З* С*

— Киририси?

Нет, это не диссонанс. Это самый настоящий взрыв мозга. И настойчиво грезится что-то, глумящееся над основами мироздания, здравого смысла и хорошего вкуса, что-то адски несправедливое в том, чтобы глубокий, тягучий бас старательно пытался изобразить звонкую птичью трель.

Но я тоже хорош. На кой ляд было поддаваться насквозь фальшивому интересу и рассказывать, что обращение по имени-отчеству в большинстве случаев — лишь формальная сторона уважения, тогда как упоминание одного только отчества почти всегда означает...

— Киририси!

Эх, а ведь еще минуту назад тлела надежда, что проблема пройдет мимо. Подумает, будто обозналась. Но судя по явным нотам торжества, праздник сегодня совсем не на моей улице. Значит, придется повернуться, улыбнуться и приветственно кивнуть:

— Господин Хашимото!

Забавно, что при всей звучности голоса, его обладатель — ниже среднего. То есть, совсем небольшого росточка и выглядит жутко щуплым. Правда, понимая, что этот уроженец Японских островов держит в своих руках почти весь условно-законный трафик на Третьем транспортном, за широкой улыбкой и распахнутыми объятиями поневоле начинаешь углядывать стальные стержни.

— Как васе нисего?

Ну вот и закончились мои лингвистические каникулы: надо срочно возвращать толмача в стандартный режим. А как было славно слышать вокруг не слова, имеющие смысл, а просто звуки! Хашимото-сан может почти сносно объясняться и по-русски, но пусть уж лучше напрягается электронный переводчик, а не мои уши. Тем более, на родном языке любой человек всегда звучит выразительнее, чем на чужом. И даже выглядит совсем иначе.

— Все, как всегда, господин Хашимото. А у вас? Удачный был рейс?

— Вашими молитвами, господин советник, вашими молитвами.

Хорошо, что рядом никто не греет уши, потому что привычка моего относительно нового знакомого сыпать любезностями рано или поздно способна аукнуться так, что мама не горюй. Кто-то ведь всерьез может подумать, что я прикладываю руки и не только к одному скромному транспортному бизнесу, тогда как на самом деле...

— И космос все так же полнится слухами.

О, сейчас заведет любимую песню. Репертуар, правда, сравнительно свежий, еще не успел поднадоесть: всего-то два с половиной месяца капели мне на мозги. Но если еще неделю назад я мог с чистой совестью непонимающе пожать плечами, то сейчас карман прямо-таки жжет стик, буквально четверть часа назад полученный от курьера. Потому что всегда есть шанс, что среди подготовленных для анализа данных отыщется то, что позволит понять, так ли уж невероятна одна из легенд Третьего Транспортного.

— Команда Гарвика проговорилась намедни в баре на Пересадочном. А они серьезные ребята.

Ну разумеется. Всего-то раз пять прилюдно пойманные на разных вариантах лжи, составляющих диапазон от "невинного лукавства" до "ни в какие ворота не лезет".

Попробовать воззвать к голосу разума?

— Иногда иллюзии поддерживают просто потому, что хотят в них верить. Или хотят, чтобы в них верили все остальные.

Не получилось: узкие темные глаза сверкнули сомнением.

— Слишком много людей. Слишком разные интересы.

Пожалуй, сговориться все вместе они вряд ли бы смогли. В противном случае это означало бы зарождение новой империи перевозчиков, что очень даже реальная ситуация, в отличие от аномалии, получившей в народе прозвище "сильвашествие", по имени первопроходца.

— Но если что-то оказалось способно их объединить... Я всего лишь хочу знать. И возможно, впоследствии оказаться по одну сторону с ними.

Последнее дело, когда тебе в лицо начинают озвучивать планы из-под грифа "коммерческая тайна". Значит, что коготок увяз, хотя птичка об этом ни сном и ни духом.

— Я не волшебник, господин Хашимото.

— Вы советник, господин Строганов. Для многих из нас это вещи одного порядка.

Именно что вещи.

Нет, я его не осуждаю, упаси бог. И в каком-то смысле, так удобнее для нас обоих. Беда в том, что с моей стороны пользы и ему, и всем прочим — на медный грош. Зато название громкое, да.

— Вы слишком щедры, господин Хашимото.

— Позвольте заметить, господин советник, вы пока не имели удовольствия обозреть пределы моей щедрости.

Кто бы сомневался в том, что оные неприлично широки? А дяденька уже не отстанет, потому что точно знает: еще год-полтора, и меня можно будет брать голыми руками. Хотя, все эти слухи, касающиеся кораблей, скачущих через пространство, чуть изменили обстоятельства. Стало уже не так скучно. Не так обыденно, чтобы мозг продолжал атрофироваться.

— До встречи, господин советник.

— Все благ, Хашимото-сама.

В ответ мне улыбнулись. Коротко, вроде даже дежурно. Можно было бы подумать, что не оценили моих культурологических стараний, но, на самом деле, получили удовольствие. Даже походка стала чуточку другой, и удаляющаяся спина выпрямлена с большей гордостью, чем обычно.

Жаль, что такого человека нельзя водить за нос, тем более, делать это долго, иначе на место любезных бесед придут другие занятия. А того, кто смиренно кочует по захудалым станциям уже пятый год кряду, даже пытать не надо, достаточно поманить. Нужно только подобрать подходящую морковку или хотя бы...

— Эй, красавчик, найдется минутка для дамы?

Что это? Да неужели? Новая мелодия в привычной какофонии?

Интересный голос. И не девичий, и не женский, а серединка на половинку.

— Да, ты, ты самый!

На большого и сильного я бы еще согласился. Со скрипом. Потому что, видали и побольше, и посильнее. Но "красавчик" — это явный перебор. Только если в насмешку, но окликнувшая меня дама, похоже, не расположена шутить.

Не думаю, что три фуфайки разной степени заношенности и "карго" с безнадежно отвисшими карманами могут хоть кого-нибудь украсить. Как и штатные магнитные ботинки. А уж если венчает все шапка, заползшая на брови...

Вязаная. Ручное творчество моей бабули, которая на очередной смене жизненных эпох вдруг отбросила прочь светские замашки и ударилась в домоводство. Со всеми вытекающими последствиями для домочадцев. Особенно для тех, кто по роду занятий не мог воспользоваться долгими и дальними командировками.

Так вот, не знаю, с какого ежика бабуля стригла или чесала эту шерсть, достоинство у шапки было всего одно, хоть и странное, зато перекрывающее все недостатки: постоянный режим приятного проветривания одновременно с полной непродуваемостью. Что же до фасона и цвета, да еще на моей голове... Вид — полное "ау". Хотя кто меня здесь видит? Я бы и сам оставался в счастливом неведении, если бы с меня не потребовали видео модного дефиле или "Ну хотя бы фоточку!". Тут-то вся правда и открылась. Страшная-страшная. Поэтому если кто-то вдруг рядом да еще всерьез заговаривает о красоте...

— Глухой, что ли? Али гордый?

Можно было без проблем продолжать идти, куда шел. Если бы остатки хороших манер не взбунтовались и не повернули меня лицом к громогласной и приставучей...

Точно, молоденькая, но не слишком. А больше ничего определенного сказать нельзя: в рабочем комбинезоне "с чужого плеча" все женщины одинаково заманчивы и обидно бесформенны. Техник, наверное, корабельный. Потому и тащит с собой две баклажки с чем-то плещущимся.

— Простите, задумался. Чем могу быть полезен?

Она сощурилась, словно стараясь зачем-то спрятать взгляд, а мне вдруг привиделось, что смотрит девица против солнца и где-то там, далеко-далеко, может, внизу, может, наверху, но на твердой земле, вернее, на лугу, стоя по колено в цветах, таких же ярких, как на косынке, усеянной тонкими заколками. И видение это было на диво теплым.

— Возьмешь?

Прямо здесь и сейчас? Вряд ли. Вот на лугу — дело другое. Там атмосфера. Обстановка. Настроение, опять же.

— Ау-у!

От такого щелчка можно и костер зажечь. Сильные пальчики, ничего не скажешь.

— Ты меня вообще слушал?

— Простите. Еще раз, пожалуйста.

Она вздохнула, тяжело и всей грудью, которая на мгновение оформилась под тканью комбинезона.

— Остатки раздаю желающим. С капитанского банкета. Обратно на борт все равно не примут, а выкидывать жалко. Последний осенний урожай. Наливные — под завязку. Сама собирала, сама давила. Объедение!

Девица отвинтила пробку от одной из баклажек и сунула горлышко мне под нос.

Объективно говоря, яблочный сок никогда не был пределом моих гастрономических мечтаний. Но когда от порошкового апельсина начинаешь буквально лезть на стены, а альтернативы не предвидится еще квартала полтора...

Самодельный, сто процентов. И яблочки не с яблоньки, а из-под нее, судя по нотке дрожжей в аромате.

— Удовольствие гарантирую!

Я даже предполагаю, какое именно. Очень даже физиологическое.

— И зазнобу будет, чем угостить.

— Э... Нет у меня никакой зазнобы.

— Так будет! — Девица хлестко хлопнула меня по плечу. — Вот тебе и повод подкатить к той, какая понравится. Угощаться все девушки любят!

Действительно. В соревновании с букетом цветов сок на космической станции явно окажется победителем. Если бы...

— А ты любишь?

Она сощурилась еще больше, до лучиков морщинок в уголках глаз, и я впервые заметил на тонкой переносице теплые пятнышки веснушек.

— А то ль я не девушка?

Но не только и не просто. Нужно всего лишь чуточку больше времени, которого...

— Ты не тяни, говори: возьмешь или нет? У меня крейсер уже под парами.

Да. Вечно его не хватает, то минутки, то года, а то и всей жизни.

— Возьму, пожалуй.

— Ну и ладушки!

Баклажки ткнулись мне в ноги.

— Бывай, красавчик! Случай будет свидеться, расскажешь, сгодился сок на что или нет!

Бегает она хорошо. Экономно. Значит, фигурка под комбинезоном могла бы оказаться вполне...

Черт! Да что меня так скрючило-то? Еще утром жил безмятежно, а одной нелепой встречи хватило, чтобы в ощущения вернулись разброд и шатание.

Ну ничего. Пара-тройка монотонных вахт, и все вернется в норму. Должно вернуться. Правильно, что имени не спросил и всего остального, так скорее забудется. И станет моя жизнь прежней, прямолинейной, скучной и безжизненной, как грузовой лифт.

А ведь пустовато сегодня в коридорах даже как-то через меру. Даже на лифте со мной прокатиться желающих не нашлось. Хотя, если та шикарная круизная яхта и впрямь сейчас отчаливает, все, кто свободен, на причальной палубе прохлаждаются. Единственное развлечение, все-таки.

Жаль, здесь окон нет: тоже смог бы полюбоваться. Остановить кабину, благо мастер-ключ имеется, и смотреть, как...

Эй, я же об этом только подумал!

Но лифт, и правда, замер на месте. Судя по индикаторам, между ярусами. Опять перебои с питанием ветром надуло? Хотя, изоляцию проверяли намедни, если верить вахтовому журналу, что нашли — все залатали. Неужели, плохо искали?

Ладно, допустим, оплошали. А мне-то как быть? Поднять тревогу или подождать? Получаса не пройдет, на какой-нибудь палубе лифта хватятся и все исправят, проверено не раз. А срочные вызовы никто нигде не любит. Тем более, если окажется, что все дело в банальной вспышке, через минуту-другую система начнет работать, как ни в чем не бывало, и...

— Плановая дегазация начнется через пять минут. Просьба покинуть кабину.

Это еще что за новости? Какая, к чертям собачьим, дегазация? Ее запускают в депо, а не на середине маршрута. Кто там опять балуется с пультом управления? Знаю, что всякое на свете случается, чудны дела господни, как говорится, но испытывать на себе внештатные ситуации? Нет уж, спасибо!

— Просьба покинуть кабину.

И откуда взялась эта традиция сообщать самые жуткие новости ласковыми женскими голосами? Хотя, в данном конкретном случае без разницы, кто звонит в колокол. Вернее, кто стучит зуммером по ушам.

Да где же эта ключ-карта, мать ее? В каком кармане?

— Плановая дегазация начнется через четыре минуты.

Ну наконец-то! А мусор все равно давно пора было вытряхнуть. Не на пол, конечно, да ладно. Потом приберусь. Только контрольный щиток активирую. Только...

А вот теперь самое время испугаться. Очень-очень. Потому что не должна быть крышка намертво приварена к корпусу. Ни по какой инструкции.

Шов свежий. Кривой, прерывистый: видно, мастер торопился, но эти огрехи погоды не делают. Хотя, окажись у меня сейчас под рукой ломик...

Штатные передатчики в лифте не пашут, а аварийный, зараза, все там же, под заваренной крышкой. И значит, способа достучаться до внешнего мира у меня попросту нет.

— Плановая дегазация начнется через три минуты.

Попробовать открыть монтажный люк? Не вариант. Даже если до него неизвестный сварщик не добрался, что я буду делать в открытом космосе? Там воздуха по определению еще меньше, чем скоро станет здесь.

Плановая, стало быть? Это две фазы, каждая секунд по сто минимум. И пауза между ними. Если попробовать задержать дыхание, то сколько придется терпеть? Минуты четыре? Пять? И за что мне такое везение? Аварийная была бы лучше: всего-то минуты на две пришлось бы поднатужиться. Продуло бы насквозь, но лучше неделя в лазарете, да еще вприхлебку с яблочным...

Сок.

Он ведь не сам по себе, он налит. В емкости, где можно хранить все, что угодно.

— Плановая дегазация начнется через две минуты.

Жаль, что я его так и не попробую. Просто не успею. Да и не пить мне сейчас нужно, а накачиваться воздухом. И накачивать.

— Плановая дегазация начнется через одну минуту.

Сесть. Успокоиться. Выровнять темп дыхания. Обнять две мои надежды на спасение и ждать. Теперь уже просто ждать момента истины, который вот-вот наступит. Через десять секунд, которые несуществующая женщина заботливо отсчитает лично для меня.

* * *

Я решился сделать вдох, только когда створки двери разъехались в стороны, являя миру устроенный мной в лифте свинарник. Мир, в лице потенциальных пассажиров, уже почти перешагнувших порог, недоуменно уставился на лужу, меня, сидящего в ней, и начал пятиться обратно.

— Прошу прощения! Небольшая авария! Пользоваться лифтом пока не рекомендуется! Пожалуйста, пройдите на другую линию!

Как у меня хватило дыхания все это выпалить, одновременно вскакивая на ноги и вываливаясь из лифта чуть ли не раньше всех остальных, я так и не понял. Видимо, сыграло свою роль почти бессознательное нежелание оставаться хотя бы на одну секунду дольше в железном ящике, который чуть не стал гробом.

Убраться подальше. Нет, сначала все-таки попасть картой во внешнюю контрольную панель и намертво все заблокировать, и только потом делать ноги.

Остальные мысли вернулись уже в каюте, но исключительно после того, как все тутошние контрольные панели были осмотрены от и до и проверены на работоспособность.

И ведь это даже не паника. Как сказал бы доктор Назир — реакция, сообразная обстоятельствам. А потом он обязательно посетовал бы, что старые раны всегда лишь кажутся зажившими. Все-таки, грузовой лифт просторнее иммобилизационного бокса. Если же представить, что меня могло прихватить в лифте служебном...

Нет, не буду пробовать. Хватит и тех струек пота, от которых насквозь промокли фуфайки на спине. И пора бы переодеться.

— Советник?

Ох, хоть сейчас в наушнике голос мужской, разнообразия ради. Хватит с меня на сегодня ласковых женщин, согласен на самого сурового начальника.

— Я слушаю.

— Зайдите ко мне. В каюту.

Воистину, впервые за прошедшую пятилетку у меня случился день чудес. Посетить комендантскую каюту? Небывалая честь. Жаль только, что по малоприятному поводу.

Хотя, смысла было сюда рваться? Все, как у всех, в меру казенное, в меру нелепо-личное. На фоне унылых серых переборок любая "домашняя" мелочь вечно будет выглядеть случайной и неуместной. Так же, как и темно-вишневая трубка, из которой наверняка уже давно выветрился аромат табачного дыма. Но конечно, ее все равно можно почистить в сотый или тысячный ненужный раз, если это помогает занять руки и сделать вид, будто все идет своим чередом.

— Присядете?

— Спасибо, я лучше постою.

Потому что все тело гуляет ходуном. Со стороны, может и не слишком заметно, но сидеть на попе ровно не получится.

— Что это было, Михель?

И прозвучало-то почти по-дружески. Так, что еще вчера я бы позволил себе обмануться.

Как давно мы представлены друг другу? Больше года назад. И только теперь обращаться по имени? Значит, ситуация исключительная. Впрочем, это я и сам знаю. Потому что на повестке дня у нас:

— Покушение.

Комендант тяжело вздохнул.

Отчасти его даже жалко. Жил-был важный господин Руд ван Ааген, дослужившийся, как-никак, до должности коменданта, пусть и в проходной дыре, где весь персонал работает вахтовым методом, предпочитая после первого раза больше никогда не возвращаться. Жил, не тужил, даже по счастливой случайности заполучил на станцию советника, и вдруг оказалось, что статус все равно не дотянулся даже до второй "звезды", зато образовались непредвиденные неприятности. С участием именно того же советника, что только усугубляет ситуацию.

— Без вариантов?

Достаточно вспомнить сварной шов, чтобы утвердительно кивнуть:

— Без вариантов.

Еще один вздох. Совсем-совсем тяжелый. Вот ведь как бывает, мужику лишь немного за пятьдесят, впридачу белобрысый, из тех, у кого седине проступить негде, а тут на глазах постарел лет на двадцать.

— У вас есть соображения по поводу... произошедшего?

— Немного.

— Поделитесь?

Чтобы коменданта прямо отсюда в покойницкую отнесли? Вряд ли он спокойно переживет новость о том, что на вверенной ему станции кто-то собирался убить специального государственного чиновника.

А впрочем, убить ли?

Как любит говорить дедуля, поспешишь — людей насмешишь. Вот отсюда и оттолкнемся, пожалуй.

— Возможно, случившееся могло планироваться, как шутка.

— Шутка?

— Своего рода розыгрыш. Грузовым лифтом пользуются в основном работники палубы, а у них кислородные приборы почти всегда с собой. Нервы бы потрепались, конечно, но до реальных жертв дело вряд ли бы дошло.

— Вы уверены?

— Я оказался там почти случайно.

Потому что лень было тащиться дальше, до штатного лифта. Весь вопрос, когда убийца провернул подготовку своей операции. На заваренный щиток могли не обращать внимания достаточно долго. Я, к примеру, последний раз ехал в той же кабине не далее, как сегодня утром, но ни за что не смог бы вспомнить, как выглядела крышка контрольной панели управления.

С другой стороны, качество шва говорит о том, что последние приготовления шли фактически впопыхах. Значит, кто-то старался успеть между двумя конкретными сменами, не раньше и не позже. И главное, несмотря на все старания злоумышленника, я ведь вполне мог пройти мимо, если бы не держал в руках...

— Советник?

— Простите, отвлекся. Пытался вспомнить подробности.

— Что-то особенное?

Да. Навязчивая девица, буквально заставившая меня войти в лифт. Но не могла же она и в самом деле...

— Нет, ничего, господин комендант.

— Значит, вы предлагаете считать это...

— Внештатной ситуацией без последствий.

О, кажется, у мужика отлегло. Расслабился.

— И со своей стороны вы...

— Упомяну об инциденте. В личном отчете по итогам года.

Ну теперь совсем расцвел. Аж зарумянился.

— Я могу быть свободен?

— Разумеется. И еще одно...

— Да?

— Если необходимо, вы можете взять небольшой... Нет, любой, какой посчитаете необходимым. Отпуск.

— Я подумаю об этом. Благодарю.

— И сегодняшнюю вахту вы тоже вполне могли бы...

— Я в состоянии исполнять свои обязанности, господин комендант.

— Без проблем?

— Без проблем.

Уж лучше посижу в аппаратной, там шансов напороться на еще одно покушение куда меньше, чем в каюте. Хотя, все говорит о том, что пока бояться нечего. Если виновата девушка-веснушка, то она давно уже усвистала со станции. Остается лишь шанс попробовать ее опознать по пассажирским или транспортным декларациям, и тут дата-центр как раз пригодится.

Или не пригодится.

Как и следовало ожидать, похожего лица не обнаружилось ни в списках экипажа, ни среди пассажиров. Среди персонала станции за последние вахты — аналогично. Возможно, стоило копнуть поглубже, но странно было думать, что убийца заявилась бы на место будущего преступления совсем уж загодя. В смысле, за несколько лет до того. Обстановку знала хорошо, это верно. Но спецу на изучение местности нужно не особо много времени. Даже чтобы организовать такой экзотический способ покушения. Знать бы еще, на что именно.

Велика вероятность того, что меня бы откачали. Возможно, не без потерь, но современная медицина часто творит чудеса. В самом худшем случае, ну, кроме летального, конечно, я бы повалялся на больничной койке какое-то время, но и только. С другой стороны...

Хорошо, что про иммобилизацию я вспомнил уже после всего. Если бы хоть тень прошлого коснулась моей памяти в те самые мгновения, исход стал бы совсем другим. Очень печальным.

Да, это была только моя ловушка. Для меня лично. Но зачем тогда в последний момент было снабжать меня средством спасения? Не понимаю. Так четко все продумать, исполнить, а потом устраивать целый спектакль, чтобы угробить собственную работу? Бред какой-то.

Самое главное, что пока я здесь, на станции, разобраться, что к чему, не получится. Отправить запрос, значит, развесить вокруг яркие флажки. Чего мне совсем не хватало, так это заполучить следственную группу, которая в итоге камня на камне не оставит от станции и ее обитателей. А если семья узнает, начнется настоящий ахтунг, и все мои попытки жить уныло, но автономно, позорно провалятся. Вот прямо так и слышу: "Сашенька, дорогой, сделай милость, присмотри за Мишенькой, не дай бог поранится..."

Да уж, и хочется, и колется.

Вернуться домой, выморить, выследить, прижать к стене, заглянуть в прищур, отшлепать по первое число. Реально? А то! Но тогда прости прощай все остальное, вся моя великая цель. И пять лет улетят псу под хвост, потому что медицина крайне не рекомендовала брать паузы в терапии. Особенно настолько существенные.

Нет-нет-нет, у меня и тут куча дел. Взять хотя бы "сильвашествие". Что там новенького в курьерской доставке?

Увы, все то же. Графики, таблицы, карты и схемы. Разве что добавилась пара официальных интервью помимо коротких роликов любительского видео. Ну разумеется, разве может департамент транспорта пройти мимо потенциальной золотой жилы? Как минимум, обложит налогом, как максимум — залицензирует. Если поймет, что это вообще такое и как работает.

Условия практически типовые. Корабли все со стандартным, даже не форсированным "эвергрином", топливо плюс-минус в рамках правил, присадок кустарных не было, все сплошь фирменное, проверенное тысячи раз, маршруты заезженные, но вдруг — р-р-раз, и какой-нибудь из транспортников перечеркнет расписание, а капитан будет скандалить на рейде, не понимая, почему причальная зона ждет его только в следующую вахту.

Хотя, сейчас уже не скандалят, а все больше прячут свои достижения. Конечно, вся экономия топлива и времени вылетает в трубу, зато меньше допросов и расспросов. И вычислить таких хитрецов можно далеко не всегда. Если проткнул складку где-то за пределами действия приводных маяков, никто не докажет, случилось "сильвашествие" или нет. Кроме, разве что, искусственных звезд: те все видят.

Но это разработки пока секретные, только для служебного пользования. Дабы не волновать общественность и вообще. Наблюдать за кораблями и экипажами прибыльнее, когда они чувствуют себя в безопасности. Главное, не вспугнуть.

Ага, на этой неделе обнаружились еще три нарушителя, которые пока живут безмятежно. Корабли укладываются в общую картину, да оно и понятно: как только перевозчики узнали о складках, сами начали экспериментировать, массированнее и настойчивее ученых. Повторяют друг за другом каждую мелочь, разве что пилотов только не клонируют. Но с пилотами слишком много вопросов. По одному разу получилось у всех известных на этот момент везунчиков. По второму — только у избранных. Третий раз... О, уже есть и третий. Ну надо же. Правда, пока в единственном варианте.

И вроде ведь все разные. Пол, возраст, раса, национальность, происхождение, привычки, пристрастия. Кое-что кое-где совпадает, но очень эпизодично. Говорят они, да, примерно одно и тоже, то есть, скорее отмалчиваются. И даже гримасничают примерно...

Одинаково?

Левый глаз.

Вот тут, тут и еще тут.

Зачем нужно щуриться одним глазом, если второй широко открыт без малейшего напряжения? Или это подобие непроизвольного тика? Девушка-веснушка щурилась в оба, а здесь...

Оно точно ритмичное, это движение. Осмысленное или нет, непонятно, но рисунок поймать можно. И он у каждого пилота свой, наверное, потому раньше и не замечали. И я бы не заметил, если бы мне снова и снова не вспоминался один особенный прищур.

Нет, не господина Хашимото, упаси бог! Вот чьи глаза наверняка раскрылись бы широко-широко, узнай он о результатах моих изысканий.

* * *

Остаток вахты прошел привычно-монотонно, за сверкой бортовых журналов и прочей будничной дребеденью. Хотя мысли так и норовили вернуться к главному вопросу повестки дня, я твердо приказал себе не думать на эту тему. Потому что было бессмысленно и вредно ломать мозг в попытках угадать, зачем кому-то на этом свете вдруг срочно понадобилось уничтожить меня если не физически, то хотя бы морально. Поверхностный обзор занятий в прошлом и настоящем ответа не дал, а значит можно было пока остановиться на простом "фиг его знает".

Но лифтов я все же решил избегать. Какое-то время. На всякий случай. Путь домой из-за этой причуды, конечно, существенно удлинился, а многочисленные коридоры и повороты действовали не хуже снотворного, и очередной зевок я подавил как раз в тот момент, когда проходил мимо мужика в рабочей робе, который подпирал стену у перехода на следующий ярус и, кажется, тоже подремывал, сдвинув кепку на нос.

Поравнялись.

Шаг мимо.

Второй.

Третий.

— И как проходит операция "Похороню себя заживо"? Успешно?

Стоп, машина.

В свете недавних событий вроде бы уже ничто не должно было показаться мне странным, но голос, звучание которого когда-то прочно въелось в мою память, прозвучал так, будто никаких пяти лет паузы не было.

Голос, не принимающий возражений и не берущий пауз:

— А ты бодрячком, как я погляжу. Признаюсь, был грех такой, думал: раскис, расслабился, так нет же. Правильно люди говорят, мастерство не пропьешь, сколько ни пытайся.

Черт глазастый! Но плечи и впрямь предательски пошли в диагональ, готовясь...

Прав, как обычно. Остается только вяло огрызнуться:

— По себе судите?

Поворачиваться пришлось нарочито медленно и небрежно, давя позывы заигравших мышц. Хотя, это мгновение слабости даже порадовало: не та скорость, недостаточное усилие, чувствуется разбалансировка, но в чем-то я все равно прежний. Все еще.

— Привет, Майки.

— Кэп?

Вряд ли Гуннар Оле Кристеннсен за минувшие годы не сменил пару-тройку званий и должностей, но для меня и других парней из группы он точно и безоговорочно останется капитаном на все времена. Ему подходит. Может, из-за рыжеватой шкиперской бородки, может из-за фуражек с якорями, которые он любит носить в свободное от работы и не очень свободное время. А может, потому что первым же делом после представления он потащил вчерашних мальчишек в сумасшедший поход на яхте под всеми парусами. Знакомства ради, как сам сказал.

— Ты какой-то совсем взрослый стал, Майки. Куда подевался тот улыбчивый пацан из учебки?

Да тут он, где ж ему быть? Просто повода для улыбок не видит.

— Вы тоже не помолодели.

— Закон природы. Но в моем случае неделя на курорте скинет год-другой с плеч. А тебя что может порадовать?

Тыкать пальцем в больное место кэп любил всегда. Глупо было рассчитывать на изменения, даже после стольких лет.

— Я порадуюсь. Обязательно. Когда-нибудь.

— Судя по всему, еще нескоро.

— Перспективы есть.

Вернее, были. Яснее станет после планового обследования. Надеюсь, последний стресс ничего не сдвинул с места. В противном случае...

— Радужные?

Ага. С единорогами, розовыми слониками, салютом и конфетти.

— Я работаю над этим.

Прозрачные, как северное небо, глаза мне явно не поверили.

— Кстати, на тему работы... Есть дело.

— Я в завязке, вы же знаете.

— Дело вневедомственное.

А какая разница? Любое явление кэпа в мою жизнь неизменно нарушало ее ритм. И неважно, к лучшему или худшему, если все, что было "до", теряло прежнюю значимость, оставляя после себя то недоумение, то разочарование, но ни разу — облегчение.

— Даже калека справится.

Вот поэтому я и не поддерживал старые отношения эти пять лет. Именно, что калека, когда вокруг сплошь одни супермены.

Надо было развернуться и уйти. Вот прямо сразу же. Изобразить хоть гордость, хоть обиду, но уйти куда подальше, а не тупо стоять, чувствуя, как сводит скулы, и дожидаться, пока Гуннар не вытащит из кармана робы какой-то пакет.

— Глянешь?

Что мне помешало ответить в духе "я не принимаю подачки"? Наверное, желание снова прикоснуться к старому миру. Чтобы потом уж точно отряхнуть его прах со своих ног.

— Тут все просто.

Ну еще бы. Не считая того, что конверт из крафтовой бумаги, с шелковым тиснением и затейливым вензелем на сургучной печати. А само послание, конечно же, написано от руки перьевой ручкой.

"Получателю сего надлежит прибыть в поместье Хелладаг к полудню 10 ноября."

Интригующе. Даже захотелось взглянуть на календарь, так, краешком глаза.

— Что это?

— Приглашение.

— От кого и зачем?

— Сейчас это не имеет значения. Тебе нужно всего лишь его принять.

— Нужно? Мне? Что-то сомневаюсь.

— Это шанс, Майки. Шанс на новое будущее.

— Он у меня уже есть, кэп.

— Да. В перспективе. А вот у кого-то другого его может не получиться.

Неужели у нас на повестке дня вопрос жизни и смерти? Какая неожиданность. Только слишком уж все таинственно.

— И во всем управлении не нашлось подходящего героя?

— Управление тут ни причем. Я уже говорил.

Того хуже. Если даже официальные поручения, которые обычно раздает кэп своим подчиненным, сопряжены с разными интересными штуками типа риска, жертв и разрушений, то "внештатное" дело выглядит куда как сомнительнее. Особенно учитывая кандидатуру того, кто выбран на роль исполнителя.

С другой стороны, и такие миссии бывают. Для смертников. И не то чтобы было совсем не жаль с кем-то из них прощаться, но случается, когда иначе нельзя. Крокодил не словится.

И хотя посмертный почет тоже иногда греет душу, мало кому хочется раньше срока попасть на Аллею героев.

— У меня есть планы, кэп. На жизнь и вообще.

— Один твой план уже лет пять, как налицо у всех желающих. И все на том же месте.

— Доктор говорит иначе.

— Говорить можно всякое. Особенно если хорошо попросят.

Эй, вот только не надо, не надо рушить надежды окончательно! Больно же.

Тем более, если вспомнить, что кэп врать не особо любит. И лично меня никогда раньше не обманывал.

А впрочем, что это меняет?

— Я не могу вернуться. Пока не могу.

— Чем тебе так не прёт пометка "ограниченно годен"? Никогда этого не понимал, а ты не рассказывал. Так сейчас вроде время есть, готов послушать.

Это не пометка. Это приговор. И вечное сочувствие в глазах тех, кто в отличие от меня волен отправиться в любую точку вселенной и быть там лучшим из лучших.

— На Земле тоже куча дел, Майки. Что вас всех так тянет в этот чертов космос?

Не тянет. Я его ненавижу, если что. Но клетку всегда хочется сломать, даже если воля тебе, по большому счету, и не нужна.

— Ни от кого не услышишь упрека, и ты это знаешь. Просто так получилось. Карта легла криво.

— Кэп, я не могу.

— Ты не хочешь, а это две большие разницы.

Пусть так. Имею право.

— Помнишь, как в народе говорят? Не умеешь — научим, не хочешь...

Надо было уйти, надо. Убежать сразу, далеко, закрыться на все засовы, забаррикадироваться, и может быть, тогда...

Против мода нет методы, окромя другого мода, как говорил Степаныч, наш наставник по тактическим контактам ближнего рода. Вроде знаешь, как действовать, и тело тебя слушается, да только все не то и не так, как у твоего противника, и секундой спустя уже лежишь на полу, скрученный в бараний рог, и пересчитываешь заклепки плинтуса в ожидании...

Черт!

Он все-таки это сделал. Единственное, что помешает мне оставаться на станции. Всего лишь короткий укол где-то рядом с яремной веной, а сколько последствий...

Наступит, если не успею вовремя убраться отсюда.

— Принять помощь никогда не стыдно, Майки.

— Вы хоть понимаете, что сделали? Без подготовки, без снятия блокады...

— Один раз ты все это уже проходил. Справишься.

Еще и больно. Хорошо, если обойдусь без синяка на полшеи.

— Письмо забрать не забудь.

Конверт шурша опустился на пол где-то справа.

— Все просто, Майки. Мудрить не надо.

Может и так, а вот мне подняться на ноги удалось не очень-то и легко. Вот когда помощь действительно нужна, помощники сразу куда-то исчезают. И их совершенно не колышет, как и что будет дальше. Например, каким макаром мне удастся в сжатые сроки покинуть станцию, если до ближайшего экспресса минимум три вахты. Хотя...

Милейший господин Хашимото, есть у меня для вас одна очень привлекательная новость, как раз подходящая для проверки границ вашей щедрости.

* * *

Пробуждение дракона или, научно говоря, штатный протокол активации динамического генома — это больничная палата, изгородь из пищащих вразнобой аппаратов и размеренный отдых в окружении медицинского персонала, по большей части обычно юного и прелестного. Активация в полевом режиме — ужас ужасный. Одно дело двигаться по заданной траектории, сверяя каждый шаг с картами и инструкциями, не беспокоясь насчет возможных побочек, и совсем другое — переть напролом по минному полю, лишь примерно представляя, сколько и чего обязательно взорвется у тебя под ногами.

Первый звоночек, задавая отправную точку графика, прозвенел примерно в середине полета. Неприятный, но пока почти безвредный. На мое счастье, экипаж транспортника, наверняка получавший указания от Хашимото лично, ничем не выразил ни малейшего удивления. Несмотря на то, что отрастание трехдневной щетины в течение часа хоть и не выдерживает конкуренции с чудесами вроде протыкания складок, способно вызвать ненужные вопросы гораздо скорее и охотнее, как любая бытовая несуразность.

Впрочем, если на берегу они и сболтнут лишнего среди своих коллег, пусть их. Чем хуже, тем лучше. Интересно, на что рассчитывал кэп, затевая всю эту заваруху? На сохранение таинственности уж точно, раз сам по себе поработал письмоносцем и медбратом, явно не ставя в известность официальные структуры. И с другой стороны, учитывая обстоятельства, он вполне мог ожидать не меньшей осторожности и благоразумности, чисто в силу моих личных завихрений. Содействия даже.

Да, мог. Ровно до того мгновения, как прижал инъектор к моей шее. А вот теперь...

Нет, я вовсе не собирался пакостить Гуннару в его далеко идущих планах и намерениях, тем более, мстить со всей серьезностью. Этого не требовалось. Я просто решил в точности исполнить данное предписание. Как он там говорил?

Все просто?

Не надо мудрить?

Я и не стал. Даже не пробовал задумываться больше необходимого, тем более, что накатывающие одно за другим хорошо забытые ощущения требовали как раз полного покоя и в теле, и в голове.

План действий был прост, как правда: прибыть по указанному адресу к назначенному времени, а далее — по обстоятельствам. Некоторое замешательство вызывал лишь тот факт, что Гуннар, желая сдвинуть меня с насиженного места, предпочел изо всех возможных доводов выбрать именно тот, насильственный.

С одной стороны, правильно поступил, конечно. Вряд ли какие-либо уговоры и увещевания, и даже воззвания к чести и совести смогли бы на меня подействовать. Не сейчас, когда до завершения очередного этапа терапии оставалось совсем чуть-чуть.

С другой стороны, ситуация мне категорически не нравилась, потому что намедни приобретенный личный опыт подсказывал: щедрый дар кэпа может оказаться совсем не лишним. И может быть, он именно собирался успеть с инъектором до того, как. Но зачем тогда слова о простоте дела, за которое я почему-то вдруг должен взяться?

Путаница какая-то. Ерунда.

А вот диверсионные группы мурашек, хаотично атакующие тело — вещь реальная и серьезная. Главное, нельзя забывать расслаблять именно тот участок, где колет тянет и дергает, иначе можно заполучить судорогу. Недолгую, но все равно неприятную. И лучше, если в это время никто за тобой не подсматривает. Поэтому, как только челнок попал в клещи причальных опор, я поспешил откланяться и нырнуть в омут галереи портовых ангаров до того, как меня накроет следующим приливом.

Что на небе, что на земле, хозпостройки всегда похожи друг на друга: пространства, в которых нет жизни. Здесь может кишмя кишеть грузчиками, техниками, инженерами, шоферами, машинами и механизмами, но это лишь видимость. Когда по щелчку рубильника все сначала начинается, а потом заканчивается, это не жизнь, а спектакль. Да, он необходим и полезен, но каждый его участник следует предписанной роли, не отвлекаясь на собственные мысли и ощущения. И когда занавес закрывается, а свет гаснет...

Нет, пожалуй, разница все-таки есть. На станциях, где я побывал, свет горел всегда и везде. Наверное, чтобы хоть как-то компенсировать тьму вечной ночи вокруг. А здесь даже пешеходный трек вдоль грузовых стеллажей включался зонами, границы которых я переступал. И на каждом входе в новую за спиной все меркло.

Наверное, в рабочую вахту это не бывает критичным, когда взад, вперед и по диагонали здесь снуют сотни живых и неживых, но бодро двигающихся субъектов. Меня же привезли заполночь, да еще не в самый востребованный порт, вот и получилось, что на все эти тысячи акров железного леса я — единственный и одинокий...

Черт.

Это должно было случиться. Не так скоро, по моим прикидкам, но обязательно. И не так, чтобы вот совсем-совсем никого не было рядом.

С мурашками бороться сподручнее одному, а вот фазу калибровки давления приятнее переживать в компании. Чтобы хотя бы чувствовать рядом тепло, потому что смотреть и видеть, а также слушать и слышать, когда чувствуешь, как твой мозг набухает в черепной коробке, становится почти невыносимым.

Он пухнет, как на дрожжах, и сам себя месит, на мгновения вроде уменьшаясь в объемах, но только для того, чтобы тут же раздаться еще больше и шире.

Он густеет до той вязкости, в которой мысли больше не способны двигаться, и ты можешь только пытаться считывать ощущения, но их до обидного мало, потому что под тобой только пол, холодный и жесткий, а за границами круга света тихо, как в склепе.

Тело тоже густеет и тяжелеет, препятствуя любому движению, давит на кожу, словно собираясь ее прорвать, чтобы в один прекрасный миг объединить тебя со Вселенной не на словах, а на...

Должен быть взрыв, но твоя оболочка вместо того, чтобы разлететься на куски и осколки, словно становится решетом, через ячейки которого сознание растекается во все стороны.

Тяжести больше нет, но и тебя — тоже. Есть просто кусочек мироздания, тянущийся всеми своими силами к другим, пока еще далеким, и все-таки достижимым.

Это самое прекрасное путешествие из всех. Правда, оно могло бы быть еще прекраснее, если бы рядом...

— Прилег отдохнуть, красавчик?

В ушах фонят и плещут волны кровяного прибоя, но это ее голос.

Девушка-веснушка.

Это ее руки прикасаются ко мне, теплые и требовательные.

— Эк тебя прихватило...

Она шарит по мне. Что-то ищет? Тогда пусть делает это подольше.

— Ну ничего, оклемаешься. Не в первый ведь раз?

Я знаю, что ее лицо сейчас где-то надо мной. И сосредоточенный прищур, конечно же.

— Где же эта штука? Ага, попалась!

Ее ладони отстраняются прочь, и тут же начинает холодать. Крепко-крепко. Кажется, что в сосудах вместо крови перекатываются кристаллики льда, а ведь они не шарики, им труднее, и как только они сгрудятся в каком-нибудь узком месте...

— Эй, куда это ты собрался?

Все остановится.

Вот-вот.

Сейчас.

— А ну назад!

Жгутся. Обе ее ладони на моей груди. На самой коже

— Кому сказала?

Теплее.

Еще теплее.

— Так-то лучше.

Лед тает, и кровь снова начинает течь, как ей положено. Только очень и очень медленно.

— Поздравляю, ты первый, кому удалось меня напугать. Можешь собой гордиться.

Я ее почти не вижу: зыбкая фигура в ореоле света. Зато могу чувствовать, как она наклоняется и одними губами обещает мне в губы:

— Будет оказия, свидимся.

И тепло исчезает, но я уже не боюсь замерзнуть, потому что все возвращается на круги и в пределы своя, в том числе сознание, правда, с кучей новых вопросов.

Она меня реанимировала?

Похоже на то.

* * *

Ну Гуннар, ну молодец! Ни за что, ни про что поставить меня на грань жизни и смерти только для того, чтобы осуществить некий таинственный план? Неужели оно того стоит? Конечно, я не бог весть, какая величина на этом свете, но учитывая количество вложенных с рождения и до нынешнего дня средств, материальных и наоборот, явно имею значение. И для своей семьи, что вполне естественно, и для бюджета Управления, о чем мне некогда было заявлено со всей возможной прямотой. Кэп не мог не просчитать риски, но если решил ими пренебречь, значит...

Это важно. И вдобавок смертельно опасно для отдельных участников пьесы, как я недавно выяснил на собственной шкуре. Почему, собственно, и случился инъектор. Но можно же было предположить, что на прошивку, сброшенную до исходных значений, новая версия либо встанет, либо...

Самым естественным было бы сейчас раздобыть комм и потребовать объяснений, хотя бы дистанционно. По меньшей мере, высказать свое мнение на тему. Или просто высказаться, невзирая на лица.

В самом деле, к чему продолжать прятки? Меня вычислили там, меня ждали здесь. С какой именно целью — неизвестно, но дважды кряду получилось так, что девушка-веснушка спасла мою жизнь. И уж в последний раз совершенно точно не нарочно и не в плановом порядке. Заодно намекнув: найдет, если понадобится. В любое время, в любом месте. Весь вопрос, зачем.

Что она делала помимо реанимации? Рылась в моей одежде. И если похлопать по бокам и груди ладонями, сразу выясняется...

Тьфу. Придется открывать глаза и отрывать затылок от пола.

Датчики движения поймали первое же мое шевеление, и сверху снова полился свет, не особо щедро, но достаточно, чтобы увидеть рассыпанное вокруг содержимое моих карманов. И вроде бы все тут, за исключением одного специфического предмета.

Любопытно.

Приглашение было безличное, на предъявителя. Незнакомка собралась занять мое место на грядущей встрече? Зная ее таланты, остается только посочувствовать той компании. В любом случае, тут я никак не могу вмешаться. Разве что, обратиться к отправителю с чистосердечным признанием, но адресат мне неизвестен, а вариантов слишком много: хозяин поместья, рядовой обитатель, служащий, арендатор или даже сосед. Неограниченный круг лиц, одним словом. И если выбрать не то лицо, Гуннарово предприятие окажется под ударом.

Нет, это было бы слишком жестоко. Просто созвонимся, и расскажу все, как есть. А сначала нужно собрать пожитки и попробовать подняться на ноги.

Жаль, что дракон, к которому воззвал Гуннар, пока не желает просыпаться. Сопит, храпит, ерзает в своем гнезде, подергивает крыльями, тискает когтистыми лапами все, до чего дотянется, но глаз не открывает. Самое большее — перевернется с боку на бок, зевнет, пыхнет огнем, а потом снова растекается вялой лужицей.

Хотя, я его понимаю. Едва высунул нос наружу, как тебе по нему хлопнули клинической смертью. Кому захотелось бы повторять такую вылазку, да еще в скором времени?

Ладно, обойдемся пока без углубленной диагностики. Сердце бьется, легкие дышат, в голове тумана не ощущается. Ну, не больше обычного. Даже пульс — ровно посередине нормативного диапазона. Чего еще можно желать?

Толмач тоже в порядке. Правда, его и не должно было задеть тем разрядом или импульсом.

А кстати.

Что это вообще было?

Я чувствовал только и исключительно ее пальцы и ладони. Обычные, человеческие. Разве что, очень теплые, но...

Вроде и вспоминать было нечего из тех нескольких минут, а нахлынуло и накрыло с головой. Так, что еле выплыл обратно. С четким пониманием того факта, что с кем хочу прожить свою жизнь, идей и уверенности нет, а вот у кого на руках согласен умереть — искать уже не нужно. Кандидатура утверждена.

И стало от такой определенности почему-то вдруг очень спокойно. Даже хорошо. Так хорошо, что свет успел снова погаснуть прежде, чем я сподобился двинуться с места.

Сколько прошло времени? Явно не столько, чтобы ночь успела пройти мимо.

Всегда хотелось подгадать время своего возвращения домой так, чтобы первым делом увидеть синее-синее небо. Думал, символично получится, и вообще. Красиво. Какой смысл по прибытии пялиться в темноту? Хватит, насмотрелся вдоволь. Но я и представить себе не мог, что чернота бывает разной.

Галерея ангаров вывела меня на маневровый двор, где дремота ночной вахты уже не была беззвучной: где-то справа разговаривали, чуть поодаль сверчком стрекотал погрузчик, прямо по курсу лениво разворачивался в свете редких прожекторов грузовик, а надо всем этим еще полусонным мирком висело оно.

Небо.

Черное, прострелянное звездами.

Почему я раньше не замечал, какое оно густое? Обволакивает и давит. Но главное, не вокруг да около, а только там, над головой. А все, что внизу и рядом — точки опоры. Надежные, предсказуемые. Здесь нет поворотов с ног на голову и профилактик гравитационного контура, когда на ногах тебя удерживают только кандалы магнитов.

Да, тяжесть, куда же без нее. Но станционная никогда с ней не сравнится. Потому что та чужая и чуждая, а эта — родная.

— Это тебе нужна попутка до Скагарда?

Хорошо, что меня окликнули, иначе я бы пялился в небо всю ночь напролет. Или пока бы не прогнали со двора.

Мужик. Невысокий, размерами сам себя шире, но явно из-за громоздкого пуховика, а не по собственной физике. Лицо толком не рассмотреть из-за меховой опушки капюшона, ну да мне это и ни к чему. Значение имеет лишь вопрос, с которым ко мне и в первый раз обратились не особо любезно, а во второй и вовсе недовольно:

— Так тебе или нет?

— Да. Пожалуйста.

— Залезай тогда, — капюшон кивнул в сторону кабины грузовика, того самого, еще минуту назад неспешно маневрировавшего по двору.

Кони бывают разные, особенно дареные, и я для порядка уточнил:

— Вы от Хашимото?

Тут водитель слегка тормознул, словно его толмач тоже переживал не лучшие времена. А может, я не слишком внятно назвал имя, тем более, что во рту было сухо, как в пустыне.

— Угу. И от нее тоже.

От нее?

Видимо, сбой все-таки прошел. А может, при случае надо подкрутить идиоматический контроль, сейчас-то ползунок примерно посередине, так сказать, для естественности общения. Хотя временами эта самая естественность принимает формы очень даже не...

— Залезай уже! И так полчаса псу под хвост утекли.

Полчаса, значит? Быстро же мы управились с реанимацией и всем остальным.

Простейшее силовое упражнение, сиречь, подтягивание в кабину показало, что тело функционирует вполне приемлемо, за исключением микро-прострелов в отдельных мышцах. А вот мягкое сиденье почему-то ощущалось неуютным. Как будто хотело поймать и больше никуда не отпускать.

Водитель, поднявшись в кабину со своей стороны, скинул пуховую палатку и вопросительно покосился на мою куртку, из которой я выбираться не собирался.

— Не взопреешь?

Очень может быть. Но с терморегуляцией организм пока не определился, так что даже семь потов сойдет — не пойму, в чем дело. Хотя в кабине должно быть, тепло: вон, у мужика сверху одна футболка, и мурашек не видно.

— Спасибо, я так посижу. Можно?

Он пожал плечами и взялся за руль.

Старый, должно быть, это порт. Вроде по последнему слову теперь везде прокладывают стационарные треки, ради безопасности, эффективности и прочего, а тут руки надо прикладывать и голову. С другой стороны, какой среднесуточный грузооборот на Северном-16? До тысячи кубов, если правильно помню. Значит, модернизация здешним постройкам не грозит.

Но занятно все-таки ощущать различие между человеком и автопилотом: никогда не спутаешь. Если одно — скучный метроном, то другое всегда -джазовая импровизация. Особенно в торможении.

— Собрался, наконец, на выход? А чего ждал? — спросили откуда-то снизу.

— Да захватить нужно было кое-что, командир, — с ленцой ответил водитель.

— Или кое-кого?

На местном привратнике, забравшемся на подножку и заглянувшем в кабину, теплой куртки не было, благодаря чему форменный китель внушал дополнительное уважение. Как и кобура.

— Не извольте беспокоиться, командир. Тут все свои.

— А паспортный контроль скажет то же самое?

Водитель изобразил возмущение, вполне искреннее:

— Да по декларации посмотрите, если не верите! Просто недосуг человечку ждать, пока фру Илзе проспится. А когда с утречка кофе выпьете, вы уж... Задним числом...

При слове "кофе" лицо привратника мечтательно расслабилось. Но голос не дрогнул, уточняя:

— Задними числами.

— Конечно, конечно!

Водитель запустил руку в карман, достал что-то и вложил в ладонь привратника. И если бы тот просто принял мзду, а не крутанул в пальцах, у меня не возникло бы острого желания протереть глаза. Потому что вещь, перешедшая из одних рук в другие, была не просто мне знакома. Она и была моей.

Жетоны "спейс-пэй" с их степенями защиты — не самое шикарное платежное средство в смысле удобства ношения, потому что в кошелек их не засунешь, слишком пухло получится. Поэтому либо они россыпью лежат по карманам, либо цепляются на брелок. По чисто практическим соображениям первый способ надежнее: если потеряешь, то не все сразу. Но я остановился на втором, потому что как раз по случаю стал обладателем подходящего приспособления, который мне прислали от имени моей очередной сколько-то юродной племянницы "на память".

Жуткая кислотно-розовая свинья по имени Пигги-Шмыгги, очередной кумир маленьких детей. Сама по себе выглядела ужасно, в сочетании со мной — еще отвратительнее, но меня тогда размазало в сопли приступом ностальгии, и какое-то время мы были совершенно неразлучны. Месяц, наверное. Потом я почти забыл, в каком она пасется кармане, и встречи наши стали редки и случайны. Вот и не обратил внимания, собирая свое имущество с пола, что брелка в наличии не было. Хотя ведь чувствовал: чего-то не хватает.

Зато теперь стала понятна та оговорка. То есть, не оговорка вовсе.

— Порядок, командир?

Пигги-Шмыгги еще раз, словно прощаясь, сверкнула розовыми боками, когда привратник спрыгнул на землю.

— Проезжай!

Водитель кивнул, даже отсалютовал, и грузовик тронулся с места в ночь, становящуюся все темнее и загадочнее.

А стоило повернуть голову, вот просто так, даже не с намерением, мне тут же твердо заявили:

— Я молчу, ты не спрашиваешь.

О том, на какие нужды ушли мои командировочные за два месяца? И не собираюсь.

Но она молодец. Еще почище, чем Гуннар. И услугу оказала, и не в накладе осталась. Если, конечно, нанятый извозчик не получил задание уволочь меня в темный лес, как ягненка. Впрочем, в это как раз и не верилось. Не получалось верить.

* * *

И она тоже молодчина, да еще почище, чем Гуннар. И услугу оказала, и в накладе не осталась. Если, конечно, нанятый извозчик не получил задание уволочь меня в темный лес, как ягненка. Впрочем, в это как раз и не верилось. Не получалось верить. Настолько, что я даже задремал и проснулся только, когда меня ткнули в плечо.

— Приехали.

Куда? Уже? Хотя, да, ночь ведь заканчивается.

— Вон там Скагард, — махнул рукой водитель в сторону серой пелены справа от трассы. — Пара миль.

И добавил, чтобы пресечь возможные возмущения или просьбы:

— Ближе не подъеду.

А мог бы. За Пигги, например. Ну да, бог с ними со всеми.

— Спасибо.

Быть взаимно вежливым он даже не попытался. Дверь захлопнулась, и грузовик скрылся из вида, оставив меня в одиночестве, тишине и тумане, что снаружи, что внутри.

Неба через дымку видно не было, но воздух ощущался еще более густым, чем ночью, под звездным небом. А заодно мокрым. Зато быстро утолил жажду и освежил голову.

Я постоял несколько минут, размышляя, насколько велики шансы поймать попутку в этом богом забытом месте, оценил их как "далеко за три сигма" и зашагал в указанную сторону.

По проезжей части идти было бы гораздо удобнее, только там направляющие треков время от времени угрожающе поблескивали, напоминая о шансе встретить транспортное средство и не успеть разминуться. Обочина, конечно, тоже была ровной, но хрустела под ногами, как разбитые надежды. А справа и слева от дороги, до самой кромки тумана расстилалось что-то мерзло-каменистое, усыпанное пучками жухлой травы.

По мнению Гуннара, все должно было быть просто. А как получилось?

Нет, я не жалел. Вот ни капельки. Может, в первые минуты после инъекции и еще немного потом, но с тех пор, как умер, все претензии исчезли. Осталось только шальное желание когда-нибудь однажды все это повторить. Не инъекцию, конечно же, а кое-что другое.

И брелок немного жаль. Было бы здорово вернуть его дарительнице с рассказом о том, как свинка побывала в космосе. Дядя, конечно, там тоже был, но с ним все самое интересное по закону подлости случилось дома.

Дома?

Я ведь никогда раньше не бывал в этих краях. Не случалось оказии. А чувство такое, что мое путешествие закончилось, хотя ногам еще идти и идти.

Наверное, это из-за тумана, который потихоньку светлеет вместе с небом. Потому что вряд ли, когда разъяснит совсем, я окажусь прямиком у ворот с надписью "финиш". Скорее...

Городок выплыл на меня из тумана, как старая рыбацкая лодка, разве что, без единого звука. А когда я ждал деда, возвращающегося с ночной рыбалки, все обычно начиналось как раз с плеска воды под веслами, и только потом появлялось изображение, на дальнем плане которого Сашка торжествующе показывал мне язык. Разница в два года позволяла брату делать много всяких интересных вещей, до поры до времени заказанных для меня, и я всегда немного злился на это. Впрочем, чуток злюсь даже сейчас, и опять не на конкретного человека, а на обстоятельства.

Первым делом нужно добраться до инфомата и позвонить кэпу. Или туда, где подскажут, как его найти. Выложить все, хотя бы в тезисах, и откланяться, потому что мне не работать в таком состоянии нужно, а лежать и спать часов по десять минимум. Еще лучше определиться в стационар и пройти полную диагностику. Правильнее. Но встречаться с врачами хочется в последнюю очередь, так что хватит и простого сельского отдыха. Тут должна быть гостиничка, если верить путеводителям, и она меня вполне устроит.

Побездельничаю недельку, а может, даже две, а потом — на поклон в Управу. Не представляю, как буду все объяснять, и что из моих объяснений поможет Гуннару, а что навредит, но если к тому времени дракон проснется, шататься без регистрации все равно не получится. Если же сон затянется, тем более надо принимать меры: активация — не та процедура, которая может не сработать.

Что-то явно пошло не так. И черт его поймешь, что. Может, сказалась долгая пауза, а может, надо было сначала вернуться на Землю, а потом уже экспериментировать. Задний ход уже не дать, значит — только вперед. И молиться, чтобы все обошлось. Чтобы заново узнавать мир не в стенах больничной палаты, а на натуре. Пусть даже эта натура кажется отчаянно ненастоящей.

Портил все туман, мать его. Серая дымка размывала линии и краски, превращая реальный пейзаж в небрежный акварельный набросок. Правда, когда я и первая линия домов сблизились, лучше не стало. Потому что рисунок плавно превратился в театральную декорацию.

Усугубляли ситуацию безмолвие и безлюдие. Хотя встреча с кем-нибудь в столь ранний час стала бы, наверное, настоящим чудом, ведь нормальные люди явно еще сладко спят в своих постелях. И в окнах еще ни одного огонька. Может, ближе к побережью местные рыбаки уже на ногах, но на противоположной окраине и ближе к центральной площади все было тихо и сонно.

Если бы стандарты федеральной коммуникационной сети не предписывали оборудовать инфоматы всеми возможными и видными под любым углом рекламными огнями, было бы не у кого спросить дорогу. А так провожатые не требовались: искомая цель переливалась и сияла, как новогодняя елка.

Терминал был старый, кажется, такие уже начинали изымать из оборота, когда я уезжал, но видимо, не до всех уголков мира дошли за это время руки модернизации. Впрочем, оно и к лучшему. Голографические красоты я бы все равно сейчас оценить не смог, потому что зрение вдруг решило передохнуть. То есть, слегка, но довольно неприятно присесть.

Экран отреагировал на касание появлением рисованной девочки-девушки в национальном костюме.

— Добро пожаловать в Скагард! Милости просим, доро...

Еще раз ткнуть. Главное, вовремя прерывать всю эту многогласную вежливость и дружелюбность, иначе можно потерять целый день.

— Если вы впервые в наших краях...

Еще раз.

— Желаете что-то особенное?

Ну разумеется. Только не от тебя с твоим фартуком.

— Для проведения верификации...

Знаю-знаю. Правда, с первого раза попасть карточкой в приемное устройство не получилось, потому что оно вдруг решило раздвоиться. То есть, за него это решили мои глаза.

— А до завершения процедуры позвольте предложить Вам в рамках программы культурного просвещения...

Эту опцию я вовремя отменить не успел, и из динамиков полилась какая-то народная песня, одновременно бодрая и заунывная. На всю площадь. Ну ничего, сейчас засвидетельствуем почтение банковской системе и снова воцарится тишина.

Единственным приятным результатом вынужденного прослушивания музыкального номера стало то, что зрение за это время снова наладилось. Как раз достаточно для того, чтобы можно было разглядеть на рисованном личике выражение искреннего сожаления.

— Ваша карта недействительна. Пожалуйста, используйте другую.

Как это? Быть того не может.

Попробовать еще раз?

— Ваша карта недействительна. Пожалуйста...

Да твою жеж мать!

На удар ладонью по экрану мультяшка погрозила пальчиком:

— Нанесение ущерба федеральному имуществу наказывается штра...

Ты б заткнулась, а?

Что же не так с удостоверением? С виду выглядит целым и невредимым, даже не заезженным, мне ведь редко приходилось им пользоваться на станциях. Собственно, только при входе и выходе, потому что внутри своя система идентификации. И хранилось, как положено, в сейфе. Под излучение попасть нигде не могло, иначе отказ обнаружился бы раньше. И тем не менее...

Нет.

Ну нет же.

Неужели опять она?

Возможность имела, это точно. Но подходящие для такого дела разрядники довольно громоздки и...

У нее ведь был разрядник. Или что-то похожее.

Черт.

Черт-черт-черт!

Чтобы так попасть...

Это даже не невезение. Это куда-то далеко в отрицательные величины.

Хуже всего, что если я рассчитываю добраться сегодня до постели и полного пансиона, придется все-таки заявить о себе во всеуслышание: аппаратная идентификация расскажет всем наблюдателям о том, что советник Строганов, Михаил Кириллович, нынче осчастливил своим прибытием матушку-Землю. И начнется карусель официальных встреч с непредсказуемыми последствиями, а это значит, что теперь я вообще ничего не понимаю.

Зачем вынуждать меня вскрыться по полной программе? После пропажи письма я и так не у дел. Тот же Гуннар, когда узнает, уволит взашей из своего плана, поскольку ему явно была нужна именно некоторая таинственность при исполнении. Так на кой ляд? Двойная страховка, чтобы уж наверняка?

А впрочем, у меня альтернативы все равно нет. Не партизанить же по местным сопкам и фьордам?

— Желаете запустить процедуру идентификации?

Да давай уже.

— Поместите вашу ведущую руку в сканер, пожалуйста, и дождитесь окончания процедуры.

А почему мордашка вдруг стала такая серьезная? И песенки не будет?

— Пожалуйста, сохраняйте спокойствие.

Знаю, ученый. Хотя не так-то это просто делать, даже когда умеешь. Особенно если в эти самые минуты тебе больно, обидно и стыдно. А если вдруг еще и...

Только не сейчас. Богом молю. Не сейчас. Не надо. Не...

Пульс скакнул далеко за двести, заливая кровью глаза и уши. Не буквально, конечно, но полностью отрезая чувства от реальности, зато оставляя один на один с тварью, медленно и торжественно начинающей разворачивать крылья где-то в груди.

Выбрал времечко, гад, да? Потерпеть еще минуту не мог?

Рука вылетела из сканера. Нет не по моей воле. Из-за дребезга всего организма, потому что называть это дрожью было бы просто преступно.

Наверняка рисованная хозяйка терминала отчаянно истерила, но я этого не слышал, хотя уперся в экран лбом и ладонями, чтобы устоять на ногах.

А крылья все двигались. Казалось, вот-вот разорвут грудную клетку. И давили все сильнее и сильнее. Так сильно, что во рту стало солоно.

А-а-а, к черту все!

Собрался взлетать, так вперед! Я тебя не держу, слышишь?

Не дер...

Нет ничего хуже маневра, прерванного на самом пике. Это как головой об стену, если не хуже. Только что набирал обороты, и вдруг: стоп, машина! На самом вдохе. Стоп и назад, зажимая в тиски судороги.

Эх, так ведь и снова убиться недолго, а рядом реаниматологов что-то не наблюдается. Особенно нахальных и веснушчатых.

— Повернитесь и отойдите от терминала.

Это определенно не ее голос. И не голос мультяшки. Вообще не женский, если уж на то пошло.

— Медленно.

Кого-то мы народными песнями все-таки разбудили. Наверное, это и к лучшему, потому что мне нужна помощь. Прямо сейчас и очень-очень.

— Держите руки так, чтобы я их видел.

А вот с этим может возникнуть проблема.

— Офицер...

— Руки.

— Офицер, мне немного... нехорошо. Боюсь, что ваш приказ...

— Руки!

Он что, сделал шаг назад? Неужели я такой страшный? Хотя...

Ну да. Щетина и все остальное. Особенно шмотки, которые все эти годы хранились далеко не в сейфе и по полной испытали на себе прелести разных видов излучений, превратившись из вполне приличных в настоящую ветошь.

— Офицер, разрешите, я попробую все объяс...

— Стой, где стоишь!

Да я бы с радостью, если бы меня не качало.

— Офицер...

— Стоять!

Нет, я не двигаюсь. Вообще нет. Это земля старается уйти из-под ног.

И не надо отводить руку назад, туда, где кобура.

Пожалуйста.

Только не шокер.

Только.

Не.

* * *

— Я должен принести официальные извинения. Согласно параграфу 3 статьи 12 применение специальных средств в ходе восстановлении общественного порядка допускается, а не рекомендуется, и вы вправе...

Он просто оказался слишком молодым для занимаемой должности. Наверное, на три-четыре года моложе меня. А впрочем, для помощника ленсмана сойдет. Вот в качестве первого заместителя хотелось бы видеть кого-то повзрослее, но участок крохотный, всего мужиков-то, как говорится, вот и вышло, что и помощник, и зам — один и тот же белобрысый пацан, от которого во все стороны веет этакой незапятнанностью мундира и чистотой помыслов. Сам же ленсман укатил куда-то на юга, только не местные, а подальше, оставив на хозяйстве молодняк. Спрашивается, а кто бы не укатил, получив дармовую путевку от Королевского туристического общества?

— Вы можете составить заявление в свободной форме, необходимо только точно указать...

— Спасибо за разъяснение, но я воздержусь.

— Составление такого заявления никоим образом не повлияет на ваши...

— Спасибо, офицер. Я в порядке. Претензий не имею.

На сосредоточенном лице отразились одновременное недоумение и облегчение. Уж не знаю, бывали ли подобные случаи раньше, но получать по шапке за свою растерянность и последовавшее превышение полномочий парень явно не горел желанием.

— Что же касается установления вашей личности...

О, да. Это оставалось проблемой.

Очнувшись после шокера и не найдя в ощущениях ни одного драконьего подарочка, я почти обрадовался, но повторное сканирование, уже в ленсманском участке, закончилось все тем же фиаско, как и с инфоматом.

"Нарушение синхронизации идентификационной матрицы", или, проще говоря, полный раздрай.

— Учитывая ваши показания о том, откуда вы прибыли...

Есть такое дело. Процент невелик, но достаточен, чтобы быть упомянутым в инструкциях.

Это даже не совсем сбой в матрице, скорее, нештатное хулиганство плантов, помогающих всему живому справляться с радиацией. То ли перегреваются и сами начинают излучать, то ли наоборот, всасывают в себя все слаботочное. В результате сканер не может поймать нужную картинку.

Говорят, технари справились бы с такой неполадкой рано или поздно, дай им финансирование. Но зачем тратить средства, если поставленная задача решается простым и естественным образом? В смысле, нужно просто подождать.

— Я поспрашивал... то есть, проконсультировался с экспертами соседних участков...

Потому что местный судмед тоже укатил в путешествие. Подозреваю, что в теплой компании ленсмана.

— Серийный номер подлинный, об утере или краже документа с означенным номером заявлений никто не...

Серийник прочитался? Уже счастье. Правда, все зависит от того, по какой базе этот номер гоняли. Если по межведомственной, может всплыть раньше, чем я рассчитывал. Хотя, вряд ли наш молодой охранник правопорядка рассказывал товарищам, по какой причине выяснял подлинность документа. Это ж надо было тогда признаваться во всех остальных грехах.

— Процесс стабилизации индивидуален и может занять...

Он даже записал все это в блокнот, чтобы не перепутать слова. Старательный, черт его подери. Даже корить не хочется. Сам придумал, сам сделал, сам испугался. И запомнит это состояние надолго. Надеюсь, следующему бродяге повезет больше, чем мне.

— До десяти дней.

Это в случае нормального человека. А у меня на свистопляску с плантами наложился еще и дракон. Хотя его присутствие как раз должно было все уладить и наладить. Но все опять пошло наперекосяк.

— До полного установления личности я вынужден принять меры по ограничению вашей свободы перемещения и...

А я не против. Вот правда, ни капельки. В свете последних открывшихся обстоятельств руками и ногами только "за".

— Желаете передать кому-либо сообщение?

Сложный вопрос. Вообще-то, собирался. Раньше. А теперь не знаю, что и думать.

К тому же, наизусть помню только свой домашний и номер Управы, но ни туда, ни сюда звонить не хочу. В первом случае все сведется к явлению "дорогого Сашеньки", во втором — к разбору полета на всех эшелонах. Гуннар отбрешется в любом случае, потому что имеет права и ордера, а я буду долго объяснять, почему не пресек, не доложил, не исполнил и прочая.

Но все это было бы сущей ерундой по сравнению с еще одной причиной.

— Спасибо, я воздержусь.

— У вас нет близких?

Видимо, в сочетании с потрепанным видом сиротство особенно успешно вызывает жалость, вон, парень уже собрался смахивать слезу.

— Есть. Но я не хочу их беспокоить по пустякам.

— Оу.

Вот за что я уважаю северян, так это за их междометия, многозначительные и всеобъемлющие. Одним звуком способны выразить все, что пожелаешь.

— Не извольте беспокоиться, офицер.

— Мы можем вернуться к этому разговору в любое...

Меня спасло пиликанье рации.

— Эриксен на связи. Да. Где? Ах, это снова... Да. Сейчас буду.

Судя по выражению лица, нечто, потребовавшее присутствия ленсмана, было не просто знакомо парню, а опостылело до чертиков. Но он все же предупредил:

— Мне нужно на вызов, извините.

— Конечно, конечно.

Обмен любезностями через решетку — где кто такое видел? А в мою копилку уже упало. Будет, чем порадовать куратора.

Эх, давненько мы не виделись... Дистанционные отчеты — это другое. Скупо, формально, без души и огонька. С другой стороны, отчитываться особо нечем было. Разве что, первые месяцы, пока обстановка не приелась. Потом начались просто будни и просто люди, выполняющие свою однообразную работу.

В этом и заключался основной смысл: сохранение постоянных внешних условий, без стрессов, удивлений и открытий. Строго заданная ритмика.

Жаль, теперь не узнать, помогала она или нет. Судя по последним суткам, что-то внутри все-таки сдвинулось, правда, в такую сторону, что лучше бы, наверное, оставалось на прежнем месте.

Дракон затих. Даже хуже того, спрятался. Подобного со мной раньше не случалось ни в полном рассудке, ни на грани обморока, ни в состоянии блокады — всегда что-то чувствовал, а сейчас как отрубило. А ведь он никуда не мог деться, это попросту невозможно. Наверное, обиделся. На меня за то, что я так долго заставлял его спать. И заодно на неприветливый окружающий мир. Ну, хорошо, положим, лично я могу попросить прощения, а с миром-то как быть?

Эх, Гуннар, Гуннар... Я хотел быть нормальным, ты хотел думать, что я — нормальный, за редкими исключениями, а в итоге? Дело не сделано. И даже больше того, сделано не будет, потому что мне слишком ясно дали понять: не ходи туда.

Не пойду, уговорили. В нынешнем состоянии уж точно. Совесть гложет, конечно, и слегка стыдно, что не справился с простейшим поручением, но без легальной прописки в инфосистеме камера в полицейском участке — очень даже неплохой вариант.

* * *

Для того, чтобы познать райское блаженство, оказалось достаточно самой малости: всего лишь снять ботинки и пройтись по полу босиком. На станции такой роскоши позволить себе было нельзя, по технике безопасности, а тут... И за носки не стыдно. Носки у меня новые.

В идеале должна была быть, конечно, трава. Мягкая и шелковистая. Но дощатый пол тоже подошел, к тому же еще и теплый. Со всеми его стыками. Лучше массажера, ей богу. После чего, размякнув от удовольствия, так хорошо завалиться на койку и затянуть что-то вроде: "По диким степям Принорвежья". Вполголоса. Для души и атмосферы. А потом...

Заснуть покрепче мне не дали. Сначала вернулся ленсман с нарушителем общественного спокойствия. Долго, нудно и вежливо оформлял. Впрочем, до камеры не довел, потому что явилась дама, изъявившая горячее желание заняться перевоспитанием преступника. Желание было удовлетворено, правда, после опять же долгой воспитательной беседы, от которой никто из участников явно не получил ни малейшего удовольствия. Когда формальности были соблюдены полностью, и все затихло, я начал морально готовиться к новой порции общения со стражем закона, но не срослось, потому что в участок заглянул новый посетитель.

— Доброго дня, герр Моэн.

— Как служба, солдат?

— Да все, как нужно... Ваше заявление на общественного работника у меня всегда на виду, герр Моэн! Но вы же сами знаете, городок у нас тихий...

— А мне одна пташка напела, что сегодня было громко.

— Так это герр Ларсен и фрекен Тиле.

— Все никак не наиграются? Пора бы уже.

— Тут никто ничего не может поделать. Остается только взывать к гражданской сознательности и...

— Вот и взывай, раз других занятий нет. А мне изгородь надо до снега поправить.

— Но что я могу?

— Работу свою делать, как положено, вот что.

— Герр Моэн!

— Я про пташку говорил?

— Герр Моэн, я не совсем понимаю...

— Ты ведь сегодня не пустой, Тимми.

— Оу.

— Так что не жмись.

— Видите ли, герр Моэн, состав правонарушения и прочие обстоятельства...

— Сколько он у тебя будет сидеть?

— До выяснения.

— А если по дням посчитать?

— Э... Может, даже неделю.

— Вот и сговорились. Недели за глаза и за уши хватит.

— Герр Моэн!

— Да и ему здоровее на свежем воздухе будет, чем в твоем скворечнике.

Тут неизвестный мужчина прав: камера небольшая, слегка душная. Правда, после станции мне не привыкать к разным закрытым пространствам. Только на лифт, пожалуй, не соглашусь.

— Герр Моэн...

— Давай, выписывай.

Голоса начали приближаться вместе с шагами.

— Должен вас предупредить, что в данном случае может потребоваться определенная осторожность и...

— Я за ним присмотрю, не бойся. Или думаешь, не сдюжу?

Не знаю, как ленсман Эриксен, а у меня бы ни возникло ни единого сомнения насчет дюжести заявителя. Потому что по ту сторону решетки стоял и смотрел на меня самый настоящий мод.

Чисто внешне моды могут быть совершенно разными, но есть несколько отличительных особенностей, по которым их можно практически безошибочно опознать. Другое дело, сами моды о них тоже знают и стараются маскировать, но если точно знаешь, на что и как смотреть, да к тому же и сам, в некотором смысле...

Этот был крупный, Сашкиных габаритов, только чуть потяжелее. И притворяться "нормальным" не старался, поэтому в наличии имелось все сразу: расслабленность, граничащая с расхлябанностью, и одновременно жесткая фиксация отдельных положений тела и конечностей, а главное, полное отсутствие эмоциональной реакции на окружающий мир. Нет, не каменное лицо, а именно словно отсутствующее.

Технически по-другому и быть не может, потому что мод, находясь в фазе ожидания, должен ежесекундно контролировать функции организма, чтобы иметь возможность перейти в фазу действия без заминок. А для модов армейского образца, один из которых как раз изучал меня свинцово-серым взглядом, такая готовность особенно важна, там допуски и припуски иначе работают, чем у гражданских.

— Герр Моэн, помимо установленного факта правонарушения необходимо еще получить добровольное согласие и...

— Так давай спросим.

Здоровый, да. Викинг, сын, внук и правнук викинга. Только масть не в белизну, как у Тимми, а в рыжину. И бороды, заплетенной косичками, не достает. Да, борода бы подошла больше, а вот свежевыбритое суровое лицо и короткая стрижка с цветастым снежинчатым свитером сочетаться никак не хотели.

— Что скажешь, арестант?

— Простите, герр Моэн, но прежде необходимо пояснить задержанному, в чем состоит...

Мод перевел взгляд на ленсмана, и тот обиженно осекся.

— Значит, так. С меня — крыша над головой, постель и трехразовое питание. С тебя — честный труд. На всю неделю или сколько там тебе сидеть. Справишься скорее, гнать раньше времени не стану. По рукам?

Он точно служил, причем явно ходил в офицерских чинах и командовал. А может, и сейчас еще...

— Герр Моэн — отставной военный, поэтому... — попробовал сгладить впечатление ленсман, но снова не успел договорить.

— А к чему тут реверансы, Тимми?

Военный? Понятно. Но отставной ли? Если судить по внешнему виду, слишком молодой для ухода со службы, либо слишком хорошо сохранился. Комиссован? Вряд ли. Насколько знаю, при любом увольнении из армии в обязательном порядке ставится штатная блокада, а тут она и не ночевала.

— Герр Моэн! Существуют все-таки правила...

Которые в данном конкретном случае явно нарушены. И это интересно.

Интересно?

Кто бы мог подумать, что домой вернусь не только я, но и все старые привычки.

Нет, это не желание докопаться до сути, в Управе этим занимаются совсем другие отделы. Это поиск. Своего рода охота за новыми ощущениями.

Правда, охотник из меня не ахти какой, но когда случай подворачивается, не могу удержаться. А тут все прямо-таки вопиет: лови меня.

— Я согласен.

— Ну вот видишь, — пожал плечами мод. — Все просто.

Знакомая какая фразочка. Где-то я ее уже слышал.

Ленсман вопросительно взглянул на меня, словно сомневаясь в добровольности сделанного выбора. А поскольку знал он об этом отставном викинге явно больше меня, тем самым давал лишний повод задуматься и возможность передумать.

— Вы подтверждаете свое желание...

— Да, офицер, — кивнул я, зашнуровывая ботинки.

Глоток новых впечатлений — именно то, чего мне сейчас катастрофически недостает. Да и вообще, неплохо что-нибудь проглотить уже. А кормить он обещал так что...

Белобрысый Эриксен только вздохнул, открывая замок решетки, и пригласил:

— Пройдемте.

* * *

В кабинет судмедэксперта мод с нами не пошел, поэтому ленсман получил шикарный шанс сгладить все возникшие углы и не преминул им воспользоваться.

— Понимаете, герр Моэн хоть и давно уже перебрался в наши края, все никак не отвыкнет... э... командовать. И живет на отшибе. Жил бы в городе, наверное, со временем...

Лепеча все это и массу других поверхностных подробностей о чужой жизни, Эриксен подвинул к краю стола какую-то многофункционалку, в которой медицинский сканер был скрещен с чем-то вроде принтера.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Закатайте рукав. Да, и положите руку вот сюда. Спасибо.

Силовая манжета обхватила запястье, и стало как-то неуютно.

— Это не больно, — заверил ленсман, возясь с настройками.

Не обманул. Но ощущать, как в запястье с двух сторон навстречу друг другу входят полые иглы печатающей головки, было весьма странно. Очень знакомо и одновременно очень обидно, что все происходит вне твоей воли и контроля.

С другой стороны, с анестетиками последнего поколения не нужно ждать окончания их действия: разрезали, зашили, и гуляй на все четыре стороны с ясной головой и бодрым телом. Предыдущие версии рубили либо сознание, либо чувствительность намертво, до полного, так сказать удовлетворения.

— Это будет временное удостоверение, с поражением в правах. Вы сможете появляться в общественных местах только с сопровождающим из числа граждан, обладающих стандартным набором прав. В него встроен упрощенный сканер, который будет следить за состоянием вашей идентификационной матрицы. Как только все придет в норму, вы получите об этом извещение и сможете оформить новое удостоверение взамен испорченного... Готово!

Тиски воздуха отпустили мое запястье, позволяя, наконец, разглядеть новое приобретение.

Что ж, изящная штучка. К разработке явно привлекали дизайнера-абстракциониста, иначе был бы простой браслет, а не две разомкнутые половинки, полностью повторяющие рельеф, но не прилегающие к коже, а словно бы парящие над ней на высоте в миллиметр или даже меньше. Розовые, как бока Пигги-Шмыгги.

— Ой, простите, пожалуйста, простите! — заскулил ленсман, узрев дело своих корявых рук. — Как я мог не досмотреть... Это целиком и полностью моя вина! Последний раз оформляли удостоверение на малышку Юлле, а она так просила цветное...

Во всем происходящем отчетливо ощущалась строгая логическая связь. Или как сказал бы истово верующий, воля Провидения. Я же переживал из-за брелка? Переживал. Ну вот, обзавелся другим. И даже не таким уродливым, как прежний. Единственное отличие состоит в том, что теперь я к нему прикреплен, а не он ко мне.

— Мне так жаль, так жаль...

— А мне нравится.

Глаза Эриксена округлились еще больше, а зря. Если бы проблем с идентификацией не возникло, он давно бы узнал официальное место моей работы и перестал удивляться. Потому что наверняка смотрел пару-тройку эпизодов нескончаемого сериала, идущего по Ченнел-Эм, в красках рассказывающего о буднях нашей Управы. Помнится, "Господина Советника" запустили практически сразу же, как вообще возникла вся служба, в целях популяризации вообще и психологической адаптации населения в частности. С тех пор он и пыхтит потихоньку, веселя зрителей. Или, по крайней мере, примиряя их с мыслью о том, что все советники — странные. А некоторые страннее других.

— Не волнуйтесь, офицер. Это же не пожизненно.

Ленсман сглотнул, осторожно кивая. Видимо, на фоне своих предыдущих промашек вполне допускал еще какой-нибудь казус, и не только с цветом браслета.

— Мне право, очень жаль.

Вот ведь как расстроился... Захотелось даже утешительно похлопать его по плечу.

— Будут еще какие-нибудь напутствия?

— О... Э... А! Если вы посчитаете, что герр Моэн позволяет себе быть чрезмерно... В любой момент можете вернуться. То есть, попросить его вернуть вас обратно. Да.

— Понял. Спасибо, офицер.

Куртку я накинул на плечи уже перед самым выходом. Хотя, мог не бояться замерзнуть, потому что машину мод подогнал к самому крыльцу. Так, что случайный нечаянный наблюдатель вообще вряд ли мог бы увидеть, что происходит у входной двери.

Машина оказалась под стать хозяину. Особенная. Если грузовик, на котором меня везли из порта, был просто дополнен маневровым блоком в комплект к маршевому, то сейчас передо мной стоял, шелестя двигателем, гибрид старого образца, с колесной опорой. Такие уже давно вроде бы были сняты с производства, разве что делались на заказ для труднодоступных мест, куда никто не собирался прокладывать стационарные треки.

А в целом фургон выглядел скромно, если не аскетично. Ничего лишнего, даже шильдики производителя еле различались на общем фоне, создавая впечатление полного ноунейма.

— Залезай, — позвал мод из кабины.

Возможно, этот колесный старичок тоже был своего рода армейский отставник, особенно если судить по креслам, мягким ровно настолько, чтобы пассажир не отбил себе спину и задницу. Или отбил, но не сразу. Впрочем, мой наниматель профессионально растекся медузой даже по этому неудобью.

До трека мы ехали в полном молчании, и только когда фургон перешел на марш, мод спросил, правда, скорее, с утвердительной интонацией:

— Был за околицей?

Так мог бы сказать Гуннар и еще пара десятков человек, нашивки которых я видел лично. Именно околица, а не что-то другое. Значит, не просто военный, а широкого профиля. Возможно, экспедиционный корпус.

— Был.

— Долго?

На меня он не смотрел, разве что поглядывал изредка в мониторы приборной панели.

— До пяти не дотянул.

— Служил?

— Нет. Не сложилось со службой.

— А что так?

— Здоровье подвело.

Мод замолчал, но это было и к лучшему, потому что дорога спустилась с сопок к побережью, и от открывшегося вида у меня натурально захватило дух.

Тумана больше не было. Было небо и солнце, оба — сдержанные и чопорные по-северному, солировавшие над линией горизонта. А под ними лента дороги прыгала с островка на островок, огибая аккуратные дома и домики, то кучкующиеся, то совершенно одинокие, обрамленные черно-серым кружевом голых деревьев.

Издалека эти пряничные поселки казались совсем игрушечными, вблизи становились чуть больше похожими на правду, но слишком быстро уносились прочь, чтобы можно было в них поверить. А иногда дорога спускалась к самой воде, и можно было высунуть руку из окна и поймать брызги морского прибоя.

Если этой картине чего-то и не хватало для полного идеала, то только зелени. Должно быть, летом здесь совсем сказочно, но у предзимья свои законы, палитра скудная. Небо, вода, земля и камень. Много-много камней, крошечных и огромных. Правда, иногда на пути попадались сталь и стекло разного рода сооружений, напоминая, что время в здешних местах все-таки не останавливалось, а шло в темпе всего остального мира.

Описав дугу по берегам и между ними, мы снова свернули в сопки и начали нырять вверх-вниз, оставляя позади и море, и обитаемые территории. Поэтому внезапно объявившийся одинокий домик посреди голых полей казался едва ли не миражом. К тому же, в отличие от своих прибрежных родичей он не щеголял нарядными красками стен и крыши, а скорее старался слиться с окружающим пейзажем.

Фургон крякнул-вздрогнул, меняя опоры, и бодро свернул с трека, зашуршав шинами по узкой каменистой дороге. Плавность хода бесследно испарилась, но и к лучшему: легкая тряска помогла сбросить дремоту, накатившую от поездки по холмам.

У домика мод не стал останавливать машину, проехал дальше еще метров двести, поднимаясь на очередную сопку, только там затормозил и кивнул:

— Вот твоя неделя.

С первого взгляда я не понял совершенно ничего. Потом вспомнил, что речь шла о какой-то изгороди, и посмотрел в указанном направлении повнимательнее.

Ленты каменной кладки, обрамляющие куски то ли пахотной земли, то луговой, высотой по колено, шириной — чтоб примоститься можно было. Старые. Наверное, сложенные еще в незапамятные времена.

— Видишь, замшели совсем? Надо почистить и собрать, что отчистится. Щетки, мешки и прочую приблуду найдешь в подсобке. Фронт работ ясен?

— Да. Вполне.

— Теперь поехали, дом покажу.

Мы вернулись, остановившись как раз рядом с той самой подсобкой, которая, строго говоря, была почти тех же размеров, что и сам дом.

Внутри обнаружились крохотная прихожая, видимо, служащая исключительно тепловой завесой на пути уличного холода, и одна большая комната, в которой помещалось все сразу, начиная от кухни и заканчивая спальней, только санитарные удобства скрывались за скользящей перегородкой. И все же, здесь было куда просторнее, чем в моей каюте на станции. А еще внутрь пускали свет окна, пусть и маленькие, зато настоящие. Впрочем, хозяин все равно включил лампу сразу, как вошел, представляя мне мое временное жилище во всей его винтажной красе.

— Не смотри, что старина вокруг, этот дом еще многих переживет.

Пожалуй. Особенно если будет задействован круглый год, а не под особые случаи. Хотя, если учесть, что чистая посуда стоит рядом с мойкой, а не на кухонных полках, значит, с вечера, а может, и еще утром здесь кто-то присутствовал.

— Продукты найдешь сам. В шкафу есть кое-какая одежда, на первое время, — продолжил рассказывать мод, зачем-то обходя комнату по кругу.

В принципе, я и сам все видел. Немного огорчало лишь отсутствие главных признаков цивилизации — средств связи. Из электроники в наличии были только несколько бытовых приборов и часы, ритмично высвечивающие помимо всего прочего, месяц, число и день недели.

Ноябрь, восьмое. Как раз два дня до назначенной встречи.

— Темнеет рано. После трех на полях делать нечего.

А светлеет поздно. Итого рабочий день получается не слишком долгий, да если еще и с обеденным перерывом...

— Жилы рвать не заставляю, поможешь, чем сможешь, и ладно.

Какая-то удивительная благотворительность получается, вызывающая вопросы. Но если самого хозяина она устраивает, то меня и подавно.

— Отращиваешь?

— Что? А... Нет, так получилось.

Борода — это не мое. Не по возрасту, не по статусу, не по характеру. В качестве объекта ежедневной медитации, конечно, вариант заманчивый, но больше для эстетов, а рабочим лошадкам от большого количества волос одна маета.

— Бриться собираешься?

— Хотелось бы.

Мод кивнул, вынул руку из кармана и положил на стол что-то, напоминающее складной нож.

— Э...

Он носит ее с собой? Вот просто так и все время? Нетривиальная привычка, прямо скажем. Опасная, как и сама бритва.

— Боюсь, моих умений на это не хватит.

Да я даже не представляю, как действовать. У деда была такая, хранилась в красивом футляре, тщательно навощенная, но чтобы он скреб острым лезвием свой подбородок, наблюдать не приходилось. Конечно, в век развитой биохимии подобная ручная работа считается высшим шиком, только зачем рисковать, если к твоим услугам куча средств, ликвидирующих щетину легко, просто и на любой необходимый срок?

— Помочь?

Предложение прозвучало бесстрастно, как и полагалось, зато внутри моего сознания от него все взорвалось и разлетелось в стороны фейерверком. Яркими драконьими огнями.

Побочки внедрения динамического генома непредсказуемы, но число их довольно ограничено, по крайней мере, на сегодняшний день использования, поэтому "губка" встречается вполне себе часто. Степень погружения варьируется, это да. У меня случай средней тяжести, но неудобства может доставить очень даже по-взрослому.

Когда Вселенная суживается до одного-единственного клочка, который тебе вдруг втемяшилось впитать, и просто невозможно думать ни о чем другом, кроме манящей неизвестности, либо подчиняешься этой сиреньей песне, либо терпишь. Перетерпеть можно. Пробовал, в порядке тренировки и эксперимента. Но послевкусие безвозвратной потери, способное вызвать суровую депрессию...

Нет уж, лучше безбашенный прыжок в пропасть.

— Да, пожалуйста.

— Присядь тогда.

Он поставил чайник на плиту, потом кинул в большую миску полотенце, залил кипятком на пару минут, отжал и бросил мне:

— Грейся пока что.

Пока я послушно прижимал горячую ткань к щекам и подбородку, мод поправил лезвие бритвы и начал взбивать в фарфоровой чашке мыльную пену, священнодействуя помазком с торжественностью чайной церемонии.

Мыло оказалось душистым, с резким цветочно-травяным ароматом, от которого, вкупе с теплом и предвкушением чего-то замечательного, сознание окончательно поплыло, готовясь впитывать все возможные ощущения.

Отдавать себе отчет в происходящем в такие минуты — бессмысленно, потому что полной картины нет, только мозаика, искрящаяся и переливающаяся.

Мокрое полотенце в руках. Тычется в пальцы вафельными кромками. Остывает.

Мыльная пена. Невесомая. Плотная до такой степени, что воздуху не прорваться к коже самостоятельно. И пузырьки. Мелкие-мелкие, но отчетливо ощущается, как они лопаются, друг за другом. От чужого дыхания, с каждым движением бритвы меняющего ритм.

Над носиком чайника поднимается пар. Уже почти невидимый, но заставляющий плыть линии и очертания.

Поскрипывают половицы, когда мод коротко переступает с места на место.

Лезвие скользит то ли по коже, то ли в сотых долях миллиметра над ней, снимая клоки пены. Снизу вверх. Сверху вниз. По долинам и по взгорьям.

Они очень просты, эти ощущения. Возможно, даже не стоящие внимания и не имеющие ни малейшей ценности, но здесь и сейчас кроме них для меня ничего не существует. Пока стек не набьется таким барахлом под завязку. Только потом начинают возникать "почему" и "зачем". Например, с какой стати лезвие бритвы вдруг замерло, касаясь моей шеи, на долгие пять секунд.

Мысль о том, что меня нарочно привезли в эту глушь, чтобы убить, возникла лишь в порядке бреда. Слишком сложно, слишком заковыристо, есть пути проще и естественнее. Плюс оставляет вполне официальный след, потому что ленсман Эриксен выглядел кем угодно, но только не продажным полицейским. Значит, проблема с другой стороны. С той, где у самых корней русо-рыжих волос надо лбом выступили крохотные капельки пота.

Вообще, активированные моды не потеют. В смысле, не потеют так, как это происходит нормальным образом. При желании или по необходимости могут скинуть лишнюю воду, но все происходит именно контролируемо и через строго определенные участки тела, а подобное отклонение...

Отставник. Военный. Неблокированный. Со сбоем синхронизации или еще более серьезными нарушениями в работе системы. Какой вывод напрашивается?

Самоволка. Случай редкий, но возможный и технически осуществимый. Но тогда возникает следующий вопрос. Да, с какой целью все это происходит.

Потому что со службы уходят либо на заслуженный отдых, либо... На другую службу, в большинстве случаев сопряженную с какими-то вещами, находящимися вне отношений, регулируемых действующим законодательством.

* * *