|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Ламберт
Признаться, я не помню точно, когда это началось. Помню лишь, что осознал это я не так уж давно, и теперь уже нет смысла доискиваться, сколько времени назад случилось непоправимое.
Впрочем, что значит — непоправимое? Оно, в сущности, не мешало мне жить, никак не влияло на результаты моей работы, просто присутствовало. Должно быть, так вышло из-за того, что я очень хорошо осознавал свое место, никогда не забывал, кто я таков и чего стою, а потому и не строил никаких иллюзий. Я всегда был рационален, даже по сравнению со своими коллегами, за это меня отличало начальство, и это же качество помогло мне не впасть в опасные рассуждения или, Юпитер упаси, мечты.
Я просто принял случившееся как должное. Насколько мне было известно, со многими это случалось, только заканчивалось по-разному. Кому-то хватало ума и выдержки не выказывать эмоций, кому-то везло... а кое-кто пропадал бесследно либо исчезал ненадолго и возвращался, отныне совершеннейшим образом соответствуя своему классу и занимаемой должности.
Я и по сию пору льщу себя надеждой, что отношусь к первой категории, все по той же причине: я знаю, на что я могу рассчитывать, а о чем лучше даже не задумываться, чтобы не присоединиться к категории под номером три по моей кустарной классификации. И, в общем-то, никаких сверхъестественных усилий для того, чтобы скрываться, мне прикладывать не приходится. Просто потому, что я почти никогда не пересекаюсь с тем, кто так неожиданно завладел моими помыслами: другой класс, другое подразделение... Самое большее, на что я могу рассчитывать, так это случайно повстречать его в запутанных коридорах Эоса и сдержанно поприветствовать, удостоившись в лучшем случае рассеянного кивка, или же увидеть на очередном суаре. На таком, как сегодня.
Это, пожалуй, единственное, чем я могу себя выдать: прежде я никогда не был любителем таких вечеринок, не закрытых, для высшего класса, а тех, на которые приглашают и нас. Приглашают, как мне кажется, по своеобразной разнарядке: сегодня идет эта троица, завтра — другая. Очередь моя выпадала не так уж часто, и коллеги знали, что я с охотой уступлю им честь посетить вечеринку у кого-то из высокопоставленных персон. Теперь не уступал, и надо мной поначалу посмеивались: дескать, распробовал, наконец... По правде сказать, шоу меня по-прежнему занимали мало, у меня появился иной интерес, и чтобы замаскировать его, пришлось даже пойти на совсем не типичный для меня поступок. Впрочем, это неинтересно...
Фурнитур закончил колдовать с моими волосами и испарился. Я взглянул на свое отражение без особого интереса, как, должно быть, смотрят на меня и все остальные. Двадцать три года, руби, рост — стандартный, внешность — стандартная. Черты лица настолько правильные, усредненные, что я сам, отведя взгляд от зеркала, забываю, как выгляжу. Вокруг еще много таких же, я ничем не выделяюсь, и это еще одна из причин, из-за которых я отношусь к свалившейся на меня напасти совершенно философски. Я — один из десятков обычных сотрудников, и шансов обратить на себя высочайшее внимание у меня нет. Впрочем, я к этому и не стремлюсь.
Что ж, пора. Опаздывать нельзя, особенно сегодня. Во-первых, это дозволено только все тем же высокопоставленным персонам, а не скромным руби, во-вторых, я не хочу привлекать лишних взглядов. Лучше уж затесаться в небольшую компанию себе подобных, выбрать место поудобнее и на этом успокоиться.
Сегодня мне везет: с моего места прекрасно видно... нет, не сцену, места для почетных гостей. Я всегда стараюсь устроиться именно так, потому что происходящее на сцене меня интересует в куда меньшей степени, нежели эти гости.
Зал тонет в полумраке, бесшумные фурнитуры разносят напитки — до нас очередь дойдет не сразу, — начинается шоу. На площадке света достаточно, чтобы почетные места оказались освещены, и мне прекрасно виден хозяин сегодняшнего вечера. В основном — в профиль, он смотрит представление, но время от времени поворачивается к соседу, и тогда я могу разглядеть его лицо. Если бы еще консул не подавался время от времени вперед, загораживая его...
Иногда я думаю, отчего меня не привлек, к примеру, господин Зави. Или господин Лагат. Вон они, перешептываются о чем-то, и оба в призрачном освещении прекрасны настолько, что это кажется... ну да, неестественным. Может быть, поэтому я смотрю совсем на другого и стараюсь, чтобы он этого не заметил. Хотя бы потому, что это может быть опасно...
Рауль
-Я ведь просил тебя... — повторяю я в который раз, но Ясон только усмехается и качает головой.
-Не беспокойся, — говорит он, как обычно. — Он уже достаточно выдрессирован, чтобы не причинять хлопот. Увидишь сам.
-И тем не менее, — начинаю я, но он перебивает:
-Тем не менее давай убедимся. Я знаю всё, что ты хочешь мне сказать, ничего нового ты не придумаешь. Просто смотри.
Просто смотри! Ясон неисправим... Я слова бы не сказал, если бы он вывел на подиум своего дикаря на собственном приеме, но у себя его видеть не желал. Впрочем, по этому вопросу спорить с Ясоном бесполезно, как это ни прискорбно, пришлось согласиться на участие его бешеного любимца в шоу.
Ясон уверяет, что всё пройдет прекрасно. Предчувствия, тем не менее, меня терзают самые нехорошие.
И еще не дает покоя чей-то пристальный взгляд. Взгляд этот я чувствую не впервые, но сегодня ощущаю как-то особенно остро. Должно быть, виной тому взвинченное состояние... Я начинаю гадать, кто бы это мог быть. Орфей? Он порой пристально разглядывает мой новый костюм, но его взгляд ощущается совершенно иначе. Тем более, Орфей сидит по левую руку от меня, чуть позади, а смотрят справа, из глубины зала. Смотрят не изучающее, не завистливо, без злости, просто — смотрят.
Мне становится интересно, и я, откинувшись на спинку кресла, чуть поворачиваю голову, якобы к Ясону, сам же рассматриваю полутемный зал. Неизвестный наблюдатель притаился где-то там, среди элиты низших классов... Хотя почему — притаился? Он нисколько не прячется, и найти его оказывается до смешного просто.
Это молодой руби с приятным, но совершенно незапоминающимся, насколько можно различить в полумраке, лицом. Кажется, я встречал его несколько раз на таких же суаре или в коридорах. А может, и не его, слишком уж они все похожи; если не работаешь с ними бок о бок, сразу не отличишь друг от друга.
Он встречает мой взгляд, вздрагивает и отводит глаза, с преувеличенным вниманием смотрит на сцену. Я тоже обращаю внимание на представление и тут же снова ощущаю чужой взгляд. Снова ловлю его — эта игра начинает забавлять. Я не имею ни малейшего понятия, что нужно этому руби, но наблюдать за ним хотя бы не так скучно, как смотреть шоу. Тем более, на подиуме появляется любимец Ясона, и в зале слышатся смешки и перешептывания.
