5.Мекленбургская принцесса

— Вы все в трудах! — воскликнул он, обращаясь не то к жене, не то к усердно скрипевшей пером Марте, — это очень кстати, надо написать в Ганновер Юлию Эрнсту по поводу Гедвиги...

— Я уже все сделала, мой дорогой, — скупо улыбнулась Клара Мария.

— Чудесно; и что же ты написала?

— Что ему следует поискать другую партию для нашей кузины.

Шурка в панике вскочила и едва не грохнулась с кровати. Некоторое время она испуганно озиралась, но затем вспомнила, где находится и с облегчением вздохнула. Это всего лишь сон! Правда, очень реальный и невероятно красочный, но все же только сон. В изнеможении она опустилась на постель и вдруг поняла, что та — мокрая. Блин, только этого не хватало! Она что, как маленькая... и вдруг мозг пронзила ужасная догадка. "Воды отошли!" — сообразила она и снова запаниковав, вскочила. "Что делать? Кого звать на помощь?" Сестра и ее муж давно спали, а больше в доме никого не было. "Телефон!" — мелькнула спасительная мысль и девушка принялась лихорадочно искать свою старенькую Нокию.

— Ало, скорая... я рожаю... что, адрес? Погодите, кажется, да, точно, Яхонтовая... это рядом с Сургутской... да-да, у чёрта на куличках! Нет, самой добраться не на чем! И быстрее — у меня воды отошли!

Тут невероятно скрутило низ живота и Александра уже никого не стесняясь взвыла, переполошив весь дом. Скорая прибыла почти через час, когда роженица уже готова была лезть на стену от страха. Ошарашенный от произошедшего Алексей помог ей добраться до машины, а Алена подала пакет, в который наскоро побросала необходимые вещи.

— Я с тобой! — крикнула сестра, и хотела было залезть в машину, но ее остановил фельдшер.

— Вы что с ума сошли? — немного грубовато заявил он. — От вас фонит, как от пивного ларька! Протрезвеете, тогда и навестите, а сейчас не мешайте.

— Ты чего? — попробовала урезонить его напарница, — обычное же дело...

— Не видишь, что происходит? — оборвал он ее. — Тут эту бы довести без приключений, не хватало еще вторую откачивать.

Мигнув на прощание люстрой на крыше, скорая двинулась вперед, колыхаясь на кочках. Асфальт в этом микрорайоне еще не положили и дороги были отсыпаны строительным мусором, благо в последнем не было недостатка, после застройки. В результате получилась немного сюрреалистичная картина из довольно пафосных особняков, путь к которым покрывали куски битого кирпича, бетона, штукатурки и прочего хлама. Ездить по этим, с позволения сказать, путям сообщения было тем еще удовольствием. Даже маршрутки и такси ходили только до шоссе, а дальше местные добирались самостоятельно. Кроме тех "несчастливцев" у которых были свои автомобили и они, вцепившись в руль, осторожно тащились по ухабам.

После случившегося спать, разумеется, не было ни малейшей возможности, поэтому Алена с Алексеем быстро собрались и вызвали такси. Пока они шли к шоссе, машина уже прибыла и стояла у обочины, мигая аварийкой.

— Куда едем? — осклабился водитель, выразительно глянув на включенный счетчик.

— Блин, а куда Шурку повезли? — спохватился Лешка и с недоумением посмотрел на жену.

— Ты что не спросил? — изумилась та.

— Нет!

— Ну как же это... — почти заплакала Алена, — давайте что ли в Первую.

Таксист в ответ лишь пожал плечами и газанув, рванул свою "ласточку" в поток. Увы, в Первой Горбольнице, рожениц с такой фамилией не поступало. Нужно было искать дальше, но непонятно в каком направлении двигаться. Выручил, как ни странно, дождавшийся их водила. Поняв по потерянным лицам, что пассажиры не нашли родственницу он покачал головой, и глубокомысленно сказал:

— Если случай тяжелый, то вам в Перинатальный центр надо. Проблемных всех туда доставляют!

— Ты раньше сказать не мог? — поинтересовался Алексей.

— Мое дело маленькое, — пожал тот плечами, — куда сказано, туда и везу!

До Перинатального они добрались уже под утро. Шурку действительно привезли сюда, но как обстоят дела, долго никто ничего не говорил. Наконец, к ним вышел врач и вопросительно взглянул.

— Вы родственники?

— Да, я сестра.

— Понятно... что же, у меня для вас не слишком хорошие известия.

— Что случилось?

— В общем, роды были тяжелые... ребенок родился слабым и сейчас помещен в бокс...

— Что с Сашей?

— Примите мои соболезнования, — покачал головой акушер. — Мы сделали всё, что могли.

Ноги Алены от услышанного подкосились, и она без стона опустилась на руки мужа. Переполошившийся врач позвал дежурную медсестру, и та принялась хлопотать над упавшей в обморок женщиной. Впрочем, нашатырь быстро привел ее в чувство.

— С вами все в порядке? — с тревогой в голосе спросил врач.

— Со мной — да, — горько ответила та. — Скажите, доктор... она что-нибудь сказала?

— Ивана какого-то звала, — глухо отозвался акушер. — Это, вероятно, отец ребенка?

— Да.

— А где он?

— Погиб. Девять месяцев назад.

— Дела..., ну что же, примите еще раз мои соболезнования. Извините, но мне надо идти.

Боль была настолько всеобъемлющей, что, казалось, заполнила ее всю до краев и не оставила места ни для какого иного чувства. Сил не было уже даже кричать, и Шурка мысленно взмолилась с просьбой о помощи. Она и сама бы затруднилась сказать, к кому именно обращена ее молитва, к Богу, к вселенскому разуму или еще кому, но, как бы то ни было, эта мольба была услышана и боль постепенно ушла. "Что ты хочешь?" — раздался в голове чей-то невообразимо прекрасный голос.

— Где мой ребенок? — встревоженно спросила она.

— С ним все будет хорошо! — отвечал ей тот же голос и повторил свой вопрос: — Чего ты хочешь?

— Раз так, то ничего.

-Ты уверена?

— Я что, могу попросить все, что захочу?

— В разумных пределах.

— Я хочу увидеть его!

— Ребенка?!

— Нет, я о другом.

— Понятно. Что же это можно устроить.

— Как, ведь он же умер?

— Ты сделала свой выбор.

В этот момент боль вернулась, но на сей раз, она была куда меньше. По крайней мере, она теперь могла плакать и слезы градом полились из ее глаз. Рядом кто суетился, что-то говорил на непонятном языке. Чья-то мягкая и невероятно ласковая рука гладила ее по голове, и она вдруг отчетливо поняла, что это мама. Жалобно всхлипнув, Шурка потянулась к ней и из гора вырвалось тоненькое:

— Мутти!*

То, что она сказала это слово по-немецки, так удивило девушку, что она широко распахнула глаза и в панике уставилась на сидящую рядом с ее постелью женщину. Та была довольно странно одета, но самое главное, что глаза Александры прекрасно видели, что она не ее мать, но сердце буквально задыхалась от нежности. "Мама!"

— — — — — — — — — — — —

#Mutti — мамочка (нем/)

— Мутти, — прошептала она и, счастливо улыбнувшись, впала в забытье.

— Вашей дочери явно лучше, фройлян Марта, — удивленно сказал доктор, присланный госпожой герцогиней. — Пожалуй, я поторопился, говоря, что необходимо звать пастора.

— Благодарю вас, гер Штольц. — устало отозвалась женщина. — Но почему она опять лишилась чувств?

— О, это не обморок, фройляйн, просто ваша дочь уснула. Ей нужно набираться сил, да и вам тоже. Попробуйте отдохнуть. Госпожа герцогиня прислала служанку, она последит за девочкой.

— Нет, я не смогу оставить ее даже на минуту.

— Воля ваша, — пожал плечами врач и, взяв в руки свой саквояж, вышел.

Вообще-то гер Штольц не слишком жаловал Марту Рашке и ее дочь. Да и с какой стати ему питать почтение у этой девке, пусть и прижившей ребенка от Мекленбургского герцога. Мало ли таких бастардов по всей империи? Правда, бабушка маленькой Клары Марии, так звали девочку, питала необъяснимую слабость к своей внучке, к тому же названной в ее честь и потому приходилось держать свое мнение при себе.

Впрочем, госпожа герцогиня сильно сдала в последнее время и когда милосердный господь приберет ее, все переменится. Герцог вряд ли станет держать при себе незаконнорожденную дочь своего беспутного пасынка, как и ее мамашу. Вот пусть и убираются на все четыре стороны, хоть к родителям в Кляйнештадт, хоть в далекую Московию, где ее дикие жители имели безрассудство выбрать Мекленбургского герцога своим царем. Хотя... что от них ждать? Какие подданные, такой и сюзерен!

Проснувшись, Шурка снова увидела рядом с собой эту женщину. Сраженная усталостью, та сидя спала у ее изголовья, прислонившись к высокой резной спинке кровати. Вообще, постель заслуживала отдельного описания. Перина и подушка были наполнены мягчайшим пухом и выгодно отличались от привычных девушке мешков с синтетической ватой, а вот простынь было довольно трудно назвать белоснежной. Скорее она была серо-белой, но это был именно цвет, а не грязь. К тому же материал ее был довольно груб. Рубашка тоже не была шелковой, хотя шелковых Саша никогда не носила. Большую часть сознательной жизни пижамой ей служили трусы и майка, но, видимо, в больнице ее переодели в рубашку из грубого полотна. Интересно, что же это за больница такая? С трудом подняв руку, девушка посмотрела на нее и поразилась худобе.

— Сколько же я тут валяюсь? — растерянно подумала она и вдруг в голову молнией влетела мысль: — "Где мой ребенок?"

— Где мой ребенок? — повторила она тонком голосом и с трудом откинув тяжелое лоскутное одеяло, вскочила на пол.

— Доченька, что с тобой? — переполошилась мигом проснувшаяся женщина и попыталась остановить Шурку.

Не тут-то было, девушка бросилась бежать, оглашая пространство дикими криками. Откуда-то появившиеся люди бросились за ней, и скоро беглянка была схвачена и принесена на свою постель. Самое странное, что все окружающие ее, включая сидевшую у изголовья женщину, были великанами по сравнению с Шуркой. Во всяком случае, большинству из них она доставала едва ли до пояса. Кроме того, они были донельзя странно одеты, в какие-то длинные платья, поверх которых были не менее длинные передники, а на головах уродливые чепцы. Но хуже всего было то, что все они говорили на немецком и это последнее обстоятельство так поразило Александру, что она замолчала.

— Что с тобой, дитя мое? — чуть не плача, спросила женщина, которую все называли фройляйн Марта.

— Где мой ребенок? — робко спросила Шурка, чувствуя, что сходит с ума.

— Какой еще ребенок, девочка моя? Тебе ведь всего восьмой год от роду!

Слова эти как громом поразили девушку, и она в испуге схватила себя за грудь, но тут же ее одернула. Во время беременности ее довольно таки символические до той поры груди заметно выросли и были, по меньшей мере, второго размера. Во всяком случае, лифчик пришлось покупать, и теперь ее вряд ли кто-нибудь мог перепутать с парнем. А теперь под рубашкой из грубого полотна было только худенькое тело с выпирающими ребрами и ни малейших признаков молочных желез. В панике она схватилась за голову, и тут же последовало новое потрясение. На ней были довольно длинные волосы, прикрытые к тому же каким-то нелепым чепчиком с кружевами. "Я сошла с ума!" — мелькнула в голове мысль. "Или нет, меня обкололи обезболивающими или успокоительными, и это глюки!"

— Что с тобой, Клара Мария?

"Точно глюк" — подумала Шурка, но вслух неожиданно для самой себя сказала совсем другое: — Простите, мне приснился страшный сон и я... очень хочу есть!

Окружавшие ее женщины переглянулись с таким ошарашенным видом, будто она попросила звезду с неба, но через минуту, ей подали чашку крепчайшего куриного бульона, распространявшую вокруг себя просто восхитительный аромат. Он, к сожалению, быстро кончился, но Саша была уверена, что никогда в жизни не ела ничего вкуснее!

Примерно через неделю, когда девочке стало лучше, герцогиня Клара Мария Померанская и Вольфенбютельская, пожелала ее увидеть. Шурку переодели в новую рубашку и длинное платье. На худые ножки натянули толстые вязаные чулки, а на голову нахлобучили ненавистный чепец. Зеркала в том крыле дома, где они жили не водилось, так что оценить свой внешний вид Шурка не могла, но все вокруг уверяли ее что она выглядит как ангелочек. "Померла, что ли?" — хмыкнула та про себя, но озвучивать не стала. Проблем в ее жизни хватало и без этого. Как не дико это было осознавать, но Александра поняла, что попала в чужое для нее детское тело, причем живет это тело в далеком прошлом, а насколько далеком — понять она пока не могла. Женщина, сидевшая у ее изголовья, действительно была матерью девочки, то есть теперь Шурки. Причем, когда Марта оказывалась рядом с ней, сердце ее начинало ускоренно биться, накатывал прилив нежности, и хотелось прижаться к ней, как будто она и впрямь была ее мамой. Похоже, что они с дочерью были очень близки, и чувство это передалось новой владелице тела по наследству.

Увидев герцогиню, Саша неожиданно вспомнила, где видела ее раньше. Это была та самая пожилая женщина из ее снов. Это она встречалась с Померанским герцогом, беседовала с шведской принцессой и княгиней Дарловской. А еще это она сказала Марте, что любит всех своих внуков!

— Подойди ко мне, дитя мое, — велела ей Клара Мария.

Марта подтолкнула ее вперед и девочка, сделав несколько шагов, присела в книксене. Надо сказать, что получилось это весьма изящно, как видно, учили ее этикету всерьез.

— Ты очень напугала нас, — продолжила герцогиня. — Я слышала, у тебя было нехорошо с памятью, и ты не узнавала многих знакомых тебе людей? Скажи мне, дитя, ты помнишь меня?

— Вы моя бабушка? — несмело спросила Шурка, и этот ответ заставил ахнуть всех присутствующих, а прежде всего — мать.

— Верно, — ничуть не смутилась пожилая женщина, и губы ее тронула слабая улыбка. — Я действительно твоя бабушка и потому очень рада, что тебе уже лучше. А кто это такой, ты помнишь?

С этими словами герцогиня поманила девочку к себе и показала ей небольшую миниатюру с портретом. Взглянув на него, Шурка равнодушно покачала головой. Изображенный на ней молодой человек был ей совсем не знаком, да и вообще, выглядел на её вкус слишком помпезно. Длинные волосы, роскошные кружева, дорогое платье и лишь висящая на боку шпага указывала на его принадлежность к мужскому полу.

— Нет, бабушка, — помотала она головой.

— Ничего удивительного, — не стала огорчаться Клара Мария. — Ты ведь его никогда не видела. Это мой сын, Иоганн Альбрехт, в ту пору, когда он был еще принцем. Это твой отец, дитя!

Окружающие еще раз ахнули, но уже значительно тише. Все-таки герцогиня имеет право на некоторую экстравагантность и если ей захотелось приблизить незаконнорожденную внучку, то кто, скажите на милость, может ей помешать? Нет, разумеется, у нее есть муж, но всякому известно, что герцог Август высоко ценит мудрость своей супруги и почти никогда ей не перечит.

— Что-то я устала, — вздохнула Клара Мария и обернулась к Марте. — Вы можете идти с дочерью.

— Да, ваше высочество, — сделала та книксен и, взяв дочь за руку, удалилась.

Шурка шла рядом с матерью и искоса поглядывала на нее. То, что она не принцесса, было очевидно. Нет ни короны, ни свиты, ни роскошного наряда. А если ее отец — принц, это означает только одно. Они не женаты. Стало быть, папаша, охмурил в свое время бедную девушку и бросил ее, обрюхатив. Слава богу, хоть бабушка не бросила бедняжку на произвол судьбы и взяла к себе. Хорош, нечего сказать. Нет, все-таки все мужики козлы! А ведь Марта очень красивая женщина и еще совсем молодая. Где-то двадцать два, может двадцать три, не больше. Шагает легко, в осанке чувствуется прирожденная грация, а еще у нее очень милая улыбка. "Все-таки моя мама самая красивая!" — неожиданно для самой себя подумала Александра. Похоже, она стала привыкать к новой жизни и новой семье. Только иногда по ночам ей слышался плач новорожденного ребенка, и тогда она закутывалась с головой под одеяло, не в силах его слушать. Но это случалось все реже, и Шурка все больше чувствовала себя беззаботной маленькой девочкой. Здоровье быстро поправлялось и ей хотелось бегать, прыгать и играть с подружками.