Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Того хуже. Если даже официальные поручения, которые обычно раздает кэп своим подчиненным, сопряжены с разными интересными штуками типа риска, жертв и разрушений, то "внештатное" дело выглядит куда как сомнительнее. Особенно учитывая кандидатуру того, кто выбран на роль исполнителя.
С другой стороны, и такие миссии бывают. Для смертников. И не то чтобы было совсем не жаль с кем-то из них прощаться, но случается, когда иначе нельзя. Крокодил не словится.
И хотя посмертный почет тоже иногда греет душу, мало кому хочется раньше срока попасть на Аллею героев.
— У меня есть планы, кэп. На жизнь и вообще.
— Один твой план уже лет пять, как налицо у всех желающих. И все на том же месте.
— Доктор говорит иначе.
— Говорить можно всякое. Особенно если хорошо попросят.
Эй, вот только не надо, не надо рушить надежды окончательно! Больно же.
Тем более, если вспомнить, что кэп врать не особо любит. И лично меня никогда раньше не обманывал.
А впрочем, что это меняет?
— Я не могу вернуться. Пока не могу.
— Чем тебе так не прёт пометка "ограниченно годен"? Никогда этого не понимал, а ты не рассказывал. Так сейчас вроде время есть, готов послушать.
Это не пометка. Это приговор. И вечное сочувствие в глазах тех, кто в отличие от меня волен отправиться в любую точку вселенной и быть там лучшим из лучших.
— На Земле тоже куча дел, Майки. Что вас всех так тянет в этот чертов космос?
Не тянет. Я его ненавижу, если что. Но клетку всегда хочется сломать, даже если воля тебе, по большому счету, и не нужна.
— Ни от кого не услышишь упрека, и ты это знаешь. Просто так получилось. Карта легла криво.
— Кэп, я не могу.
— Ты не хочешь, а это две большие разницы.
Пусть так. Имею право.
— Помнишь, как в народе говорят? Не умеешь — научим, не хочешь...
Надо было уйти, надо. Убежать сразу, далеко, закрыться на все засовы, забаррикадироваться, и может быть, тогда...
Против мода нет методы, окромя другого мода, как говорил Степаныч, наш наставник по тактическим контактам ближнего рода. Вроде знаешь, как действовать, и тело тебя слушается, да только все не то и не так, как у твоего противника, и секундой спустя уже лежишь на полу, скрученный в бараний рог, и пересчитываешь заклепки плинтуса в ожидании...
Черт!
Он все-таки это сделал. Единственное, что помешает мне оставаться на станции. Всего лишь короткий укол где-то рядом с яремной веной, а сколько последствий...
Наступит, если не успею вовремя убраться отсюда.
— Принять помощь никогда не стыдно, Майки.
— Вы хоть понимаете, что сделали? Без подготовки, без снятия блокады...
— Один раз ты все это уже проходил. Справишься.
Еще и больно. Хорошо, если обойдусь без синяка на полшеи.
— Письмо забрать не забудь.
Конверт шурша опустился на пол где-то справа.
— Все просто, Майки. Мудрить не надо.
Может и так, а вот мне подняться на ноги удалось не очень-то и легко. Вот когда помощь действительно нужна, помощники сразу куда-то исчезают. И их совершенно не колышет, как и что будет дальше. Например, каким макаром мне удастся в сжатые сроки покинуть станцию, если до ближайшего экспресса минимум три вахты. Хотя...
Милейший господин Хашимото, есть у меня для вас одна очень привлекательная новость, как раз подходящая для проверки границ вашей щедрости.
* * *
Пробуждение дракона или, научно говоря, штатный протокол активации динамического генома — это больничная палата, изгородь из пищащих вразнобой аппаратов и размеренный отдых в окружении медицинского персонала, по большей части обычно юного и прелестного. Активация в полевом режиме — ужас ужасный. Одно дело двигаться по заданной траектории, сверяя каждый шаг с картами и инструкциями, не беспокоясь насчет возможных побочек, и совсем другое — переть напролом по минному полю, лишь примерно представляя, сколько и чего обязательно взорвется у тебя под ногами.