Впрочем, кажется, дикарь и впрямь неплохо выдрессирован... если сравнить с предыдущими случаями. Конечно, до выверенных действий лучших петов ему далеко, да и выражение лица могло бы быть другим, но в этом что-то есть, я готов согласиться с Ясоном. Некая звериная плавность движений, звериная же привлекательность, заставляющая нервничать наших тепличных питомцев...
Впрочем, мне гораздо интереснее перехватывать взгляд незнакомого руби. Лицо у того делается растерянным, он пытается смотреть исподтишка, но не преуспевает в этом.
И, заигравшись в гляделки, я пропускаю момент, когда на сцене что-то происходит, отлетает от мощного удара чей-то пет и растягивается беспомощно на самом краю подиума, кто-то кричит, уже спешат к беснующемуся дикарю крепкие фурнитуры...
-Я предупреждал, что этим кончится, — говорю я сквозь зубы Ясону. — Скажи спасибо, если не придется выплачивать компенсацию.
-Если пострадал кто-то из твоих, неужели ты выставишь мне счет? — с вечной своей неуловимой улыбкой говорит он, но в глубине глаз читается нечто такое... Дикарю сегодня достанется, понимаю я.
Невольно взглядываю вправо — молодой руби приподнимается из кресла, вцепившись в подлокотники, на лице его непонятное выражение — не то растерянность, не то недоверие... Впрочем, он быстро овладевает собой и садится обратно, но в мою сторону больше не смотрит.
Сложить два и два нетрудно. Что ж...
Ламберт
Я, должно быть, слишком увлекаюсь наблюдением, потому что, в очередной раз взглянув в сторону своего объекта, вдруг встречаю чужой взгляд. В нем читается вежливое любопытство, и я спешу отвернуться, но вскоре не выдерживаю и снова взглядываю в его сторону. И опять встречаюсь с ним глазами. И так — раз за разом, как бы я ни старался косить, посматривать украдкой, он с легкостью перехватывает мой взгляд и, кажется, это его забавляет.
Я усилием воли заставляю себя перестать, смотрю на сцену и теперь сам ощущаю на себе чужой изучающий взгляд. Что ж, если он чувствовал то же самое, неудивительно, что заинтересовался, кто же его рассматривает! А я потерял всякую осторожность, впредь нужно быть осмотрительнее и пропустить, пожалуй, несколько вечеров, как прежде...
На подиуме появляется новый пет консула, монгрел, как я слышал, не такой уж молоденький, остальные рядом с ним выглядят детьми. Несмотря на то что мне доводилось слышать о буйном нраве монгрела, пока что он ведет себя вполне пристойно, хотя и участвует в забавах безо всякого энтузиазма.
Я в очередной раз украдкой взглядываю влево, снова встречаю насмешливый взгляд и поворачиваюсь к сцене как раз вовремя, чтобы увидеть, как...
Монгрел расшвыривает чужих петов... Приглушенный визг, те бросаются врассыпную, а один не успевает и от соприкосновения с кулаком дикаря складывается пополам и падает. И больше уже не встает, как остальные, которым тоже перепало, но не так сильно.
-Эй, что с тобой? — негромко спрашивает сзади знакомый, и я понимаю, что начал вставать.
Потому что это мой пет сейчас неподвижно лежит на краю сцены, пока фурнитуры пытаются усмирить монгрела. Мой. Я купил его совсем недавно, специально для того, чтобы иметь возможность выставить его на шоу и тем самым гарантировать себе приглашение. Он вообще-то не по карману руби вроде меня, но я никогда не был особенно расточителен, и средства нашлись. Будь я человеком, мог бы сказать, что после этой покупки остался без кредита в кармане, но оно того стоило. Пет был не экстра-, но все-таки первоклассный, и лишиться его вот так...
Впрочем, я прекрасно отдавал себе отчет, что поделать ничего не могу. Мальчишку унесли, других пострадавших и монгрела увели, тут же откланялся, извинившись перед хозяином, консул. Вечер рассыпался, как карточный домик.
И вот я стою у лифта, жду, пока тот спустится с каких-то заоблачных высей, и мрачно думаю о том, что так славно начавшийся вечер превратился во что-то непотребное, а я, похоже, выкинул деньги на ветер. Не хочу даже интересоваться, что сталось с моим петом. Если его можно залатать, это сделают и без моего участия, а нет... Что ж, тогда меня оповестят.
Судя по светящемуся табло, лифту осталось проделать путь в нескончаемые десять этажей. Хорошо, что я дождался, пока разойдутся остальные, не то пришлось бы выслушивать соболезнования: там ведь были и мои коллеги, и они знали о моей безумной покупке...
Я не затылком, я всей спиной почувствовал, что сзади кто-то стоит, и повернулся, чтобы оказаться нос к носу с... С ним.
Нос к носу — это громко сказано. Он был выше меня на пару дюймов, не меньше, и казался намного массивнее, должно быть, за счет роскошного костюма, прибавляющего ширины и без того широким плечам. И, по правде сказать, я впервые видел его вот так, на расстоянии даже не вытянутой руки, намного ближе. Впечатление...
Я задавил в себе желание проанализировать собственные впечатления, отступил на пару шагов, поклонился.
-Господин Ам...
В этот момент негромко тренькнул лифт, двери разошлись. Внутри, на счастье, никого не оказалось.
Советник вошел внутрь, едва не задев меня плечом, перед лицом у меня колыхнулись золотые локоны.
-Вы не едете? — спросил он, поворачиваясь.
Сказать "нет" было глупо, наверняка он видел, как я торчу перед лифтом. Пришлось войти, стараясь оказаться как можно дальше от него. Это оказалось непросто: блонди, по-моему, занимал все свободное пространство. Думать о том, что я оказался рядом с тем, за кем наблюдал издалека столько времени, я не мог. По правде сказать, мне хотелось поскорее покинуть лифт.
-Я вынужден принести извинения за безобразный инцидент, имевший место сегодня, — произнес вдруг советник. Я видел собственное отражение в зеркальной стене лифта: на лице у меня было написано глубочайшее изумление. — Что с вами, господин?..
-Уэлш. Ламберт Уэлш, господин Ам, — поспешил я подсказать.
-Да, верно, — он едва заметно улыбнулся. — Могу вас порадовать, господин Уэлш, вашему питомцу повезло, он отделался небольшим испугом.
-Но... — Надо ли говорить, как отлегло у меня от сердца?
-Ему достался удар в солнечное сплетение, — пояснил советник. — Нетренированному изнеженному мальчику этого хватило, чтобы потерять сознание, только и всего.
-Вот как... — протянул я. Нужно было что-то сказать, поблагодарить, наконец, за то, что блонди счел необходимым лично заговорить о моем пете, более того, приносит извинения! Но слов не было, как отрезало.
-Что же касается монгрела, обещаю — более это существо на моих вечеринках не появится, — холодно произнес он. — За других ручаться не могу, не обессудьте.
-Господин Ам, — все-таки выговорил я, — право, не стоит беспокойства!
-Неужели? — И я снова встретился с ним взглядом, только на этот раз — лицом к лицу. Лучше бы, право слово, не встречался, смотрел издалека... Мне этого хватало. — Я знаю, сколько стоит пет такого класса, и понимаю, что его потеря оказалась для вас бы весьма существенной. Я прав?
-Да, господин Ам, — ответил я. — Вы совершенно правы.
-В таком случае... — он не отводил глаз, а мне хотелось отодвинуться подальше. Все блонди подавляют своим присутствием, а в небольшом замкнутом пространстве — тем более. — В качестве компенсации за моральный и материальный ущерб, господин Уэлш, примите приглашение на суаре.
-Благодарю, господин Ам, но... — начал я, но он перебил:
-Я, должно быть, недостаточно ясно выразился, господин Уэлш. На любое суаре, любую вечеринку или показ... Распорядители будут предупреждены.
-Господин Ам!.. — чуть не вскричал я, даже не представляя, во что может вылиться эта неслыханная щедрость. — Я ведь...
-Не захочется — не приходите, — бросил советник через плечо: лифт остановился, и он прошел мимо меня к дверям, прошел так близко, что я почувствовал запах его одеколона, а длинная золотая прядь мазнула меня по руке. — Только, очень вас прошу, господин Уэлш, прекратите рассматривать меня исподтишка. Я предпочитаю, чтобы на меня смотрели прямо.
Двери закрылись, а я, не в силах собраться с мыслями, нажал кнопку не того этажа и долго еще катался вверх-вниз, пытаясь понять, что произошло сию минуту. И как советник ухитрился меня вычислить...
Рауль
Узнать, кому принадлежит пострадавший пет, оказалось несложно: мой распорядитель ответил мгновенно. Нетрудно было и соотнести имя хозяина с одной личностью...
Не знаю, что толкнуло меня на то, чтобы уладить проблему лично. Должно быть, любопытство.
И вот я бесшумно подхожу к тому самому руби, что разглядывал меня в полутемном зале... не в первый раз разглядывал, кстати говоря. Руби мрачен, по сторонам не глядит, и его можно понять: у таких, как он, мало возможностей изыскать дополнительные источники дохода, а значит, им заказан путь на самые интересные шоу, на закрытые вечеринки, им нечего там делать, если они — не владельцы хорошего выставочного пета. Разве что пригласит кто-то рангом повыше, но на это мало надежды: кто же будет знаться с ними вне службы?
Сказать, будто Уэлш удивлен тем, что я заговорил с ним, — значит ничего не сказать. Он старается не поднимать глаз, взгляд его прикован к драгоценному зажиму на моем шейном платке, но время от времени он не удерживается и все же смотрит мне в лицо.
Я был прав: совершенно стандартный руби. Довольно высокий, ненамного ниже меня, лицо достаточно живое, чтобы не казаться маской. Не слишком длинные волосы цвета медной проволоки расчесаны на косой пробор и аккуратно подобраны с висков, челка лежит идеально, и не благодаря парикмахерским ухищрениям: сразу видно, что у волосы руби жесткие, но послушные. Глаза — с трудом удается разобрать цвет, когда он коротко взглядывает на меня, — непонятного оттенка, не серые и не карие, что-то среднее. Взгляд — настороженный и сосредоточенный. А еще — он меня опасается, старается оказаться как можно дальше, и это странным образом не вяжется с его поведением на суаре.
Впрочем, понимаю я сразу же, как раз вяжется. Он вполне довольствовался ролью наблюдателя, но вовсе не обрадовался, когда его вытащили на свет. Что ж, я не собираюсь его мучить, но и лишаться такого интересного объекта для наблюдений тоже не хочу, отсюда мое приглашение. Даже интересно, как будут развиваться события...
Ламберт
Проходит довольно много времени, прежде чем я осмеливаюсь воспользоваться неожиданным приглашением. И не потому, что чего-то боюсь... Нет, боюсь, конечно. Опасаюсь, что это была шутка. Или того, что советник, едва выйдя из лифта, начисто забыл о своем обещании: какое ему дело до безвестного руби? Но и увидеть его хочется, поэтому я все-таки являюсь на вечеринку — на этот раз у господина Белла, — и, к моему удивлению и облегчению, пропускают меня беспрепятственно.
Я по привычке выбираю такое место, где сложно заметить меня (хотя моя маскировка, я уверен, в этом случае не годится), но откуда я прекрасно вижу наших руководителей. Отыскиваю взглядом советника — он беседует с господином Беллом — и тут же отворачиваюсь, потому что он явно чувствует мой взгляд.
И весь вечер продолжается эта игра в кошки-мышки: я пытаюсь смотреть на советника, а он перехватывает мой взгляд. И я всякий раз уступаю, потому что смотреть ему в глаза не могу, не хватает сил.
Конечно, он со мной не заговаривает, даже не подает виду, будто мы знакомы, и это я принимаю как должное: нам ведь и в самом деле негде было познакомиться! Советник ведает биотехнологиями, а я служу совсем по другому направлению, пересечься мы могли разве что случайно... что и произошло. Но не объяснять же это всем и каждому?
Я теперь осторожен, стараюсь заранее узнать, намерен ли консул выставить своего дикаря, и только будучи полностью уверенным, что нет, не намерен, велю фурнитуру заявить моего питомца на участие в шоу. Попадет он туда или нет, неважно, я даже начинаю находить некоторое удовольствие в этом немудреном занятии. Коллеги, разумеется, немедленно отмечают это, начинаются шуточки, но, поскольку я реагирую на них спокойно или отшучиваюсь, то они быстро сходят на нет.
Разумеется, я осторожен и не бросаюсь на каждый прием, хотя имею теперь такую возможность: это будет выглядеть слишком подозрительно, а слухи мне не нужны. Мне вполне достаточно возможности видеть советника немного чаще, чем прежде, вот и все. И по-прежнему, сталкиваясь с ним в коридорах, раскланиваться и идти дальше, порой не дождавшись и кивка, если он занят беседой со своим спутником...
Только не сегодня. Сегодня я не отвожу взгляда, когда советник перехватывает его и смотрит насмешливо, но насмешливость эта быстро сменяется настороженностью. И я задерживаюсь, насколько могу, чтобы это не выглядело подозрительным, и, правду сказать, подкарауливаю советника все у того же треклятого лифта, потому что больше попросту негде.
-Господин Ам...
-Господин Уэлш?
Должно быть, у меня достаточно выразительный взгляд, потому что советник сам нажимает на кнопку, и тяжелые створки бесшумно сдвигаются, отрезая нас от какого-то припоздавшего сильвера.
Я молчу, но не потому, что мне нечего сказать, я просто не знаю, как начать такой разговор. На мое счастье, советник достаточно проницателен, чтобы понять причину моей заминки.
-Господин Уэлш, — негромко произносит он, — верно ли я понимаю, что вы имеете ко мне некий разговор?
