Княженика_6

За спиною горы, впереди, за железной дорогой, болота и речные разливы. Уже светят звезды. Лают в деревни собаки. Как же хорошо!

Никто не идет по кровавому следу, никто не прячется за лестничным столбом... Все живут обычной жизнью, нелегкой, но такой уютной, если задуматься. Тетя Неля сейчас, наверное, телевизор дома смотрит, и маникюр попутно делает, ей ведь завтра за прилавок вставать, она должна быть красивой. Дядя Гриша в гараже возится. А может, рыбу коптит. Анжелика в Интернете зависла.

Мама спит в клинике, папа работает в Африке. Двадцать первый век на дворе. Северный Байкал. И в моем подполье картошки и морковки запасено на всю зиму, живи и радуйся.

А меня пугает семейными историями тысячелетней давности человек, у которого в роду норманны, византийцы, половцы. Пра-пра-бабушка — английская принцесса. Который по бабушке Мономашич, но уверяет, что Ольгович. И даже не человек, оборотень.

Каким ветром его сюда занесло? Через время, через пространство?

* * *

Не успела я подумать об уютной жизни поселка — как услышала тарахтение дядигришиного жигуля.

Ну вот, вроде как сама накаркала.

Тетя Неля после рассказов дяди Гриши не выдержала и приехала с инспекцией. Привезли они и Анжелику: та держалась с холодным высокомерием, смотря на меня, как на таракана, а на изысканный интерьер моего жилища, как на разновидность бедненькой помойки.

Тетя Неля увидела разложенные по верстаку книжки, и у нее вырвалось непроизвольно:

— Что, правда? Э-э-э, что за литература?

— О-о, источники по истории Древней Руси, — почтительно объяснила я. — Две летописи, Ипатьевская и Лаврентьевская. Это первый и второй том из "Полного собрания русских летописей". А вот это — "История Российская" Василия Ильича Татищева, он жил в восемнадцатом веке, еще при царице Анне Иоанновне, был астраханским губернатором. Очень любил историю. У него на руках имелись древние летописи, которые потом были утрачены и татищевская "История" осталась единственным документом, по которому ученые их восстанавливают хотя бы частично.

Ай да я, молодец — это я вовремя все разузнала!

Тетя Неля убедилась, что с историей более-менее в порядке, решила ударить по биологии.

— А твоя научная работа как?

— Собираю материал, — серьезно объяснила я.

Анжелика в это время пристально рассматривала себя в зеркало. Не думаю, что ей нравился результат — уж очень она морщилась.

Я достала со стеллажа тетрадку, исписанную цифрами, чтобы показать тете.

Тетя Неля пролистала ее и аккуратно положила на краешек стола, не найдя к чему придраться.

Еще бы — там были утренние и вечерние температуры в градусах Цельсия, время восхода и захода солнца, влажность и сила ветра, атмосферное давление и фаза луны.

Большую часть информации я списывала из старого отрывного календаря, найденного в ящике с книгами. Температуру честно мерила утром и вечером.

Тут в избу ввалился запоздавший дядя Гриша с трехлитровой банкой в руке:

— Алиска, а мы тебе молока привезли деревенского. Девочки тебе уже рассказали наши последние новости?

— Какие? — удивилась я.

Тут Анжелика отлепилась от зеркала, осмотрела меня с ног до головы и обратно, вздохнула, признавая мою необратимую убогость, и холодно сказала:

— Ну, ва-а первых, мы купили новый спальный гарнитур маме с папой. По каталогу заказывали.

— Так у вас и старый был вполне? — вырвалось у меня.

— А-атстой! — махнула рукой Анжелика. — Мы любим стильные, респектабельные вещи. Ну а ва-а вторых, мама будет баллотироваться!

Последняя новость была интереснее первой.

— Куда это?

— В районный совет народных депутатов, — с достоинством объяснила тетя Неля. — Давно пора там порядок навести. Мы, бизнес-сообщество, должны сотрудничать с властью.

— Здорово! А я буду в Душкачане листовки раскладывать в вашу поддержку.

— Душкачан — не моя территория, — важно сказала тетя Неля. — Другой избирательный участок. Ну ладно, нам пора.

— А чаю с молоком?

— В другой раз, Алисочка.

— Приезжай мебель смотреть, — сменила гнев на милость Анжелика. — Ты ахнешь!

И они уехали.

А я, попивая чай с настоящим деревенским молоком, подумала, что, наверное, тете Неле понравилось сидеть за административным столом, да и взять реванш за парик хочется. Вот она и пошла на новый виток карьеры. С ее энергией — и главой района можно запросто стать.

И вообще — хорошие у меня родственники, заботливые. И с новой мебелью.

* * *

В третий раз Ярослав появился не в белой рубашке нараспашку, не в брутальном камуфляже, а в мечте ботаника, про которую я уже и подзабыла: трикотажной жилеточке с ромбами. Потому что похолодало. (Ну и бежевом пиджаке поверх жилетки).

Всю ночь дул ветер, пахло близким снегом.

И для начала Ярослав меня послал, то есть пригласил, в баню.

— Приходи к нам завтра.

— Я такая грязная?

— Похолодание обещают. Твою ветхую баню топить, только дрова переводить, там все-таки природный источник, — хозяйственно объяснил Ярослав. — Да и Звонка извелась вся, скучает по тебе.

— Я подумаю, — туманно сказала я.

— Хорошо, — согласился Ярослав. — Завтра к пятнадцати тридцати. Я тебя у остановки буду ждать, чтобы короткой тропой провести.

— Ладно. Заеду сначала к тете, а потом к вам, — решила гулять, так гулять, я. — А давай сегодня будет перемирие? Устала я что-то после твоего вчерашнего рассказа.

— Так сильно напугал? — Ярослав подошел ближе и вдруг подхватил меня на руки, аж голова закружилась.

Дошел до дивана и сел перед печкой, не выпуская меня.

Жилет в ромбах на ощупь был ничего — приятно гладкий. За ним тукало сердце. Хотелось так сидеть, сидеть, прижимаясь к теплому телу и ни о чем не думать.

— Сильно, — угрюмо призналась я. — Все не могу эту историю с убийством забыть. А давай сегодня не будет истории, давай ты мне сказку расскажешь.

— О чем? — вздохнул Ярослав.

— О себе. О вас.

— Сказка-то тоже будет страшной... И печальной.

— Разве бывают печальные сказки? — возмутилась я. — В сказках все хорошо, даже если плохо.

— Значит, мы сейчас в сказке, — укачивал меня, как маленькую, Ярослав. — И все хорошо.

— Правда?

— Правда. Не хочешь истории, давай русским языком займемся.

— Я не готовилась, — сонно сказала я. — А как это — идти сквозь время? Как не сойти с ума?

— Оборотням проще, чем другим в новом мире. Когда ты в зверином облике — легче переносится. Сначала так привыкнешь, осмотришься, а потом уже человеком. Зверю проще живется.

— А почему все так получилось? Почему ты здесь?

— Долгая история...

— А ты начни.

— Хорошо, слушай, — Ярослав устроился поудобней, пересадил меня чуть поближе, волосы мои поправил. — Жили — были...

— Старик со старухой? — обрадовалась я.

— Нет. Два юных княжича. Святослав и Мстислав. Почти ровесники, Мстислав постарше. Родственники: мать Святослава была родной теткой Мстислава. Святослав был Ольгович по отцу, и Мономашич по матери, а Мстислав — Мономашич по отцу и Ольгович по матери.

— Как все интересно.

— Да, завернулось уж, так завернулось. И еще они оба были сироты. У Мстислава отец умер, когда тот совсем маленьким был. А Святослав уже подростком отца потерял. И они дружили, то есть, думали, что дружили. Пока не встала между ними Любовь, дочь воеводы Ивана.

— Это мама твоя, Любовь Ивановна?

— Да.

— И что дальше?

— Дружба кончилась, вражда началась. Любава выбрала Святослава. Мстислав этого не простил ни ей, ни ему.

— Почему?

— Не знаю.

— Не простил — и что?

— Он начал мстить. У нас, в нашем времени, любят мстить за обиды и бряцать дедовой славой. Вот Мстислав и мстил за свою обиду сначала обычным способом.

— И какой способ у вас обычный?

— Жечь земли обидчика, города его разорять, добро увозить, скот угонять, людей в полон забирать, — обстоятельно объяснил Ярослав. — Ольговичи в родстве и союзе с половцами. Половцы и торки — враги. Мстислав заручился поддержкой черных клобуков.

— А это кто?

— Тоже торки. Капюшоны черные носят, очень приметные.

— И кто кого разорил?

— Ничья взяла. Святослав себя тоже в обиду не давал. И семью свою тоже. И тогда Мстислав сделал черное дело, недоброе, страшное...

Ярослав перевел дыхание.

— Он обратился к чужим мертвым, — глухо прозвучало в полумраке.

— А есть нечужие?

— Конечно. Свои — пращуры. Предки. Они берегут, защищают потомков. А чужие мертвые — враги живого. К ним — нельзя! А он, ослепленный ненавистью и страстью, перешагнул через запрет.

— И что?

— Он хотел погубить Святослава, а погубил себя.

Я почувствовала, как Ярослава всего передернуло.

— Он хотел вернуть Любаву — и чужие мертвые ему это обещали. В обмен на жизнь. Свою и чужую. Тот, кто по своей воле пришел к чужим мертвым — обречен. Они связывают темной клятвой, которую не нарушишь, не развяжешь. Они сказали Мстиславу — истребишь семя Святослава, и Любовь вернется к тебе.

— Семя Святослава? — не поняла я.

— Мстислав стал охотиться за детьми Святослава и Любавы. За нами.

Ярослава снова передернуло.

— А когда у человека мертвый ряд с навиями, это как клеймо, оно заметно. У него глаза неживые становятся, страшные. Мстислав вооружился новой силой, — и вскоре был прозван Лютым.

— А дальше?

— Любаша была дочерью черниговского воеводы Ивана и половецкой княжны. А половецкая кровь — надежная кровь. У них женщины владели сокровенным знанием, и бабушка моя была как раз из таких. Она умела открывать тропы, как делали это шаманки-кыпчачки.

— Что такое тропы?

— Ну, тропы, обычные тропы, тропинки. Между одним местом и другим. Так можно сократить путь в степи, если сделать короткую тропу. Если роду грозит опасность, если другого выбора нет. Сильные духом могут открывать тропу в прошлое, свивать оба полы времени, сегодня и вчера. А в день, когда Святослав Ясный поседел, Любовь Ивановна, княгиня Святославля, дочь кыпчачки, открыла первый раз тропу в будущее, чего до нее не было.

Голос Ярослава звучал так устало, словно его придавило толщей веков.

— Всякий раз, как Мстислав Лютый находил ее и убивал ее ребенка, она вырывалась от него в грядущее.

Вчерашняя история по сравнению с сегодняшней сказкой была праздником каким-то.

— Три тропы. Выжили я и Звонка, — тускло сказал Ярослав. — Других спасти не удалось.

— Прости меня! — слезы покатились без моего ведома.

А я-то удивлялась, почему они все так Звонку балуют, почему она из Ярослава веревки вьет, а он только улыбается, ни разу не осадил.

— Да я рад, что могу тебе это рассказать, — вздохнул Ярослав. — Мне легче становится.

Я прижалась к нему плотнее.

— И рад, что смог его убить, — добавил он.

— Так это его убийством ты хвастался? — осторожно спросила я.

— Не хвастался, а делился радостью, — сжал меня Ярослав. — Ты на меня обиделась, а я ведь не мог тобой рисковать, когда он снова объявился. И объяснить тебе ничего не мог, времени не было. Мы так надеялись, что хоть в этот раз он до нас не дотянется....

Ярослав замолк, а потом, видимо, решившись, продолжил:

— Когда человек мечен навиями, его жертвы тоже как прокаженные. Все вокруг чувствуют, что на них охота, а ведуньи — те знают. Мне тогда года три было, или чуть больше, я уже все помню. Мстислав в который раз города пожег, а потом исчез, ни слуху, ни духу.

Лето было, мы с мамой в саду играли. Там красиво было, трава зеленая, у нее рубашка белая, узорами расшитая. Она второго тогда ждала. Я в смородиновых кустах копошился, когда он появился перед ней.

Они только стояли — Мстислав на коне, она перед ним, и тихо говорили, но мне стало так страшно, что я обернулся мышонком, тихонько прополз среди травы и нырнул под мамин подол. Подобрался ближе к ногам — и попал в липкую лужу. Это кровь была, она из мамы текла.

Они словами бились, понимаешь. И он без всякой жалости пинал ее в живот, словами пинал. И убил дитя, выкидыш начался.

А я тыкался мышиным носом ей в лодыжку, у меня и лапки, и брюшко липкими стали, мне не нравилось.

Он сказал тогда:

— Любаша, ты пойдешь со мной. Другой дороги у тебя нет.

А мама знала, что Мстислав и меня убьет, как только обнаружит. А обнаружит быстро, звериным нюхом почует. И знала, что второй ребенок уже мертв, он его убил.

И когда он спрыгнул с коня, чтобы подойти к ней, мама с отчаяния в первый раз открыла тропу во времени. Еще сама не зная.

Просто мы с ней очутились в другом месте, совсем в другом. Лютого поблизости не было, река текла. И туман кругом. Мама сначала на колени упала, потом ничком. Из нее ошметки кровавые пошли. Такие, знаешь, темные, почти черные сгустки крови и какая-то каша из требухи. Река рядом шумела — я вернулся в человеческий облик, сбегал, зачерпнул воды ладонями. А толку-то: не смог донести, утекла.

А мама поползла к воде, молча, и за ней кровавая полоса. У реки она смогла напиться. А кровь не останавливается. И она стала отсылать меня обратно, чтобы я не видел, как она умрет. Она вся белая стала, словно восковая. Только волосы темные.

— Иди к отцу, — сказала. — Он нас заждался. По тропочке иди, тихонько. Ничего не бойся, но и на рожон не лезь. Если к людям с добром и уважением — и они тебе тем же ответят. И помни — ты князь.

Я пошел. По кровавому следу чего же не пойти, все видно, тут и ребенок разберет, куда идти. Шел, шел, по сторонам не глядел, хныкал только. И вдруг — опять в нашем саду оказался. А там шум, гам. Мстислав, говорят, скакнул на лихом коне через все заплоты, только его и видели. А от нас с матерью — крови лужица. Куда делись?

Отец мечется, дружина оружием бряцает. Хорошо, что бабушка прибежала, начала разбирать, что случилось.

И тут я появился — говорят, как из тумана возник. И лепечу, мол, мама у речки лежит, кровь из нее вытекает.

А в ворота гонцы мстиславовы долбят — вызывает, мол, князь Мстислав князя Святослава на честный бой, мужской поединок. Ждет, дескать, выходи, если не трус, не тряпка, если княжеская честь и слава тебе дорога.

Бабушка все тогда поняла:

— Погибло, говорит, князь, дите твое нерожденное. А Любава через ту муку тропу открыла. Нет ее сейчас ни среди живых, ни среди мертвых. И где она — неведомо, лишь дорожка проторенная осталась. Как кровь высохнет, она закроется. Пойдешь по тропе?

Отец на мстиславовых гонцов и взгляда не бросил, лишь спросил у бабушки, как идти правильно.

Бабка на меня показала.

— Вот, говорит, князь, твоя кровиночка. Вместе с ним и идите. А дойдете или нет, никому не ведомо. Нутряная кровь, на горе замешанная, долго сохнет — может, и добредете, кто знает.

И мы пошли. А путь-то, и правду, подсыхать стал. Отцу пришлось волком оборачиваться, куницей, всяким зверем, что кровь хорошо чует.

А когда мы маму у реки нашли, отец поседел от увиденного. Вот и все. Вся сказка.

Звонок мобильного прозвучал так резко, так неожиданно, что я аж подскочила. Ярослав выпустил меня — я добралась до телефона. Звонила тетя Неля — чтобы уточнить, во сколько я приду завтра восторгаться их новой мебелью, чтобы она точно была дома и все-все показала.