Хочу пони

Хочу пони

Декабрь 1774г. — февраль 1775г. от Сошествия

Алеридан, Эвергард

Будь хорошей девочкой, и тебя все полюбят. С любовью получишь все, чего захочешь. А без нее будет плохо.

Лаура завтракала с братом. Крохотной ложечкой она выедала сердцевинку яйца всмятку, стараясь не задеть белок. Офицер императора ворвался в столовую, гулко распахнув дверь.

— Милорд и миледи, собирайтесь, немедленно нужно идти.

— Почему? — спросил Джереми.

— Нужно скорее покинуть город.

— Что случилось? — не унимался Джереми.

Он всегда так: спорит и спорит вместо того, чтоб сделать как просят. Лаура напоследок облизала ложечку, покорно встала, подставила плечи, чтобы служанка надела на них манто.

— Мы готовы, сударь.

Офицер глянул с благодарностью, что Лаура не доставила хлопот. Она поклонилась ему. Она всегда знала, чего от нее ждут.

— Так то же случилось? — Джереми взялся за свое позже, в карете. Колеса так гремели, что ему пришлось кричать.

— Говорят... Еще не проверено... — офицер замялся. Лаура ясно видела, что вопрос ему неприятен. Почему Джереми этого не видит? — Говорят, владыка Адриан погиб.

— Как погиб?!

— Поезд рухнул с моста через Бэк.

— Какой ужас! — Лаура прижала к лицу ладошки.

— Ужас, миледи, — согласился офицер.

— Теперь северянин победит... — выронил Джереми.

— Как ты можешь! — напустилась на брата Лаура, хотя по лицу офицера поняла: Джереми прав, северянин победит. Ее, Лауры, жених занял столицу, захватил престол и наденет на себя корону.

— Возможно, милорд, — процедил офицер.

Неожиданно резко карета встала. Послышались голоса, шаги. Офицер откинул шторку, чтобы видеть. Четверо гвардейцев императора, обнажив мечи, закрывали экипаж от тех, других. Тех была дюжина, пятеро держали взведенные арбалеты. Командовал ими монах в синем капюшоне.

— Мы знаем: вы везете детей, — заговорил монах так низко, зычно, что голос легко проник в карету. — Его преосвященство юных господ к себе в гости. Прошу вас, передайте их нам.

Офицер напрягся, стиснул зубы до скрипа. Он не знал, что делать: драться за мертвого императора или отдать тех, кого должен защищать? Джереми тоже растерялся — весь побелел, сжался от испуга. А вот у Лауры не возникло сомнений: нужно быть хорошей. Это легко.

Она раскрыла дверцу и подошла к монаху:

— С радостью принимаем приглашение его светлости. Для нас это — большая честь.

За ее спиной шумно выдохнул офицер.

Будь хорошей, чтобы тебя любили. Отец учил ее этому, а больше — дед. Лаура была хорошей, и дед баловал ее как никто другой. Это дед Генри позвал ее весною и сказал:

— Мое золото, я нашел тебе жениха.

Он сиял от радости. По одному его виду Лаура поняла, что жених прекрасен, и наполнилась сладким предвкушением.

— Кто он?

Дед назвал имя. Лаура почти не знала Эрвина Ориджина. Видела дважды, и то мельком. Дед сказал: он умен, как Агата. Дед сказал: не жесток, как иные северяне. Сказал: интересен, с тонким чувством юмора. Тебе будет с ним тепло и весело, мое золото. Но главное — он Ориджин, будущий герцог Первой Зимы. Твой сын тоже станет герцогом Первой Зимы! Властителем Севера, полководцем лучшего войска на свете!

Дед не мог усидеть от восторга — расхаживал по комнате, смеялся, потирал руки. Лаура была довольна, что доставляет ему столько радости без малейших усилий — лишь улыбкою и словами: "Да, милорд. Так и будет, милорд!" Впрочем, позволила себе задать вопрос, который сильно ее волновал:

— На Севере будет очень холодно?

Дед рассмеялся:

— Тебе не придется жить на Севере! Сам Ориджин не любит Север, он то и дело ездит в столицу. Купит тебе шикарный дом в самом центре Фаунтерры, с видом на Ханай и дворец! Каждый день ты станешь бывать при дворе! Пить чай с императором, танцевать с великими лордами, сидеть на лучшем месте за любым столом!

— И у меня будет много платьев? — дополнила Лаура.

— Ха-ха! Ты будешь носить лучшие платья в Фаунтерре! Аланис Альмера за год состарится и умрет от зависти! За полгода!..

Лаура задумалась, наморщив носик.

— Милорд, когда я рожу сына, лорд-муж захочет, чтобы сын вырос на Севере. Он ведь должен стать рыцарем и полководцем. Мне придется уехать в Первую Зиму.

— Всего лишь на пару лет... Но и это не беда. Только взгляни, мое золото!

Дед раскрыл книгу, приготовленную заранее. То был альбом "Замки Полариса" — очень дорогой и красивый. Страница ударила в глаза ослепительным лазурным цветом. Озеро — кристально чистое, безупречно прозрачное, искристое, как миллион алмазов. В родной засушливой Надежде Лаура никогда не видела подобного. А над озером возвышался замок — громадный, многоугольный, похожий на лабиринт из стен и башен. Он был излишне угрюм на вкус Лауры, зато величав и неприступен. Никто не обидит хозяйку такого замка.

— Это Первая Зима, — сказал дед Генри.

— Я знаю, — ответила Лаура, погладив страницу. Никто другой не делал ей таких подарков, как дед!

— Но ты должна быть хорошей.

— Конечно, милорд.

— Северянин хочет, чтобы ты разбиралась в науках. Он весьма образован и будет стыдиться любой крохи твоего невежества.

— Я выучу все, что нужно, милорд.

— Он также требует, чтобы ты освоила живопись и поэзию. Я найму тебе наставников...

— Скоро они смогут гордиться моими успехами.

— Ориджин просил меня обучить тебя игре в стратемы.

— Милорд, я всегда мечтала ее освоить.

Герцог Генри Фарвей потрепал золотые кудри внучки:

— Ты — мое сокровище!

— Я буду хорошей, — пообещала Лаура, поглаживая рисунок Первой Зимы.

* * *

Морозным декабрьским вечером Лаура въезжала в ворота другого замка, непохожего на Первую Зиму, хотя столь же неприступного. Тремя рядами стен Эвергард окольцовывал верхушку холма, острыми шпилями царапал облака. Кровли башен краснели свежей черепицей, донжон блистал мозаикой, столь огромной и высокой, что она виднелась над стенами замка.

— Как здесь роскошно! — ахнула Лаура.

— Как ты глупа, — с презрением выронил Джереми.

Лаура давно привыкла к грубостям брата. Рассеянно обронила то, что должна отвечать леди в подобных случаях:

— Благодарю за оценку, милорд.

Брат ухватил ее за плечо и прошептал прямо в ухо:

— Совсем ничего не понимаешь? Мы — заложники, нас привезли в темницу! Нами будут шантажировать деда!

Лаура нарочито внимательно разглядывала мозаику. Рыцарь склонял голову перед Светлой Агатой. Волосы Праматери текли водопадом золота, доспехи воина сверкали серебром, рубинами багровели гербы... Очень красиво!

Но странное дело: над верхним — внутренним — двором Эвергарда ползли клубы дыма. Лаура вспомнила огненную атаку на замок и вздрогнула: неужели до сих пор горит?! Нет, что за чушь — несколько месяцев прошло! Эвергард уже почти восстановили, только пара построек осталась в лесах. Однако во дворе, несомненно, что-то горело: дым шел отнюдь не из трубы.

Карета окончила подъем, вкатилась в последние ворота и сразу встала. Верхний двор был наглухо заполнен людом. Толпились вперемешку мастеровые и слуги, монахи в синих сутанах и воины в плащах со священными спиралями. Последних было особенно много. Из окна высокой кареты Лаура смотрела поверх голов и легко нашла место, откуда поднимался черный дым. На каменном помосте высочил столб, обложенный поленьями. Дрова полыхали, тугие языки пламени тянулись к небу. Сквозь огонь Лаура не сразу рассмотрела нечто темное — уродливый нарост на столбе. Поняв, что она видит, Лаура завизжала от ужаса. То было человеческое тело, цепями прикованное к столбу, обугленное уже до неузнаваемости. От трупа шел черный маслянистый дым.

— Они... сжигают мертвеца? Как западники?.. — спросила Лаура в жалкой надежде. Ах, если б мертвеца!..

— Курица. Живого они жгут, — голос Джереми сел от испуга.

Лаура хотела закрыть глаза, но не могла. Глядела на жуткие эти останки, и все во дворе тоже глядели. Слуги и мастеровые, монахи в сутанах и воины со спиралями...

— Когда человек сгорает заживо, то умирает не от жара, — зачем-то сообщил брат. — Огонь и дым заполняют легкие, и человек задыхается, а уж потом сгорает все тело.

Зачем он это сказал? Хотел успокоить сестру или похвастаться знанием? Лауре ничуть не стало легче: теперь она думала, каково это, когда в твои легкие врывается пламя.

— Простите за задержку, юные господа, — сказал монах, открыв дверцу экипажа. — Теперь путь расчищен, вы можете пройти в свои покои.

Солдаты со спиралями встали цепочкой от кареты до дверей гостевого дома, тесня толпу. По возникшему просвету Лаура и Джереми пошли вслед за монахом. Лаура все оглядывалась на столб, думала: быстро ли разгорелся костер? Сколько минут несчастный был еще жив в огне?..

Монах заметил ее взгляд и счел нужным пояснить:

— Состоялась казнь еретички и ведьмы. Она оскорбила веру черным колдовством. Его светлость лично судил ее. Тело ведьмы погибло в муках, зато ее душа вознеслась на Звезду, очищенная огнем.

— Благодарю, сударь, — выдавила Лаура.

"Всегда будь хорошей", — учила Лауру мать. Несчастная ведьма не умела быть хорошей.

Монах — его звали Клемент — проводил детей в их спальни. Комнаты оказались смежными, обе двери выходили в один коридор, где дежурила стража.

— Его преосвященство очень занят делами и примет вас позже. Я пришлю прислугу, чтобы помогла переодеться. Скоро вас пригласят к ужину.

— Вы очень добры, — ответила Лаура и сумела улыбнуться монаху.

Лакей принес багаж, прилежная служанка помогла с переодеванием и расчесала золотые кудри юной леди. Оставшись, наконец, в уединении, Лаура тут же прилипла к окну. Нужно было убедиться, что эту штуку, эту вещь сняли со столба и убрали куда-то. Ведь пока она — оно — там, Лаура не сможет ни спать, ни даже думать о чем-либо, кроме ужаса.

К счастью, двор уже очистился. Столб с трупом исчез — слава богам! Толпа разбрелась, немногие оставшиеся занялись обычными делами: кто-то разгружал телегу, кто-то волок мешки, строгал брусья под навесом, поднимал на крышу ведра смолы. По галереям расхаживали часовые со спиралями на плащах, такие же стояли у многих дверей, выходящих во двор. Тут и там темнели капюшоны монахов. Смиренные братья неторопливо шли по своим делам, либо прогуливались по двору, наблюдая за всем происходящим. Двор ограждала стена, за нею был новый двор, огражденный стеною пониже, а дальше — еще один... Теперь Лаура не только понимала умом, но и сердцем чувствовала, насколько прав был брат. Они оказались в темнице, сбежать из которой невозможно.

Она как раз успела избавиться от тошноты, как пришло время ужина. Монах Клемент проводил Лауру и Джереми в трапезную, где за столом их уже ждал бледный грустный мальчик.

— Его преосвященство желает познакомить вас. Юные леди Лаура и Джереми Фарвей. Юный лорд Альберт Аделия Абигайль, законный наследник герцогства Альмера.

Альберт уступал возрастом и Джереми, и Лауре, а от худобы выглядел еще моложе — как те куклы, у которых огромная голова да глазищи, а тельца почти нет. Он выдавил слова приветствия и предложил гостям разделить с ним ужин. Джереми взялся на еду (он, видимо, уже вполне оправился от ужаса), а Лауре комок не лез в горло. К счастью, лорд Альберт едва ковырял в тарелке, и Лаура сумела выдать недомогание за вежливость.

— Простите, милорд, у меня почти нет аппетита.

— У меня тоже, — вздохнул Альберт. — Это плохо. Дядя говорит: нужно есть с аппетитом...

— Наверное, вас мучает известие о гибели владыки?

— Простите, миледи?..

Альберт похлопал глазами. Его мучило, конечно, зрелище недавней казни, но Лаура сочла бестактностью упоминать такое за столом.

— Вы правы, миледи, — вмешался монах Клемент, — лорда Альберта крайне опечалила трагическая новость. Как и всех нас.

Джереми не то хохотнул, не то хрюкнул с набитым ртом. И Альберту, и Клементу это не понравилось, Лауре стало стыдно за брата, она поспешила сменить тему:

— Как прекрасно, что мозаика Светлой Агаты не пострадала от огня.

— Боги защитили ее, — кивнул Клемент. — Иного не стоило и ждать.

Лорд Альберт заговорил о мозаике и о самой Агате, потом о наступающем празднике, потом и вовсе о чем угодно, лишь бы не стояла тишина. Видимо, в тиши его страхи набирали сил. Желая проявить участие, Лаура спросила, как спиться Альберту. Мальчик побледнел сильнее прежнего, хотя это казалось невозможным. Промямлил:

— Боги не шлют мне сновидений, миледи. Я сплю крепко и встаю очень бодрым.

— Как я вам завидую, милорд! А меня часто терзают кошмары, но они отступают, если зажгу свечу и выпью молока с медом.

Альберт поблагодарил за рецепт, который, конечно, вряд ли пригодится, ведь он так хорошо спит каждую ночь.

После ужина стали пить чай. Для этого перешли в другую комнату, где играл клавесин.

— Дядя говорит: для души полезно послушать перед сном священную музыку...

Монотонная мелодия и горячий чай разморили всех троих, юный Альберт не сдержался и зевнул. Джереми усмехнулся:

— Что, милорд, вас клонит в сон от святости? Будьте спокойны: меня тоже.

Альберт быстро мотнул головой:

— Нет, милорд, что вы, это случайность.

— Просто в комнате очень душно, — Лаура тоже зевнула, прикрыв рот рукою. — А музыка удивительна! Надеюсь, завтрашним вечером мы снова услышим ее.

Когда чаепитие окончилось, Джереми предложил выйти прогуляться во дворе. Лаура удивилась:

— Разве не видишь, что я не одета?

— Ты сама жаловалась на духоту — вот и освежишься. Не волнуйся, не замерзнешь за пять минут.