-Да, господин Ам, — отпускает меня наконец немота. — Разговор личного свойства. Строго конфиденциальный.
Я не смотрю ему в лицо, разглядываю пряжки на костюме, но могу с уверенностью сказать — сейчас советник вопросительно приподнял бровь.
-У вас что-то случилось?
-Не у меня, господин Ам. И ничего не случилось, — отвечаю я. — Пока не случилось.
Он понимает меня лучше, чем я мог рассчитывать, это чувствуется: советник подбирается, будто хищный зверь перед прыжком, но говорит по-прежнему спокойно и чуточку лениво:
-В таком случае, господин Уэлш, не стоит беседовать здесь. Пройдемте со мной.
Я мог бы предложить более-менее укромное место, но у советника свои идеи на этот счет, и меня он спрашивать не собирается. Я не сопротивляюсь, да и трудно это сделать, когда блонди берет тебя за локоть и уверенно влечет за собой. В другое время я лишился бы дара речи, но сейчас лишь отстраненно думаю о том, что советник вполне может сломать мне руку, ему даже усилий особых не потребуется, и это несмотря на то, что я руби...
-Прошу, господин Уэлш. — Распахивается дверь, фурнитур склоняется перед хозяином. — Исчезни.
Так же бесшумно, как появился, слуга пропадает где-то во мраке обширных апартаментов. По правде сказать, все мое обиталище свободно поместилось бы в циклопических размеров гостиной... хотя, возможно, я и преувеличиваю.
-Господин Ам...
-Идемте, — он снова влечет меня за собой. Куда на этот раз? Похоже, спальня... Да, точно, и тоже огромная. — Сюда.
Раздвигаются створки, и мы оказываемся на балконе. Под ногами сияет ночными огнями Танагура, вверху видны звезды и нарождающийся серп одной из лун... Я открываю рот, но налетевший порыв ветра забивает слова обратно мне в горло, заставляет сощуриться, выжимает слезы, и я смаргиваю их и вижу, как летит по ветру золотая грива советника Ама, а он придерживает волосы рукой, чтобы не хлестали по лицу.
-О чем вы хотели поговорить, господин Уэлш? — спрашивает он, и я едва слышу его за посвистом ветра.
-Господин Ам... — Сейчас я могу смотреть на него в упор. — Вы ведь знаете, в каком управлении я служу?
По его взгляду не скажешь: то ли знает, то ли нет. С одной стороны, интересоваться такими, как я, ему вовсе не с руки, с другой, мог и узнать из любопытства. Но он не отвечает, и я продолжаю:
-Я — сотрудник управления собственной безопасности, господин Ам.
И вот тут я понимаю — он действительно не знал. Не счел нужным уточнить. Должно быть, я казался ему просто забавным объектом исследования, не более того...
-И... что с того, господин Уэлш? — спрашивает советник уже совсем другим тоном.
-Мне кажется, вам было бы нелишне узнать, что несколько дней назад было возбуждено расследование касаемо известной вам личности, — говорю я по возможности обтекаемо и вижу понимание в зеленых глазах...
Рауль
Руби сумел удивить меня. Впрочем, в этом есть большая доля моей вины: я так и не удосужился узнать, к какому управлению он приписан, находились дела и поважнее. Но...
-И чего же именно касается это расследование? — осторожно произнес я. Мне прежде не доводилось иметь дела с УСБ, и я знал до неприличия мало об их работе.
-Кого, господин Ам. — Уэлш как-то подобрался, посерьезнел, и смотрел теперь мне в глаза. — Опять же, известного вам... хм... субъекта.
-Почему же ни я, ни сама эта персона не в курсе? — спрашиваю я, зная уже, что ответ мне не понравится.
-Потому, господин Ам, что УСБ подчиняется напрямую Юпитер, — негромко говорит Уэлш, слова его сносит ветром, но я читаю по губам. — Не консулу и не вам. Насколько мне известно, распоряжение поступило два дня назад. Полагаю, нет нужды рассказывать вам, какими методами могут воспользоваться мои коллеги...
-Я представляю... — Я опускаю голову. Сколько раз я предупреждал, просил, умолял быть осторожнее? Сколько раз сама Юпитер давала Ясону знать, что не вполне довольна его поведением? Бесполезно... Кажется, дело дошло до крайних мер. — Но отчего вы решили сообщить мне об этом?
-Мне показалось, так будет правильно, — просто говорит Уэлш. Он очень напоминает мне кого-то, но я не могу понять, кого именно.
-Почему?
-Разве это не ваш друг? — отвечает он вопросом на вопрос.
-Вы правы... — Я беру себя в руки.
-Подробностей я не знаю, — предупреждает он. — Я всего лишь руби. Этим делом занимается, скорее всего, мое начальство.
-Ничего, этого достаточно, — говорю я. — Господин Уэлш... Чем вам может грозить этот разговор?
Он непонимающе смотрит на меня.
-Вы выдали служебную информацию, — поясняю я. — Подозреваю, секретную информацию. И...
-Я не выдавал вам никаких сведений, — спокойно отвечает Уэлш, и я поражаюсь контрасту, который составляет нынешнее его поведение и прежнее, на всех этих вечеринках, будь они неладны... — Я ведь сказал — я не знаю подробностей. Я всего лишь рассказал одну из сплетен, что во множестве передаются из уст в уста. Но даже если удастся притянуть меня за разглашение конфиденциальной информации, полагаю, я окажусь у вас в лаборатории, господин Ам.
-В таком случае, опасаться вам нечего, — невольно улыбаюсь я. — Если вы попадете ко мне по данному поводу, могу обещать, из моих рук вы выйдете прежним. Это несложно.
Уэлш как-то странно передергивает плечами, но молчит. Потом говорит все же:
-Не возражаете, если я закурю, господин Ам? Я встану так, чтобы дым не попадал на вас.
-Курите, — разрешаю я, с некоторым недоумением глядя, как руби привычно прикуривает на сильном ветру, пряча огонек в сложенных ладонях.
И вот именно сейчас, когда в его глазах отражается лунный свет, и они кажутся янтарными, к щеке липнет прядь волос, будто шрам, а в зубах дымится тонкая сигарилла, я понимаю, наконец, кого он мне так напоминает. Как интересно! После нужно будет проверить их генетические линии...
Ламберт
Кажется, советник мне поверил. Трудно было не поверить — о выходках консульского монгрела судачил весь Эос, и трудно было ожидать, что это пройдет незамеченным Юпитер. Я знал уже, что она лично предупреждала консула о недопустимости такого поведения, но тот пропускал это мимо ушей.
Признаться, я не понимал его. Пытался, но так и не сумел. Вернее, я еще мог допустить, что этот царственно-холодный блонди вдруг прикипел к какому-то дикарю, но вот всё остальное... Что мешало ему держать этого мальчишку взаперти? Или навещать в городе, как делали, я слышал, многие? Зачем потребовалось эпатировать публику, выводить монгрела на подиум, позволять ему калечить чужих петов, в конце концов? Я слышал, даже имела место размолвка между консулом и советником на этой почве, дикарь, кажется, попортил кого-то из элитных питомцев советника... Но даже это не остановило Минка. И вот теперь делу был дан ход. И я знал, чем это закончится: монгрела в лучшем случае вышибут обратно в Керес, в худшем — утилизируют, как любые отбросы. А консул, скорее всего, попадет в руки советника, а выйдя из его лаборатории, начисто забудет о порочной связи с дикарем из трущоб...
И, должен сказать, я ничуть не жалел ни консула, ни его оборвыша. Я думал лишь о том, что проводить в жизнь распоряжение Юпитер, каким бы оно ни оказалось, придется советнику. Возможно, он найдет способ как-то обойти приказ — ведь пообещал же мне что-то подобное! Но я всего лишь руби, а вот за консулом присматривает лично Юпитер, и как знать, во что может вылиться нежелание советника вставить Минку мозги на место!А он определенно этого не хочет, доводилось уже слышать обрывки их разговоров... Что, если и его — тоже?.. Этого я допустить не мог, потому и пошел на служебное преступление. Впрочем, мне действительно мало что грозило, я сказал советнику правду: я ведь только пересказал слухи и мог отделаться разве только выговором за чересчур длинный язык, не более того...
...Рука сама собою потянулась к карману, я вовремя спохватился и спросил разрешения закурить. В глазах советника мелькнуло удивление, но и только. Что ж, все расслабляются по-своему: кто-то курит, кто-то пьет, кто-то таскает монгрелов с улицы...
-Разрешите?..
Я очнулся от задумчивости и сообразил, что советник вопросительно смотрит на меня, а потом уже понял, чего он от меня хочет.
-Да, разумеется...
Никогда бы не подумал, что он тоже курит. Однако курил, облокотившись о перила и молча глядя на раскинувшееся внизу море огней, и дым наших сигарилл уносил распоясавшийся ветер.
-Господин Уэлш, — сказал, наконец, советник. — Я в долгу перед вами...
-Нет, — покачал я головой, ибо предвидел нечто подобное.
-Хм?..
-Я просто рассказал вам сплетню, — повторил я. — О каких долгах здесь может идти речь?
Это было чистой правдой. Я сделал это не ради того, чтобы он оказался мне чем-то обязан. Поступить так было бы нечестно... да и, признаться, поступил так я больше ради себя. Впрочем, об этом я уже говорил.
-Понимаю вас, господин Уэлш, — негромко проговорил советник и выбросил окурок в пропасть, — и благодарен вам... Надеюсь, хотя бы выпить со мною бокал вина вы не откажетесь?
-Не откажусь, — дерзко сказал я, хотя внутри стало холодно. Легко быть Ламбертом Уэлшем, одним из лучших сотрудников УСБ по мнению начальства, здесь, в темноте, на ветру. А вот при свете ярких ламп, лицом к лицу... Тут Ламберт рисковал превратиться в беспомощно блеющего ягненка.
-Ну так идемте, — сказал он и резко повернулся, так что несколько длинных прядей, подхваченных ветром, коснулись моего лица.
...Я задержался всего на полчаса, не более. За это время мы перекинулись едва ли парой десятков слов, и те по большей части касались достоинств вина, которым изволил угостить меня советник. Я не большой знаток, но даже на мой плебейский вкус, напиток был выше всяческих похвал, голову, во всяком случае, вскружил с одного бокала.
А потом я поспешил откланяться, вернулся к себе и долго размышлял о том, что и зачем я сделал, и к каким последствиям это может привести. Не додумался ни до чего хорошего — все варианты были перебраны еще вчерашней ночью, — и лег спать. Снилось мне что-то неопределенное, но, вне всякого сомнения, приятное...
А через пару дней я узнал (трудно не узнать, когда об этом гудит весь Эос), что консул изволил выпроводить своего монгрела туда, откуда тот появился. Надо ли говорить, что эту новость я встретил с огромным облегчением? Равно как и известие о том, что расследование приостановлено. Не закрыто, нет, такие дела не закрывают, уж это мне было прекрасно известно, но и то хорошо.
Что не давало мне покоя — так это способ, которым советнику удалось убедить консула расстаться с его сомнительным приобретением. В том, что это дело рук именно господина Ама, я даже не сомневался, особенно после того, как встретил его в коридоре, осунувшегося и очень усталого с виду. Он меня заметил, улыбнулся чуть заметно, но не заговорил. И правильно сделал — странно выглядело бы, вступи советник в беседу с никому не известным руби...
Рауль
Уэлш сумел меня удивить. Я чуть было не принял его за обычного юнца, каких десятки, но... Таких не берут в УСБ. Такие не числятся там лучшими — я все-таки навел справки. Оставалось задуматься, не нарочно ли он бродил за мной столько времени? Не спланирована ли эта акция заранее? От руководства УСБ всего можно было ожидать, а я находился далеко не в таких хороших отношениях с тем блонди, чтобы задать вопрос напрямую.
Впрочем, даже если Уэлш был подставной фигурой, это ничего не меняло. Дело действительно зашло слишком далеко, и я знал, чем это может закончиться. По счастью, хотя бы к новости о возбуждении расследования Ясон отнесся с должным вниманием и согласился (после многочасовых уговоров, в ходе которых я пустил в ход все имевшиеся козыри, которых оставалось не так уж много) убрать своего монгрела из Эоса. Правда, насколько я знал Ясона, не навсегда. Только до тех пор, пока не уляжется шум, а что будет потом... Я не хотел представлять.
Хорошо еще, расставшись с монгрелом, Ясон с головой ушел в дела, словно стремясь наверстать упущенное, и делал это с большим успехом. На некоторое время можно было расслабиться. Относительно, конечно: у меня хватало своих забот, да еще эти светские забавы... Ясон резко охладел к ним, когда лишился монгрела, высиживал протокольные полчаса и исчезал, ссылаясь на срочные дела, и мне приходилось брать огонь на себя. Хорошо, если это были всего лишь закрытые вечеринки, а не большие рауты с приглашенными со стороны людьми... На таких мероприятиях не будешь переглядываться с Ламбертом, не до того...
Да, как-то неожиданно Уэлш стал для меня Ламбертом, сперва в мыслях, потом на словах, и я начал говорить ему "ты". Он не возражал против такой фамильярности, но меня продолжал именовать исключительно "господином Амом" и вел себя предельно корректно. Впрочем, он и не мог позволить себе ничего лишнего — между блонди и руби слишком большая пропасть, чтобы Ламберт мог сделать или сказать что-то, выходящее за рамки приличий и не подвергнуться всеобщему осуждению. В обществе, разумеется: здесь он являл собой идеал сотрудника среднего звена, а вот если доводилось остаться с глазу на глаз... Тогда я понимал, отчего он числится одним из лучших в УСБ, пусть и работает только с руби и более низшими классами. (К слову сказать, то померещившееся мне сходство оказалось неслучайным, недаром мне чудилось что-то знакомое даже и в манере говорить. "Причудливо тасуется колода!" — вспомнил я какую-то цитату.)
Ламберт был чужд сентиментальности, прекрасно разбирался в текущей обстановке в городе и в Эосе в частности, знал, кто с кем враждует, кто с кем объединяется и с какими целями... Конечно, о блонди сведений у него было немного, не его профиль деятельности, но с его наблюдательностью он и здесь делал интересные выводы (применяя обычно простейшую экстраполяцию и неизменно попадая в цель). Каковыми выводами, каюсь, я не раз беззастенчиво пользовался: самому мне разглядывать коллег и строить теории касаемо причин их поведения было просто некогда.
Он ничего не требовал, никогда не навязывался, не бродил за мной тенью. Время от времени мелькал где-то поодаль, так, чтобы я мог заметить его периферическим зрением, и если я давал знак, приближался. Иначе — исчезал. Бывал на представлениях: полагаю, именно там он и занимался наблюдениями, и не только за мной.
Я его не понимал, как не понимаю и по сию пору, но желания отделаться от Ламберта раз и навсегда не испытал ни единого раза...
Ламберт
Почти год миновал с тех пор, как я впервые оказался рядом с советником, и не скажу, чтобы год этот прошел бесцельно.
Мне дозволено быть рядом. Вернее, неподалеку, а это уже немало. Время от времени я удостаиваюсь приглашения, а это значит, что можно будет выйти на огромный балкон и, глядя на текущие далеко внизу огненные реки запруженных дорог, молча курить. Советник выйдет и встанет рядом с бокалом в руке, тоже молча. Может быть, через четверть часа мы обменяемся парой реплик, а может, и нет, не угадаешь заранее.
Говорить нам особенно не о чем: я мало смыслю в том, что составляет смысл жизни Рауля (тяжело было привыкнуть называть его так хотя бы мысленно), а рассказывать о своей работе не имею права. Вот и остаются общие фразы да кое-какие всем известные сплетни.
Но, правду говоря, говорить вовсе необязательно. Я рад тому, что могу просто помолчать рядом с ним. Пусть недолго, но, я знаю, говорит он со многими, а молчит — со мной. Глупо? Да, наверно, но теперь уж ничего не поделать...
Только сегодня мне придется говорить. И скажу я нечто нехорошее...
Мне удается застать Рауля по дороге, и на этот раз я не маячу тенью позади, а подхожу ближе, и он сразу чувствует неладное.
-Что?.. — отрывисто, в сторону, чтобы никто ничего не заподозрил, если и увидит.
-Это срочно, — говорю я так же. Мы идем параллельными курсами, будто случайно. — Но не здесь.
-Идем...
-Ко мне ближе, — отвечаю я, хотя еще полгода назад я бы даже мысли не допустил о том, что он согласится войти в мое скромное обиталище. Но он кивает и идет за мною следом.
У меня тихо и темно, фурнитура я отправил якобы по делам, велев не возвращаться до утра.
Я прохожу по квартире, зажигая свет: тесновато даже для меня, а для Рауля, наверно... Впрочем, разница между нами не так уж велика, если подумать, но я все равно смотрю на него снизу вверх, как тогда, в первую нашу встречу.
-Сюда, — я распахиваю двери на балкон. Не такой широкий, как у Рауля, и вид открывается далеко не столь роскошный, но всё же...
-Что случилось? — спрашивает он. Здесь тесно для нас двоих, стоять приходится близко.
-Консул возвращает монгрела в Эос, — говорю я. За свою квартиру я могу ручаться: "жучков", кроме тех, что ставил я же, здесь нет, можно говорить открыто.
Рауль напрягается.
-Ты уверен?
-Разумеется, — отвечаю я. — Информация достоверная.
-Не слухи? — вздергивает он бровь. Я знаю эту его гримасу, знаю выражение лица и не хочу видеть, как оно изменится, когда я скажу то, что давно должен сказать.
-Нет. Я ведь сказал — достоверная информация.
-Откуда тебе это известно?
-Я веду это направление, — говорю я неохотно и выбрасываю окурок. Мигает и гаснет алая звездочка. — Не первый год.
Молчание. Интересно, что он сделает теперь? Я знаю: он был уверен, что я занимаюсь только себе подобными и теми, кто ниже рангом. Это удобная маска, мы все так действуем: никто не заподозрит скромного руби в том, что он причастен некоторым тайнам.
-Значит, и в прошлый раз это были... не слухи? — тихо осведомляется Рауль.
-Именно.
-И рисковал ты по-настоящему? — говорит он неожиданно. Я не этого ждал, поэтому невольно вздрагиваю, но отвечаю:
-В сущности, нет. Я ведь не сказал ничего конкретного.
-Ты намекнул так, что не догадаться было сложно.
-Конечно. Вы ведь блонди, мои намеки вам...
-А ты руби, но я так и не сумел тебя раскусить.
-Такая служба, господин Ам, — усмехаюсь я. Странно, я ждал, что он развернется и уйдет, но он все еще здесь. — Скверным бы я был сотрудником, если бы вы сумели понять, кто я, после двух минут разговора.
-После целого года, Ламберт, — мягко поправляет он.
-Я вам лгал, господин Ам, — спокойно говорю я. Да, до странного спокойно, хотя и цепляюсь за перила так, что вот-вот сомну прочный металл. Нет, куда мне, я же не блонди. — Все это время...
-Ты ничего не говорил о своей работе. Молчание — еще не ложь, — поправляет он и вдруг кладет руку мне на плечо. — Ты второй раз предупреждаешь меня об опасности. Только...
-Только?.. — Я поворачиваю голову и вижу его совсем близко.
-Боюсь, на этот раз я ничего не смогу поделать. Твое управление...
-Мы уже думали об устранении объекта, — неохотно говорю я, — но консул сразу заподозрит неладное. Особенно теперь, когда просочились слухи. Я настаивал на том, чтобы подстроить кое-что, еще несколько месяцев назад, когда всё более-менее улеглось, но, к сожалению, руководство решило перестраховаться. Здесь я был бессилен.
-Понимаю... — рука на моем плече сжимается сильнее. — Я тоже думал об этом, но, знаешь, Ламберт, в некоторых вещах я намного беспомощнее тебя.
-Понимаю... — повторяю я в унисон. Рауль прав: у меня есть осведомители, есть свои наемники, и сам я легко могу сойти за человека. А за каждым его шагом следят, и за доверенными его людьми следят тоже... Я бы не променял свое место на его. — Что вы намерены предпринять?
-Уже ничего, — отвечает он устало, так и не убирая руки. — Говорить — бесполезно. Если Ясон что-то решил, его невозможно переубедить.
-Тогда?..
-Остается только ждать.
-Добром это не кончится, — говорю я, искоса глядя на Рауля. Он смотрит вниз, этот четкий профиль я знаю до малейшей черточки...
-Я знаю. Снова начнете... расследование?
-Даже не в нем дело. Если консул поостережется, никто не станет ничего предпринимать, — тихо отвечаю я. — Просто... предчувствие.
-А у меня — уверенность, — кивает он, и длинная прядь скользит по его щеке, подхваченная ветром, я невольно протягиваю руку, чтобы убрать ее назад, и Рауль не отдергивает голову...
Рауль
Я удивился меньше, чем мог бы: должно быть, что-то предполагал на подсознательном уровне, только не давал себе труда задуматься об этом. В самом деле, слишком уж разным казался Ламберт — то скромный руби, не смеющий глаз на меня поднять, то жесткий профессионал... Вот только я и помыслить не мог, что именно он ведет дело Ясона.
До чего странно звучит... И можно было бы еще задуматься: случайно ли он оказался рядом со мной, какие цели преследовал? Но я помнил: первые его взгляды я ощутил еще до того, как Ясон нашел своего монгрела. Возможно, потом Ламберт решил совместить полезное с приятным, кто разберет? А он не скажет правды, я уже понял.
Последнее время я его почти не вижу. Если Ламберт и объявляется, то все равно молчит, а на мои вопросы только качает головой, но по лицу ясно — дело плохо. То, что до сих пор не возобновлено расследование, думаю, целиком и полностью заслуга Уэлша, он сказал бы мне, получив приказ заняться этим делом вплотную.
Впрочем, и так ясно, что развязка близка. Это читается в лихорадочно блестящих, нездешних глазах Ясона, в желтовато-серых, усталых глазах Ламберта, в моих собственных, когда я смотрю в зеркало, и все остальные тоже таят что-то за частоколом ресниц.
И я уже ничего не говорю Ясону, потому что он не слышит слов. Я молчу, я смотрю в огромное панорамное окно и вздрагиваю от сигнала. Фурнитур докладывает о госте, и я поражаюсь — он никогда не приходил вот так...
Ламберт
Ждать не было ни времени, ни смысла. Впервые я являюсь к Раулю не ведомый тайком, а как обычный гость.
-Ламберт, что?..
-Уже всё, — роняю я. Я не хочу гасить надежду, на мгновение вспыхнувшую в этих глазах, но у меня нет выбора. — Всё кончено.
-Не понимаю тебя, — хмурится Рауль, и я коротко обрисовываю ему ситуацию.
-Посылать кого-либо за ним запрещено, — говорю я наконец. — Это прямое распоряжение Юпитер, но, может быть, вы...
-Нет, — тихо говорит он. — Нет.
-Он ведь ваш друг, — напоминаю я. — Вы делали все, чтобы спасти его, в прошлый раз, так почему теперь...
-Потому что ты верно сказал, Ламберт, — отвечает он, — всё кончено. Он сгорел за этот год, за последние несколько недель, и если это осознала даже Юпитер, то мне грех было не понять...
И снова он смотрит в темноту за окном, куда-то вдаль.
-У вас есть собственная служба безопасности, — напоминаю я. — Еще можно успеть. Я придам своих сотрудников, и...
-Не нужно, — качает головой Рауль. — Не надо, Ламберт. Не знаю, говоришь ли ты это по долгу службы или по велению сердца, но — не надо. Я никого не пошлю за Ясоном. Не потому, что опасаюсь гнева Юпитер, не потому, что опасаюсь твоего же управления... Просто... Пусть он сам сделает выбор. Впрочем, он уже его сделал, и...
-Верно. Он выбрал... — повторяю я, глядя, как на горизонте, далеко за пределами города вспухает огненное облако.
Мы знали, конечно, мы все знали: трудно не заметить, что кто-то скупает взрывчатку, легко выяснить, кто это такой, а там рукой было подать до консульского монгрела... Но приказа вмешаться не было, и мы ограничились наблюдением. Может быть, Юпитер сделала это специально. Решила сохранить память о Ясоне Минке как предостережение будущим консулам...
Со звоном бьется бокал — Рауль попросту раздавил его, и в полумраке не разобрать, вино струится по его пальцам или кровь.
-Ты что... — я не заканчиваю фразу, включаются рефлексы, я перехватываю его запястье, стаскиваю перчатку, убеждаюсь в скудном свете, что всё не так скверно, только нужно выдернуть засевший в ладони осколок...
Перевязать нечем, я сдергиваю шейный платок, заматываю кое-как его кисть, — тонкая ткань тут же намокает кровью, но это нестрашно, на блонди такой порез зарастет назавтра, — и тут только до меня доходит, что я касаюсь руки Рауля, и перчаток нет ни на мне, ни на нем. И это...
А он будто выходит из ступора, в котором пребывал последние несколько минут, с того самого мгновения, как увидел зарево взрыва над Дана-Бан, смотрит на меня, будто видит впервые, переводит взгляд на кое-как перевязанную руку, снова на меня... Я почти не вижу его глаз, не могу понять, что у него на уме, и не успеваю отшатнуться, когда он вдруг здоровой рукой привлекает меня к себе, странно как-то неуклюже, и прячет лицо у меня на плече. И все это — молча, без единого звука.
Ему неудобно, я ниже ростом, но он меня не выпускает. И мне ничего не остается, кроме как обнять его в ответ — под ладони попадает знаменитая его грива, предмет жестокой зависти даже и господина Зави, и сейчас я безнаказанно могу коснуться ее...
Все-таки он любил консула, мелькает в голове, а тот даже не заметил. Или принял, как должное: им все восхищались, Ясоном Минком, так что одним больше, одним меньше...
Рауль вдруг выпускает меня и выпрямляется.
-Извини, — говорит он, и теперь я вижу, что глаза у него блестят чересчур ярко. — Недостойно было с моей стороны поддаться эмоциям.
-Я сегодня же заведу дело, — спокойно отвечаю я, не опуская рук. Не могу просто. — На господина советника. В правящей верхушке творится что-то невообразимое.
-И что же ты мне инкриминируешь? — щурится он. Я чувствую, ему больно, и этой дурацкой болтовней он пытается заглушить чувство потери.
-Пока, в сущности, нечего, — говорю я задумчиво. — Но со временем, я полагаю, материала накопится предостаточно.
-И ты, надо думать, станешь шантажировать меня этими... материалами?
-Чего ради? — пожимаю я плечами. — У вас нет ничего такого, что могло бы мне пригодиться.
-Неужели? А мои связи? Мое влияние? Мои возможности?
-Я ведь не торгую на черном рынке и не занимаюсь политикой, — отвечаю я спокойно. — Оставьте свои связи и влияние себе.
-Тогда... — взгляд его делается настороженным.
-Ничего, — я разжимаю, наконец, руки. — Я просто делаю свою работу, господин Ам, и стараюсь делать ее как можно лучше.
-Я знаю. И я хочу, чтобы ты знал, Ламберт, — говорит вдруг Рауль, — тебя я ни в чем не виню. Ты действительно всего лишь хорошо выполнял свои обязанности.
-Недостаточно хорошо, — откликаюсь я. — Иначе бы дело кончилось иначе.
-Ты так думаешь?
Конечно, я так не думаю, поэтому оставляю вопрос без ответа.
-Мне пора, господин Ам, — говорю я. — К утру мне нужно подготовить отчет. Будет... впрочем, неважно.
-Мое обещание остается в силе, — усмехается он вдруг.
-Какое? Ах, то... — вспоминаю я. — Вы меня утешили. Простите, мне действительно пора, господин Ам. А вы займитесь своей рукой...
-Да... — он словно только сейчас замечает неуклюжую повязку. — Боюсь, твой платок погиб безвозвратно.
-Пустяки, — улыбаюсь я. — Всего доброго, господин Ам.
-Ламберт! — окликает он меня, когда я уже открываю дверь. — Ламберт... Теперь, надо полагать, ты исчезнешь? Займешься другим... делом?
-Не думаю, — честно отвечаю я. — Мне нравится ваш балкон. На нем хорошо курить и думать.
-Ах вот оно что... — криво усмехается он. — Что ж, тогда до встречи.
-До встречи, господин Ам, — и я закрываю дверь, и утираю со лба испарину. Тяжело с ним говорить, но лучше так, чем смотреть издалека, из темноты, будучи одним из десятков других в безликой толпе...
А завести дело на самого себя я всегда успею.
Катце
Теперь, когда не стало Ясона, все осложнилось. Нужны связи. Нужны крепкие тылы. Нужны деньги, наконец! У меня не всегда находятся свободные активы в потребном количестве...
Податься к кому-то еще? Взять партнера? После всего, что я успел сделать в одиночку? Нет уж.
Оставалось одно — идти на поклон к советнику Аму, временно взявшему бразды правления в свои руки. Нового консула, насколько мне было известно, в авральном режиме готовили к вступлению в должность, но к чему мне этот неизвестный юнец? Ама я хотя бы знал... и, черт возьми, не отказался бы узнать поближе, вот только он всегда держался настолько отчужденно, что мысли о подобном рассеивались сами собою.
Как ни странно, он удостоил меня вниманием и даже согласился на аудиенцию. Что вовсе удивительно — пригласил к себе.
У Минка я бывал неоднократно, у Ама, ясное дело, ни разу, и было мне любопытно. Меня встретил молчаливый фурнитур, принял верхнюю одежду, препроводил в огромную гостиную и исчез.
Я осмотрелся: холодно, пустовато и довольно-таки безлико. То ли советник предпочитал не показывать своих пристрастий, то ли вовсе доверил обставить комнаты прислуге, но...
Тут только я заметил, что в кресле у окна сидит совершенно незнакомый молодой руби и разглядывает меня с нескрываемым интересом.
Я запоздало поклонился, гадая, кто это такой и чего от него можно ожидать. Одет очень скромно — черное с темно-серым (впрочем, к таким волосам подобрать что-то иное, не сделавшись похожим на попугая, довольно сложно, по себе знаю), никаких украшений, драгоценностей, разве что шейный платок выделяется на общем фоне — явно очень дорогой, хоть и выглядит скромно, но я-то вижу... Волосы аккуратно зачесаны назад и чуть приподняты с висков, челка лежит идеально и, похоже, безо всякой укладки, это я мог сказать как бывший фурнитур. Глаза у руби оказались светлые, оценивающие. Взгляд мне не понравился.
-Вы — Катце? — спросил он вдруг. Голос оказался приятный, чуть глуховатый.
-Да, господин... — ответил я, надеясь, что он назовется, но не дождался.
-Ясно, — сказал руби. — Обождите немного, Рауль сейчас выйдет.
"Рауль?" — нахмурился я. На моей памяти советника по имени звал разве что консул да прочие блонди, но вряд ли это позволялось остальным. Или я что-то упустил?
Сесть мне, к слову, так и не предложили.
Руби тем временем поднялся, нашарил что-то на столе... Я даже дернулся, услышав чирканье зажигалки, и потом только сообразил, что показалось мне странным: в апартаментах советника отчетливо пахло табаком. Совсем слабо, вытяжка работала отменно, но всё же заметно. Советник, насколько я знал, не курит, значит, дымил руби. Но с какой стати?.. Здесь?!
-Ламберт, открой окно, — прозвучал знакомый голос, и в гостиную вступил советник Ам. Выглядел он, как всегда, сногсшибательно, и я поспешил поклониться, чтобы не таращиться на него слишком уж откровенно. А руби, значит, зовут Ламбертом. Нужно запомнить и выяснить, кто это такой. — Сколько тебя просить? — И без перехода: — Катце, присаживайтесь.
-Ветер в эту сторону, — флегматично сказал руби, дымя тонкой сигариллой. — Все равно дым обратно задует.
Советник только махнул рукой.
-Что у вас, Катце? — спросил он, и я принялся излагать.
Ам слушал, явно скучая, а вот руби смотрел на меня, не мигая, и явно что-то прикидывал. Он очень мне не нравился, и еще более не нравилось его присутствие при разговоре с советником, но что я мог поделать? Не попросить же Ама удалить постороннего?
-Ясно, — сказал тот, когда я закончил. — Интересное предложение, Катце...
Я только наклонил голову. Ам был какой-то не такой, но мне было не до анализа его поведения, мне требовалась его поддержка.
И снова зачиркала зажигалка. Я поднял глаза и чуть не открыл рот — на сей раз прикурить пытался советник.
-Что за дрянь! — сказал он, бросив зажигалку на стол.
-Испортилась, — пояснил руби.
Я хотел было предложить свою, подать услужливо, словно невзначай, как умел когда-то, хоть и противно было, но не успел.
Советник наклонился к руби, коснулся кончиком сигариллы почти дотлевшего окурка... Руби придержал хлынувшие было золотым водопадом на плечо локоны советника, чтобы не подпалил случайно, надо полагать... И видно было — это не впервые, слишком непринужденно они себя вели, слишком спокойно!
-Так вот, Катце, — продолжил Ам, устроившись в кресле и разглядывая струйку дыма. Мне, конечно, закурить не предложили. — Как я уже сказал, ваше предложение весьма заманчиво. Однако у меня нет времени заниматься подобными вещами... да и склонности, признаюсь, тоже.
Очевидно, это означало "нет", и я начал уже извиняться за то, что посмел отвлечь господина Ама от важных дел, но тот перебил:
-Я еще не закончил. Если лично мне некогда вникать в коммерческие дела, это не значит, что не найдется никого, кому я смог бы это перепоручить. Не так ли, Ламберт?
-Совершенно верно, — кивнул руби, разглядывая меня в упор. Отчего-то мне все время казалось, будто я смотрю в зеркало, хотя ничего общего в нашем облике не прослеживалось. У него глаза желтовато-серые, у меня светло-карие, разве что разрез похож — удлиненные, чуть раскосые... Шрама у него, конечно, нет, волосы другого оттенка, длинные... И всё же было что-то такое... Улыбка его мне и вовсе не понравилась. — Ты же знаешь, Рауль, у нас сейчас затишье, поэтому я могу уделить какое-то время этому вопросу. Я думаю, мы сработаемся, не так ли, Катце?
Советник тоже улыбнулся, а я понял, что, наверно, всё же стоило попросту найти себе партнера...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
