Спаситель

— Совсем помещик, — покачал я головой и вздохнул. — Эксплуататор.

— Не завидуй. Тут крепко разобраться надо: кто тут кого эксплуатирует. Видишь, в шкурах никто не ходит, а ткань хлопковая тут без моих проходов по времени взять неоткуда. Пока только из крапивы у нас домотканое полотно получается. Да из шерсти бараньей нитку сучат и грубую ткань ткут. Кошмы научились валять, валенки, даже бурки кавказские пара семей умудрилась повторить. Пастухам нравятся. Они у нас конные, прям ковбои.

Вышли к морю. Скорее к заливу — другой берег виден узкой полоской. Но гораздо уже, чем я привык видеть в своем времени.

С моря дул несильный бриз, создавая прохладу. Светло-зеленая вода плескалась на берег ленивой волной, пригоняя на пляж водоросли.

— Давай, угадаю? — спросил я.

— Попробуй, — согласился Тарабрин.

— Судя потому, что мы на Тамани, то это не Азов и не Черное море, а Корокондама. Таманский залив, если по-русски. — Предположил я.

— Не совсем, но географически верно, — согласился Иван Степанович. — Так как казаки еще Кубань в Азов не отвернули, то это пока еще не залив, а как говорят французы, эстуарий реки Кубань, или как у нас на севере русском скажут, губа.

— ''Течёт вода Кубань-реки, куда велят большевики'', — засмеялся я. — Так тут у вас сейчас почти пресная вода будет?

— Практически пресная. И Азов тут пока пресный. Там моря сейчас нет — мелкие болота, плавни, острова, тростник сплошняком, стеной стоит. Зато охота на птицу знатная. Только вот собак нормальных нет, по камышам за подранками бегать. Пробовали спаниэлей заводить. Не тянут такой густой тростник пробивать. Увезли обратно, чтобы свою породу не портить.

— Лабрадоры нужны для такой охоты, — блеснул я знанием. — Самый результативный ретривер будет. У него вес под тридцать кило. По камышам прёт как бронетранспортёр. Только отслеживать надо рабочие линии. А то в последние годы модно стало лабрадоров держать как декоративных собак. Великолепный компаньон и детям нянька.

— Охотиться любите?

— Раньше любил. А нынче здоровье не то.

— Ну, со здоровьем скоро у тебя будет всё в порядке. Приезжай на охоту. Собак своих привози. А ружьишко и у меня найдется. Не простое. Фирмы ''Перде'' с дамасскими стволами.

— Если так, то я с радостью. А Черное море будет там, судя по солнышку? — указал я на предполагаемый юг.

Там, — согласился со мной хозяин. — Только Черное море от полуострова, таким, каким вы его знаете, далече будет, верст на полсотни, а то и более, и всё с понижением рельефа. Бофора турецкого тут еще нет. Не прорвало пока там перемычку. И наш Боспор — Керченский пролив который, весь в отмелях типа знакомых вам Чушки и Тузлы, которые нынче высокие острова. Пароходом не пройдешь. Кузнецы наши с крымского берега руду железную возят на плоскодонках.

— А почему вы в Крыму не обосновались? — озадачил я Тарабрина давно меня мучившим вопросом.

— Да нет сейчас того Крыма, который вы знаете. Береговой рельеф совсем другой. Гурзуф, то есть место, где он будет, примерно на середине склона горы, а не на побережье. И к тому же, здесь всё созревает на месяц раньше, чем там, что немаловажно для неолитического общества. Ну, хватит географии. Учиться будем по временам ходить и по весям. Тебе нужно для начала на моём поместье найти маяк.

— Какой маяк?

— Зрительно запоминающийся. Чтобы ты всегда мог такую картинку представить мысленно, чтобы окно открылось туда, куда нужно, а не в другое место.

И пошли вокруг поместья, как бы прогуливаясь, но на самом деле ища запоминающиеся приметы.

— А фотографию использовать можно?

— Можно, но не желательно, ибо урбанистический пейзаж имеет свойство меняться, да и природный тоже, хоть и реже.

Зашли ещё на один хозяйственный двор, где меня удивил грузовой автомобиль как из пятидесятых годов. Носатый, с фарами на крыльях. Кузов деревянной будкой с дверцей сбоку.

— Что это? — спросил я, не ждавший такого увидеть.

Настроился уже, что вокруг пастораль неолитическая. А тут такой разрыв шаблона.

— Наш экспедиционный автомобиль, — ответил Тарабрин. — Газ-63. Кузов надвое поделён.

Открыл он дверцу в будке.

— Тут вроде как автобус — четыре места пассажирских и ларь под сиденьем. Сами такое намудрили для удобства. А в остальной будке вешала для мясных туш, рундуки. Забиваем худобу, разделываем на полти ## и в путь. Довозим свежачок. Прямо к открытию рынка. На обратном пути заезжаем на знакомую мойку и потом чистенькими закупаемся там нужным товаром для здешних общин. Нам советские деньги не солить.

$

$

## П О Л Т Ь — половина туши животного разрубленная вдоль хребта.

$

— У вас тут прямо коммунизм, как вас послушать.

— Нет. С идеями господина Маркса наше общество не имеет ничего общего. И с идеями герцога Сен-Симона также. Скорее применимы к нам идеи Бакунина князя Кропоткина. Да и то не все. Но уже тяжеловато нам для прямой демократии. Платон ее верно ограничил десятью тысячами человек на одном месте. Скоро будем вводить представительство выборное от общин. А то ездить некоторым старостам уже далече стало.

— Так ты тут разве не власть? — удивился я.

— Надо мне больно взваливать на себя такой гнёт. Скорее, верховный судья.

— Как в Библии: книга судей идет впереди книги царей.

— Нет пока у нас таких врагов тут, чтобы царей выбирать, которые в вашей истории возникли как военные вожди. А вот суд... Суд справедливый всегда и всем нужен. Первая инстанция — копный суд общины. А я уже апелляционная и кассационная инстанция в одном лице. Мой приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

— А если убийство?

— Убийц изгоняем. Даю ему ножик, открываю окно к динозаврам и вперед, с песней. Живи там, как хочешь. Не обязательно преступника лишать жизни — она богом дана, и не человеку ее отбирать, главное — его надёжно изолировать от общества. Но таких случаев у нас можно по пальцам пересчитать за все сто лет. А законы у нас простые и всем понятные. На десяти заповедях Моисеевых основаны. Даже проще. Вместо расплывчатого ''не укради'' заявлено императивно ''не клал — не бери''.

— А межевые споры? Помню, читал где-то, что до увечий доходили драки крестьян на меже.

— Нет такого. Нет у нас земельного передела как в российской общине. Первые поселенцы распахивают, сколько смогут плугом на двух волах. Хозяйство остается младшему сыну. Старшие сыновья на новое место отселяются и уже там распахивают, сколько смогут на двух волах. Но пока сто деревьев на ветроупорную лесополосу не посадит — его не отселят от отца. А права все у хозяев, а не захребетников. Так что стараются.

— И насколько далеко так расселились?

— До устья Лабы всю Кубань уже осадили с обоих берегов. На тех местах, где потом станицы возникнут до археологического нашествия в эти земли.

Ничего у меня поначалу не получалось. Вербальное у меня восприятие мира, никак не образное. Профессиональная деформация, однако. Полвека со словом работал и всё что видел, сразу транслировал в слова, а то и в готовые предложения. Может потому из меня и писателя не вышло, что воображения не хватало для сочинительства. Журналист он как акын степной: что вижу, то пою. И не дай бог отсебятину сочинять.

Тарабрин даже сердиться начал на мою бестолковость. Потом подумал и выдал.

— Мозги у тебя старые. Закоснели.

Прозвучало как приговор. А лишаться такого заманчивого и многообещающего дара мне совсем не хотелось. На периферии сознания уже скакали мыслишки о поправке материального положения обобранного властями пенсионера.

— И что делать? — отчаялся я.

— Развивать зрительную память. — Постановил Тарабрин.

— Так не мальчик уже я для таких экзерсисов, — возразил я. — В зафронтовой разведке, где такому зрительному запоминанию специально учат, народ подбирается до тридцати лет. Потом и гормональный аппарат не тот и реакции не те.

— Ну, вот с этого и начнем. Попробуем тебя омолодить для начала. — Обнадёжил меня проводник.