Монах Клемент, конечно, вышел с ними вместе. Центральный двор Эвергарда был залит искровым светом и почти пуст. Мастеровые уже окончили работы, да и монахов было не видать: из замковой часовни лился певучий речитатив — служили вечернюю. Лишь часовые все так же стерегли галереи и двери. Джереми расспросил Клемента о каждой постройке и получил ответы. Главное здание — там покои его преосвященства и прим-вассалов. Башня стражи с мостиком арбалетчиков. Часовня. Конюшня. Склад с водяной цистерной. Гостевой дом, смежный с хозяйским. Ворота в средний двор — но вам не стоить выходить, юные господа, там небезопасно из-за строительных работ... Джереми ткнул сестру под ребро: нас не отпустят даже в соседний двор, о свободе и мечтать не приходится. Она не среагировала, отвлекшись на странность. Там, где утром полыхал костер, теперь снова возвышался столб. Его же сняли вместе с трупом, разве нет?! Но столб был на месте, даже груда поленьев под ним!

— Брат Клемент, я не могу понять... Почему все это снова здесь?..

— Это назидание, миледи. Церковь Праотцов не имеет жалости к тем, кто попрал заповеди и надругался над верой. После наказания еретика немедленно возводится новый столб — как предупреждение людям.

Теперь Лаура заметила две пары цепей на столбе: одни у основания, другие — на уровне рук стоящего человека. В отличие от столба и поленьев, цепи не были новы, а чернели копотью. Святая Агата, их же сняли с покойницы!.. Лаура отвернулась, холодея. Хотела немедленно поклясться, что всей душою отдана Праматерям и никогда не нарушала заповедей, и брат — тоже (хотя последнее и было ложью). Но резкий звук отвлек ее внимание.

Двери главного здания громко распахнулись, оттуда юркнула во двор странная фигура. То был монах в балахоне, но не синем, как у Клемента, а черном. Он шел, скособочась, выставив правое плечо и отклонив левое, еще и прихрамывал на левую ногу. Потому казалось, что монаха сносит в сторону, хотя шел он прямиком через двор. Лаура поняла ошибку, когда черный человек уже приблизился к ней и явно не собирался сворачивать. Она отшатнулась, уступая дорогу, но сделала замечание:

— Сударь, осторожнее, вы чуть не сшибли меня.

Монах зыркнул на нее из темени капюшона, сверкнул зрачками и вдруг заревел:

— Ы-ыыы! Ы!.. У!.. У!.. Ууууу!

Лаура в ужасе отпрыгнула, спряталась за спину брата.

— Простите, миледи, — сказал Клемент, — он просто немой.

— У... У... — согласился черный монах и двинулся дальше.

— Вот курица, — ужалил сестру Джереми.

* * *

Джереми старше Лауры на два года. Он похож на отца и уверен, что знает все на свете. Он не старается быть хорошим, иногда даже наоборот — гордится тем, как умеет быть плохим.

— Северяне нищи, — говорил он сестре тогда, весною. — Думаешь, будешь ходить в золотых шелках? Ха-ха! За Ориджинами столько долгов, что хватит купить город!

— Мой жених — великий полководец, — возразила Лаура.

Джереми рассмеялся:

— Да он меча в руках не держал! Об этом вся столица знает!

— Он — внук Агаты. Лишь Агата может понять Агату.

Лаура думала, что дала острый ответ: пускай брат попробует найти себе невесту агатовской крови, да еще такую знатную, как Эрвин Ориджин! Но Джереми презрительно скривился:

— Вечно забываю, сестричка, что ты веришь в эту чушь.

Впрочем, осенью брат забыл о насмешках. Северянин объявил войну владыке и один за другим брал города. Громадное войско Южного Пути было бессильно против него, как стая хорьков — против тигра. Имперский генерал Алексис бросил в атаку искровые полки и обратил северян в бегство — но двумя сутками позже сам оказался разбит. Лаура не могла не думать: если Ориджин победит, то, наверное, сядет на трон. И тогда она, его невеста, окажется... императрицей?.. Лаура очень старалась быть хорошей. Заучивала наизусть поэмы и сонеты, спала в обнимку с трактатом по истории, каждый день брала уроки стратем. Странно, но отец был зол как Идо, а дед — хмур и тревожен, а брат — ядовит, как никогда прежде. Застав сестру с учебником стратем, он жестко высмеял ее:

— Боги, ты глупа, как гусыня, которой дятел выклевал мозги! Закрой книгу! Ни эта, ни другая, ни все книги мира не наполнят тебя умом!

— Сударь, благодарю за оценку, — бросила Лаура. Она почти не слышала брата, погрузившись в мечты о прекрасном женихе и тронном зале.

— Адриан покончит с шаванами, вернется в столицу и вздернет твоего женишка. Ориджин в западне, имей ты хоть унцию мозгов, то поняла бы это! А потом Адриан приедет к нам в Сердце Света и вздернет тебя заодно с дедом. Каждый шакал протекции давно уже знает, что ты помолвлена с мятежником!

На сей раз Джереми ошибся незначительно. Владыка действительно приехал в Сердце Света, и даже раньше, чем покончил с северянином. Лауру и Джереми вызвали к нему. Она видела, каким бледным и жалким был дед, слышала, как мямлил, путаясь в словах, Джереми. Оба боялись. Она не винила их — нет ничего плохого в страхе. Но сама Лаура его не испытывала. Владыка гладил ее по затылку и шее, рука была тяжелой, крепкой и одновременно — ласковой. Лаура чувствовала: Адриан — сильный мужчина. Ей нечего бояться, сильный мужчина ни за что не обидит леди... если она будет хорошей. Лаура умела быть хорошей. Уж это она умела в совершенстве.

Часом позже дед, едва отойдя от испуга, говорил ей:

— З...золото мое... прости, но так нужно... Твоя помолвка расторгнута, мы посылаем войска против Ориджина... Тебе и Джереми придется поехать в столицу. Вы побудете с императором, пока северянин не умрет... Владыка не обидит вас, не бойся, все будет хорошо.

— Я знаю, милорд, — честно ответила Лаура.

В поезде из Сердца Света она испросила разрешения наливать чай императору, и тот оказал ей такую честь. Она расспросила его о победе над шаванами, поскольку знала нравы сильных мужчин: отец обожал вопросы о своих успехах и ненавидел вопросы о неудачах. Адриан описал свой обманный маневр и одарил ее улыбкой. Лаура сказала:

— Не будет ли ваше величество столь добры, чтобы проиллюстрировать ход войны на стратемном поле?

Она думала: если Эрвин Ориджин так любит стратемы, то, возможно, и владыка тоже?..

— Вы — прелестное дитя, миледи, — Адриан снова погладил ее. — Сейчас я ограничен во времени, но удовлетворю ваше любопытство в следующем поезде.

Но в императорском составе из Алеридана в Фаунтерру для заложников не нашлось места. Когда поезд рухнул с моста, Лауры и Джереми в нем не было. "Теперь северянин победит", — со злобой сказал брат. Он даже не порадовался, что остался жив, — так был расстроен своей ошибкой. Лауру печалило лишь одно: что дед успел перескочить на сторону владыки.

— Его преосвященство Галлард, приарх Праотеческой Церкви, регент герцогства Альмера.

Когда он принял их, стоял полдень. Зимнее солнце било в стекла, во дворе стучали молотки и скрипели лебедки. Закрывшись от света и звука тяжелой шторой, приарх восседал в кресле. Он был угрюм, несгибаем, суров, как скульптура над могилой полководца. Глаза чернели впадинами, каменная челюсть выдавалась вперед, глубокие морщины бороздили лицо.

Клемент встал на колено, чтобы поцеловать перстень приарха. Лаура на всякий случай попыталась сделать то же.

— Тебе не следует, — отрезал Галлард. — Ты же не имеешь духовного сана?

— Нет, милорд.

— Тогда приветствуй меня, как подобает леди.

Она сделала реверанс, Джереми отвесил поклон.

— Садитесь.

Они заняли предложенные стулья и оказались на голову ниже Галларда. Клемент безмолвно встал за спиною приарха, сложив руки на животе. Галлард выдержал долгую паузу, затем хмуро заговорил:

— Времена меняются. Перемены падают на мир одна за другой, будто проклятья. Что сделать, чтобы противостоять им?

Лаура не решилась ответить: леди лучше промолчит, чем скажет невпопад. Джереми произнес:

— Владыка Адриан погиб.

— Боги наказали его за дерзость и поспешность! Но также наказали и нас, забросив на вершину тех, кому не полагается там быть. Да будет вам известно, что вчера, по согласию с лордом Эрвином, на трон взошла Минерва Стагфорт — невежественная, взбалмошная девица с крайнего севера. Разве сможет пигалица удержать бразды власти?! Империя в смятении. Шатаются устои, трещины бегут по фундаменту, на котором зиждется благо подлунного мира. Что может сделать добропорядочный человек?

Лауре показалось, что вопрос не требует ответа, однако Джереми сказал:

— Милорд, вы пошлете войска в столицу? Хотите объединить усилия с армией Надежды и сбросить Минерву? Мой отец...

Джереми умолк, когда приарх вперил в него ледяной взгляд.

— Война окончена, юноша. Ваши отец и дед могли вмешаться раньше, но промедлили, упустив момент. Их порочные мотивы ясны: сыграть на обе стороны, никого не прогневить, остаться невредимыми при любом исходе. Вильгельм Великий писал: решающий момент дается, как испытание. Кто любим богами, тот наберется смелости и примет решение; кто ничтожен, тот промолчит.

— Но ваша светлость...

Джереми хотел сказать: "Ваша светлость и сами стояли в стороне", — но запнулся, прикусил язык.

— Желали высказаться, юноша?

— Нет, милорд.

— Хорошо. Итак, война ушла в прошлое. Но можно ли построить прочный мир на фундаменте раскола и хаоса? Ответ ясен всякому, кто не лишен рассудка. Что можно сделать, чтобы скрепами порядка остановить хаос и не дать рухнуть последним опорам государства?

— Вы предлагаете союз между Альмерой и Надеждой? — сообразил Джереми. — Прекрасная идея, милорд! Мои отец и дед...

— Я просил вашей оценки, юноша?!

— Нет, милорд. Приношу извинения...

— Свое место в мире прими с достоинством, — процедил Галлард. — Постыдно, что приходится напоминать первую заповедь Праотцов. Ваше место — место ученика, а не наставника. Не вам оценивать мою политику, юноша. Вам лишь дается честь узнать о ней.

Приарх перевел дух и добавил:

— Да, я предлагаю союз Великому Дому Фарвей. Будучи вместе, центральные земли выстоят в любую бурю, а к ним, как к надежному оплоту, примкнут со временем и остальные.

Теперь Джереми хватило ума молча поклониться. Приарх Галлард внушал Лауре страх, но все же слегка порадовал тем, как приструнил ее брата.

— Вам следует понять, что с победой Ориджина Дом Фарвей оказался в опасном положении. Мне известно о бывшем вашем союзе с лордом Эрвином и даже о брачном договоре.

Галлард полоснул по Лауре взглядом.

— Известно мне и то, что ваш дед послал четыре роты на штурм дворца. Лорд Эрвин, разумеется, принял это как расторжение союза. Теперь ему стоит щелкнуть пальцами, чтобы свалить вас. Другие Великие Дома правят своими землями много поколений, даже одержав победу, северянин не смог бы порвать цепь традиций. Но вы, Фарвеи, стали герцогами жалких двадцать лет назад! Ваши вассалы еще помнят себя под властью Лайтхартов — многим было хорошо в то время. Наследники Лайтхартов еще грезят былым величием, а Флеймы поддерживают их. Если Ориджин поддержит притязания Лайтхартов, власти вашего деда придет конец.

Лаура знала: именно по названной причине — из-за нестойкости положения — дед и послал в столицу злосчастные четыре роты. Не сделай он этого, Адриан уничтожил бы Дом Фарвей с еще большей легкостью, чем Ориджин. Кто же знал, что владыка внезапно погибнет...

Джереми осторожно произнес:

— Ваша светлость, Дом Фарвей с радостью заключит союз.

— Не сомневаюсь, — бросил приарх. — Ровно так же, как весной заключил союз с Ориджином, а затем переметнулся к императору. Я не удовлетворюсь честным словом, юноша. Мне требуются более весомые подтверждения.

— Вы не отпустите нас?

Галлард оставил его без ответа и впервые нацелил тяжелый взгляд в лицо Лауре. По ее спине прошел холодок.

— Как вы находите лорда Альберта, юная леди?

— Он... — Лаура знала, что нужны лестные слова, но на ум пришло лишь то, что она сама чувствовала в эту минуту: — Он выглядит напуганным.

Приарх искривил губы:

— К несчастью, вы правы. Малодушие — ужасный порок для мужчины. Но Праотец Максимиан говорил: любовь женщины способна исцелить сей недуг. Альберт слишком юн для конфирмации брака, но в состоянии принести супружескую клятву и принять поток любви, так ему необходимой.

— Да, ваша светлость, — сказала Лаура.

— Советую вам поладить с ним, юная леди. Причувствуйтесь к его нраву, поймите его потребности. Что до вас, юноша...

Галлард повернулся Джереми, и Лаура ощутила, как брат вздрогнул.

— Составьте отцу письмо, изложите ситуацию такою, как видите. Будьте тщательны. В ваших интересах, чтобы отец сделал верные выводы.

Когда брат и сестра остались наедине, обоих била дрожь. Лаура прижалась к Джереми, а тот обнял ее.

— Он — страшный человек.

— Очень.

— Он — фанатик. Верит, что боги помогут любой дряни, какую он задумает. Могу поклясться, та еретичка — никакая не ведьма. Просто не угодила Галларду, вот и вся ее вина.

— Но он же не убьет нас?..

— Нет, сестричка. Все будет хорошо.

— Правда?

— Мы нужны Галларду. Я слыхал, он в неладах с нынешней императрицей. Потому сделает все ради союза с нами.

— Я не хочу союза. Я хочу домой...

— Не бойся, глупая. Папа спасет нас отсюда!

— А когда?

— Да почем я знаю! Когда сможет.

* * *

Галлард Альмера пугал Лауру до полуобморока. Уж конечно, не угрозою брака с Альбертом. Мальчонка, похожий на полохливую пичугу, не казался Лауре чем-то таким, что стоит принимать всерьез. А вот столб с обгорелыми цепями и горка свежих дров под ним были столь же жутки, сколь реальны.

Да, брат отослал письмо, отец получит его и приедет — сам или вместе с дедом. Они спасут, нужно лишь дождаться. Нужно быть хорошими, пока не придет помощь. Но с этим имеется проблема.

