому по круглой сумме. Деньги пока были — ещё в январе, видя тенденции, Сергей слил "однушку" на Петровско-Разумовской по демпинговой цене, свалив все заботы по оформлению сделки на своего адвоката.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |