Звездолет "Иосиф Сталин"

Поводов ощущать это именно сейчас имелось немало.

Сотни тысяч, миллионы безработных в Старом и Новом свете бродили, представляя собой отличную почву для разжигания Мировой революции. Казалось — брось туда спичку и.... В голове всплыла строчка пролетарского поэта:

"Мы на горе всем буржуям, мировой пожар раздуем".

"Не так-то все просто, — подумал Иосиф Виссарионович. — Нет, ошибался поэт.... Пробовали— не вышло. Обожглись только. Тут нужна недюжинная ловкость, хладнокровие, умение предвидеть и кое-что еще... Не просто раздуть мировой пожар и не сгореть самому....."

Пока недовольные оставались всего лишь пресным тестом. Они еще не стали силой. Чтоб это произошло, туда нужно будет бросить хорошую закваску, чтоб тесто расперло старые, прогнившие бочки общественных отношений и разорвали обручи, скрепляющие их в государство, и он имел эту закваску. Имел! Коминтерн не сидел без дела.

Может быть лет пять назад он и рискнул бы еще раз, бросил бы в Европу профессиональных революционеров, мастеров бунтов и провокаций, стачек и восстаний... Но не сегодня. Уроки Рурского восстания он усвоил хорошо.

Вождь поднялся и тяжёлой походкой подошел к окну. Под ногами заскрипели паркетины, и этот звук отчего-то напомнил ему звук фанфар.

Как все начиналось!

Части Рурской Красной Армии ударами из Эссена и Дюссельдорфа взяли Мюльгейм, Дуйсбург и Хамборн, форсировали Рейн-Херне-канал... Капп бежал в Швецию... А сколько средств ушло в Германию! Сколько сил! И все зря... Хотя нет.. Почему зря? Не зря. Поражения оттачивают тактику революций! Зато теперь ясно, что одних профессиональных революционеров недостаточно, чтоб восстание стало победоносным. Сколько не бросай туда людей этого окажется недостаточно, если.... Вот именно "если"!

Все-таки что бы там Келлог не говорил в Локарно, а ничего не изменится, пока мир не станет целиком коммунистическим. А все, что говориться — пустые словеса. Так, дипломатическая завеса для дураков....

Война грядет, приближается. И это будет Большая Война, побольше той, что случилась в 14-м году. И деваться некуда — СССР в неё втянут помимо его воли.

А что бы выжить и победить в этой войне, уже мало только умело махать клинком. Нужно иметь что-нибудь еще...

Может быть то, что написано в этой папке и есть то самое "еще"? Может быть...

Он все же закурил и после первой затяжки стал смотреть на алый кончик папиросы.

То, что может дать Мировой Революции профессор Иоффе стоит дорогого. Это сила! Только уж очень неповоротливая сила.

А ведь Революция должна не только защищаться, она должна вперед идти! А может быть даже не идти, а лететь?

Постояв у открытой форточки, он вернулся к столу и снова взял в руки Ленинградскую папку. Та раскрылась на отчете и взгляд, остановился на вчера еще прочитанном и очерченном абзаце. "Проведение эксперимента показывает возможность передачи, лучами профессора Иоффе энергии без рассеивания ее в окружающем пространстве и мировом эфире на значительные расстояния".

Там же лежали фотографии с места эксперимента: отрезанный кусок; стены, косо срезанная кирпичная труба, на которой отчетливо виднелись капли стекшего вниз и застывшего камня. А вот эту он вчера просмотрел. На кусочке картона изобразилась какая-то металлическая труба с путаницей тросов. Сталин перевернул фото. На оборотное стороне четким писарским почерком было выведено "Часть мачты парохода "Пингвин", случайно оказавшегося в створе действия луча установки на расстоянии 22 километров от места проведения эксперимента. Вот откуда мачта тут. Все ясно. 22 километра. Это ведь не предел? Если и вправду "без рассеивания"... Кто знает, что такого там натворил этот луч в Швеции... Генеральный вспомнил о шарообразности Земли и остановил бег фантазии. Нда-а-а-а-а как удобно было бы, окажись Земля плоской. Ну, раз Магеллан оказался прав, то достать до всего остального мира прямо из Ленинграда не поручится. Хотя зарекаться, определенно не стоит...

Генеральный убрал фотографию и вернулся к отчету. "Установка ЛС, является развитием идеи и конструкции, уже воплощенной в изделии 37-бис и ставшей новой ступенью в практике применения технологии беспроводной передачи энергии на расстояние.

Может быть, одни советские ученые помогут другим? Сталин улыбнулся. Хорошо, что их много в СССР.

Соединить одно с другим! Четверть века назад они соединили марксизм с рабочим движением и вот он результат — первое государство рабочих и крестьян — СССР!

Постояв у приоткрытой форточки, Генеральный вернулся к столу. Так что же? Ленинградцы или москвичи? Иофе или ГИРД?

Отодвинул папку Ленинградской лаборатории, посмотрел на пакет с надписью ГИРД. Тоже ведь вопрос...

Немцы, американцы, австрийцы — все вдруг озаботились ракетами. Ну, с немцами понятно — нет у них другого выхода. Если по мирному соглашению Германия может иметь не более трехсот пушек, то поневоле задумаешься о новых видах вооружения, но американцы... Практичные и не привыкшие бросать свои доллары на ветер американцы, вбухивают в свой полигон "Окичоби" десятки тысяч долларов. Что они наши в ракетах?

"Обо всем самому приходится думать, заботится..." — подумал Сталин, бросая недокуренную папиросу. — "Самому принимать решения. Легко царям — обо всем думали министры и целая армия чиновников, а мне вот приходится самому..."

Звонком вызвав Поскрёбышева, приказал:

— Пригласите, товарища Цандера...

... Этот кабинет ученый уже видел на фотографии в "Правде".

И этот стол, и лампу с зеленым абажуром и даже это самое кресло, в котором сидел. Видел, но никак не предполагал, что оно настолько неудобно.

Широкое и мягкое, оно, правда, имело один неоспоримый недостаток — быстро встать из него становилось большой проблемой. Фридрих Артурович догадывался, для чего тут стояло именно оно, а не что-то другое, и чуть улыбнулся. Трудно сказать, как это расценивать. Вряд ли как недоверие — иначе не сидел бы он тут. Скорее как напоминание, чтоб помнил постоянно, с кем говорит, да и на всякий случай — мало ли что может прийти в голову гостю Вождя.

Хозяин сел напротив и жестом пододвинул ему пепельницу.

— Разговор наш, товарищ Цандер хоть и будет сугубо научным, но при этом конечно о бдительности и конфиденциальности забывать не следует. Говорить мы будем о серьезных вещах.

Сталин кончиком трубки постучал по зеленой материи стола и этот едва слышный звук подчеркнул слова. В кремлевских кабинетах об иных вещах не говорили. Фридрих Артурович кивнул, хотя этого и не требовалось. Все и так было понятно.

— Слушаю вас, товарищ Сталин.

— Мне нужно составить собственное мнение о ряде научных вопросов, связанных с...

Он замешкался, подбирая слова. Мундштук выписал в воздухе плавную плоскую восьмерку.

— ...с возможностью исследования пространства реактивными приборами. Вы, конечно, читали Циолковского...

Что-то в голосе товарища Сталина не давало гостю возможности оценить эти слова как вопрос... Однако и за утверждение это принять было трудно. Гостю показалось, что Сталин, словно проверяя себя, заглянул в невидимые для Фридриха Артуровича списки, где поименно проставлены все книги, что лежали у ученого дома и на службе. Ученый не успел ответить. Вождь улыбнулся и сам себя перебил.

— Конечно, читали. Не могли не читать... Мы тут затеваем большое дело... Я хотел бы знать ваше компетентное мнение о возможных сложностях в его реализации. Что вы скажите?

— Я, товарищ Сталин, не совсем понимаю ваш вопрос... — несколько озадачено, с запинкой ответил ученый.

— Выражусь точнее. Я бы хотел знать, что думает сегодня мировая и советская наука о возможности освоения человеком околоземного космического пространства.

Ученый не замешкался с ответом ни на секунду.

— Наука считает это дело крайне перспективным! — осторожно ответил он, — И настойчиво ищет возможность сделать это.

Он замолчал, решая, нужны ли хозяину кабинета подробности. Сталин по-своему понял его заминку.

— Ищет и находит?

— Старается найти...

— Я вижу, что советская наука в вашем лице испытывает в этом плане некоторые затруднения? — проницательно заметил хозяин кабинета, и, не дожидаясь ответа, продолжил.

— Что, по-вашему, нужно советской науке, чтоб преодолеть трудности? Давайте прямо. По-большевистски!

Вождь улыбнулся, а Фридрих Артурович отчего-то вспомнил виденный пару лет назад фильм — "Аэлиту". Там вопросы завоевания околоземного пространства решались легко, в каком-то сарае. До того просто, что даже завидно становилось. Красноармеец этот еще с гармошкой...

— Много чего, товарищ Сталин. Например, те ракеты, что я знаю нельзя запустить просто из сарая...

Подумав, что и сам Сталин, раз уж интересуется этим делом, мог посмотреть фильм, добавил.

— Наши кинохудожники несколько приуменьшают трудности связанные с запуском ракеты...

— Да, конечно, у некоторых писателей есть желание упростить...

Вождь вдохнул ароматный дым.

— ..но и у некоторых ученых есть свойство...

Сталин улыбнулся, показывая, что имеет ввиду именно этих абстрактных "некоторых", а не конкретного присутствующего в кабинете ученого.

— ... немного преувеличивать трудности связанные с этим.

Мягкий грузинский акцент просто не позволял принять эти слова как упрек. Скорее это походило на начало хорошего тоста. Ученый прижал руку к груди, словно они сидели за праздничным столом, и ему предстояло говорить ответное слово.

— Поверьте, товарищ Сталин. Я не преувеличиваю и не приуменьшаю. Я говорю о том, что мне известно, и опираюсь при этом на работы такого признанного авторитета как Циолковский... Собственно главное — сама ракета. Нужны лучшие двигатели, более эффективное горючее. Средства для опытов.

— А что самое главное?

Сталин одобрительно улыбнулся, махнул рукой, показывая ученому, чтоб продолжал.

— По моему мнению, завоевание околоземного пространства невозможно без хороших ракет.

Сталин осторожно качнул трубкой. Завиток дыма закрутился расплывающейся кривой, расплылся, словно акварель в воде.

— А что бывают и плохие ракеты?

— К сожалению да.

— А что такое по вашему "хорошая" ракета?

— Хорошая ракета -это устройство, которое способно поднять на высоту 100-150 километров полезную массу в три-четыре раза больше собственной.

— А сейчас?

— Сейчас в лучшем случае половину, а чаще всего не больше трети. Да и высота полета...

Он пожал плечами, словно извинялся за плохие ракеты.

— А это в принципе возможно? — продолжил разговор Сталин. — Построить ракету, которая сможет поднять над землей груз, скажем, в тысячу пудов?

— Теоретически да. Насколько я знаю американцы в Окичоби...

Уверенности в его голосе не нашлось. Сталин слегка нахмурился.

— Если я правильно вас понял, речь может идти только о будущем? А сегодня, сейчас, эта проблема для советской науки неразрешима?

— Впрямую — нет, но существуют обходные пути... Несколько лет назад товарищ Циолковский предложил идею ракетного поезда. К сегодняшнему дню теоретически верное решение можно воплотить на практике, даже с не очень хорошими ракетами.

— Что вы имеете в виду, товарищ Цандер?

Нет ничего слаще, чем разъяснять другим очевидные для себя вещи. Положив руки на колени, Фридрих Артурович попытался наклониться вперед.

— Главная проблема — вес ракеты. Получается заколдованный круг — чем больше её вес, тем больше надо горючего, чтоб запустить её в космос. Чем больше горючего — тем больше вес... Он сейчас составляет до трех четвертей веса ракеты! Отсутствие хороших двигателей заставляет нас использовать те несовершенные модели, которыми мы располагаем на сегодняшний день. Чтоб облегчить ракету Циолковский предложил...

Ему все-таки удалось немного сползти с кресла. Не спросясь, он подхватил чистый лист бумаги из папки на столе перед собой и зеленым карандашом, тоже без спросу позаимствованным из стаканчика, несколькими линиями набросал эстакаду, устремленную вверх, под углом градусов в сорок пять. У основания он нарисовал прямоугольник на маленьких колесах.

— Ракета ставится на тележку с электромотором и разгоняется до наиболее возможной скорости, после чего она отрывается и летит далее самостоятельно!

Сталин смотрел на рисунок, потом положил на него ладонь.

— Чем длиннее и выше эстакада...

— Совершенно верно. Тем больше полезного груза унесет ракета.

— Длиннее и выше, — повторил Сталин, глядя на ученого. Ум политика и здравый смысл уже подсказали решение. — Наверное, самое разумное строить это устройство в горах?

— Да, товарищ Сталин.

Сталин обернулся, посмотрел на карту.

— А это ваше приспособление возможно построить в любом месте или есть ограничения?

— В принципе да, в любом. Но и ограничения есть.

Вождь нахмурился, потом улыбнулся.

— Теперь я вас не понимаю товарищ Цандер...

Фридрих Артурович чуть виновато улыбнулся.

— Это вопрос эффективности системы, а не возможности — не возможности. Чтоб все сработало с наибольшей эффективностью нужно, чтоб сошлись три условия.

На листе с чертежом он поставил три цифры — один, два, три. Сталин смотрел за ним с доброжелательным вниманием. Он уважал специалистов, знающих свое дело.

— Гора должна быть достаточно высокой, находиться как можно ближе к экватору и хорошо бы недалеко от уже освоенных человеком территорий.

— А это еще зачем?

— Дороги, жилища, снабжение.... Слишком дорого это все обойдется, если начинать на совершенно пустом месте.

Возле цифр появились слова "Высота", "Экватор", "Цивилизация". Сталин молчал минуту, что-то прикидывая. Потом поднялся, подошел к карте мира, что висела на одной из стен кабинета, и жестом пригласил к себе гостя.

— Ну так что, товарищ Цандер, вы можете предложить Советскому правительству? Какое, на ваш взгляд, место, с учетом всех условий, должно быть самым подходящим, если скажем, через год мы соберемся запустить ракету товарища Циолковского?

Ответ у ученого уже имелся.

— Только Кавказ, товарищ Сталин.

— Кавказ? — переспросил вождь с сомнением. О Кавказе Сталин знал поболее многих.

О чеченских восстаниях там центральные газеты не писали, но Менжинский регулярно докладывал — стреляют на Кавказе....

Цандер тоже знал — на Кавказе неспокойно. Если жизнь в Советском Союзе уже можно сказать вошла в колею, то там, да еще в среднеазиатских республиках еще постреливали... Но откуда в России другие горы? Не Уральские же...

— Уральские горы к сожалению...

Сталин кивнул.

— Понимаю... Низковаты. Ну, а за рубежом?

Ученый слегка наклонился, стараясь уловить мысль вождя.

— Вы не стесняйтесь, — улыбнулся Иосиф Виссарионович. — Считайте, что наш разговор теоретический. Так сказать из области чистой науки. Вы, как ученый, решайте научные вопросы, а политические аспекты проблемы предоставьте решать политикам и военным.

Фридрих Артурович не мог не улыбнуться в ответ. Правда улыбка у него вышла озадаченная. Из этого кабинета открывались такие горизонты, что дух захватывало. Тут видно было не только колокольню Ивана Великого и половину Москвы. Кавказ видно, Тибет, Пиренеи, Гималаи... А почему бы и нет? Если разговор теоретический, а поступь Мировой Революции тверда и её победа неизбежна? Он слегка кивнул, принимая условия игры, и посмотрел на карту другими глазами.