Первый звоночек, задавая отправную точку графика, прозвенел примерно в середине полета. Неприятный, но пока почти безвредный. На мое счастье, экипаж транспортника, наверняка получавший указания от Хашимото лично, ничем не выразил ни малейшего удивления. Несмотря на то, что отрастание трехдневной щетины в течение часа хоть и не выдерживает конкуренции с чудесами вроде протыкания складок, способно вызвать ненужные вопросы гораздо скорее и охотнее, как любая бытовая несуразность.
Впрочем, если на берегу они и сболтнут лишнего среди своих коллег, пусть их. Чем хуже, тем лучше. Интересно, на что рассчитывал кэп, затевая всю эту заваруху? На сохранение таинственности уж точно, раз сам по себе поработал письмоносцем и медбратом, явно не ставя в известность официальные структуры. И с другой стороны, учитывая обстоятельства, он вполне мог ожидать не меньшей осторожности и благоразумности, чисто в силу моих личных завихрений. Содействия даже.
Да, мог. Ровно до того мгновения, как прижал инъектор к моей шее. А вот теперь...
Нет, я вовсе не собирался пакостить Гуннару в его далеко идущих планах и намерениях, тем более, мстить со всей серьезностью. Этого не требовалось. Я просто решил в точности исполнить данное предписание. Как он там говорил?
Все просто?
Не надо мудрить?
Я и не стал. Даже не пробовал задумываться больше необходимого, тем более, что накатывающие одно за другим хорошо забытые ощущения требовали как раз полного покоя и в теле, и в голове.
План действий был прост, как правда: прибыть по указанному адресу к назначенному времени, а далее — по обстоятельствам. Некоторое замешательство вызывал лишь тот факт, что Гуннар, желая сдвинуть меня с насиженного места, предпочел изо всех возможных доводов выбрать именно тот, насильственный.
С одной стороны, правильно поступил, конечно. Вряд ли какие-либо уговоры и увещевания, и даже воззвания к чести и совести смогли бы на меня подействовать. Не сейчас, когда до завершения очередного этапа терапии оставалось совсем чуть-чуть.
С другой стороны, ситуация мне категорически не нравилась, потому что намедни приобретенный личный опыт подсказывал: щедрый дар кэпа может оказаться совсем не лишним. И может быть, он именно собирался успеть с инъектором до того, как. Но зачем тогда слова о простоте дела, за которое я почему-то вдруг должен взяться?
Путаница какая-то. Ерунда.
А вот диверсионные группы мурашек, хаотично атакующие тело — вещь реальная и серьезная. Главное, нельзя забывать расслаблять именно тот участок, где колет тянет и дергает, иначе можно заполучить судорогу. Недолгую, но все равно неприятную. И лучше, если в это время никто за тобой не подсматривает. Поэтому, как только челнок попал в клещи причальных опор, я поспешил откланяться и нырнуть в омут галереи портовых ангаров до того, как меня накроет следующим приливом.
Что на небе, что на земле, хозпостройки всегда похожи друг на друга: пространства, в которых нет жизни. Здесь может кишмя кишеть грузчиками, техниками, инженерами, шоферами, машинами и механизмами, но это лишь видимость. Когда по щелчку рубильника все сначала начинается, а потом заканчивается, это не жизнь, а спектакль. Да, он необходим и полезен, но каждый его участник следует предписанной роли, не отвлекаясь на собственные мысли и ощущения. И когда занавес закрывается, а свет гаснет...
Нет, пожалуй, разница все-таки есть. На станциях, где я побывал, свет горел всегда и везде. Наверное, чтобы хоть как-то компенсировать тьму вечной ночи вокруг. А здесь даже пешеходный трек вдоль грузовых стеллажей включался зонами, границы которых я переступал. И на каждом входе в новую за спиной все меркло.
Наверное, в рабочую вахту это не бывает критичным, когда взад, вперед и по диагонали здесь снуют сотни живых и неживых, но бодро двигающихся субъектов. Меня же привезли заполночь, да еще не в самый востребованный порт, вот и получилось, что на все эти тысячи акров железного леса я — единственный и одинокий...
Черт.
Это должно было случиться. Не так скоро, по моим прикидкам, но обязательно. И не так, чтобы вот совсем-совсем никого не было рядом.
С мурашками бороться сподручнее одному, а вот фазу калибровки давления приятнее переживать в компании. Чтобы хотя бы чувствовать рядом тепло, потому что смотреть и видеть, а также слушать и слышать, когда чувствуешь, как твой мозг набухает в черепной коробке, становится почти невыносимым.
Он пухнет, как на дрожжах, и сам себя месит, на мгновения вроде уменьшаясь в объемах, но только для того, чтобы тут же раздаться еще больше и шире.
Он густеет до той вязкости, в которой мысли больше не способны двигаться, и ты можешь только пытаться считывать ощущения, но их до обидного мало, потому что под тобой только пол, холодный и жесткий, а за границами круга света тихо, как в склепе.
Тело тоже густеет и тяжелеет, препятствуя любому движению, давит на кожу, словно собираясь ее прорвать, чтобы в один прекрасный миг объединить тебя со Вселенной не на словах, а на...
Должен быть взрыв, но твоя оболочка вместо того, чтобы разлететься на куски и осколки, словно становится решетом, через ячейки которого сознание растекается во все стороны.
Тяжести больше нет, но и тебя — тоже. Есть просто кусочек мироздания, тянущийся всеми своими силами к другим, пока еще далеким, и все-таки достижимым.
Это самое прекрасное путешествие из всех. Правда, оно могло бы быть еще прекраснее, если бы рядом...
— Прилег отдохнуть, красавчик?
В ушах фонят и плещут волны кровяного прибоя, но это ее голос.
Девушка-веснушка.
Это ее руки прикасаются ко мне, теплые и требовательные.
— Эк тебя прихватило...
Она шарит по мне. Что-то ищет? Тогда пусть делает это подольше.
— Ну ничего, оклемаешься. Не в первый ведь раз?
Я знаю, что ее лицо сейчас где-то надо мной. И сосредоточенный прищур, конечно же.
— Где же эта штука? Ага, попалась!
Ее ладони отстраняются прочь, и тут же начинает холодать. Крепко-крепко. Кажется, что в сосудах вместо крови перекатываются кристаллики льда, а ведь они не шарики, им труднее, и как только они сгрудятся в каком-нибудь узком месте...
— Эй, куда это ты собрался?
Все остановится.
Вот-вот.
Сейчас.
— А ну назад!
Жгутся. Обе ее ладони на моей груди. На самой коже
— Кому сказала?
Теплее.
Еще теплее.
— Так-то лучше.
Лед тает, и кровь снова начинает течь, как ей положено. Только очень и очень медленно.
— Поздравляю, ты первый, кому удалось меня напугать. Можешь собой гордиться.
Я ее почти не вижу: зыбкая фигура в ореоле света. Зато могу чувствовать, как она наклоняется и одними губами обещает мне в губы:
— Будет оказия, свидимся.
И тепло исчезает, но я уже не боюсь замерзнуть, потому что все возвращается на круги и в пределы своя, в том числе сознание, правда, с кучей новых вопросов.
Она меня реанимировала?
Похоже на то.
* * *
Ну Гуннар, ну молодец! Ни за что, ни про что поставить меня на грань жизни и смерти только для того, чтобы осуществить некий таинственный план? Неужели оно того стоит? Конечно, я не бог весть, какая величина на этом свете, но учитывая количество вложенных с рождения и до нынешнего дня средств, материальных и наоборот, явно имею значение. И для своей семьи, что вполне естественно, и для бюджета Управления, о чем мне некогда было заявлено со всей возможной прямотой. Кэп не мог не просчитать риски, но если решил ими пренебречь, значит...
Это важно. И вдобавок смертельно опасно для отдельных участников пьесы, как я недавно выяснил на собственной шкуре. Почему, собственно, и случился инъектор. Но можно же было предположить, что на прошивку, сброшенную до исходных значений, новая версия либо встанет, либо...
Самым естественным было бы сейчас раздобыть комм и потребовать объяснений, хотя бы дистанционно. По меньшей мере, высказать свое мнение на тему. Или просто высказаться, невзирая на лица.
В самом деле, к чему продолжать прятки? Меня вычислили там, меня ждали здесь. С какой именно целью — неизвестно, но дважды кряду получилось так, что девушка-веснушка спасла мою жизнь. И уж в последний раз совершенно точно не нарочно и не в плановом порядке. Заодно намекнув: найдет, если понадобится. В любое время, в любом месте. Весь вопрос, зачем.
Что она делала помимо реанимации? Рылась в моей одежде. И если похлопать по бокам и груди ладонями, сразу выясняется...
Тьфу. Придется открывать глаза и отрывать затылок от пола.
Датчики движения поймали первое же мое шевеление, и сверху снова полился свет, не особо щедро, но достаточно, чтобы увидеть рассыпанное вокруг содержимое моих карманов. И вроде бы все тут, за исключением одного специфического предмета.
Любопытно.
Приглашение было безличное, на предъявителя. Незнакомка собралась занять мое место на грядущей встрече? Зная ее таланты, остается только посочувствовать той компании. В любом случае, тут я никак не могу вмешаться. Разве что, обратиться к отправителю с чистосердечным признанием, но адресат мне неизвестен, а вариантов слишком много: хозяин поместья, рядовой обитатель, служащий, арендатор или даже сосед. Неограниченный круг лиц, одним словом. И если выбрать не то лицо, Гуннарово предприятие окажется под ударом.
Нет, это было бы слишком жестоко. Просто созвонимся, и расскажу все, как есть. А сначала нужно собрать пожитки и попробовать подняться на ноги.
Жаль, что дракон, к которому воззвал Гуннар, пока не желает просыпаться. Сопит, храпит, ерзает в своем гнезде, подергивает крыльями, тискает когтистыми лапами все, до чего дотянется, но глаз не открывает. Самое большее — перевернется с боку на бок, зевнет, пыхнет огнем, а потом снова растекается вялой лужицей.
Хотя, я его понимаю. Едва высунул нос наружу, как тебе по нему хлопнули клинической смертью. Кому захотелось бы повторять такую вылазку, да еще в скором времени?
Ладно, обойдемся пока без углубленной диагностики. Сердце бьется, легкие дышат, в голове тумана не ощущается. Ну, не больше обычного. Даже пульс — ровно посередине нормативного диапазона. Чего еще можно желать?
Толмач тоже в порядке. Правда, его и не должно было задеть тем разрядом или импульсом.
А кстати.
Что это вообще было?
Я чувствовал только и исключительно ее пальцы и ладони. Обычные, человеческие. Разве что, очень теплые, но...
Вроде и вспоминать было нечего из тех нескольких минут, а нахлынуло и накрыло с головой. Так, что еле выплыл обратно. С четким пониманием того факта, что с кем хочу прожить свою жизнь, идей и уверенности нет, а вот у кого на руках согласен умереть — искать уже не нужно. Кандидатура утверждена.
И стало от такой определенности почему-то вдруг очень спокойно. Даже хорошо. Так хорошо, что свет успел снова погаснуть прежде, чем я сподобился двинуться с места.
Сколько прошло времени? Явно не столько, чтобы ночь успела пройти мимо.
Всегда хотелось подгадать время своего возвращения домой так, чтобы первым делом увидеть синее-синее небо. Думал, символично получится, и вообще. Красиво. Какой смысл по прибытии пялиться в темноту? Хватит, насмотрелся вдоволь. Но я и представить себе не мог, что чернота бывает разной.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |