Ловелас

— Простите, я невежлив и не привел с собой никого, кто мог бы меня вам представить, — Май поклонился, разведя в стороны руки с бокалами. — Ипполит Май. Я путешественник. Я езжу из города в город в поисках самого интересного, что можно встретить в пути.

Глядя на него во все глаза, рыжая Флор присела в реверансе.

— Флорестан Миллер, дочь старшины цеха шляпных мастеров Обежа. Но...

Ипполит Май не выносил слова "но", особенно когда его произносила хорошенькая девушка. Он быстро вручил Флорестан Миллер второй бокал вина, и она умолкла.

— Вы не возразите, милая мадемуазель Миллер, если я постою немного рядом с вами? От шума и ярких огней у меня разболелась голова, а покинуть праздник совсем мне было бы невежливо. Я искал место, где можно слегка передохнуть. — Он заглянул в круглое личико.

Флорестан Миллер опять пожала розовым пухлым плечиком, и края их бокалов с легким звоном соприкоснулись. Май назвал ей свое настоящее имя и гадал теперь, слышала она о нем что-нибудь раньше, или нет.

— Конечно, вы можете стоять здесь, сколько вам захочется, — слегка запинаясь, пролепетала она. — Все равно, сегодня весь вечер происходят всякие чудеса. Только...

Это было второе слово, которое Май очень не любил.

— Ах, простите, — он словно бы спохватился, — быть может, вы ждете здесь кого-то?

Она поспешно тряхнула тугими кудряшками.

— Нет, нет! В зале для танцев так душно. Я тоже ушла сюда и... мне, собственно, вовсе некого ждать.

Май отпил из бокала и слегка коснулся в темноте затянутой в атласную перчатку мягкой руки.

— Как могло случиться, что такой чудесной девушке некого ждать при луне? Неужели с вашим возлюбленным произошло несчастье?

— У меня нет возлюбленного, — прошептала Флорестан Миллер, и добавила, совсем почти неслышно: — Я рыжая. Над рыжими все всегда смеются.

— Неправда, — совершенно честно возразил Май. — Я никогда не смеюсь над рыжими. Вы похожи на маленькое солнышко. Вы светитесь в темноте. Может быть, все-таки, спустимся вниз и потанцуем?

Флорестан Миллер поставила свой опустевший бокал на подоконник.

— Здесь лучше, — сказала она. — На самом деле я немного устала и не хочу танцевать. Но одной мне было здесь скучно... — И атласный пальчик коснулся в ответ руки Мая.

Они поболтали еще немного. Она спросила, что примечательного видел он во время своих странствий. Май рассказал ей, что в Аршаве вновь в моде белые чулки и белые кружева, а прически придворных дам стали столь высоки, что в них теперь вплетают проволоку, чтобы они не теряли форму. Она подвинулась к нему ближе. Май улыбнулся, и положил ладонь на бок жесткого корсета.

Из комнаты, где колдунья пребывала в обществе своего юного друга, не доносилось ни звука. И Май по-прежнему чувствовал присутствие Силы. Это было как дуновение ветерка, который легко касается то с одной, то с другой стороны, мягко и неуловимо, но, тем не менее, не позволяя о себе забыть. "Целуются они там до сих пор, что ли?" — думал Май.

Потом в самом начале галереи раздались тяжелые шаги, и Флорестан Миллер в испуге, более подлинном, чем притворном, прильнула к нему.

Май знал, что это граагский моряк. Он крепко обнял Флорестан Миллер и поцеловал ее в губы, предполагая, что тот, второй, должен непременно их увидеть.

Других колдунов, равно как и охранных штучек колдуньи, Май не особенно боялся. Его просто не должны были принимать в расчет. Колдуны ставят ловушки друг на друга, а он — простой смертный. Ну, или почти простой.

Заметив возле дальнего окна целующуюся парочку, странный моряк остановился. Потом повернул назад. Но шагов вниз по лестнице Май не услышал.

Флорестан Миллер, не думая освобождаться из объятий, только чуть обернулась и посмотрела моряку вслед.

— Какой чудной человек, — переведя дыхание, произнесла она. — Весь вечер ходит туда-сюда, как будто ждет чего-то. Что ему здесь было надо?

— Вы никогда не видели его в Обеже раньше? — спросил Май.

— Нет. Но я и вас никогда не видела в Обеже раньше. — Она на несколько мгновений задумалась. — Хотя, я догадываюсь, зачем он здесь появился. Мне надо предупредить...

Она сделала попытку отойти. Май удержал ее за талию.

— Куда вы?

— У моей подруги роман, — объяснила она. — Мы соврали ее отцу, что хотим спеть для гостей дуэтом и идем репетировать. Не поручись я за нее, отец никогда не отпустил бы Маддалену от себя. И вот — она сейчас в комнате со своим дружочком, а я здесь, на карауле. А тот человек... — она снова оглянулась на галерею, — он тоже следит за Маддаленой...

— Ничего не понимаю, — прикинулся простачком Май. — Сердечные тайны — самые запутанные тайны в мире...

Флорестан Миллер подкралась к двери и прислушалась, занеся кулачок, чтобы постучать. Май снял с пояса часы и откинул крышку. Одиннадцать с четвертью. Праздник рассчитан до четырех утра. В двенадцать стол...

И тут дуновение Силы исчезло. Вернее, в нем произошла некая перемена. Май готов был поклясться, что сейчас источник у Силы другой.

Май видел, что Флорестан Миллер стукнула в дверь раз, второй, и третий. Звуков удара не раздалось. Вокруг двери разливалось радужное сияние. Май бросился к девушке, схватил ее за руку и толкнул в сторону, прочь от двери. Потом его рука прошла сквозь ладонь в розовой перчатке, стены, пол, потолок словно размыло, и грянул гром. "Часы не потерять бы", — только и успел подумать Май.

* * *

Свет луны моргнул, распался и стал светом двух факелов.

Ипполит Май стоял посередине каменного мешка с часами в руке, а перед ним на кучке подгнившей соломы, держась друг за друга, сидели двое полуодетых детей: колдунья и ее перепуганный приятель.

Май огляделся.

Да.

Дважды он бывал в подобных заведениях раньше. И оба раза ничего хорошего такая обстановка ему не сулила. А "Воровское счастьице" говорит: попался в третий раз — молись; третий раз — роковой и последний.

Почему он не хотел заработать деньги обычным способом? Сколько раз он говорил себе, что он, со своим любознательным зудом ко всему новому и неизвестному, долго жив-здоров не будет?..

Он обратил взор на товарищей по несчастью. Колдунья обвела в воздухе какой-то знак и дунула на Мая. Результата, как и следовало ожидать, не последовало, и на лице ее отразилась злая досада.

— Ты преступил закон своего презренного цеха, негодяй! — бесстрашно заявила она. — Закон повелевает сражаться только с равными!

Май захлопнул крышку часов.

— Простите, это вы мне? — осведомился он.

— Тебе, преступник!

Он рассмеялся бы, если б общее его положение хоть в малой степени достойно было смеха.

— Похоже, вы с кем-то меня перепутали, моя дорогая, — сказал он. — Я, представьте, всего лишь шел мимо и глядел на часы. А как я здесь оказался... Может быть, вы мне объясните?

Колдунья растерянно заморгала. Друг ее отполз на четвереньках немного в сторону и рассматривал стены каменного мешка за спиной у Мая.

— Мадлен, это твои глупые шутки? — спросил он.

— Нет, — она покачала головой. — И где же мы? — вопрос был обращен к Маю.

— Не имею чести знать, — отвечал тот. — Если вы не забыли, минуту назад я о том же спрашивал у вас.

Приятель колдуньи вернулся и сел на солому, натянув на колени подол рубашки.

— И как же я теперь здесь... без штанов? — в тоске промолвил он.

* * *

— Это нечестно, — в сотый раз повторяла колдунья, хлопая ладошкой по соломе рядом со своим пригорюнившимся другом, которого звали Максимилиан.