Беда в том, что Джереми — вольнодумец. Он перенял от отца и взгляды, и само это словечко. Значило оно вот что: брат Лауры не верил в Праматерей.

Лаура долго силилась понять: как не верить, если они есть? Не верить можно во что-то такое, чего не видно глазами: например, в Духа Степи или колдунство болотников, или что в Запределье живет Темный Идо. Но Праматерей с Прааотцами все видели на портретах и иконах, да и в книгах про них написано, и сами они написали кучу книг. Отрицать их — это как спорить с тем, что Сердце Света обнесено стеною!

Джереми пояснял: конечно, были какие-то люди. Семнадцать барышень и сотня мужчин, что возвели Фаунтерру и установили первую династию. Но кто сказал, что они пришли из царства богов? Кто сказал, что они — святые?! Посуди сама! Прародители были смертны? Да. Они создали мир? Нет. Они творили чудеса? Только с помощью Предметов. Но это знак святости Предметов, а не Праматерей!

Лаура терялась. Как же — не святые?.. Все же знают... Праматери — носители мудрости. Они создали великое государство, принесли самый лучший закон и порядок. Они были образцом всех добродетелей. Они предвидели будущее, наконец!

Джереми смеялся, наслаждаясь превосходством своего ума.

Лучший закон и порядок — лучший чем что? Мы же не знаем тех законов, что были до Праматерей. Как сравнить-то?!

Образцы добродетелей — вот наивность! Они же, Праматери, и навязали нам именно эту мораль. По их мерке мы оцениваем людей — вот Праматери и выходят образцами. Но, может, в другой морали не нужно было бы усердно трудиться и помнить свое место под солнцем? Мы жили бы в лени и праздности, а боги просто так давали бы нам все — разве так бы не было лучше?!

Лаура терялась в мудреной этой философии и отвечала тем единственным доводом, который хорошо понимала. Праматери видели будущее. Агата предсказала кучу всяких вещей! Искру, например!

Джереми хохотал: да почем ты это знаешь? Агатовские лорды и теперь хвалятся даром ясновидения — вон, мол, Ориджин предсказал ходы Серебряного Лиса. Но это всего лишь расчет! Ты сама — агатовка. Что, много ты можешь предвидеть? Три дня искала рукавичку, а потом нашла в своем же кармане!

Но книги же! — восклицала Лаура. — В них же все изложено! Агата еще когда написала про искру — а сбылось через тысячу лет!..

Брат легко громил ее доводы: священные книги то и дело переписываются. Не Праматери предвидели открытия, а церковники вставляли открытия в книги Прародителей позже, по мере развития науки. В нынешних священных текстах вряд ли есть хоть десятина того, что действительно писали Праматери!

Но люди же верят... — с горечью шептала Лаура. Почему-то ей было очень обидно. Она, как и мать, гордилась агатовской кровью...

Х-ха! — добивал Джереми. — Потому и верят, что не имеют доказательств! А если бы вместо веры подумали головой, то поняли бы простую истину: Прародители — никакие не святые, а кучка царедворцев. Подмяли под себя древний мир, установили монархию и объявили себя божьими посланниками! Адриан сделал бы то же самое, если бы поезд не рухнул с моста!

Лаура была младше и не так изворотлива умом, да и знала к тому же: хорошая сестра не спорит с братом. Скоро она отказалась от дискуссий, приняла правоту Джереми, привыкла поддакивать. Да и куда бы она делась? Отец-вольнодумец гордился вольнодумством сына. Дед не был так уж свободен во взглядах, но уважал смелость ума, потому тоже нахваливал Джереми. Даже находил политическую выгоду: если вольные взгляды распространятся, то Церковь и Корона утратят часть влияния, а значит, усилятся Великие Дома. Вон в Степи, где не поклоняются Праматерям, император и Церковь значат мало, а власть держат ганты и вожди... Вот и пошло, что Джереми считали умным и смелым, будущим великим политиком, а Лауру — милой глупышкой. Впрочем, пока она была хорошей, ей давали все, чего хотела.

Так было в Сердце Света. Но теперь — Эвергард. Лаура подозревала, что высказать здесь братовы вольные взгляды — надежный способ попасть на костер. Лаура должна быть хорошей, а хорошая сестра должна заботиться о брате.

— Давай помолимся, Джереми, — эти слова Лаура говорила пять раз на дню.

Брат не знал молитв Праматерям, почитая их за тупые суеверия. "Я молюсь только богам, и не напоказ. А доисторическим интриганкам пусть молятся идиоты!" Лаура тряслась от ужаса: что, если архиепископ вызовет Джереми и велит прочесть хоть одну молитву Праматери или Праотцу? Брат никак не сумеет скрыть свое еретическое невежество! Значит, нужно поскорее обучить его нескольким молитвам.

Лаура виделась с Джереми пять раз в день: при трех трапезах и двух прогулках. Но всегда рядом был монах Клемент, а иногда и лорд Альберт. Если учить брата у них на глазах, они все поймут. Так что Лаура решила прикрыть учебу благочестием.

— Давай помолимся, Джереми, — говорила она при каждой встрече и выбирала одну из трех молитв. Утром — "Укрепимся трудами", парадную молитву Церкви Праотцов, при завтраке и ужине — благодарность Агате, а за обедом и перед сном — "Слово к Шестнадцати", обращение ко всем Праматерям разом.

Чтобы Джереми хорошо все запомнил, он должен был не только слушать, но и повторять. Так что Лаура немножечко хитрила:

— Братец, можно, я буду первая, а ты за мною исправишь, если ошибусь? Хочу проверить, как я знаю.

И вот они бродили кругами по верхнему дворику Эвергарда либо восседали за столом, чинно сложив руки перед грудью, и Лаура декламировала строку за строкою:

— Благодарю тебя, Мириам Темноокая, за счастие любви и сердечную радость; и тебя, Янмэй Милосердная, за науку и наставления; и тебя, Софья Величавая, за здравие родителей и их заботу...

Джереми вынужденно повторял — не мог же он при Клементе отказаться от молитвы. Монах одобрительно кивал, юный лорд Альберт, если был рядом, тоже присоединялся к хору. Лаура очень радовалась своей находчивости. Но одних молитв мало, чтобы наверняка быть хорошей.

Замковая часовенка избежала пожара, сохранила древние фрески и иконы. Четырежды в день монахи собирались сюда на богослужение. Внуки Фарвея не могли участвовать в службе: ведь их надзиратель, брат Клемент, был в это время занят. Но Лаура решила проявить интерес к часовне. На нескольких прогулках она просила Джереми:

— Прошу тебя, зайдем! Мне там так хорошо!

Оказавшись в храме, она приступала к просвещению брата:

— Гляди, какая чудесная фреска! Ой, а что же это за сюжет?.. Нет-нет, не говори, дай мне самой угадать. Духовное родство Праматерей, да? Когда Глория сказала: "Мы разные, но мы — одно". Правда? Ах!.. А что на этой иконе? Марек и Симеон бегут от соблазнов? Они полюбили вдвоем одну девицу, но вместо соперничества вместе ушли в монахи. Я права?..

Джереми не оставалось ничего иного, кроме кивать головой:

— Да-да, все верно...

Лаура мысленно благодарила мать за все вечера с "Притчами в рисунках". Иногда попадался сюжет, который не могла угадать, и Лаура спрашивала монаха:

— Брат Клемент, девичья память так плоха... Умоляю, напомните суть этой иконы!

Монах благочинно кланялся:

— Не диво, миледи, что вам незнаком сей сюжет, ведь он очень редок. "Носители Света играют в стратемы" — это страница истории ордена Светоносцев, ныне признанного еретическим. Но в восьмом веке Корона меркла в сравнении с силою этого ордена. Светоносцы оставили неизгладимый след в духовности северных земель.

— Как любопытно! Прошу вас, расскажите подробнее!..

Узнав, что в замке есть большая библиотека, Лаура выпросила несколько книг — якобы, себе, но на деле, для брата. Джереми отказался бы читать "выдумки самозванок", потому Лаура взяла не труды самих Праматерей, а трактаты богословов и историков Церкви.

— Братец, эта книга так меня увлекла, что я провела за чтением всю ночь! Я пометила карандашом отрывки, которые хочу обсудить с тобою. Сможешь прочесть их до вечерней прогулки?..

На счастье, приарх Галлард был сильно занят делами, и все не находил времени увидеться с заложниками. Три, четыре, пять дней Джереми с Лаурой были предоставлены заботам Клемента. Лаура спешила впихнуть в голову брата все необходимое. Вот-вот архиепископ снова вызовет их — и спросит. Если в прошлый раз беседа шла о политике, то теперь уж точно пойдет о религии. Нужно успеть подготовиться!

— Милый братец, ты прочел отрывки, что я давала тебе утром? Мне так не терпится услышать твое мнение!

Иногда, пускай редко, брат с сестрою оставались без надзора. Клемент позволял им самим взбегать на башни или стены — куда ему забраться трудно, и откуда они все равно не исчезнут. На третий вечер, избежав таким образом назойливой опеки, Джереми спросил сестру:

— Зачем ты это устроила? Что за глупости?

— О чем ты говоришь?

— Обо всей этой богословской науке! С чего ты решила стать святошей?

— Я хочу лишь соблюдать благочестие, и тебе советую. Мы в замке человека, который никак не одобрит твоих взглядов на веру.

Он сделал то, что делал всегда, когда хотел возвыситься над сестрой: расхохотался.

— Бедняжка, ты боишься костра? Думаешь, нас сожгут, если не будем как следует молиться? Ну что за наивность! Галларду чхать на благочестие, как и мне, и всякому умному лорду в Империи! Мы — внуки герцога, нас держат в заложниках, чтобы давить на деда. Наша судьба не от веры зависит, а от политики!

Лаура поджала губки:

— Благодарю тебя за твое мнение. Но мне казалось, нас не убудет, если проявим немного...

— Трусости? Конечно, тебе, девице, она к лицу.

— В первый день ты боялся Галларда не меньше, чем я.

— И теперь боюсь, но ни к чему это показывать! Если он увидит, как мы бьем поклоны, то поймет, что трясемся от страха. Но мы должны говорить с ним на равных! Мы — лорды Великого Дома, как и он.

Лаура сказала то, во что действительно верила:

— Мы должны быть хорошими.

Джереми фыркнул:

— Будь, если хочешь!

Лаура не отказалась от своих стараний, но стала действовать мягче и тоньше. Никто не заподозрил бы, что она обучает брата. Всякому было ясно: сестренка сама смиренно просит его о наставлении.

Впрочем, Лаура не удержалась от крохотной шпильки. Проходя мимо ужасного столба, она спросила Клемента (так, чтобы слышал и Джереми):

— Напомните, брат Клемент, за что была казнена та несчастная?

— За оскорбление веры словом и делом, миледи.

Она бросила на Джереми полный намека взгляд. Брат сказал ей (тихо, тайком от Клемента):

— Никого нельзя судить за оскорбление в адрес иллюзии.

На десятый день после того, как Джереми отправил письмо, перед обедом их повели в чайную комнату. Лаура решила: вот и новая встреча с архиепископом — а значит, испытание и ей, и брату. Нужно вести себя идеально, иначе — конец. На ходу Лаура проверила себя: выправила малейшие погрешности шага и осанки; успокоила руки, запретив им комкать материю платья; подняла подбородок с подлинно агатовским достоинством, но взгляду придала невинной кротости. На всякий случай освежила все три молитвы и сюжет о Светоносцах, что узнала от Клемента, и несколько богословских пассажей из книг, и имена двух покойных епископов из Дома Фарвей — дальних ее родичей. Что ж, Лаура сделала все.

Однако она ошиблась: вместо архиепископа в чайной их ожидал отец. И не один.

* * *

Немного раньше тем же днем в верхнем дворе Эвергарда случилось событие. Лаура не видела его, а Джереми наблюдал через окно и позднее рассказал сестре.

К воротам подъехала карета, вызвав собою замешательство у часовых. Карета выглядела просто, без гербов, и не имела конного эскорта. Однако воин, сидевший подле возницы, предъявил стражникам бумагу. Увидав ее, часовые вытянулись по струнке и отперли ворота. Экипаж въехал во двор, раскрылся и выпустил из кабины трех человек. Один носил шубу и шапку, его лицо терялось в мехах, и выдавался только острый нос. Другой, одетый в темное, следил за каждым жестом обладателя шубы — очевидно, выполняя обязанности его секретаря или адъютанта. А третий был самым приметным из гостей. Вся фигура его, осанка, манера движения, посадка головы выдавали суровую, бестрепетную силу. Его вооружение составляли меч и дага; поверх теплого мехового дублета мужчина носил двуцветный плащ — смесь крови и смолы.

Признав в этом человеке главного (или самого опасного) начальник караула обратился к нему. Джереми приподнял фрамугу и услышал, как меченосный гость отрекомендовался:

— Гаррет Аманда Джина рода Агаты, генерал-полковник Стэтхем. С личным поручением ее величества.

Джереми не просто увлекался военной стратегией, а веровал в нее, как другие — в религию. Он не мог не узнать имени: ведь это Стэтхем наголову разбил искровую армию Короны! Правда, действовал он по плану Ориджина.

— Каково поручение, милорд? — уточнил начальник караула.

Воин, сидевший подле возницы, спрыгнул наземь и предъявил бумагу караульному офицеру. Стэтхем счел нужным сказать вслух:

— Имеем пакет для приарха. Хотим видеть заложников, что содержатся здесь.

— Я передам пакет, милорд, и доложу его светлости.

— Нет, офицер. Вы сейчас же приведете к нам заложников.

— Я не имею права, милорд. Приказано никого не впускать к ним.

— Приказано кем-то, более важным, чем владычица?

— Нет, милорд, но...

Стэтхем отвернулся и зашагал к гостевому дому, как-то угадав, что именно там и находятся внуки Фарвея — возможно, заметил Джереми в окно. Часовые у дверей преградили ему дорогу, а начальник караула подоспел с двумя другими стражниками.

— Милорд, остановитесь!

Стэтхем уведомил его:

— Офицер, вы отнимаете мое время. Через восемь секунд задержка станет оскорбительной. Один. Два...

Караульный опешил.

— Вы не можете, милорд. Так нельзя! Нужно доложить его светлости!..

— Шесть. Семь. Восемь, — окончил счет генерал. — Вы унизили меня ожиданием. Я вызываю вас, офицер. Назовите свое имя и титул.

Рука северного генерала легла на эфес. Офицер сообразил: его голова имеет все шансы расстаться с телом, едва имя будет названо, как требует дуэльный кодекс.

— Не имеете права!

Офицер попятился в тыл, за спины солдат. Но те слаженно выполнили маневр и очутились на флангах, а в центре остался один офицер — лицом к лицу со Стэтхемом.

— Сударь, ваше имя.

— П... приношу извинения, милорд. Я н... не хотел вас унизить. Заложники будут незамедлительно.

Генерал вошел в гостевой дом, бросив офицеру:

— Хочу чаю.

Теперь северянин восседал за чайным столом, небрежно положив перед собою меч. Лаура едва заметила его и с возгласом радости бросилась к другому гостю. Остроносый господин в мехах, прибывший в карете Стэтхема, — то был ее отец, лорд Финли Фарвей.

Отец Лауры — очень добрый. По крайней мере, когда Лаура ведет себя хорошо. Отец редко кричит на нее, а если кричит — потом обязательно дарит подарки. При встрече отец говорит: "Моя девочка", и позволяет себя обнять.

— Мой храбрый Джереми! Моя принцесса! — отец поднялся им навстречу, пожал руку сыну, дался дочке для объятий. Он был жарок, но шубу почему-то не снимал. — Бедные деточки, как же вам живется?

Конечно, никто из детей не рискнул жаловаться при постороннем человеке.

— Мы полны сил, отец! — браво отрапортовал Джереми. — Наше здоровье крепко!

— В замке Эвергард очень красиво, — сказала Лаура, — я восхищаюсь архитектурой и мозаиками.

Отец наморщил лицо, силясь сдержать скорбные чувства.

— Мои дорогие, вы не должны стесняться нашего гостя. Он знает, в каком вы положении, говорите без утайки. Но... не забывайте о вежливости.

Лаура зарделась и сделала реверанс.

— Простите нас, милорд. Радость встречи с отцом толкнула на бестактность. К вашим услугам леди Лаура Фарвей рода Агаты.

— И лорд Джереми Фарвей того же рода, — поклонился брат.

Северянин кивнул в ответ и назвал себя. Джереми вскричал, как счастлив познакомиться с одним из лучших полководцев современности. Стэтхем оборвал его взмахом руки:

— Довольно. Как с вами обращаются?

Лаура покосилась на отца, тот наклонил голову:

— Ничего не скрывайте, милые мои. Мы полностью искренни с нашими союзниками!

— Мы заперты в верхнем дворе, — сказал Джереми. — Никогда не выходим за ворота, не передвигаемся без надзора, не можем слать писем. Нас держат пленниками!

— Милорд, мы видели, как женщину сожгли заживо, — с дрожью добавила Лаура. — Сказали, она — еретичка. Наверное, нас нарочно привезли во время казни, чтобы запугать.

Генерал нахмурился:

— Что за женщина?

— Мы не знаем, милорд. Несчастная, которая чем-то не угодила приарху. Я убежден, что вера здесь не причем, а причиной одна политика.

Это сказал Джереми, Лаура не посмела бы так прямо заявить, что еретичка не нарушала законов веры.

— А вы сами подвергались мучениям? — спросил Стэтхем.

— Нас постоянно запугивали, — выдавил Джереми мужественно, как бы стыдясь признаться. — Грозили отдать церковному суду, сгноить в монастыре, послать на костер.

Лаура не стала лгать, как брат. Леди может соврать, чтобы обелить кого-нибудь, но соврать, чтобы очернить, — это нехорошо.

— Мы хлебнули страху, милорд, но содержали нас достойно. Вкусно кормили, водили на прогулки, давали читать книги.

Отец скривился:

— Бедная девочка, ты так напугана, что даже не можешь сказать честно! Милорд, вы сами видите, как худы и бледны несчастные дети!

— А давно вы здесь? — спросил Стэтхем у Лауры.

Отец вскричал со слезами в голосе:

— Месяц я не видел своих...

Северянин хлопнул по столу.

— Лорд Финли, пускай ответит юная леди.

Лаура успела понять, чего хочет отец. Сказала мысленно: "Прости меня за ложь, Светлая Агата. Я хорошая и выполняю приказ отца".

— Месяц, милорд. Почти от самого Дня Сошествия.

— Разве вы не были в плену у Адриана?

— Сперва... — встрял отец.

— Лорд Финли! — оборвал Стэтхем.

Но Джереми уже уловил мысль:

— Сперва нас стерегли солдаты тирана, а после его смерти — люди приарха.

— И на каких условиях вам обещают свободу?

Теперь отец не рискнул вмешаться, а Стэтхем смотрел в упор на Лауру, так что ей пришлось ответить честно:

— Его преосвященство хочет, чтобы я вышла за лорда Альберта.

— Дрянь, — бросил генерал. — Подлый ход.

— Теперь вы видите, милорд, как играет Галлард, — покачал головой отец. — Он использует приемы, недостойные агатовского рода. Светлая Праматерь плачет, видя злодейства своего внука.

Лаура знала: отец, как и Джереми, не верит в святость Агаты. По мнению отца, Вильгельм Великий был простым завоевателем, Янмэй — его министром пропаганды, а Агата — придворной интриганкой. Но для генерала слова "агатовский род" значили многое.

— Прискорбное бесчестие, — процедил Стэтхем.

— Не забывайте, милорд, что в жилах моих детей также течет кровь Агаты. Недопустимо, чтобы агатовец издевался над детьми своего же рода.

— Этому нужно положить край, — согласился генерал.

— Благодарю вас! Мы всей душою уповали на то, что лорд Эрвин защитит свою невесту.

Стэтхем медленно повернулся к лорду Финли.

— Вы заблуждаетесь, Фарвей. Надежда прислала четыре роты штурмовать дворец. Лорд Эрвин своими руками убил некоторых из этих солдат. Полагаете, брачный договор сохранил силу?

Отец ответил без смущения:

— Милорд, прошу заметить, мы клялись поддерживать лорда Эрвина в мирное время. Он не предупреждал, что поднимет мятеж против Короны.

— Вы прочили леди Лауру ему в невесты. Если бы брак состоялся, лорд Эрвин, как человек чести, во всем поддерживал бы супругу. Во всем без исключения. Того же ждал и от нее, а получил четыре роты под стенами дворца!

— Четыре роты, милорд, — ничто против такого великого воина, как лорд Эрвин. К тому же, это были далеко не лучшие наши солдаты. Мы знали, что герцог легко справится с ними. Но вовсе не послать их не могли: Адриан держал в заложниках моих детей! Что бы сделали вы, милорд, если б вашим любимым чадам угрожала смерть?!

— Мой первенец командует ротой в моем войске. Я ставлю эту роту на самый ответственный участок, а не самый безопасный. Вам следовало запереть врата Сердца Света и дать отпор тирану, а не впускать его без боя и позволять брать заложников.

— Но генерал...

— Довольно, лорд Финли. Брачному договору конец, как и нашему союзу. Я здесь, чтобы прекратить бесчинства Галларда, но не ради вас.

Отец замешкался, и Лаура почувствовала: сейчас ее время. Сильные мужчины любят девичью слабость.

— Генерал, позвольте мне сказать. Я — внучка Агаты, как и вы, и великий герцог Ориджин. Мне очень горько слышать от вас слова обиды. Я понимаю вас, ведь во мне течет та же кровь. Возможно, мы поступили малодушно, и вы имеете все основания расторгнуть помолвку... Но прошу милорд: не рвите хотя бы узы дружбы меж нашими Домами! Дайте нам шанс подняться в ваших глазах!

Отец едва сдержал довольную улыбку, и Лаура поняла, что попала в цель. Северянин внимательно выслушал ее и чуть заметно кивнул.

— Такие слова делают вам честь, юная леди. Скажи вы их месяц назад, все было бы иначе. Но сейчас лорд Эрвин одержал великую победу. Все ищут его дружбы, и предпочтение будет отдано тем, кто не запятнал себя. А вашему отцу нечего предложить в обмен на снисхождение моего лорда.

— Полагаю, есть что, — лукаво произнес отец.

Прежде, чем он продолжил, дверь с треском распахнулась и, предваряемый двумя рыцарями, в чайную вступил архиепископ Галлард. Следом за ним вошли еще четверо мечников., сверкая кольчугами, окружили стол. Приарх уперся кулаками в столешницу и навис над северным генералом.

— Вы силою вторглись в мой замок! Я должен понять это как объявление войны?

Стэтхем даже бровью не повел. Лишь глянул искоса на ближайшего приархова воина, и тот предпочел остановиться в сторонке.

— Для начала, милорд, — спросил Стэтхем Галларда, — вы понимаете, с кем говорите?

— Прекрасно понимаю. С генералом-убийцей, палачом спящих солдат.

— С равным успехом убиваю врагов Ориджина и днем, и ночью, чем горжусь. Но я принес послание не от лорда Эрвина, а от ее величества.

Он кивнул адъютанту, и тот подал Галларду письмо, опечатанное гербом пера и меча. Приарх ждал чуть ли не минуту, затем взял бумагу так брезгливо, будто чтение могло унизить его. Сломал печать, пробежал глазами по строкам.

— Это абсурд. Бред безумца.

— Перескажите содержание, милорд, — отчеканил Стэтхем. — Я должен знать, что вы верно его поняли.

Вместо ответа Галлард скомкал и швырнул письмо на стол.

— В таком случае, я повторю сам. Волею императрицы Минервы приарху Галларду Альмера приказано прервать террор в отношении вассальных лордов, избавить юного Альберта Альмера от содержания в плену под видом регентства и передать власть над герцогством в руки законной наследницы — леди Аланис Альмера.

Лаура не сдержала удивленного возгласа:

— Леди Аланис жива?!

— Да, леди Лаура. Хотя приарх Галлард с графом Блэкмором приложили много усилий для ее убийства.

Галлард почернел от ярости.

— Эта бумага — подлая фальшивка! Ориджин водил рукой Минервы!

Стэтхем пожал плечами.

— Не скрою, милорд участвовал в составлении указа. Но если бы Минерва писала сама, для вас было бы только хуже. Вы силою бросили ее в монастырь. Я вижу, держать детей в заложниках — ваша любимая тактика.

— Лорд Эрвин обещал мне союз. Лорд Эрвин клялся поддерживать меня. Север больше не считает нужным держать слово чести?

— Милорд обещал помочь вам сохранить титул приарха — и вы его сохраните. Милорд также избавит вас от суда за похищение наследницы престола и попытку убийства леди Аланис. Но не ждите, что милорд поможет вам узурпировать власть и жечь людей на кострах.

Приарх сел напротив генерала, выждал минуту, чтобы совладать с яростью. Заговорил тоном сухого льда:

— Коль речь зашла о суде, я изложу пару фактов. В один из последних дней осады два человека прибыли поездом из Фаунтерры в замок Бэк, владения лорда Эрроубэка. Один из двух соответствует описаниям путевского наемника, который осенью помогал моей племяннице. Через день после его визита в замок Бэк поезд владыки Адриана рухнул в реку на расстоянии мили от упомянутого замка. Если Минерва хочет устроить судилище, пускай начнет с допроса Эрроубэка и этого путевца. Когда суд установит, что Аланис виновна в убийстве владыки Адриана и сотни гвардейцев эскорта, она лишится любых прав на власть.

Стэтхем погладил мизинцем рукоять меча, лежащего на столе. Ласково, с нежностью.

— Коль вы правы в своих домыслах, лорд Галлард... Шансы ничтожно малы, но если все-таки вы правы, то это значит, что лорд Эрвин и леди Аланис имеют в восточной Альмере надежного вассала, мощный опорный пункт с немалым гарнизоном, а также контроль над рельсовой дорогой. Вы не полководец, потому считаю долгом пояснить. При таких условиях в первые же недели войны с лордом Эрвином вы лишитесь всех земель восточней Алеридана. Вам стоит сделать все, чтобы не расстроить лорда Эрвина.

Северянин расправил скомканный лист и подвинул ближе к приарху:

— Жизнь, титул, власть над Церковью, но не Альмерой. Примите это — или потеряете все.

Оглянувшись на Лауру, Стэтхем добавил:

— И, разумеется, вы отпустите детей.

Лаура хранила видимость покоя, как подобает леди, но в душе ликовала. Лорд Эрвин все же не забыл свою бывшую невесту и не бросил в беде! Теперь Лаура и Джереми будут спасены, а Галлард поплатится за жестокость. Жаль, Альберт так и останется в этом жутком месте. Бедный мальчонка совсем измучился от страха...

Лаура пригляделась к Галларду, надеясь найти на его лице признаки испуга. Пускай сам отведает кушанья, которым потчует всех вокруг! Однако приарх держался со спокойной уверенностью, куда более твердой, чем поначалу.

— Лорд Стэтхем, сейчас вы отправитесь назад к сюзерену и передадите ему мой ответ. Я не отдам Альмеру. Уж точно — не в руки самовлюбленной дряни, какою является Аланис. Если лорд Эрвин хочет напугать меня войною — пускай приходит с войском. Против него выступят не только мои мечи. Каждый священник в каждом храме Праотцов откроет прихожанам, как Ориджин напал на архиепископа, а любовница Ориджина убила императора. Посмотрим, легко ли будет ему править Империей!

Галлард воздел указательный палец.

— Однако, если лорд Эрвин примет мою власть над Альмерой, все обернется иначе. Я признаю его владыкой Империи и принесу присягу его марионетке. Я скрою то, что знаю о крушении поезда. Святые отцы расскажут народу, как боги покарали Адриана за тиранию. Лорда Эрвина назовут великим стратегом и защитником свобод, Минерву — истинной императрицей. Доброе имя вашего сюзерена — в моих руках. Ступайте, генерал, и сообщите ему это.

Стэтхем коротко кивнул, поднялся, взял меч. Сказал Джереми с Лаурой:

— Собирайтесь, я жду в экипаже.

— Я не отпускал их, — возразил Галлард.

Северянин провел пальцем по вензелю на ножнах.

— И что вы сделаете, если я возьму их силой? Сколько дней надеетесь выстоять в войне против Ориджина с Надеждой вместе?

Галлард долго молча дышал.

— Забирайте.

Спустя час четверка лошадей мчала карету от Эвергарда к ближайшей рельсовой станции. Лаура и Джереми сидели по сторонам от родителя. Джереми играл хладнокровие, Лаура нежно прижималась к отцовскому плечу. Ее переполняло счастье — почти так же, как в день помолвки с Эрвином. Главное — быть хорошей, и она сумела! Зря Джереми смеялся над нею. Ее молитвы помогли: Галлард не тронул детей, а Эрвин помог отцу их вызволить. Конечно, Джереми сказал бы, что все дело в политике, в раскладе сил... Наверное, политика важна, но и молитвы тоже. Будь хорошей и молись — это правило никогда не подводило Лауру.

Они успели ровно к отправлению поезда и скоро уже мчались в сторону Маренго. Северный генерал пригласил их в свое купе и обратился к отцу:

— Лорд Финли, вернемся к прерванной беседе. Вы искали благосклонности моего сюзерена и сказали, будто имеете что предложить ему. Я слушаю.

Отец расстегнул сюртук и вынул из кармана бархатный мешочек, вытряхнул на стол шершавый красно-рыжий камень размером с перепелиное яйцо. Стэтхем подбросил его на ладони.

— Сырое око. Крупное, но бесполезное без огранки.

— Верно, милорд. Его подарил моему отцу, герцогу Фарвею, пророк Франциск-Илиан, который недавно посетил Сердце Света.

Генерал едва заметно напрягся.

— Пророк покинул свою келью? Намерен снова занять шиммерийский трон?

— Вполне вероятно. В пользу этого говорит тот факт, что Франциск-Илиан ищет средства. Он намекнул на возможность сделки в один миллион эфесов. Такая сумма могла понадобиться ему лишь с одной целью: перекупить лояльность сыновьих вассалов и бескровно вернуться к власти.

— Какую сделку он вам предложил?

— Лишь намекнул. Намеком служил этот камень.

Стэтхем ощерился, неприятно сверкнув зубами:

— Искровые копья. Дрянь.

Отец кивнул:

— Тридцать лет Корона владела монополией на закупку очей в Шиммери. Но шахты развивались, и очей добывалось все больше. На складах у шиммерийских вельмож скопились излишки. Теперь члены Совета Пяти решили распродать все накопленное. Корона ослабла и не сможет закупать в прежних объемах, а шиммерийцы не намерены терять доходы.

— На миллион эфесов можно купить вооружения... — Стэтхем прикинул в уме, — для трех полков.

— Даже для четырех, — уточнил отец.

— Не возьму в толк: вы собираетесь вооружить четыре искровых полка — и при этом ищете милости лорда Эрвина? Просите нашего одобрения создать искровое войско?!

— Не совсем.

— Тогда стоит понять это... как угрозу? — северянин хохотнул без тени веселья. — Милорд сотрет вас в порошок. И с искровыми полками, и без них.

Отец примирительно поднял ладони.

— Ни в коем случае, генерал. Мы не угрожаем лорду Эрвину, а напротив, предлагаем помощь. Позвольте пояснить. Шиммерийский Совет Пяти держит в руках всю добычу очей. Первым из Пяти является принц Гектор, а Четвертый из Пяти поддерживает его. Второй из Пяти — максимиановский аббат — всеми силами стоит за Франциск-Илиана, а Третий держится за Второго. Пятый из Пяти непостоянен, мечется от одних к другим, смотря где выгодней. Итак, мы имеем две пары вельмож (в руках у каждой пары запасов очей где-то на миллион эфесов), и еще один богач — сам по себе. Франциск-Илиан предложил нам купить запасы Второго и Третьего из Пяти. Пророк обратился к нам потому, что Надежда занимает абсолютно нейтральную и мирную позицию — пророку это по нраву. Однако принц Гектор предложит свою долю очей лорду Эрвину — поскольку будет искать союзников против отца. Если мы выкупим доли Второго и Третьего, а вы — запасы Первого и Четвертого, то восемь десятых всех очей окажутся в руках наших Домов! Прибавьте трофейное оружие разбитых искровиков Адриана — и станете самой грозной силой не только в мечах, но и в искре! Впредь никто и никогда не сравнится с вами!

У Стэтхема сверкнули глаза. Лаура знала: такие люди, как он, предпочитают искре благородную сталь. Даже закупив очи, кайры все равно захотят рубиться мечами. Но план отца гарантировал, что и никто другой не выставит против северян искровое войско, никто не устроит им нового разгрома при Пикси.

— Заманчиво, лорд Финли. Но у нас нет миллиона эфесов, чтобы выкупить запасы принца Гектора. И сотни тысяч нет.

— Миллион есть у нас, — отец погладил себя по груди. — Мы договоримся с Франциск-Илианом о рассрочке на год и заплатим сейчас только полмиллиона. Оставшиеся пятьсот тысяч одолжим вам. Вы также договоритесь о рассрочке с принцем Гектором, и получите груду очей, не вложив ни агатки!

— Мы должны будем вернуть вам кредит.

— Вернете из казны Короны — например, под видом ссуды на строительство плотины.

— И доплатить оставшиеся полмиллиона Гектору.

— То будет через год, за это время заработаете. Хотя бы на торговле с теми же шиммерийцами. Я слыхал, половина путевского флота досталась вам.

Отец подмигнул суровому генералу:

— Подумайте: главная военная сила, как холодная, так и искровая, окажется в одних руках — ваших!

— И в ваших, — отметил Стэтхем. — Как вы планируете использовать ее?

— Исключительно в мирных целях, — отец расплылся в улыбке. — Мы видим нашу миссию в том, чтобы поддерживать мир и покой на Юге!

— И сделать Сердце Света второй столицей Империи.

— Третьей, генерал. Второй станет Фаунтерра, а первой — Первая Зима! — отец приобнял обоих детей. — Светлая Агата испокон правила Севером и Альмерой. Но когда мои любимые чада подрастут, агатовцы станут контролировать и Юг. Только представьте, милорд: половина Полариса — под властью рода Агаты!

Северный волк обещал обдумать предложение Фарвеев. Но он был воином, а не политиком, и не так хорошо скрывал эмоции. И Финли Фарвей, и Джереми, и Лаура видели: Стэтхем уже обдумал идею и влюбился в нее. В столице он сделает все, чтобы убедить Эрвина согласиться.

В Маренго семья Фарвеев сошла с поезда. Генерал распрощался с ними со всею сердечностью, на какую был способен:

— Легкого пути, господа. Лорд Финли, передайте наилучшие пожелания герцогу Фарвею и вашей леди-жене.

Отец спал с лица.

— Моя леди-жена на Звезде, милорд.

— Простите, я не знал. Соболезную.

Он вернулся в вагон и укатил в столицу.

Лорд Финли послал адъютанта за билетами, а сам отвел детей в кофейню и угостил сладким. Все были в прекрасном настроении. Отец радовался успеху переговоров и, лучась самодовольством, поучал детей:

— Всегда высматривайте чужие слабости. Слабость этого волчары была, как ни странно, в силе. Он силен, но хочет быть еще сильнее. Я предложил ему это — и запросто сделал союзником. А еще нажал на его гордыню — она у всех агатовцев воспалена. Казалось бы, вояка, прагматичный человек — но аж трясется над байкой про величие Агаты. Я заметил это и применил. Вот как поступает умный политик!

Джереми восхищался отцом, смеялся над простодушием Стэтхема и строил фантазии о времени, когда Дом Фарвей получит искровые полки, а все соседи — и Рейс, и Литленд, и Альмера — станут лебезить перед ним. При собственном искровом войске да надежном союзе с северянами, Фарвеи станут вторыми по влиятельности во всей Империи. Подумать только: каких-то двадцать лет назад их дед еще даже не был герцогом!

Лаура же мало вникала в политику. Она не уставала радоваться спасению из Эвергарда и сотням миль, что отделяют теперь от столба на кострище. И еще немножко — маковому тортику с какао. И еще — своим проснувшимся вновь мечтам об Эрвине: если Надежда опять в союзе с Ориджином, то, может быть, со временем...

Вернулся адъютант и подал отцу билеты. Лаура любила все, связанное с поездами, и тут же выхватила у папы гербовый конверт, с наслаждением раскрыла его, огладила солидную, прочную проездную карточку. Зацепилась глазами за название станции. Моргнула.

— Папенька, прости, здесь какая-то ошибка... Мы же едем домой, в Сердце Света!

— Мы едем в Эвергард.

— Как?.. Почему?! Мы же только оттуда! Я... не хочу в Эвергард!

Лицо отца за секунду огрубело, стало злым и чужим.

— Мы едем в Эвергард потому, что так надо. Свои желания оставь при себе.

— Я... папенька, я не понимаю!..

— Курица, — фыркнул Джереми.

Отец кивнул:

— Глупа, как ее покойная мать.

* * *

"Как покойная мать..." Это было слишком жестоко, даже для такого добряка, как Финли Фарвей. Обратную дорогу до Эвергарда Лаура много молчала. Она не находила сил весело щебетать, а если хорошенькая юная леди раскрывает ротик, то должна говорить весело, не так ли? Не можешь веселиться — тогда молча любуйся видами за окном. И вспоминай маму, которая учила быть хорошей... но сама не умела этого.

Потом отца, конечно, стало раздражать молчание Лауры. Он велел сыну:

— Поговори с нею.

Джереми взялся за сестру:

— Пойми же, глупая: мы не можем опираться на одних Ориджинов. Видала, как этот генерал возмутился, что мы закупаем очи? А какое, спрашивается, ему дело? Он нам не сеньор! Но нет, сунет нос, хочет контролировать, ждет, что мы у него разрешения попросим. Он, видишь ли, с позиции силы... Так мы выровняем силы! Найдем союзника, которого всегда можно стравить с северянами. Как псу сказать: "Ату" — и готово. А что это за союзник?

Он ткнул пальцем в лоб сестры:

— Думай, курочка, думай!

Она оттолкнула его руку.

— Если вам так нужен Галлард, зачем уехали из Эвергарда?..

— Ничегошеньки не понимаешь! Пока мы были в плену, Галлард говорил с нами так же, как этот Стэтхем. А теперь увидел, что северяне готовы за нас вступиться, и совсем иначе запоет. Это как две ноги: опираемся на Ориджина, чтобы прижать Галларда, а потом обопремся на Галларда, чтоб наступить на Ориджина! Ловко же!

— Но Галлард с Ориджином — противники. Разве по чести мы не должны выбрать одну сторону?

Джереми расхохотался:

— Ты у матери этого набралась, вместе с набожными суевериями? В политике есть два закона — выгода и расчет. Остальное — обманки для простачков.

Отец хлопнул сына по плечу:

— Станешь отличным землеправителем, горжусь тобой.

— Благодарю за разъяснения, — Лаура поклонилась брату.

Приятно, наверное, оказываться правым. Сказал — и сбылось. Лаура так не умела...

В Эвергарде ничего не изменилось: так же рыскали по замку монахи и наемники, так же смолили крыши мастеровые, так же торчал столб с цепями — тот же самый, а может, уже и новый... Но приарх Галлард заговорил совсем иначе — как и предсказывал Джереми. Больше не старался напугать и задавить, не заставил ждать встречи, а принял Фарвеев сразу по приезду. Другой бы, может, удивился возвращению заложников, но Галлард быстро понял:

— Итак, вы сговорились с Ориджином, но не слишком верите ему.

Лорд Финли Фарвей изрек заготовленный монолог. Верность обещанию — одна из двенадцати святых добродетелей, предписанных Праотцами. Кто нарушает свое слово, тот плюет на святое писание и гневит богов. А Ориджин нарушил обещания, данные и Галларду Альмера, и Дому Фарвей. Хуже того: он поставил себя выше всех Великих Домов, объявил себя чем-то исключительным, нарекся выдуманным титулом. Он наплевал на заповедь смирения: "Свое место в мире прими с достоинством". Раз уж совесть больше не ограничивает этого святотатца, то нам нужно быть готовыми к любым проискам с его стороны!

Нет, Дом Фарвей не собирается выступить в священный поход против северян, ведь народ изранен войною и требует целительного бальзама мира. Но усилиться настолько, чтобы одним присутствием своей силы сдерживать произвол Ориджина, — это ли не святая задача лордов центральных земель?

Лаура отметила, как пестрят в речи отца "святые" и "священные". Она сочла это насмешкой, но Галлард принял за чистую монету и ответил в тон. Не только ради несчастного народа, но даже ради самого Ориджина мы обязаны взять его в узду и спасти его душу от новых пятен. Союз между Альмерой и Надеждой поставит железную стену на пути амбиций нечестивца.

Все мужчины дружно сотворили священную спираль — так слаженно у них вышло, будто тренировались. Затем перешли к обсуждению условий союза. Галлард, как и раньше, требовал брака меж Лаурой и Альбертом, а также военной помощи Надежды в случае нападения северян. Финли Фарвей упомянул проект, начатый Айденом Альмера и замороженный после его смерти. Герцог Айден хотел расширить рельсовый путь от Алеридана к Сердцу Света: добавить две новые колеи и утроить число поездов. Это позволит быстро перебрасывать войска и совместно защищаться от любого противника. Теперь лорд Финли предложил завершить начинание Айдена, и Галлард охотно согласился. Затем, лорд Финли попросил у Церкви Праотцов ссуду в двести тысяч на развитие войска Надежды. Он промолчал о закупке очей, сказал только: "развитие войска" — но и тут Галлард дал согласие. Наконец, — окончил Финли Фарвей, — первенец леди Лауры будет благословлен Церковью как законный наследник герцогства Альмера. Так угодно богам, и так будет, — постановил приарх.

Покончив с переговорами, сели за обеденный стол. Галлард прочел молитву, Фарвей-отец и Фарвей-сын повторяли за ним, словно эхо. Приступили к трапезе. Без устали нахваливая кушанья, лорд Финли не забывал обсуждать и подробности договора. Когда заключить помолвку, где станут жить новобрачные, сколько слуг, гувернеров и охранников будут сопровождать леди Лауру, какова выйдет сумма невестиного выкупа. Приарх давал степенные ответы. Присутствия самой Лауры никто, кажется, не замечал. Пожалуй, оно и к лучшему, ведь девушка вряд ли смогла бы поддержать приятную беседу. Ее слишком волновало одно противоречие.

Будь хорошей, и все тебя полюбят, и получишь все, чего хочешь. Так учили мать с отцом. Лаура усвоила науку в совершенстве — и где же исполнение желаний? Она хотела стать хозяйкою Первой Зимы — вместо этого попала в Эвергард заложницей. Хотела сбежать отсюда, вернуться домой — но снова глядит в окно на тошнотворный столб. Хотела замуж... но боги, не за ребенка же! Настолько это не укладывалось в голове, что Лаура даже не чувствовала обиды — одну растерянность. Маменька не умела быть хорошей, отец звал ее агатовской зазнайкою. Лаура видела, чем кончила мама, и не пошла ее путем — стала совсем другою, хорошей. Отчего же тогда?..

После обеда, оставшись с отцом наедине, она не удержалась от вопроса:

— Почему я должна выйти за Альберта? Он — дитя, я не хочу за него!

Отец уставился, будто увидел ее впервые:

— Ты напоминаешь мать.

— Я только хочу сказать: мне кажется, Альберт — не слишком удачная пара.

— Меня не волнует, что тебе кажется!

На шее отца дернулась жилка. Лаура знала, что это значит: не раз видала, когда он говорил с мамой. Но слишком быстро это началось, и Лаура не успела остановиться.

— Папенька, прошу, обдумай: достоин ли Альберт...

Он ударил ее по щеке. Быстро и хлестко, Лаура чуть не упала.

— Заносчивая дрянь! Яблоко от яблони!

До своего отъезда отец больше не сказал ей ни слова. Она же сказала ему единственную фразу — при прощании:

— Всего доброго, папенька. Желаю легкой дороги.

Отец уехал, оставив детей в Эвергарде. Теперь их положение сильно отличалось от прежнего. Они больше не считались заложниками: Лаура была невестою лорда Альберта, Джереми — голосом отца в дальнейших переговорах. Им позволялось передвигаться без надзора, посещать большинство помещений, выходить из верхнего в средний и нижний дворы, даже покидать замок. Теперь Лаура могла сбежать без труда, вот только куда бежать-то? В Сердце Света отец накажет ее и пошлет назад в Эвергард, во всех остальных городах мира Лауру никто не ждет. Явилась было шальная мысль: податься в Фаунтерру и просить помощи у герцога Эрвина. Кажется, ей удалось произвести хорошее впечатление на эрвинова генерала... Беда в том, что воспитанные юные леди не убегают из замков, не шатаются по миру в одиночку и не напрашиваются в невесты малознакомым герцогам. Поступи она так, Эрвин сочтет ее легкомысленной нахалкой — и тоже отправит назад, с глаз долой.

И Лаура осталась в Эвергарде. Возможно, она не вытерпела и сбежала бы, если б на ее глазах сожгли кого-нибудь еще. Но смертный столб стоял в бездействии — и она осталась.

Лорд Альберт ходил за Лаурой по пятам. Приарх Галлард велел молодым общаться как можно больше, чтобы в будущей их семье зародилось понимание. Альберт старательно следовал дядиному приказу: молился с Лаурой, гулял с Лаурой, ел с Лаурой, беседовал с Лаурой. Мальчонка составил список вопросов, которые помогут узнать невесту (возможно, выписал из книг, либо испросил совета у гувернеров). Следуя списку, он выяснял: какую землю и какое время года леди Лаура любит больше всего, какую молитву предпочитает, какие качества более всего уважает в людях, какие — не приемлет, из какой книги леди Лаура больше всего узнала о жизни, какая наука принесла ей наибольшую пользу... Лаура не надеялась, что взаимопонимание исправит ее будущий брак. Боги, его просто невозможно исправить! Она получит в мужья сопливого, безвольного, сломанного мальчонку, будет стыдиться его, как пятна на платье, и под любым предлогом держаться от него подальше. Супруги будут встречаться только при официальных поводах — так не все равно, знают ли они друг друга?.. Но с другой стороны, Лаура сейчас не находила себе занятия, а отказать юному лорду в ответах — значит, проявить бестактность. Лаура вежливо и развернуто отвечала Альберту, сама задавала симметричные вопросы — да так умело, что скоро мальчик поверил, будто она интересуется им. Лаура из вежливости осведомлялась: как самочувствие милорда, не замерз ли милорд, крепко ли спалось милорду? Он радовался заботе и на полном серьезе пересказывал сны или давал потрогать свои ледяные пальцы. Лаура вела его в каминный зал, усаживала в кресло у огня, посылала слуг за чаем.

— Вы такая добрая, леди Лаура! — Альберт розовел от счастья.

Когда молились вместе, он на секунду отставал от Лауры и повторял за нею. Он до дрожи боялся, что дядя накажет его за ошибку даже в единственном слове. Альберт-то знал молитвы, но из-за страха сбивался, а с Лаурой было легче.

— Дядя не слышит, как вы молитесь, — успокоила его Лаура.

— Дядя слышит все в этом замке. Есть тридцать две слуховых отдушины, они ведут во все главные комнаты...

Лаура ужаснулась. Конечно, в любом замке есть слуховые окна, но Эвергард буквально пронизан ими! Теперь и Лаура боялась допустить ошибку — не только в молитве, а в любом своем ответе. Например, давеча она сказала, что уважает в людях благородство и силу, но не упомянула смирение перед богами. Как среагирует Галлард?..

Чтобы дать себе отдых от опасных бесед, она предложила Альберту сыграть в стратемы. Выяснилось, что тот знает правила, но играет плохо.

— Не могли бы вы, леди Лаура, немножечко помочь мне научиться?..

Она и сама была далека от совершенства, потому попросила брата. Джереми охотно взялся за дело, так и сияя от чувства превосходства.

— Глядите: это маневр Светоносцев, его можно отбить только клещами. А вот симметричная стратема — хороша для защиты, но не для наступления. А здесь стоит применить стратему в оцеплении, она же — Цветок Ольгарда...

Лаура с Альбертом прилежно внимали, подперев руками подбородки. Перешли к практическим занятиям, Джереми велел им двоим играть против него одного — и разбил обоих. Надменно пояснил все их ошибки, затем выиграл снова. Лорд Альберт радовался: тому, что добрая девушка оказалась с ним заодно.

— Леди Лаура, когда мы поженимся, будем играть друг с другом. Иногда вы будете побеждать, а иногда я, чтобы никому не обидно!

— Конечно, милорд, — поклонилась Лаура. Ей сложно было представить более унылое занятие, чем игра в поддавки с собственным мужем.

Однажды после ужина, когда Лаура вместе с Альбертом слушала клавесин, в музыкальный салон вошел приарх Галлард.

Альберт, Лаура и музыкант подхватились на ноги и замерли в поклонах.

— Прочь, — велел Галлард, и все трое ринулись к выходу.

— Не вы, миледи, — уточнил приарх.

К полному своему ужасу Лаура осталась с ним наедине.

Долгую минуту леденела под его взглядом, затем решилась промямлить:

— Как самочувствие вашего преподобия?..

— Не об этом, — срезал Галлард. — Сядьте.

Она села навытяжку, не касаясь спинки кресла.

— Нужно обсудить вашу нравственность, леди Лаура.

В ее голове пронеслись все возможные проступки и всплыл самый кошмарный: она сказала генералу Стэтхему, что Галлард сжег еретичку! И даже усомнилась, была ли та женщина виновна! Боги, что теперь будет?..

— Ваше преподобие, поверьте: я не пыталась очернить...

Он оборвал ее:

— Знаю. И все же ваше поведение печалит богов. Мне известно, что за все время пребывания здесь вы ни разу не помолились за упокой души вашей леди-матери.

Она моргнула:

— Простите, ваше преподобие?..

— Знаю, что вы не хотели чернить имя матери и не сказали о ней ни одного дурного слова. Понимаю, что отец более любим вами — это естественно для девочки. Но какова бы ни была ваша леди-мать, и какие бы чувства у вас ни вызывала — теперь она на Звезде.

— Да, ваше преподобие...

— Вам следует помнить: чистые души живут на Звезде в почете и счастье; те же, что запятнали себя, становятся униженной чернью. Возможно, вы затаили обиду на мать и потому скупы на молитвы. Но именно ваша обида пятнает душу матери, и именно потому вы должны усердно молиться за нее — дабы очистить от пятна!

— Я понимаю, ваше преподобие.

— Молитесь за упокой ее души ежедневно.

— Обязательно, ваше преподобие. Я раскаиваюсь в своей небрежности.

— Отрадно слышать.

Лаура позволила себе вздохнуть свободнее. Кажется, опасность миновала.

— Что до остального вашего поведения, миледи... — приарх выдержал страшную паузу. — Я не могу не одобрить вашу ревностность и тщательность в молитвах, интерес к священным сюжетам и церковной архитектуре. Познания моего племянника печально зыбки... Я буду рад, если вы просветите и наставите его. Впрочем, вы уже занялись этим и без моей указки.

Лаура попыталась осознать то, что услышала. Неужели, похвалу? Ни разу на ее памяти Галлард Альмера никого не хвалил.

— Благодарю, ваше преподобие, — опасливо молвила Лаура.

— Да... — кивнул приарх и вдруг изрек такое, чего вовсе нельзя было ждать: — Хотите чего-нибудь, юная леди?

Она растерялась. Больше всего хотела исчезнуть с его глаз — но об этом нельзя говорить. Хотела домой, в Сердце Света, — но это глупое желание. Еще хотелось какао. После ужина подали чай — здесь, в Альмере, всегда пьют или чай, или горький противный лонк, — а хотелось сладкого густого какао, как на станции в Короне.

— Можно мне заказать какао, ваше преподобие?

Он звякнул в колокольчик. Двери распахнулись, лакей замер в поклоне.

— Какао для юной леди.

— Сию минуту, ваша светлость!

Затем приарх ушел. Лауре принесли какао, вернулись Альберт и музыкант. Она стала пить, слушая вкрадчивые звуки клавесина. Какао был сладким.

* * *

— Леди Лаура, смотрите, какой пони! Разве не прелесть?!

Альберт восседал верхом на крепеньком вороном коньке и чуть не визжал от радости. Пони поигрывал копытом, сверкал глазами, прядал мохнатыми ушками, встряхивал густою смоляной гривой — и был совершенно прекрасен.

— Я умираю от зависти, милорд, — пропела Лаура почти искренне. Настолько породистый пони стоил дороже боевых жеребцов. Ни отец, ни дед никогда не пошли бы на столь глупое расточительство.

— Хотите прокатиться, миледи?

— Кто откажется, милорд!

Альберт попытался быть вежливым, но не смог заставить себя слезть с коняшки. Сделал еще три круга по двору, затем с видимым усилием спешился и отдал поводья Лауре. Она взобралась в седло — и сама чуть не визгнула от восторга. Пони, даром что кроха, оказался крепеньким, уверенным в себе, шел со спокойною твердостью. В отличие от Альберта, пони был не мальчик, а мужчина и лорд — просто маленького роста.

— Чудесное животное!

— Его зовут Сир Адлер! Элли прислала из столицы! Извинилась, что не поздравила меня с Сошествием, и подарила пони.

Элли — так Альберт называл старшую сестру.

— Леди Аланис очень добра. Я вновь завидую вам.

Альберт шел следом за верховой Лаурой, подпрыгивая от возбуждения и теребя смоляную гриву Сира Адлера.

— Такая пушистая, правда?.. Элли — самая лучшая! Со всеми строгая, а со мной — добрая! Всегда шлет подарки и никогда не насмехается, и спрашивает обо всем — как вы! А помните слуховые отдушины? Это Элли мне показала, а то бы я не знал... Элли заберет меня в столицу, правда?

Тут Лаура отметила странность:

— Постойте, лорд Альберт, а как пони попал сюда? Не сам же он прискакал из Фаунтерры.

— Его привезли вон те воины. Они служат Элли! Видите, миледи, какие силачи?

Прежде, прилипнув к Сиру Адлеру, Лаура не замечала ничего вокруг. Теперь обратила внимание на группу мечников, стоявших поодаль, и сразу признала одного: то был генерал-полковник Стэтхем. Лаура развернула пони, чтобы поприветствовать северянина, но люди приарха уже открыли двери, и Стэтхем исчез в гостевом доме. Лаура смотрела вслед, размышляя: что подумал бы северянин, встретив ее тут? Она бы расстроилась, если б спасла кого-нибудь, но впустую.

— Ы! Ы-ыы!

Пони встрепенулся от внезапного рева. Из тени часовни вынырнул черный монах — тот самый немой, которого видела в первый день. Подойдя к Лауре, монах взялся за гриву Сира Адлера, стал мять и теребить с каким-то механическим бездушием. Пони стоял неподвижно, сбитый с толку грубостью, а монах все елозил по гриве и глядел на мечников Стэтхема, пока последний не скрылся в дверях.

— Ы. У, — буркнул немой и удалился корявою своею походкой.

— Какой странный человек... — выронила Лаура.

— Мне он не нравится, — сказал Альберт. — Дяде служат монахи ордена Леопольда, они в синих сутанах. А этот — в черном, но входит к дяде, будто свой.

Зачем он следил за Стэтхемом? — подумала Лаура. И тут же пришел более странный вопрос: а зачем ходит к Галларду, если не может говорить?!

— Леди Лаура, — дернул ее Альберт, — раз вы уже не катаетесь, то можно мне?..

Детям подали обед в музыкальный салон — трапезную занял приарх для встречи с послами. Расставшись с Сиром Адлером, Альберт вернулся к обычному тревожному состоянию — будто пони снабжал его уверенностью, а теперь поставки прекратились. Юный лорд ковырял в тарелке, не находя сил донести пищу до рта.

— Как вы думаете, леди Лаура, дядя будет воевать с Элли?.. А если будет, то кто победит?..

Джереми ухмыльнулся в ответ.

— Не будет никто воевать. Разве сами не видите? Ориджин решил договориться. Хотел бы войны — не послал бы своего лучшего пса в пасть врагу.

— Так что, дядя... подчинится Элли? — Альберт аж притих, так боялся в это поверить.

— Конечно, нет. Тогда бы приарх слал послов к Ориджину, а не наоборот. Это же как стратемы — по одному ходу можно разгадать всю стратегию! — Джереми подмигнул юнцу. — Кстати, не желаете ли нынче пережить очередной разгром?

— Ммм... да, милорд, я с удовольствием...

Мысли Альберта терялись средь его тревог. А вот Лауру посетила одна занятная идея — возможно, не вполне приличествующая леди, но слишком заманчивая. Пальчиком поманив юношей, чтоб наклонились поближе, она зашептала:

— Давайте послушаем, о чем они говорят! Вы говорили, лорд Альберт, всюду есть слуховые окна. Покажите нам!

— Нет! — Альберт отшатнулся в испуге. — Этого нельзя! Дядя сильно накажет!

— Но как он узнает?

— Нельзя, никак нельзя! Леди Лаура, даже не думайте!

— Да брось его, сестра, — фыркнул Джереми. — И без подслушки все ясно. Я же вам сказал: Ориджин пошел на уступку...

Любопытство Лауры осталось неудовлетворенным. Но тремя часами позже она узнала исход переговоров — причем из первых уст.

— Я вызвал вас для беседы, — сказал приарх Галлард Альмера, указывая на стул. — Садитесь, миледи.

Она по-прежнему боялась его, но давешний сладкий какао сделал странную штуку: будто пробил брешь в стене ужаса. Глядя на приарха, Лаура могла различить черточки, прежде скрытые завесой страха. Сейчас, например, она видела, что Галлард опечален.

— Чем я могу помочь вам, милорд?

— Ответьте на мои вопросы — вот чем.

Впрочем, она заметила, что забота ему приятна.

— К услугам вашего преподобия.

— Мне удалось достичь мира с герцогом Ориджином на следующих условиях. Я считаюсь наместником Аланис и правлю Альмерой от ее имени. После моей смерти наследство отходит к ней, либо к Альберту, если ее не будет в живых. Граф Блэкмор, предавший Аланис, попадет под суд, а граф Эрроубэк получит в пользование его искровый цех. На выполнение последнего условия дается год... Что вы думаете обо всем этом, миледи?

Конечно, вопрос — испытание. Нужно ответить правильно... но как?

Мама учила Лауру: не лги слишком нарочито — этим унизишь и себя, и собеседника. Не можешь сказать правду — скажи хоть часть ее.

— Ваше преподобие, я знаю, что по имперским законам Аланис — наследница герцогства. Юридическая правда на ее стороне, она вправе владеть Альмерой и судить Блэкмора. Но... кроме закона человеческого есть и высшая справедливость. Дорвавшись до власти, Аланис станет заботиться лишь о своей персоне, это вряд ли угодно богам.

— А о чем забочусь я?

— О благе Церкви и укреплении веры.

Приарх молчал. Лаура видела, что первый ответ попал в цель, но второй прошел мимо. Благо Церкви — слишком нарочито, а он ждал тоньше... Брат и отец Лауры видели приарха полной своей противоположностью, а значит, абсолютно негативным героем. Злобный фанатик, ортодокс, враг прогресса... Так же думала и Лаура — прежде. Теперь сквозь брешь в стене страха виделось и кое-что хорошее.

— Вы храните вечные ценности: благородство, честь, божий закон, традиции. Ваше преподобие — не какой-нибудь вольнодумец...

— Почему вы сказали о вольнодумцах?

— Я слышала их речи. Эти люди не ценят ничего традиционного, готовы все перекроить под себя. Им главное — расчет, а не честь. К счастью, ваше преподобие — не из таких.

— Кажется, я остался в меньшинстве...

Приарх не ждал ответа. Пожалуй, он даже не хотел быть услышанным. Буркнул себе под нос, помолчал... Устремил взгляд на Лауру:

— Миледи, желаете чего-нибудь?

— Ваше преподобие, не будет ли нескромно с моей стороны... В Алеридане есть марципанная мастерская — говорят, лучшая в Империи...

Стоял поздний вечер, а до Алеридана — три часа пути. Однако утром к завтраку Лаура получила коробку с сахарным чудом внутри. На полуфутовом золотистом солнце проступали красным сердечко и кость — эмблема ее родного города.

* * *

Жизнь потекла своим чередом. Северяне уехали, унеся согласие приарха. Генерал Стэтхем так и не увидел Лауру, и это было хорошо: она никого не хотела расстраивать.

Джереми с каждым днем все ярче лучился важностью. Ощутив себя полноценным послом Дома Фарвей, стал держаться свободно и надменно. Третировал слуг, помыкал птичниками и секретарями, покрикивал на охранников. Не отказывал себе в удовольствии посмеиваться над наивностью Альберта и Лауры. Громил Альберта в стратемы и после каждой победы изрекал какое-нибудь назидание. Молитвы на пару с сестрою он забыл, как страшный сон, и наслаждался свободой от суеверий.

— Лаура, давай побьемся об заклад. Ты молись десять лет каждый день, а я ногой не ступлю в церковь. Увидишь: я добьюсь большего, чем ты!

Лаура пересказала ему договор Галларда с северянами — надеялась, брат оценит, какого доверия она добилась у гранитного приарха. Брат услышал совершенно иное:

— Вот видишь — снова сложилось по-нашему! Дед — великий человек, это он все придумал! Галлард и Ориджин остались на ножах, а мы побратались и с тем, и с другим. Они никогда не объединятся против нас, а мы легко можем стравить их меж собою. Когда закупим очи, в центре Империи будут три больших силы, но одна сможет манипулировать двумя другими!

Вывод послужил росту зазнайства Джереми. Теперь уж он не питал перед Галлардом и капли страха.

Альберт, напротив, жил в постоянном испуге. Кишащие наемники и монахи виделись ему не защитниками, а дядиными щупальцами, готовыми схватить и наказать Альберта за любую провинность. Мальчонка обретал покой лишь рядом с двумя существами: Лаурой и Сиром Адлером. Маленький гордый пони казался отражением его самого, только сильного и закаленного; Лаура — воплощением заботливой матери. Альберт уже не стеснял себя этикетом и высказывал Лауре любые страхи и тревоги:

— Правда же, дядя не убьет Элли?.. И не отнимет у меня Сира Адлера?.. Знаете, леди Лаура, в моей спальне очень холодно, от этого снится страшное. Прошу, скажите, чтобы топили пожарче!.. А вчера я так ужасно промочил ноги на прогулке — боюсь, что будет насморк. Прикажите слугам, пускай вытрут лужи во дворе...

Лаура вросла в роль няньки. Иногда как сладкую сказку вспоминала помолвку с Ориджином, снова видела себя невестой непобедимого полководца... Но это осталось так далеко, что не удерживалось в мыслях. Близкой и нарочитой реальностью был Альберт с его отнюдь не метафорическими соплями. Альберт — противоположность пони. Сир Адлер вырос, но остался маленьким; Альберт увеличится в размерах, но не станет взрослым. Галлард так и будет управлять герцогством, Альберт — дрожать от страха, а Лаура — утирать ему сопли. Вероятно, Джереми прав: он, вольнодумец, добьется большего, чем Лаура с ее верою... Однако молиться она не прекращала.

Галлард Альмера частенько призывал ее к себе для беседы. Очевидно, беспокоился о моральном облике будущей невестки. Начинал он каверзным вопросом, заданным с беспощадной прямотой. Вы хотели стать женою Ориджина? Как оцениваете его мятеж против Короны? Что думаете о Перстах Вильгельма? Предпочитаете Церковь Праотцов или Праматерей? Лаура никогда не решалась солгать, ограничивалась тем, что находила оттенки правды, приятные приарху. Затем он давал наставление либо совет, Лаура благодарила и принимала. Галлард говорил так твердо, что не принять было просто невозможно. Затем он спрашивал, чего она хочет.

Пришел день, когда она отметила в себе перемену: встречи с ним, ранее ужасавшие, теперь доставляли нечто близкое к радости. Приарх сурово экзаменовал ее, однако взаправду хотел знать ее мнение — первый из знакомых ей мужчин. Его наставления звучали безапеляционно, но честно: приарх никогда не советовал того, во что сам не верил. Его подарки всегда были малостью — Лаура не решалась просить о большом. Марципаны, шоколад... Мягкие перины, новые платья... Милая канареечка в клетке... Уроки игры на клавесине... Но очень трогало Лауру то, с каким постоянством Галлард узнавал ее желания. Будто утолял он давнюю потребность заботиться, а может, видел благочестие в регулярности этого ритуала. Так или иначе, Лаура привыкла: раз в два дня приарх вызовет ее, задаст вопрос, прочтет наставление, выполнит желание. Надежно, как имперская почта.

Однажды Лаура попросила его помолиться с нею вместе. Время было неподходящее, и Галлард спросил:

— Почему сейчас?

— Меня посетило благостное настроение... Нет, простите, ваше преподобие, я завралась. Я просто хотела узнать вашу любимую молитву.

Впервые она позволила себе такую вольность: "Я завралась". Галлард не разгневался:

— Мило. Коли хотите знать, любимая — молитва Леопольда. Слушайте.

Галлард прочел, Лаура повторила. "Боги мудрости, дайте мне умение отличать век от минуты, песок от снега, зерно от злата. Научите видеть деяния и души сквозь слова и тела..." Молитва впечатлила Лауру. Когда приарх спросил: "Чего вы желаете, миледи?" — она ответила: "Благодарю, вы уже дали мне желаемое".

В другой раз он позвал ее в трапезную и стукнул костяшками по одной из стенных панелей. Раздался гулкий барабанный звук.

— Здесь слуховое окно, миледи. Мне известна ваша беседа с генерал-полковником Стэтхемом. Вы сказали, что не одобряете сожжение еретички.

Такая давняя история! Лаура почти забыла...

— Ваша светлость, мне думалось, что Праматери осуждали жестокость. Заступница Глория являла собою пример доброты...

— Как вы назвали меня?

Лаура спохватилась: "ваша светлость" — обращение к герцогу, а не священнику.

— Простите, ваше преподобие. Я привыкла видеть в вас правителя земли, и потому...

— Мне нравится такое обращение. Не отвыкайте от него... Придет время — вы тоже станете править землею. Тогда поймете: жестокость — не в наказании преступников, а в терпимости к ним. Пощадив одну еретичку, вы причините вред всем добрым людям, чьи души будут отравлены ее речами.

— Благодарю за пояснения, ваша светлость, только я их не заслуживаю. Вы — герцог, я не смею просить вашего отчета...

Галлард кивнул и сложил губы в некое подобие улыбки. Вдохновленная этим, Лаура спросила:

— Я могу сделать что-нибудь для вашей светлости?

— А?.. — он будто очнулся. — Прикажите подать чаю. Спасибо за заботу.

Впервые на ее памяти он кому-либо сказал "спасибо".

А третьим днем Галлард вызвал ее в библиотеку. Повернул к Лауре книгу, лежавшую перед ним: то был реестр Священных Предметов, а именно тех, которыми владела Корона.

— Ваше мнение о похищении Предметов, миледи?

Лауру непросто было застать врасплох. Зная склонности приарха, она взяла за привычку держаться в курсе новостей и заранее готовить благочестивые мнения обо всем.

— Это ужасное злодеяние, совершенное чудовищем. Однако я мало тревожусь о нем. Я знаю, что Предметы найдутся: боги ни за что не оставят их в руках монстра.

— И как, по вашему, боги вернут Предметы? Неужели сами явятся в подлунный мир?

— Я думаю, ваша светлость, боги устроят какой-нибудь случай, который раскроет преступника. Случайный человек заметит злодея, или он сам выдаст себя по небрежности, или сообщники предадут его. Рано или поздно Предметы найдутся, ваша светлость!

— Вы правы, миледи... Случайность или небрежность — причина краха большинства интриг. Слыхали вы о Шутовском заговоре?

Уж конечно, к этому вопросу Лаура тоже подготовилась. Она кратко пересказала книгу Айдена Альмера, а окончила так:

— Ваш брат лорд Айден поступил незаконно, раскрыв заговор лишь в последний миг. Но тем самым он снискал Альмере расположение Короны. Нехорошо получать выгоду от чужих злодеяний, но первый закон для лорда — благо родной земли. Я не смею осуждать лорда Айдена...

На скулах Галларда проступили желваки:

— Айден был лжец, негодяй и манипулятор. Не дайте его письменам ввести вас в заблуждение. Он был из тех, кто готов на любую подлость ради своей выгоды!

— Простите, ваша светлость... — кротко шепнула Лаура.

Приарх смягчился:

— Я не виню вас, вы его не знали. И в данном случае вы правы — Айден поступил верно. Лорд должен делать все ради своей земли. Если зло можно обернуть на благо — нужно сделать это.

— Благодарю за науку, ваша светлость.

Галлард помедлил.

— Я должен сказать... Ваш брак, миледи, служит политическим целям, но на мой взгляд, вы действительно достойны стать герцогиней Альмера.

И быстро, словно устыдившись такой явной похвалы, добавил:

— Желаете чего-нибудь, миледи?

— Я слышала, леди Аланис собирала альбомы с красивыми эскизами платьев. Можно мне получить их?..

Помимо чудесных альбомов, Лаура унесла с собою мысли о похищенных Предметах. Захотелось обсудить это, и, прогуливаясь вдвоем с братом, Лаура спросила:

— Как считаешь, кто похитил Предметы?

Джереми хохотнул. В последнее время он начинал усмешкою большинство ответов — уж такие идиоты окружали Джереми, что не могли спросить ничего умного.

— Неужели сложно понять? Адриан же не сам проказничал с Перстами! Был у него какой-то пес, который умел использовать Предметы. Он и в Запределье шалил, и Эвергард сжег. Теперь Адриан умер, а пес-то остался!

— Думаешь, он украл достояние, чтобы вооружиться?

— Конечно! Или просто продать и денег заработать.

Брат говорил о Предметах, будто о чем-то будничном: о ножах или даже ложках. Лаура так и не привыкла до конца к его цинизму.

— А по-твоему, боги допустят такое?

— Ха-ха-ха! Боги примчатся в Фаунтерру и все исправят! Хоть думай немножко перед тем, как спросить. Если кто и не допустит, так это Ориджин. Он ненавидит пса с Перстами и будет искать до последнего. Хорошо бы нашел.

— И вернул бы Достояние?

— Достояние — ерунда. Главное — пес хорошо пощипает Ориджина, а нам это только на руку. Чем он слабее — тем больше наше влияние! Вот лучше взгляни-ка.

Он дал сестре записку, полученную волной из Сердца Света. Лаура прочла набор пустых вежливостей от деда.

— Ах да, ты же не знаешь!.. — как бы спохватился Джереми.

На деле он прекрасно помнил: отец научил его фамильному шифру Дома Фарвей, а Лауру — нет. Отец и Джереми были единодушны: не стоит доверять курам.

— Дед пишет вот что: он почти согласовал с шиммерийским королем покупку очей, а попутно закинул удочку на счет моего брака. У короля шестнадцать дочек — будет из кого выбрать!

— Самые красивые уже замужем, — метнула шпильку Лаура.

— Самые красивые еще юны! Мне достанется нежный южный цветочек, представляешь? Воспитаю так, как мне захочется!

— Как отец воспитал маму... — вполголоса обронила Лаура.

— Мать заслужила — агатовская зазнайка. А ты как всегда не о том думаешь. Представь себе Дом Фарвей через двадцать лет! Отец — правитель Надежды, я — его наследник и к тому же зять короля Шиммери. Ты — жена герцога Альмера. Ты должна следить, чтобы Альберт оставался трусливым цыпленком. Тогда Галлард помрет — и править будешь ты...

Джереми внезапно умолк и всмотрелся в темную арку подвала, мимо которого прошел только что. Именно сейчас отвергаемые им боги решительно вмешались в его жизнь — послав случайную встречу.

— Кажется, там кто-то есть... — шепнул Джереми, напрягая глаза. — Эй, ты! Выходи, кто бы ты ни был!

— Ы... у... у!.. — из подвала выскочил немой монах.

— Какой тьмы ты шпионил за нами?! Я — посол Дома Фарвей!

Монах как будто не заметил его. Сопя, пробежал в шаге от Джереми и устремился к покоям приарха. Левую руку монах прижимал к груди под сутаной, будто рука была ранена или сломана.

— Он следил за мной! А теперь расскажет приарху!

Так тебе и надо, — подумала Лаура. Еще подумала: вряд ли за тобой — он за всеми следит. А сказала вслух:

— Как он расскажет, если немой?

— Вот и узнаем!

Схватив сестру за руку, брат помчался через двор к конюшне. Лорд Альберт прощался на ночь со своим любимым пони; Джереми оттащил мальчонку в сторону и прошипел угрожающим шепотом:

— Знаешь, как подслушать приемную Галларда?

Альберт не понял. Джереми встряхнул его, повторил с нажимом:

— Всюду есть слуховые окна. В приемной тоже. Покажи, куда ведет!

— Нельзя... нельзя! Дядя ужасно разозлится!

— Он не узнает.

— А если узнает? Нет, нельзя, я боюсь...

Джереми мигнул по сторонам — никто ли не видит. Схватил руку Альберта и ею толкнул Лауру в грудь. Сестра упала на спину, Альберт вскрикнул от испуга.

— Знаешь, как Галлард опекает ее? Покажи слуховое окно, иначе скажу ему, что ты ее ударил!

— Но это же не я...

— Ты мелкий, а я — посол Надежды. Кому поверят, а? Показывай!

Альберт, чуть не плача, повел Джереми. Лаура поднялась сама и поспешила за ними. Юрко, как в не забытом еще детстве, проскочили они меж часовых, увернулись от цепких глазенок прислуги, малоприметною лестницей взлетели наверх — в какой-то скошенный чердак, вроде мансарды. Здесь булькал искровым нутром отопительный котел, змеями извивались трубы, стояли ящики с инструментом. Альберт открыл дверцу кладовки. Опасливо, будто мертвую голову, вынул ведро и швабру, открыл путь к тыльной стене. Нащупал незаметную панельку, нажал, отодвинул. Появилось окошко, затянутое тканью.

— Сюда...

Брат с сестрою втиснулись в чулан, разом припали к окошку. Голоса так искажались, проходя слуховой канал, что сначала Лаура не разбирала ни слова. Но вот слух приспособился, утробное бормотание обрело смысл, хотя некоторые слова и терялись. Говорили двое, одним из них, очевидно, был Галлард Альмера:

— ...не смеете, сударь. Был договор. Вы получили ... и не вправе требовать больше!

Некто отвечал Галларду. Немой монах?..

— Вы получили... целое герцогство, а я — четыре Предмета. Обмен был неравен. Я... выровнять чаши.

— Я дал, сколько было условлено!

— Что ж, тогда я меняю условия.

Голос этот — вкрадчивый, опасный — никак не мог принадлежать монаху. Даже если тот и разыграл немоту, его "ы! у!" звучало совсем на другой ноте.

— Это плохо, нам нельзя! — простонал бедный Альберт.

Джереми махнул на него, и мальчик, получив дозволение, вихрем убежал с чердака. Наступила тишина, прерываемая лишь котлом — и ворчанием из слухового окошка.

— Чего же вы хотите, сударь? — спросил Галлард Альмера.

— Нужен Предмет. ... Сияние. Передадите ... прежним путем.

— У меня нет такого.

— Тогда узнайте, у кого есть! ... архивы Церкви, ... грамоты, переписи. Он мне нужен. ...найдите.

Этот второй голос, казалось, доносился из большей дали, чем речь приарха. Терялось больше звуков, оставшиеся делались едва различимы. Слова Галларда проходили одну слуховую трубу, слова собеседника — как будто две.

— Тогда и я потребую большего, — отчеканил Галлард. — Ориджин и Аланис.

— Что с ними? — спросил собеседник, и в ту же секунду немой монах выронил свое обычное: — Ы!..

"Ы" было не в пример яснее вопроса. Лауру пробил озноб. Фантазия нарисовала жутковатую картину: тот, второй, не находится в комнате, а говорит издали сквозь немного монаха! Лорды поручают своим послам: "Ты будешь моим голосом". Казалось, черный монах не формально, а взаправду служил чьим-то голосом!

— Они тревожат, — сказал Галлард. — Избавьте меня от тревоги.

Тот, далекий, едва слышно усмехнулся:

— Желаете им ... особой смерти? Или подойдет любая?

— Ориджин должен быть слаб. Аланис должна быть на Звезде.

— Не много ли ... один Предмет?

Голос приарха высох и окаменел:

— Не много. За сделку с Темным Идо.

Что-то развеселило того, далекого:

— Хе-хе-хе. Вы мне льстите, любезный! ... Предмет вперед. Один месяц.

И голоса оборвались, упала тишь. Отчетливо ыкнул немой, скрипнула дверь кабинета. Галлард остался в одиночестве.

Минуту Лаура и Джереми глядели друг на друга. Потом брат захлопнул окошко и заговорил с лихорадочным пылом:

— Ты понимаешь, что это значит?! Галлард сговорился с хозяином Перстов! Причем давно — еще до Эвергарда! Ах, мерзавец! Играет на три стороны, хочет провести и нас, и северян!

— Галлард — не мерзавец... — ответила Лаура.

Почему-то именно это показалось ей важным: отметить, что он — не мерзавец. С кем бы ни сговорился Галлард, но он — лорд, и делает, что нужно, на благо Альмеры и Церкви. А еще, он единственный на свете интересуется Лаурой. И даже ее маменькой.

— Подлец, подлец! — прошипел Джереми. — Но ему это не сойдет. Мы с тобой сбежим отсюда. Сегодня же поездом — в Сердце Света. Расскажем деду, уж он задаст этому прохвосту! Или Ориджин заплатит нам за тайну Галларда, или сам Галлард заплатит за молчание, но уж цена будет достойна! Мы из него все соки выжмем!

— Постой... — попросила сестра. — Надо подумать...

— А, курица! Не понимаешь сама — так слушай меня. Сейчас собирайся — и на конюшню. Я велю запрячь экипаж. Мне можно, никто не спросит. Утренним поездом улетим к деду — поняла? Теперь — шустро к себе, одеваться! Жду на конюшне!

Он выволок ее из кладовки, ногой захлопнул дверь, помчал вниз по лестнице, увлекая сестру. Чуть ли не вбросил ее в комнату: "Даю пять минут!" — и исчез в своей.

Припав спиною к двери, Лаура перевела дух и повторила:

— Галлард — не мерзавец.

Из этих слов, будто из семени, выросло все, что она сделала в следующие минуты.

Глядя в зеркало, она поправила прическу и платье, привела себя в идеальный вид. Задержала дыхание, несколько раз всхлипнула, часто поморгала — глаза увлажнились и носик покраснел, будто от плача. Тогда выбежала из комнаты.

Часовые охраняли этаж, занятый Галлардом Альмера. Лауру они пропустили без вопросов. У самого кабинета приарха стражи не было — Галлард не хотел, чтобы кто-нибудь слышал сквозь дверь обрывки разговоров. Лаура всхлипнула еще раз и нервно постучалась. Не дожидаясь ответа, вошла.

— Я не позволял!.. — вскинулся приарх.

Но смягчился, увидев гостью, а особенно — красные ее глаза.

— В чем беда, леди Лаура?

Она отказалась сесть, уткнула в пол горестный взгляд, принялась комкать подол платья.

— Ваша светлость... мне очень стыдно вас беспокоить. Прошу, простите... но я больше не могу терпеть, и не к кому обратиться, кроме вас...

— Говорите без стеснения. Нет стыда в том, чтобы слабый просил помощи у сильного. Что стряслось?

— Мой брат Джереми... он измучил меня цинизмом, глумлением, издевками... ведет себя скверно мне на зло — знает, чем задеть... за один только нынешний вечер он назвал меня курицей, затем толкнул так сильно, что я упала, а потом еще посмеялся над монахом...

— Над каким монахом? — насторожился Галлард.

— Несчастным немым человеком... но дело не в монахе, ваша светлость. Он — только частность, а все намного хуже...

— Что может быть хуже насмешек над божьим слугою?!

— Ой... — Лаура прижала ладошки ко рту. — Простите, ваша светлость, мне не стоило. Это слишком постыдно. Прошу вас, забудьте.

Она ринулась к двери.

— Стойте, миледи! — Властному голосу приарха нельзя было противиться. — Окончите то, что начали.

Лаура прижалась к двери, ломая руки.

— Право же, я не смею...

— Миледи, вы беседуете с духовником. Считайте это своей исповедью. Законы Церкви защищают вас от любого осуждения с моей стороны. Говорите смело!

— Беда в том, что это — не только мой стыд... — она прерывисто вздохнула. — Мой брат — вольнодумец, как и отец. Наверное, поэтому позволяет себе...

— Вольнодумец? Прошу, уточните. Джереми отрицает законы Праотцов?

— Не верит, что Прародители — святые. Он говорит: это были интриганы, захватившие власть. Говорит: Праотцы переписали историю, чтобы выглядеть посланцами богов.

Приарх потемнел лицом.

— Продолжайте!

— Помните, ваша светлость спрашивали, почему я не молюсь за упокой матери?.. Тогда я не ответила честно... Дело в том, что маменька — жива. Она сбежала из дому, это ужасный стыд. Дед приказал считать ее покойной.

— Как сбежала? Почему?

— Маменька агатовского рода. Она верит в Агату, блюдет заповеди, ценит свою честь. Отец все смеялся над нею, звал темной, суеверной, глупой... Отцу и брату смешно, когда кто-то во что-нибудь верит.

— И что случилось с матерью?

— Она учила меня верить Праматерям, вопреки отцу. Он злился и бранил маменьку. Когда это не помогало, давал волю рукам. При одной ссоре сильно избил ее. Маменька ушла...

Галларду стоило труда сдерживать гнев. Его голос не звучал, а скрипел сквозь щели каменной маски:

— Ваш брат и отец не верят в святость Агаты?

— Да, ваша светлость.

— Все, что они говорили о божьих законах и голосе крови...

— Лицемерие, ваша светлость.

Длинный свирепый вдох.

— И поэтому Джереми смеялся над монахом?

— Он встретил его в коридоре у вашей приемной и стал высмеивать: "Зачем идти на прием, если ты немой? Что ж тебе боги не вернули речь, если ты так много молишься?"

— Вы видели это?

— Нет, он рассказал. Был очень весел и доволен собою. Это и переполнило чашу. Я привыкла, что смеются надо мною. Но монах — служитель Церкви...

— Что Джереми делал у моей приемной?

— Не знаю, ваша светлость. Я не подумала спросить. Джереми ходит где хочет...

— Мог ли он что-то слышать сквозь дверь?

Лаура сделала большие круглые глаза:

— Что он мог услышать, если у вас был немой?!

— Верно. Ничего.

Несколько минут Галлард хрипло дышал, сжимая кулаки. Когда овладел собою, позвонил в колокольчик.

— Джереми Фарвея — ко мне.

— Я полагаю, он на конюшне, — подсказала Лаура. — Кажется, собирался куда-то ехать.

Через несколько минут Джереми стоял в кабинете приарха — ошарашенный и бледный. Куда и подевалась самоуверенность!

— Лаура, что ты...

Приарх оборвал его:

— Юноша, прочтите молитву благодарности Агате.

— Э... зачем, ваше преподобие?..

Галлард грохнул кулаком по столу.

— Читайте!

Джереми начал, запутался в словах, потерялся, умолк. Он ничего уже не помнил из сестринских уроков.

— Слово к Шестнадцати?

Новая тщетная попытка.

— Укрепимся трудами и молитвою?

Этот стих читался при каждой праздничной мессе в любом храме Империи. Даже не заучивая намеренно, Джереми запомнил бы его — если б посещал церковь.

— Итак, юноша, вы не признаете веру богов и Праотцов, — констатировал приарх.

— Я... ваше преподобие, я верю в богов! Просто я молюсь про себя, в уме... Не обязательно же молиться напоказ...

— Процитируйте любой отрывок из Вильгельма Великого.

— Я... у меня плохо с памятью, ваше преподобие...

— Дневники Янмэй? "Мгновения" Агаты?

Джереми сдался. Размяк, расплылся слезливым киселем.

— Ваше преподобие... Я ничего не знаю... Простите, я еще юноша... Я ни в чем не виноват, меня таким воспитали...

— Отец и мать учили вас по-разному. Вы выбрали еретическую науку отца — не потому, что она истинна, а потому, что проста. Вера требует душевных усилий. Ваша сестра пошла трудным, но правильным путем. Вы — нет.

— Я еще исправлюсь... клянусь, ваше преподобие, я начну верить!

— В этом не сомневаюсь... — Галлард выдержал паузу, постукивая пальцами по столу. — Восемь лет послушничества в далекой обители очистят вашу душу.

У Джереми отпала челюсть.

— Меня в ссылку?.. Вы не можете, так нельзя!..

— Приарх не может наказать еретика? — Недобрая ухмылка полоснула лицо Галларда. — Проходя через двор, обратите внимание на столб с цепями.

— Но я... лорд Великого Дома!

— В том и дело, юноша. Пока жив, я не допущу, чтобы Великим Домом правил еретик.

По знаку приарха Джереми увели прочь. В последнюю секунду, когда Лаура видела брата, тот выглядел гораздо хуже запуганного Альберта.

Оставшись наедине с Лаурой, приарх изменился. Гнев утих, истратившись на Джереми, гранитная маска упала с лица.

— Миледи, мы не должны оставить незамеченным единственный луч света в этой темной истории. Трудно идти против собственного брата и порочных семейных традиций, но вы поступили правильно. Боги улыбаются, глядя на вас.

— Однако вы печальны, ваша светлость... — Лаура подошла ближе. — Могу я чем-нибудь помочь вам?

— И чем же?

— К примеру, у меня красивый почерк. Хотите, напишу письмо лорду Ориджину? Он ни за что не встанет на сторону тех, кто смеется над Светлой Агатой. А мои дед и отец придут в ярость, но не решатся на конфликт с вами, если Ориджин не поддержит их.

— Весьма разумно, миледи...

Он помедлил, размышляя о чем-то своем, глубоком.

— Ответьте, миледи. Насколько сильно вы успели привязаться к лорду Альберту?

— Он — хороший, добрый мальчик. Но, если позволена честность, я надеялась выйти за более опытного человека...

— Что вы скажете, если я предложу вам более зрелого жениха?

— Скажу, что мне не терпится узнать его имя!

Она очень тонко улыбнулась. Он еле заметно кивнул.

— Миледи, сегодня вы совершили мужественный и благочестивый поступок, который должен быть вознагражден. Скажите, чего желаете?

Лаура улыбнулась шире.

— Хочу пони!