З М К Впереди только лето!

— Кассилопа. Меня зовут Кассилопа. А вы кто?.. А где?! И почему я.., — кентавра вдруг вспомнила о том, что она и дочь пленницы.

— Избиты. Связаны. Валяются в деннике, — четко ответила Лана, — А блокиратор выгорел из-за энергетического всплеска во время родов.

— Есть небольшая проблема, — вдруг сказал Стас, — На нашем мобиле сюда не подъехать, а нести девочку к стоянке, закутав в тряпки — тоже не выход.

— Тише, тише, успокойся, — придержала Лана вскинувшуюся кентавру, — Мы сейчас придумаем.

И выход нашелся. Причем, быстро. В таких ситуациях все всегда случается быстро. Это как лавина — достаточно начать движение.

Дорога к "Гусарии" огибает небольшой язык леса, и около него же стоит здание конюшни. Так что всего-то и надо Лане со Стасом спокойно дойти до стоянки и доехать туда, куда я вынесу маленькую кентавру, пройдя лес насквозь — полкилометра, судя по карте, даже меньше. Чтобы не было сомнений в моей способности это сделать, я осторожно поднял с вороха попон спящую кентаврочку и перенес ее поближе к матери.

Пока мы прорабатывали план и искали, во что завернуть девочку, чтобы не заморозить, кентавра неотрывно смотрела на дочку. Словно прощаясь. Прощаясь? Ну, да. Но ведь не надолго!

— Пора, наверное, — сказал я.

— Стоп, — перебил Стас, — Сначала я на разведку сбегаю. Вдруг тут где-то есть видеокамеры. Минут пять подождите. Я быстро.

Через пять минут Стас не вернулся. Вернулся почти через десять. Отмахнулся от нас с Ланой и подтащил к кентавре тяжелый позвякивающий тюк.

— Это же ваше, я правильно догадался? — спросил Стас, показывая содержимое так и не законченной музейной экспозиции "Вооружение и доспехи турецких "дели" — Медвежью шкуру, извини, не взял. Тяжелая слишком.

— Это мужа, — ответила кентавра, лаская ладошкой изгиб ятагана, — Ему... ему теперь не надо...

Мы с Ланой переглянулись и промолчали. Не стали выговаривать Стасу. Надеюсь, он сигнализацию в музее не забыл отключить?

На улице, тем временем, почти стемнело. Хм, нам же легче! Зачем-то пригибаясь и прижимая к груди сверток со спящей кентаврочкой, я добежал до странной ограды. Тьфу! Она же от лошадей, а не людей сделана! Протиснулся между жердями, стараясь не задевать, и припустил к опушке.

Дорога через лес выдалась трудной, даже несмотря на то, что я провел частичную трансформу, а в этом состоянии я дорогу между мирами найти могу, не то, что через какой-то лес! Но темнота, снег и подлесок с валежником (специально их оставили, что ли?) доставили мне немало. Чуть не заблудился, но сообразил позвонить Лане, и теперь шагал по смартфону, строго по направлению на горящую на экране точку. Дошел. Донес. Уф-ф!

— Не гони, — напутствовал Стаса, сидящего за рулем.

Лане, расположившейся на заднем сиденье вместе с продолжающей посапывать кентаврочкой, просто кивнул. Она сама знает, что делать. Эти знания у женщин в крови.

— Мы, как только, так сразу назад, — сказал Стас.

Я достал из своей спортивной сумки Алохомору. Пусть будет.

— Ты всегда с собой лом таскаешь? — удивился Стас.

— Это не лом, это монтировка.

Лана протянула мне свой пуховик.

— И это возьми.

— Зачем?

— Вдруг вам придется тоже через лес идти, а у Кассилопы ничего нет.

— Лучше пусть в конюшне запрутся и там подождут, — возразил Стас.

— Разберемся, — сказал я, — Езжайте уже.

— Берегите себя.

Возвращался я шагом, чувствуя приятную усталость во всем теле. Даже более приятную, чем после хорошей тренировки. И при этом размышлял обо всякой ерунде.

О том, что мой новый костюмчик оправдал на все сто: я не замерз и не промок.

О том, что собирался научиться ездить верхом, а пока все с точностью до наоборот: сам ношу кентавров.

О том, вдруг, какой масти "Сивка-бурка вещая каурка"? Сивой, бурой или каурой? И получится ли намешать это в Фотошопе? Или Иван-дурак не потому что дурак, а просто Иван-дальтоник — это длинно и непонятно.

Я думал и о том, какой будет кентаврочка, когда вырастет. Сейчас-то она светленькая и волосы беленькие, как у мамы. Только не мягкие, а уже жестковатые, но не как грива, а словно они седые. Ведь седые волосы жестче обычных.

Не заметил, как оказался на опушке с видом на забор "Гусарии".

Уже совсем стемнело, и на столбах ограды зажглись неяркие красные шары, почти ничего не освещающие, только ровная цепочка кровавых пятен протянулась по снегу влево и вправо от меня. Вот слева я ее и заметил. Сначала только тень, исказившая очертание красного пятна, была поймана периферическим зрением. Я повернул голову, вглядываясь. Вдоль ограды, неловко переступая ногами по снегу и периодически тяжело опираясь на жерди правой рукой, брела кентавра. Я даже сначала не понял, что это она: расстояние и накидка-плащ из волчьих шкур размыли очертания человеческой половины ее тела, да она еще и ссутулилась.

Какого лешего?! Зачем она выбралась из конюшни? И как? Она же встать не могла!

Меся ногами неглубокие сугробы, я побежал навстречу.

— Кася, что случилось? С тобой все в порядке?

— Нет, — ответила кентавра, — Что с дочкой?

— Хорошо все с дочкой! Донес, загрузил в мобиль. Скоро должны отзвониться. С тобой что?

— Кирил, ты можешь сломать ограду? У меня не получается.

— Тут, наверняка, сигнализация есть. Охрана набежит. Давай, лучше, в конюшню вернемся, — попытался возразить я.

— Не набежит. Некому, — сказала кентавра, — И возвращаться не надо.

И только тут я обратил внимание на висящие сбоку опустевшие колчаны, косо закрепленный в специальной петле лук, там же ятаган в бурых пятнах, прижатую к животу левую руку. И почти до кости рассеченное тетивой основание большого пальца. Кровь почему-то не шла.

Спрашивать ничего не стал. Говорить тоже. Достал Алохомору, в несколько ударов разбил крепление обеих жердей к столбу, откинул их в сторону.

Кассилопа вздохнула, собираясь с силами, и двинулась к кромке леса. Далеко мы не зашли, едва на пару десятков шагов отдалились от опушки.

— Кирил, у меня просьба. Можешь снять... это?

Кентавра распахнула шкуру, открывая человеческий торс.

— Я ничего не вижу. Можно подсветить?

Я включил фонарик на смартфоне и едва сдержал ругательство. Тело Кассилопы наискосок пресекала цепочка пулевых пробоин, но крови опять не было. Только в ранах клубился плотный черный туман. И мне показалось, что он понемногу редеет и светлеет.

— Как же так Кася? Как же так?

— Не туда смотришь. Ниже, — перебила Кентавра и, словно припомнив давно забытое, добавила с грустной усмешкой, — Нечего на мою грудь пялиться!

Я уже разглядывал оплавленный ремень "ярма", болтающийся на мускулистом животе, поэтому на автомате ляпнул:

— Было б на что пялиться! Ох! Прости, Кася!

Кентавра в ответ тихо насмешливо фыркнула, показывая, что на дураков не обижаются.

— Снимешь? — напомнила она, — Не хочу с ним... уходить.

— Да кто тебя отпустит?! — снова ляпнул я и решил откусить к лешему язык.

Алохомора с хитрой застежкой "ярма" справилась на раз.

Отбросив ремень в темноту, кентавра неожиданно издала радостное переливчатое ржание. Словно спела гимн свободе. Короткий, как все жизненно важное.

— Кирил, — неуверенно начала Кассилопа.

— Что? Кася, ты прилегла бы, что ли?

— Присядь, — поправила кентавра, — Лежа мы только умираем.

Она подогнула ноги и... Ну, я бы все равно назвал это "прилечь".

Я опустился на снег рядом с ней. На колени, по— японски.

Ее раны смертельны. Очередь из автомата. Почему она еще жива? Может быть, тот волшебный туман справиться? Регенерирует ее или как?

— Кирил... Может быть, уже можно позвонить твоим друзьям, узнать...

Я попросил Стаса включить режим видео, а Лана поясняла и отвечала.

Кентаврочка, закутанная в кучу мягких теплых одеял в кузове мотороллера Пыхася.

Сидящие рядом наставницы, держащие над девочкой светящиеся радостной зеленью руки.

Стайка наядок и дриадок на заднем фоне. Пани Берта, украдкой вытирающая слезы.

Серебристое марево портала в хороший мир. И слова о том, что: "Кентавры от нас далече кочуют, но рядушком давненько обосновались несколько семей единорогов, а такой крохе иховое молоко ишшо полезнее. Крепкая вырастет. И здоровая."

Кася тихо плакала, смахивая слезы, чтобы не мешали смотреть. И смотрела, пока не погасло облако перехода.

Я не задавал вопросов кентавре, но она сама объяснила.

— Это стимулятор. Специальный. Для кентавров. На нас и испытывали. Скоро его действие закончится. Ты тут ничего не можешь сделать, Кирил. Не переживай. Вы и так сделали для нас столько... Лучше расскажи что-нибудь, — вдруг попросила Кася.

Она сказала это так небрежно, таким будничным и спокойным тоном, словно мы выбрались в зимний лес на прогулку, а простой разговор ни о чем вдруг прервался. Иссяк.

А ведь в подобных ситуациях (я о прогулке, если кто не понял) нет женских просьб страшнее "расскажи что-нибудь". Эти слова словно запускают тайную программу в головах мужчин, моментально блокируя память и парализуя язык. О, эти женские "расскажи что-нибудь"! И только попробуй не угадать, какое "что-нибудь" здесь и сейчас ТО САМОЕ "что-нибудь"!

В тщетной попытке сменить тему-задание я протянул Касе пуховик.

— Чуть не забыл. Лана передала.

Чуть помедлив, кентавра скинула волчью шкуру и надела оказавший самую малость тесноватым белый пуховик. Запахнулась, накинула отороченный песцом капюшон, на мгновение прижала к лицу мягкий мех, улыбнулась и напомнила:

— Я жду.

В свете так и не выключенного в смартфоне фонарика искрились сугробы, снежные шапки на лапах елей, вспыхивали в холодном воздухе мелкие снежинки. Наверное, со стороны мы смотрелись странно: сидящий по-японски с руками, упертыми в бедра, парень (весь в черном, как какой-нибудь ниндзя, только вместо катаны рядом лежит монтировка) и девушка с нечеловечески большими глазами в красивом белом пуховике, в которой не сразу узнаешь волшебное существо кентавра, потому что лошадиная половина спрятана в тени.

— Знаешь, я вдруг вспомнил рассказ об одном воине конной армии людей. Он командовал в ней эскадроном... это...

— Я знаю, что такое "эскадрон" — мягко укорила Кася.

— Это было в одном далеком мире, в одной давней войне... Тогда еще у людей была кавалерия. Это потом люди стали воевать на мобилях, бронированных грузовозах с пушками...

— Я знаю, что такое танки.

— ...и самолетах. Так вот, тот командир эскадрона конной армии с замечательной фамилией Хлебников... Ты знаешь, что такое "хлеб"? — опять ляпнул я.

— Знаю, — серьезно и грустно ответила Кася.

— Извини... Я это к чему? Мне очень понравилось, как Хлебников представлял мир. Правильный, хороший мир, а не тот, который был вокруг него в ту давнюю войну. Он представлял его, как цветущий луг. "Луг, по которому ходят женщины и кони."

— Ты это зачем рассказал? — удивилась Кася.

— Да вот, представил, как он был бы счастлив, познакомившись с тобой. Ты ведь, практически, два в одном.

Кася тихо фыркнула.

— А вдруг бы он решил, что я ни то, ни другое?

Я возмущенно замотал головой, отрицая саму возможность предположить такое.

— И где ты тут видишь цветущий луг, Кирил? — улыбнулась Кася и обвела здоровой правой рукой окрестные сугробы и елки.

— Ай, да тут подождать всего ничего! — преувеличенно бодро воскликнул я, — До дня зимнего солнцестояния меньше месяца, а там впереди будет только лето!

— Да, впереди только лето, — согласилась Кася и устало навалилась плечом на ствол ели. Или сосны. Или...

— Ты так и не сказала, — обиженно произнес я в пустоту через некоторое время, — Ты так и не сказала, какое имя выбрала дочке... Поэтому будет Касей. И не спорь. Твое "Кассилопа" мне никогда не нравилось.

27/12