Хочу пони

Лаура была младше и не так изворотлива умом, да и знала к тому же: хорошая сестра не спорит с братом. Скоро она отказалась от дискуссий, приняла правоту Джереми, привыкла поддакивать. Да и куда бы она делась? Отец-вольнодумец гордился вольнодумством сына. Дед не был так уж свободен во взглядах, но уважал смелость ума, потому тоже нахваливал Джереми. Даже находил политическую выгоду: если вольные взгляды распространятся, то Церковь и Корона утратят часть влияния, а значит, усилятся Великие Дома. Вон в Степи, где не поклоняются Праматерям, император и Церковь значат мало, а власть держат ганты и вожди... Вот и пошло, что Джереми считали умным и смелым, будущим великим политиком, а Лауру — милой глупышкой. Впрочем, пока она была хорошей, ей давали все, чего хотела.

Так было в Сердце Света. Но теперь — Эвергард. Лаура подозревала, что высказать здесь братовы вольные взгляды — надежный способ попасть на костер. Лаура должна быть хорошей, а хорошая сестра должна заботиться о брате.

— Давай помолимся, Джереми, — эти слова Лаура говорила пять раз на дню.

Брат не знал молитв Праматерям, почитая их за тупые суеверия. "Я молюсь только богам, и не напоказ. А доисторическим интриганкам пусть молятся идиоты!" Лаура тряслась от ужаса: что, если архиепископ вызовет Джереми и велит прочесть хоть одну молитву Праматери или Праотцу? Брат никак не сумеет скрыть свое еретическое невежество! Значит, нужно поскорее обучить его нескольким молитвам.

Лаура виделась с Джереми пять раз в день: при трех трапезах и двух прогулках. Но всегда рядом был монах Клемент, а иногда и лорд Альберт. Если учить брата у них на глазах, они все поймут. Так что Лаура решила прикрыть учебу благочестием.

— Давай помолимся, Джереми, — говорила она при каждой встрече и выбирала одну из трех молитв. Утром — "Укрепимся трудами", парадную молитву Церкви Праотцов, при завтраке и ужине — благодарность Агате, а за обедом и перед сном — "Слово к Шестнадцати", обращение ко всем Праматерям разом.

Чтобы Джереми хорошо все запомнил, он должен был не только слушать, но и повторять. Так что Лаура немножечко хитрила:

— Братец, можно, я буду первая, а ты за мною исправишь, если ошибусь? Хочу проверить, как я знаю.

И вот они бродили кругами по верхнему дворику Эвергарда либо восседали за столом, чинно сложив руки перед грудью, и Лаура декламировала строку за строкою:

— Благодарю тебя, Мириам Темноокая, за счастие любви и сердечную радость; и тебя, Янмэй Милосердная, за науку и наставления; и тебя, Софья Величавая, за здравие родителей и их заботу...

Джереми вынужденно повторял — не мог же он при Клементе отказаться от молитвы. Монах одобрительно кивал, юный лорд Альберт, если был рядом, тоже присоединялся к хору. Лаура очень радовалась своей находчивости. Но одних молитв мало, чтобы наверняка быть хорошей.

Замковая часовенка избежала пожара, сохранила древние фрески и иконы. Четырежды в день монахи собирались сюда на богослужение. Внуки Фарвея не могли участвовать в службе: ведь их надзиратель, брат Клемент, был в это время занят. Но Лаура решила проявить интерес к часовне. На нескольких прогулках она просила Джереми:

— Прошу тебя, зайдем! Мне там так хорошо!

Оказавшись в храме, она приступала к просвещению брата:

— Гляди, какая чудесная фреска! Ой, а что же это за сюжет?.. Нет-нет, не говори, дай мне самой угадать. Духовное родство Праматерей, да? Когда Глория сказала: "Мы разные, но мы — одно". Правда? Ах!.. А что на этой иконе? Марек и Симеон бегут от соблазнов? Они полюбили вдвоем одну девицу, но вместо соперничества вместе ушли в монахи. Я права?..

Джереми не оставалось ничего иного, кроме кивать головой:

— Да-да, все верно...

Лаура мысленно благодарила мать за все вечера с "Притчами в рисунках". Иногда попадался сюжет, который не могла угадать, и Лаура спрашивала монаха:

— Брат Клемент, девичья память так плоха... Умоляю, напомните суть этой иконы!

Монах благочинно кланялся:

— Не диво, миледи, что вам незнаком сей сюжет, ведь он очень редок. "Носители Света играют в стратемы" — это страница истории ордена Светоносцев, ныне признанного еретическим. Но в восьмом веке Корона меркла в сравнении с силою этого ордена. Светоносцы оставили неизгладимый след в духовности северных земель.

— Как любопытно! Прошу вас, расскажите подробнее!..

Узнав, что в замке есть большая библиотека, Лаура выпросила несколько книг — якобы, себе, но на деле, для брата. Джереми отказался бы читать "выдумки самозванок", потому Лаура взяла не труды самих Праматерей, а трактаты богословов и историков Церкви.

— Братец, эта книга так меня увлекла, что я провела за чтением всю ночь! Я пометила карандашом отрывки, которые хочу обсудить с тобою. Сможешь прочесть их до вечерней прогулки?..

На счастье, приарх Галлард был сильно занят делами, и все не находил времени увидеться с заложниками. Три, четыре, пять дней Джереми с Лаурой были предоставлены заботам Клемента. Лаура спешила впихнуть в голову брата все необходимое. Вот-вот архиепископ снова вызовет их — и спросит. Если в прошлый раз беседа шла о политике, то теперь уж точно пойдет о религии. Нужно успеть подготовиться!

— Милый братец, ты прочел отрывки, что я давала тебе утром? Мне так не терпится услышать твое мнение!

Иногда, пускай редко, брат с сестрою оставались без надзора. Клемент позволял им самим взбегать на башни или стены — куда ему забраться трудно, и откуда они все равно не исчезнут. На третий вечер, избежав таким образом назойливой опеки, Джереми спросил сестру:

— Зачем ты это устроила? Что за глупости?

— О чем ты говоришь?

— Обо всей этой богословской науке! С чего ты решила стать святошей?

— Я хочу лишь соблюдать благочестие, и тебе советую. Мы в замке человека, который никак не одобрит твоих взглядов на веру.

Он сделал то, что делал всегда, когда хотел возвыситься над сестрой: расхохотался.

— Бедняжка, ты боишься костра? Думаешь, нас сожгут, если не будем как следует молиться? Ну что за наивность! Галларду чхать на благочестие, как и мне, и всякому умному лорду в Империи! Мы — внуки герцога, нас держат в заложниках, чтобы давить на деда. Наша судьба не от веры зависит, а от политики!

Лаура поджала губки:

— Благодарю тебя за твое мнение. Но мне казалось, нас не убудет, если проявим немного...

— Трусости? Конечно, тебе, девице, она к лицу.

— В первый день ты боялся Галларда не меньше, чем я.

— И теперь боюсь, но ни к чему это показывать! Если он увидит, как мы бьем поклоны, то поймет, что трясемся от страха. Но мы должны говорить с ним на равных! Мы — лорды Великого Дома, как и он.

Лаура сказала то, во что действительно верила:

— Мы должны быть хорошими.

Джереми фыркнул:

— Будь, если хочешь!

Лаура не отказалась от своих стараний, но стала действовать мягче и тоньше. Никто не заподозрил бы, что она обучает брата. Всякому было ясно: сестренка сама смиренно просит его о наставлении.

Впрочем, Лаура не удержалась от крохотной шпильки. Проходя мимо ужасного столба, она спросила Клемента (так, чтобы слышал и Джереми):

— Напомните, брат Клемент, за что была казнена та несчастная?

— За оскорбление веры словом и делом, миледи.

Она бросила на Джереми полный намека взгляд. Брат сказал ей (тихо, тайком от Клемента):

— Никого нельзя судить за оскорбление в адрес иллюзии.

На десятый день после того, как Джереми отправил письмо, перед обедом их повели в чайную комнату. Лаура решила: вот и новая встреча с архиепископом — а значит, испытание и ей, и брату. Нужно вести себя идеально, иначе — конец. На ходу Лаура проверила себя: выправила малейшие погрешности шага и осанки; успокоила руки, запретив им комкать материю платья; подняла подбородок с подлинно агатовским достоинством, но взгляду придала невинной кротости. На всякий случай освежила все три молитвы и сюжет о Светоносцах, что узнала от Клемента, и несколько богословских пассажей из книг, и имена двух покойных епископов из Дома Фарвей — дальних ее родичей. Что ж, Лаура сделала все.

Однако она ошиблась: вместо архиепископа в чайной их ожидал отец. И не один.

* * *

Немного раньше тем же днем в верхнем дворе Эвергарда случилось событие. Лаура не видела его, а Джереми наблюдал через окно и позднее рассказал сестре.

К воротам подъехала карета, вызвав собою замешательство у часовых. Карета выглядела просто, без гербов, и не имела конного эскорта. Однако воин, сидевший подле возницы, предъявил стражникам бумагу. Увидав ее, часовые вытянулись по струнке и отперли ворота. Экипаж въехал во двор, раскрылся и выпустил из кабины трех человек. Один носил шубу и шапку, его лицо терялось в мехах, и выдавался только острый нос. Другой, одетый в темное, следил за каждым жестом обладателя шубы — очевидно, выполняя обязанности его секретаря или адъютанта. А третий был самым приметным из гостей. Вся фигура его, осанка, манера движения, посадка головы выдавали суровую, бестрепетную силу. Его вооружение составляли меч и дага; поверх теплого мехового дублета мужчина носил двуцветный плащ — смесь крови и смолы.

Признав в этом человеке главного (или самого опасного) начальник караула обратился к нему. Джереми приподнял фрамугу и услышал, как меченосный гость отрекомендовался:

— Гаррет Аманда Джина рода Агаты, генерал-полковник Стэтхем. С личным поручением ее величества.

Джереми не просто увлекался военной стратегией, а веровал в нее, как другие — в религию. Он не мог не узнать имени: ведь это Стэтхем наголову разбил искровую армию Короны! Правда, действовал он по плану Ориджина.

— Каково поручение, милорд? — уточнил начальник караула.

Воин, сидевший подле возницы, спрыгнул наземь и предъявил бумагу караульному офицеру. Стэтхем счел нужным сказать вслух:

— Имеем пакет для приарха. Хотим видеть заложников, что содержатся здесь.

— Я передам пакет, милорд, и доложу его светлости.

— Нет, офицер. Вы сейчас же приведете к нам заложников.

— Я не имею права, милорд. Приказано никого не впускать к ним.

— Приказано кем-то, более важным, чем владычица?

— Нет, милорд, но...

Стэтхем отвернулся и зашагал к гостевому дому, как-то угадав, что именно там и находятся внуки Фарвея — возможно, заметил Джереми в окно. Часовые у дверей преградили ему дорогу, а начальник караула подоспел с двумя другими стражниками.

— Милорд, остановитесь!

Стэтхем уведомил его:

— Офицер, вы отнимаете мое время. Через восемь секунд задержка станет оскорбительной. Один. Два...

Караульный опешил.

— Вы не можете, милорд. Так нельзя! Нужно доложить его светлости!..

— Шесть. Семь. Восемь, — окончил счет генерал. — Вы унизили меня ожиданием. Я вызываю вас, офицер. Назовите свое имя и титул.

Рука северного генерала легла на эфес. Офицер сообразил: его голова имеет все шансы расстаться с телом, едва имя будет названо, как требует дуэльный кодекс.

— Не имеете права!

Офицер попятился в тыл, за спины солдат. Но те слаженно выполнили маневр и очутились на флангах, а в центре остался один офицер — лицом к лицу со Стэтхемом.

— Сударь, ваше имя.

— П... приношу извинения, милорд. Я н... не хотел вас унизить. Заложники будут незамедлительно.

Генерал вошел в гостевой дом, бросив офицеру:

— Хочу чаю.

Теперь северянин восседал за чайным столом, небрежно положив перед собою меч. Лаура едва заметила его и с возгласом радости бросилась к другому гостю. Остроносый господин в мехах, прибывший в карете Стэтхема, — то был ее отец, лорд Финли Фарвей.

Отец Лауры — очень добрый. По крайней мере, когда Лаура ведет себя хорошо. Отец редко кричит на нее, а если кричит — потом обязательно дарит подарки. При встрече отец говорит: "Моя девочка", и позволяет себя обнять.

— Мой храбрый Джереми! Моя принцесса! — отец поднялся им навстречу, пожал руку сыну, дался дочке для объятий. Он был жарок, но шубу почему-то не снимал. — Бедные деточки, как же вам живется?

Конечно, никто из детей не рискнул жаловаться при постороннем человеке.

— Мы полны сил, отец! — браво отрапортовал Джереми. — Наше здоровье крепко!

— В замке Эвергард очень красиво, — сказала Лаура, — я восхищаюсь архитектурой и мозаиками.

Отец наморщил лицо, силясь сдержать скорбные чувства.

— Мои дорогие, вы не должны стесняться нашего гостя. Он знает, в каком вы положении, говорите без утайки. Но... не забывайте о вежливости.

Лаура зарделась и сделала реверанс.

— Простите нас, милорд. Радость встречи с отцом толкнула на бестактность. К вашим услугам леди Лаура Фарвей рода Агаты.

— И лорд Джереми Фарвей того же рода, — поклонился брат.

Северянин кивнул в ответ и назвал себя. Джереми вскричал, как счастлив познакомиться с одним из лучших полководцев современности. Стэтхем оборвал его взмахом руки:

— Довольно. Как с вами обращаются?

Лаура покосилась на отца, тот наклонил голову:

— Ничего не скрывайте, милые мои. Мы полностью искренни с нашими союзниками!

— Мы заперты в верхнем дворе, — сказал Джереми. — Никогда не выходим за ворота, не передвигаемся без надзора, не можем слать писем. Нас держат пленниками!

— Милорд, мы видели, как женщину сожгли заживо, — с дрожью добавила Лаура. — Сказали, она — еретичка. Наверное, нас нарочно привезли во время казни, чтобы запугать.

Генерал нахмурился:

— Что за женщина?

— Мы не знаем, милорд. Несчастная, которая чем-то не угодила приарху. Я убежден, что вера здесь не причем, а причиной одна политика.

Это сказал Джереми, Лаура не посмела бы так прямо заявить, что еретичка не нарушала законов веры.

— А вы сами подвергались мучениям? — спросил Стэтхем.

— Нас постоянно запугивали, — выдавил Джереми мужественно, как бы стыдясь признаться. — Грозили отдать церковному суду, сгноить в монастыре, послать на костер.

Лаура не стала лгать, как брат. Леди может соврать, чтобы обелить кого-нибудь, но соврать, чтобы очернить, — это нехорошо.

— Мы хлебнули страху, милорд, но содержали нас достойно. Вкусно кормили, водили на прогулки, давали читать книги.

Отец скривился:

— Бедная девочка, ты так напугана, что даже не можешь сказать честно! Милорд, вы сами видите, как худы и бледны несчастные дети!

— А давно вы здесь? — спросил Стэтхем у Лауры.

Отец вскричал со слезами в голосе:

— Месяц я не видел своих...

Северянин хлопнул по столу.

— Лорд Финли, пускай ответит юная леди.

Лаура успела понять, чего хочет отец. Сказала мысленно: "Прости меня за ложь, Светлая Агата. Я хорошая и выполняю приказ отца".

— Месяц, милорд. Почти от самого Дня Сошествия.

— Разве вы не были в плену у Адриана?

— Сперва... — встрял отец.

— Лорд Финли! — оборвал Стэтхем.

Но Джереми уже уловил мысль:

— Сперва нас стерегли солдаты тирана, а после его смерти — люди приарха.

— И на каких условиях вам обещают свободу?

Теперь отец не рискнул вмешаться, а Стэтхем смотрел в упор на Лауру, так что ей пришлось ответить честно: