Служебное соответствие

А через пару дней я узнал (трудно не узнать, когда об этом гудит весь Эос), что консул изволил выпроводить своего монгрела туда, откуда тот появился. Надо ли говорить, что эту новость я встретил с огромным облегчением? Равно как и известие о том, что расследование приостановлено. Не закрыто, нет, такие дела не закрывают, уж это мне было прекрасно известно, но и то хорошо.

Что не давало мне покоя — так это способ, которым советнику удалось убедить консула расстаться с его сомнительным приобретением. В том, что это дело рук именно господина Ама, я даже не сомневался, особенно после того, как встретил его в коридоре, осунувшегося и очень усталого с виду. Он меня заметил, улыбнулся чуть заметно, но не заговорил. И правильно сделал — странно выглядело бы, вступи советник в беседу с никому не известным руби...

Рауль

Уэлш сумел меня удивить. Я чуть было не принял его за обычного юнца, каких десятки, но... Таких не берут в УСБ. Такие не числятся там лучшими — я все-таки навел справки. Оставалось задуматься, не нарочно ли он бродил за мной столько времени? Не спланирована ли эта акция заранее? От руководства УСБ всего можно было ожидать, а я находился далеко не в таких хороших отношениях с тем блонди, чтобы задать вопрос напрямую.

Впрочем, даже если Уэлш был подставной фигурой, это ничего не меняло. Дело действительно зашло слишком далеко, и я знал, чем это может закончиться. По счастью, хотя бы к новости о возбуждении расследования Ясон отнесся с должным вниманием и согласился (после многочасовых уговоров, в ходе которых я пустил в ход все имевшиеся козыри, которых оставалось не так уж много) убрать своего монгрела из Эоса. Правда, насколько я знал Ясона, не навсегда. Только до тех пор, пока не уляжется шум, а что будет потом... Я не хотел представлять.

Хорошо еще, расставшись с монгрелом, Ясон с головой ушел в дела, словно стремясь наверстать упущенное, и делал это с большим успехом. На некоторое время можно было расслабиться. Относительно, конечно: у меня хватало своих забот, да еще эти светские забавы... Ясон резко охладел к ним, когда лишился монгрела, высиживал протокольные полчаса и исчезал, ссылаясь на срочные дела, и мне приходилось брать огонь на себя. Хорошо, если это были всего лишь закрытые вечеринки, а не большие рауты с приглашенными со стороны людьми... На таких мероприятиях не будешь переглядываться с Ламбертом, не до того...

Да, как-то неожиданно Уэлш стал для меня Ламбертом, сперва в мыслях, потом на словах, и я начал говорить ему "ты". Он не возражал против такой фамильярности, но меня продолжал именовать исключительно "господином Амом" и вел себя предельно корректно. Впрочем, он и не мог позволить себе ничего лишнего — между блонди и руби слишком большая пропасть, чтобы Ламберт мог сделать или сказать что-то, выходящее за рамки приличий и не подвергнуться всеобщему осуждению. В обществе, разумеется: здесь он являл собой идеал сотрудника среднего звена, а вот если доводилось остаться с глазу на глаз... Тогда я понимал, отчего он числится одним из лучших в УСБ, пусть и работает только с руби и более низшими классами. (К слову сказать, то померещившееся мне сходство оказалось неслучайным, недаром мне чудилось что-то знакомое даже и в манере говорить. "Причудливо тасуется колода!" — вспомнил я какую-то цитату.)

Ламберт был чужд сентиментальности, прекрасно разбирался в текущей обстановке в городе и в Эосе в частности, знал, кто с кем враждует, кто с кем объединяется и с какими целями... Конечно, о блонди сведений у него было немного, не его профиль деятельности, но с его наблюдательностью он и здесь делал интересные выводы (применяя обычно простейшую экстраполяцию и неизменно попадая в цель). Каковыми выводами, каюсь, я не раз беззастенчиво пользовался: самому мне разглядывать коллег и строить теории касаемо причин их поведения было просто некогда.

Он ничего не требовал, никогда не навязывался, не бродил за мной тенью. Время от времени мелькал где-то поодаль, так, чтобы я мог заметить его периферическим зрением, и если я давал знак, приближался. Иначе — исчезал. Бывал на представлениях: полагаю, именно там он и занимался наблюдениями, и не только за мной.

Я его не понимал, как не понимаю и по сию пору, но желания отделаться от Ламберта раз и навсегда не испытал ни единого раза...

Ламберт

Почти год миновал с тех пор, как я впервые оказался рядом с советником, и не скажу, чтобы год этот прошел бесцельно.

Мне дозволено быть рядом. Вернее, неподалеку, а это уже немало. Время от времени я удостаиваюсь приглашения, а это значит, что можно будет выйти на огромный балкон и, глядя на текущие далеко внизу огненные реки запруженных дорог, молча курить. Советник выйдет и встанет рядом с бокалом в руке, тоже молча. Может быть, через четверть часа мы обменяемся парой реплик, а может, и нет, не угадаешь заранее.

Говорить нам особенно не о чем: я мало смыслю в том, что составляет смысл жизни Рауля (тяжело было привыкнуть называть его так хотя бы мысленно), а рассказывать о своей работе не имею права. Вот и остаются общие фразы да кое-какие всем известные сплетни.

Но, правду говоря, говорить вовсе необязательно. Я рад тому, что могу просто помолчать рядом с ним. Пусть недолго, но, я знаю, говорит он со многими, а молчит — со мной. Глупо? Да, наверно, но теперь уж ничего не поделать...

Только сегодня мне придется говорить. И скажу я нечто нехорошее...

Мне удается застать Рауля по дороге, и на этот раз я не маячу тенью позади, а подхожу ближе, и он сразу чувствует неладное.

-Что?.. — отрывисто, в сторону, чтобы никто ничего не заподозрил, если и увидит.

-Это срочно, — говорю я так же. Мы идем параллельными курсами, будто случайно. — Но не здесь.

-Идем...

-Ко мне ближе, — отвечаю я, хотя еще полгода назад я бы даже мысли не допустил о том, что он согласится войти в мое скромное обиталище. Но он кивает и идет за мною следом.

У меня тихо и темно, фурнитура я отправил якобы по делам, велев не возвращаться до утра.

Я прохожу по квартире, зажигая свет: тесновато даже для меня, а для Рауля, наверно... Впрочем, разница между нами не так уж велика, если подумать, но я все равно смотрю на него снизу вверх, как тогда, в первую нашу встречу.

-Сюда, — я распахиваю двери на балкон. Не такой широкий, как у Рауля, и вид открывается далеко не столь роскошный, но всё же...

-Что случилось? — спрашивает он. Здесь тесно для нас двоих, стоять приходится близко.

-Консул возвращает монгрела в Эос, — говорю я. За свою квартиру я могу ручаться: "жучков", кроме тех, что ставил я же, здесь нет, можно говорить открыто.

Рауль напрягается.

-Ты уверен?

-Разумеется, — отвечаю я. — Информация достоверная.

-Не слухи? — вздергивает он бровь. Я знаю эту его гримасу, знаю выражение лица и не хочу видеть, как оно изменится, когда я скажу то, что давно должен сказать.

-Нет. Я ведь сказал — достоверная информация.

-Откуда тебе это известно?

-Я веду это направление, — говорю я неохотно и выбрасываю окурок. Мигает и гаснет алая звездочка. — Не первый год.

Молчание. Интересно, что он сделает теперь? Я знаю: он был уверен, что я занимаюсь только себе подобными и теми, кто ниже рангом. Это удобная маска, мы все так действуем: никто не заподозрит скромного руби в том, что он причастен некоторым тайнам.

-Значит, и в прошлый раз это были... не слухи? — тихо осведомляется Рауль.

-Именно.

-И рисковал ты по-настоящему? — говорит он неожиданно. Я не этого ждал, поэтому невольно вздрагиваю, но отвечаю:

-В сущности, нет. Я ведь не сказал ничего конкретного.

-Ты намекнул так, что не догадаться было сложно.

-Конечно. Вы ведь блонди, мои намеки вам...

-А ты руби, но я так и не сумел тебя раскусить.

-Такая служба, господин Ам, — усмехаюсь я. Странно, я ждал, что он развернется и уйдет, но он все еще здесь. — Скверным бы я был сотрудником, если бы вы сумели понять, кто я, после двух минут разговора.

-После целого года, Ламберт, — мягко поправляет он.

-Я вам лгал, господин Ам, — спокойно говорю я. Да, до странного спокойно, хотя и цепляюсь за перила так, что вот-вот сомну прочный металл. Нет, куда мне, я же не блонди. — Все это время...

-Ты ничего не говорил о своей работе. Молчание — еще не ложь, — поправляет он и вдруг кладет руку мне на плечо. — Ты второй раз предупреждаешь меня об опасности. Только...

-Только?.. — Я поворачиваю голову и вижу его совсем близко.

-Боюсь, на этот раз я ничего не смогу поделать. Твое управление...

-Мы уже думали об устранении объекта, — неохотно говорю я, — но консул сразу заподозрит неладное. Особенно теперь, когда просочились слухи. Я настаивал на том, чтобы подстроить кое-что, еще несколько месяцев назад, когда всё более-менее улеглось, но, к сожалению, руководство решило перестраховаться. Здесь я был бессилен.

-Понимаю... — рука на моем плече сжимается сильнее. — Я тоже думал об этом, но, знаешь, Ламберт, в некоторых вещах я намного беспомощнее тебя.

-Понимаю... — повторяю я в унисон. Рауль прав: у меня есть осведомители, есть свои наемники, и сам я легко могу сойти за человека. А за каждым его шагом следят, и за доверенными его людьми следят тоже... Я бы не променял свое место на его. — Что вы намерены предпринять?

-Уже ничего, — отвечает он устало, так и не убирая руки. — Говорить — бесполезно. Если Ясон что-то решил, его невозможно переубедить.

-Тогда?..

-Остается только ждать.

-Добром это не кончится, — говорю я, искоса глядя на Рауля. Он смотрит вниз, этот четкий профиль я знаю до малейшей черточки...

-Я знаю. Снова начнете... расследование?

-Даже не в нем дело. Если консул поостережется, никто не станет ничего предпринимать, — тихо отвечаю я. — Просто... предчувствие.

-А у меня — уверенность, — кивает он, и длинная прядь скользит по его щеке, подхваченная ветром, я невольно протягиваю руку, чтобы убрать ее назад, и Рауль не отдергивает голову...

Рауль

Я удивился меньше, чем мог бы: должно быть, что-то предполагал на подсознательном уровне, только не давал себе труда задуматься об этом. В самом деле, слишком уж разным казался Ламберт — то скромный руби, не смеющий глаз на меня поднять, то жесткий профессионал... Вот только я и помыслить не мог, что именно он ведет дело Ясона.

До чего странно звучит... И можно было бы еще задуматься: случайно ли он оказался рядом со мной, какие цели преследовал? Но я помнил: первые его взгляды я ощутил еще до того, как Ясон нашел своего монгрела. Возможно, потом Ламберт решил совместить полезное с приятным, кто разберет? А он не скажет правды, я уже понял.

Последнее время я его почти не вижу. Если Ламберт и объявляется, то все равно молчит, а на мои вопросы только качает головой, но по лицу ясно — дело плохо. То, что до сих пор не возобновлено расследование, думаю, целиком и полностью заслуга Уэлша, он сказал бы мне, получив приказ заняться этим делом вплотную.

Впрочем, и так ясно, что развязка близка. Это читается в лихорадочно блестящих, нездешних глазах Ясона, в желтовато-серых, усталых глазах Ламберта, в моих собственных, когда я смотрю в зеркало, и все остальные тоже таят что-то за частоколом ресниц.

И я уже ничего не говорю Ясону, потому что он не слышит слов. Я молчу, я смотрю в огромное панорамное окно и вздрагиваю от сигнала. Фурнитур докладывает о госте, и я поражаюсь — он никогда не приходил вот так...

Ламберт

Ждать не было ни времени, ни смысла. Впервые я являюсь к Раулю не ведомый тайком, а как обычный гость.

-Ламберт, что?..

-Уже всё, — роняю я. Я не хочу гасить надежду, на мгновение вспыхнувшую в этих глазах, но у меня нет выбора. — Всё кончено.

-Не понимаю тебя, — хмурится Рауль, и я коротко обрисовываю ему ситуацию.

-Посылать кого-либо за ним запрещено, — говорю я наконец. — Это прямое распоряжение Юпитер, но, может быть, вы...

-Нет, — тихо говорит он. — Нет.

-Он ведь ваш друг, — напоминаю я. — Вы делали все, чтобы спасти его, в прошлый раз, так почему теперь...

-Потому что ты верно сказал, Ламберт, — отвечает он, — всё кончено. Он сгорел за этот год, за последние несколько недель, и если это осознала даже Юпитер, то мне грех было не понять...

И снова он смотрит в темноту за окном, куда-то вдаль.

-У вас есть собственная служба безопасности, — напоминаю я. — Еще можно успеть. Я придам своих сотрудников, и...

-Не нужно, — качает головой Рауль. — Не надо, Ламберт. Не знаю, говоришь ли ты это по долгу службы или по велению сердца, но — не надо. Я никого не пошлю за Ясоном. Не потому, что опасаюсь гнева Юпитер, не потому, что опасаюсь твоего же управления... Просто... Пусть он сам сделает выбор. Впрочем, он уже его сделал, и...

-Верно. Он выбрал... — повторяю я, глядя, как на горизонте, далеко за пределами города вспухает огненное облако.

Мы знали, конечно, мы все знали: трудно не заметить, что кто-то скупает взрывчатку, легко выяснить, кто это такой, а там рукой было подать до консульского монгрела... Но приказа вмешаться не было, и мы ограничились наблюдением. Может быть, Юпитер сделала это специально. Решила сохранить память о Ясоне Минке как предостережение будущим консулам...

Со звоном бьется бокал — Рауль попросту раздавил его, и в полумраке не разобрать, вино струится по его пальцам или кровь.

-Ты что... — я не заканчиваю фразу, включаются рефлексы, я перехватываю его запястье, стаскиваю перчатку, убеждаюсь в скудном свете, что всё не так скверно, только нужно выдернуть засевший в ладони осколок...

Перевязать нечем, я сдергиваю шейный платок, заматываю кое-как его кисть, — тонкая ткань тут же намокает кровью, но это нестрашно, на блонди такой порез зарастет назавтра, — и тут только до меня доходит, что я касаюсь руки Рауля, и перчаток нет ни на мне, ни на нем. И это...

А он будто выходит из ступора, в котором пребывал последние несколько минут, с того самого мгновения, как увидел зарево взрыва над Дана-Бан, смотрит на меня, будто видит впервые, переводит взгляд на кое-как перевязанную руку, снова на меня... Я почти не вижу его глаз, не могу понять, что у него на уме, и не успеваю отшатнуться, когда он вдруг здоровой рукой привлекает меня к себе, странно как-то неуклюже, и прячет лицо у меня на плече. И все это — молча, без единого звука.

Ему неудобно, я ниже ростом, но он меня не выпускает. И мне ничего не остается, кроме как обнять его в ответ — под ладони попадает знаменитая его грива, предмет жестокой зависти даже и господина Зави, и сейчас я безнаказанно могу коснуться ее...

Все-таки он любил консула, мелькает в голове, а тот даже не заметил. Или принял, как должное: им все восхищались, Ясоном Минком, так что одним больше, одним меньше...

Рауль вдруг выпускает меня и выпрямляется.

-Извини, — говорит он, и теперь я вижу, что глаза у него блестят чересчур ярко. — Недостойно было с моей стороны поддаться эмоциям.

-Я сегодня же заведу дело, — спокойно отвечаю я, не опуская рук. Не могу просто. — На господина советника. В правящей верхушке творится что-то невообразимое.