Май ходил вокруг них. Он отдал им свой нарядный камзол, и они укрылись им вдвоем. Юный Максимилиан сидел как на иголках, и время от времени порывался грызть ногти. Тогда колдунья пихала его локтем в бок. Она, в отличие от своего возлюбленного, присутствия духа не теряла. Папаше, должно быть, трудновато было все это время держать ее на привязи.

— Я всегда соблюдала обычаи Цеха, хотя меня туда не принимали. Я ожидала, что ко мне относится будут так же!

— Не затем мы на свет родимся, чтоб видеть только то, чего ожидали, — пробормотал Май.

Колдунья потрясла головой.

— Они не имели права!

Мысль эта не давала ей покоя.

— Ну-ну, — сказал Май.

— Колдуну нельзя выступать против человека, лишенного магической Силы! На бой вызывают только равного!.. Преступников должны наказать они сами. Я победила пятерых из них, но я победила в поединке, честно. Никто не имел права так со мной поступать!

— Ах, Боже мой! — Май сделал резкий поворот у нее за спиной и пошел в обратную сторону. — И это рассуждает де... женщина, враги которой готовы были расстаться с жизнью, лишь бы ее погубить! А если тот, кто переместил нас всех сюда, не принадлежит к колдовскому Цеху? С какой стати он станет считаться с цеховыми правилами?

— Все колдуны Северного берега принадлежат к Цеху, а других здесь нет, — убежденно сказала колдунья.

— А ты сама?

— Я — другое дело. Отец хотел, чтобы я приносила пользу городу. — Она помолчала и добавила: — А я хотела другого.

Май потер лоб. Должно быть, он вовсе разочаровался в жизни, раз начал спорить с женщиной. Переубедить колдунью было невозможно. Май сказал:

— Ну да. И в результате ни ты, ни он не получили того, что хотели. Неужели Цех настолько неколебим и прочен, что в нем нет ни отступников, ни изгнанников, вынужденных скрываться из-за нарушенных ими законов?

— Нарушивших правила Цех лишает Силы, — упрямо сказала колдунья. — Или их убивают. Я же знаю.

Маю ничего не оставалось, кроме как пожать плечами. Скорее всего, тот, кто расставил эти сети, не заставит себя долго ждать и объявится в самое ближайшее время.

— Посмотрим, — сказал Май.

Сначала догорел и погас один факел, за ним другой. В темноте колдунья захлюпала носом. Потом к ней присоединился ее приятель. Май и хотел бы им помочь чем-то, да самому ему нужна была помощь. К тому же, они оба ему изрядно надоели. Если б в его воле было выбирать себе спутников в приключения, он бы выбрал не таких. Поэтому он молча ходил кругами, пока совсем не устали ноги. Тогда он сел на солому и сидя заснул.

В начале девятого утра сверху загрохотал и заскрипел подъемный механизм, и в каменную яму опустилась на цепях ненадежного вида дощатая площадка. Пленников подняли наверх. Два молчаливых, деревенского вида стража провели их под арочными сводами погреба, где хранились огромные бочки с вином. Потом, через колоннаду во внутреннем дворе, по которой тек сладкий запах приготовляющейся где-то неподалеку пищи, они попали на лесенку, ведущую в летние комнаты на верхний этаж, и в главные жилые помещения.

Хозяин замка — а они попали именно в замок, и не такой, как строят нынче, а замок древний, хоть и немного переделанный, чтоб скрыть почтенный возраст, — хозяин его был высок — чуть ли не с Мая ростом, довольно худощав, длинноволос, очень бледен, и, кроме того, верхнюю часть его лица скрывала маска с птичьим клювом на месте носа. Одет он был во все черное. Май смотрел на этого человека так и эдак. Несмотря на мужскую охотничью одежду, Маю казалось, что перед ним женщина. Грудь ее была великовата, чтоб ее можно было удачно прятать.

Маленькая колдунья глядела на создателя мышеловки круглыми глазами. Она чувствовала. Май тоже чувствовал. Ветерок магической силы летал вокруг него, словно ощупывая, что за нежданный улов попал в сети. Наконец изучение прекратилось. Май поправил свои растрепанные волосы и, со старательно напущенным равнодушием, поклонился.

— Итак, который из вас был с ней? — голос вопрошавшего был нарочито груб, рука в перчатке ткнула в сторону колдуньи. Бывшей колдуньи. Настоящей колдуньей, как Май уже понял, сейчас здесь была другая. Да и вопрос был излишен. И так все ясно.

Испуганный Максимилиан, переминаясь ногами в сползших чулках по выстланному камышом полу, пробормотал что-то не очень ясное насчет себя, про то, что он на три года младше Маддалены и вообще еще несовершеннолетний.

Май сейчас очень не завидовал ему. Он представил, как бы выглядел сам, окажись на его месте, и втайне радовался, что мальчик его опередил. Нехорошо это — без штанов попадать в такие передряги. Большой удар по самолюбию...

Затем внимание загадочного хозяина вновь обратилось к Маю.

Май выдержал взгляд, сохраняя достоинство — тот капитал, кроме которого ничем в этой жизни не владел. Ему не нравилось, когда его мерили таким взглядом. Да и кому понравилось бы. Тем не менее, он чуть улыбнулся. Он был вежливым человеком.

Щеки замковой колдуньи вспыхнули — это Май увидел и под маской.

Она сняла перчатку и показала ему свою руку, на кончике среднего пальца которой светилось пятнышко голубоватого огня.

— Ты видишь? — спросила она.

Ипполит Май кивнул.

— Почему ты видишь?

Он ответил спокойно. В конце концов, несмотря на явную неудачность собственного Дара, тайны из него он не делал ни перед кем и никогда, — ну, разве что мог скрыть иногда ради успеха какого-то важного дела.

— В моем роду были ясновидцы. Предсказатели будущего.

— Ты можешь предсказывать будущее?

Это было произнесено так, что Май удивился. Она хотела знать будущее? Зачем ей это?

Май пожал плечами. Он вынужден был разочаровать ее тем, что и на этот раз сказал правду:

— Сожалею — нет.

Румянец под маской истаял.

— Прекрасно, — сказала она. — Можете убираться отсюда. Оба.

* * *

Их вывели через задний двор за стену замка и столкнули с насыпного косогора прямо так, как они были: Май в своем помятом парадном костюме, но без шляпы, без плаща и без камзола, а мальчишка в рубашке и чулках, которых до спуска с косогора у него было два, а после остался один.

Почти в самом низу травяного склона парень упал. Май подобрал его под плечо и поставил на ноги. Сам он лишь встряхнулся — как отряхивается петух, случайно попавший под ливень, расправляя перья. Май уже зарекся про себя связываться в другой раз с колдунами, и желал очутиться быстрее как можно дальше от этого места. Это вам не придворная мышиная возня, не военные действия и не пустое интриганство. Способы этой игры ему, Маю, не нравились и, он ясно видел теперь: не подходили. Он попробовал, и понял, что это сложнее, чем кажется. Но деньги все еще маячат где-то впереди. Значит, надо поторопиться, пока в замке не пожалели, что отпустили их живыми.

— Не хнычь, — сказал он хлюпнувшему было носом неудачливому герою-любовнику, потиравшему ободранные коленки. — Со мной бывало хуже, и я это пережил.

— Правда? — с робкой надеждой спросил Максимилиан.

— Правда.

— А Маддалена? Что с ней будет?

— Не знаю. Это их колдовские дела, пусть сами разбирают, чего они не поделили.

— Но Маддалена больше не колдунья. Ее надо выручать!

Май смотрел на него сверху вниз. В золотых кудрях Максимилиана запуталась черная соломенная труха. Вот тоже, херувимчик...

— Знаешь, милый мальчик, это не моя забота, — сказал Май. — Я никого выручать не собираюсь. Я ухожу. Нас с тобой отпустили — это уже много. Ты идешь со мной или остаешься?