— Поверь, мальчик мой, мне очень не хотелось этого делать, но у меня нет другого выхода.
Директор, используя палочку Гарри, послал в небо заклятие Мосморде и, дотронувшись до заранее приготовленного портала, исчез, бросив на землю палочку с пером феникса.
Гарри сам не помнил, как он оказался около тел своих друзей. Он не плакал, это дождь оставлял следы на его лице, он просто стоял на коленях не в силах отвести взгляд от друзей, он прощался с ними и просил прощения, за то, что не уберег, не защитил, не спас. И давал клятву отомстить.
Прибывшие через минуту авроры первым делом проверили валявшуюся рядом с парнем палочку. Если у кого-то и имелись сомнения о том, что произошло, то они рассеялись как дым, а те, у кого они остались, предпочитали помалкивать. Гарри не сопротивлялся и не сказал ни слова, когда его подняли, заковали в магические наручники, блокирующие любого рода магию, в том числе стихийную, и препроводили в аврорат. От него не добились ни слова. Он молчал. Молчал, когда его допрашивал Кингсли, молчал на суде, молчал, когда выносили приговор.
Директор сочинил очередную сказочку про Нового Темного Лорда, наделив Гарри всеми мыслимыми и немыслимыми способностями темного мага, объяснив это тем, что сила Волдеморта перешла к юноше. А убийство лучших друзей списал на ревность, мол, по всей видимости, Гарри проследил за своими друзьями и увидел их тайное свидание, а так как Гермиона Грейнджер была девушкой Гарри, то он приревновал и убил обоих в порыве ярости.
Скримджер, которому надо было выдать какую-нибудь удобоваримую версию произошедших событий и успокоить взволнованную общественность, с радостью ухватился за предложенный директором Хогвартса вариант развития событий и в тот же день созвал экстренное заседание Визенгамота под председательством Альбуса Вульфрика Брайана Дамблдора. Гарри было достаточно войти в зал суда и бросить взгляд на председательствующего, чтобы узнать свою судьбу. Он только теперь понял, что чувствовал крестный много лет назад вот так же стоя перед судом, понял, почему Сириус не сказал ни слова в свою защиту. На суде сыворотки правды или омута памяти Гарри никто не дал. Адвоката у него тоже не было. Так как все дементоры после войны были уничтожены, то поцелуй Гарри не грозил, его приговорили к двум пожизненным срокам в крепости Азкабан. Последнее, что он помнил в зале суда после вынесения приговора, это был крик Молли Уизли:
— Не верю! Он не мог! — Артур держал свою жену за плечи и, прикусив дрожащие губы, качал головой, не замечая слез, катившихся из глаз. Гарри не смог даже прошептать: "Простите". Он только встретился взглядом с Артуром и Молли. В ответных взглядах четы Уизли не было ненависти, только боль, растерянность и недоумение, что стало для Гарри последним, почти единственным, утешением.
Еще до полудня он оказался в Азкабане. Его ввели в сырую камеру и швырнули на пол. Дверь за ним закрылась. Он лежал на полу, смотрел на стену перед собой и увидел что-то нацарапанное, как ему показалось, чернилами. Увидев имена родителей, Ремуса и свое, он истерически расхохотался. Это была камера его крестного.
Глава 2. Новый Учитель.
Мы постигаем истину не только разумом, но и сердцем.
Паскаль
"Один, два, три, четыре, пять" — машинально считало сознание, отсчитывая гулкие удары капель с протекающего потолка.
" Один, два, три, четыре, пять..." — ежедневно рисовал он палочки, отмечая дни, чтобы только не сойти с ума. Кто бы мог подумать, что прочитанные в казавшемся теперь таким далеком детстве магловские книги помогут ему выживать в магической тюрьме? Беспокоиться о еде и крыше над головой, в отличие от героя Даниэля Дэфо, Гарри было не нужно, но вот не опуститься, не перестать надеяться, сохранить ясность ума, всему этому у книжного персонажа можно было поучиться. И не только с Робинзоном Крузо сравнивал себя юноша, сидя в маленькой камере. Ему даже становилось смешно. Ну чем не граф Монтекристо?! Узник замка "Азкабан"! Детские книжки. Приключенческие романы. Сказки. Он думал, что попал в сказку, когда впервые увидел Хогвартс, когда нашел первых друзей. Потом его жизнь превратилась в нечто среднее между нескончаемым приключенческим романом и детективом, затем настало время кошмаров. Теперь... Он и сам затруднялся определить жанр. Размышления? Такого жанра в литературе не существует. Но именно этим Гарри занимался на протяжении последнего месяца. День за днем он вспоминал свою жизнь, события, людей... вспоминал все. И чем больше Гарри анализировал события последних семи лет, тем больше понимал, каким же наивным он был. Мерлин, да за каждым его "приключением" стоял Дамблдор, куда ни глянь — из-за угла обязательно будет торчать кусочек седой бороды: и за зеркалом Еиналеж, и за колонной в Тайной комнате, и за лабиринтом в третьем туре Турнира Трех Волшебников, и за Аркой смерти. Везде и всегда. Только вот осознание происходящего пришло слишком поздно.
Прошел месяц, как он здесь. Гарри поставил еще одну палочку в своем импровизированном календаре. Юноша откинул голову на серую каменную стену, устремив взгляд на небольшое зарешеченное окошко под самым потолком его камеры, такое маленькое, что в него с трудом смогла бы пролезть сова, только вот переписка Гарри была запрещена. Он видел кусочек хмурого, неприветливого неба, затянутого тучами, слышал шум волн, чувствовал запах моря. Еще один день, такой же, как все. Хотя не совсем. Сегодня ему исполнилось 18 лет.
" С Днем Рождения, Гарри Поттер".
Гарри чуть повернул голову так, чтобы видеть написанные на стене имена.
В первый же день своего заключения Гарри выяснил, что именно в этой камере 12 лет сидел еще один арестант — Сириус Блек. Какая ирония! Гарри вспоминал, как смеялся страшным сатанинским смехом, когда понял, что надписи на стенах, коряво накарябанные чем-то темным (уже позднее он понял, что это кровь) — это имена отца, матери, Ремуса Люпина... и его... Гарри. С тех пор в мыслях он называл место своего заточения не иначе, чем "Наша камера". Камера была маленькая, но как понял юноша по пути сюда, на самом верхнем этаже крепости. Оценив обстановку, Гарри невольно подумал о жестокости магического мира, у магглов к заключенным относились куда гуманнее. Маленькое окошко под потолком пропускало совсем мало света, и до него нельзя было дотянуться, чтобы выглянуть наружу. В углу — тюфяк, набитый соломой и обтянутый грязной грубой мешковиной. Больше в камере ничего не было. Воду, чтобы умыться, Гарри брал из углубления, выдолбленного в камне в дальнем углу камеры, где после дождей она скапливалась, стекавшая сквозь прохудившуюся крышу. Еду выдавали через небольшое окошечко в двери один раз в день, утром. Тюремная баланда непонятного состава и происхождения, кусок черствого хлеба и кувшин воды. Ну что ж, ему не привыкать, нечто подобное он испытал еще в 12 лет. Только тогда на выручку пришли братья Уизли. Теперь выручать Гарри было некому.
Самым страшным за этот месяц оказалось неведение. Гарри не знал, что происходит за этими стенами. Был ли кто-то еще, кто, так же, как и родители Рона, несмотря ни на что, не поверил в его виновность? Остался ли на свободе хоть кто-то, кто мог прийти ему на помощь?
Снаружи раздался звук приближающихся шагов. Гарри даже не пошевелился. В первые дни он дергался от каждого шороха, прислушивался к каждому звуку, но потом понял, что охранники, трижды в сутки совершавшие обход замка, никогда не заходят в камеры, по крайней мере, в его камеру. Послышался скрежет металла — это дежурный аврор открывает глазок, чтобы проверить все ли в порядке с заключенным. Потом опять звук шагов — на этот раз удаляющихся.
Первую неделю Гарри метался по камере, пытался долезть до окна и выглянуть наружу, надеялся найти способ бежать из Азкабана. Ему приходил в голову один нелепый план за другим, которые он отвергал так же быстро, как они возникали. Он даже рискнул как-то раз инсценировать потерю сознания. Он даже это не помогло. В камеру вошли 8 человек, не считая колдомедика. Гарри в очередной раз убедился в том, что светлая сторона только называется светлой, а методы их ничем не отличаются от методов тех, кого относили к темной стороне. Следы от аврорских сапог до сих пор еще видны у него на теле.
После этого случая Гарри успокоился. Значит, еще не пришло его время. Со стороны охранникам Азкабана казалось, что узник сломался. Гарри же стал наблюдать и замечать все, что могло бы ему помочь. Он знал время обходов. Даже научился по звуку шагов различать своих стражников. Он повторял про себя все известные ему заклинания, чтобы их не забыть, хотя чаще всего просто сидел и думал. Как он мог быть таким доверчивым? Как не видел таких очевидных фактов? И ведь не только он. Кто еще в Магической Британии кроме него знал об истинной сущности директора Хогвартса? Самый очевидный ответ на этот вопрос напугал его. Волдеморт и его Пожиратели? Они знали? Или не знали? Ведь среди Пожирателей Смерти далеко не все наивные дураки. Взять, к примеру, того же Снейпа, или Люциуса Малфоя. Эти сильные и умные маги не могли не понимать, что происходит вокруг них. Пусть на момент принятия метки им было столько же, сколько сейчас Гарри, но за их спинами стояли родственники. Что могло заставить более 30 лет назад семьи аристократов встать на сторону тогда еще Тома Риддла, безродного полукровки? Неужели уже тогда они видели истинную сущность Дамблдора?
Мысли у Гарри были невеселые.
Иногда, очень редко, когда на душе становилось совсем уж паршиво, Гарри шепотом перечислял имена самых близких, но уже ушедших в иной мир людей.
— Сириус, Рон, Гермиона — хриплый голос, казалось, принадлежал не восемнадцатилетнему юноше, а дряхлому изможденному старику.
Гарри не знал, скоро ли ему представится возможность покинуть Азкабан, но в том, что такая возможность рано или поздно у него появится, он не сомневался. Тот, кого когда-то окрестили Надеждой Магического Мира жил только надеждой когда-нибудь вырваться отсюда. Вырваться для того, чтобы кое с кем расквитаться. Гарри давно дал себе слово, что ни на минуту не забудет КОМУ и ЗА ЧТО он должен отомстить. За смерть своих друзей, за детство, которого у него не было, за предательство, которое было с ним всю жизнь, за будущее, которое у него отняли.
— Гермиона, любимая. Прости, — шептал Гарри. Из когда-то гордых, блестящих, а теперь потухших глаз пролилась единственная слеза. К именам, обнаруженным на стене в первый день заключения, теперь присоединились еще три. Так же как и крестный, Гарри написал эти имена единственными доступными ему чернилами — своей кровью.
Вдруг в центре камеры ярко вспыхнул золотой свет, заставивший юношу зажмуриться. Открыв глаза, он увидел перед собой Фоукса. Гарри растерялся. Уж кого-кого, а домашнюю птичку Дамблдора он никак не ожидал обнаружить.
— Прилетел, чтобы передать привет от своего хозяина? — Гарри с ненавистью взглянул на птицу. Фоукс смотрел прямо в глаза юноши, и тут произошло нечто совершенно невероятное даже по меркам магического мира. Птица превратилась в человека. На полу, напротив Гарри, стоял мужчина лет сорока — сорока пяти, в старомодном то ли камзоле, то ли мантии темно-бордового цвета с золотым позументом, и смотрел на него пронзительными золотисто-карими глазами. Гарри от изумления и не мог выговорить ни слова. Мужчина был незнакомым.
— Ну, здравствуй, Гарри Поттер.
Гарри закрыл глаза и помотал головой. Странный гость не исчез.
— Все, я брежу. Волшебное животное не может быть анимагической формой мага.
— Не бредишь. Неужели я похож на галлюцинацию? Можешь потрогать — я вполне реальный, из плоти и крови.
Гарри вскочил на ноги, сжав кулаки.
"Вот она, возможность сбежать из Азкабана", — мелькнула мысль.
-Тихо, тихо, спокойно, — мужчина одним плавным движением ушел в сторону от бросившегося на него Гарри. Юноша со всего маху впечатался в противоположную стену.
-Тебе со мной не справиться. И кричать бесполезно, исчезну раньше, чем сюда кто-то доберется, и тебя же сочтут сумасшедшим, — у него был непонятный Гарри акцент, хотя он и говорил на английском языке — И кто тебе сказал, что анимагической формой не может быть волшебное животное?
Гарри оттолкнулся от стены, потирая ушибленную руку, и теперь уже внимательнее оглядел мужчину. Среднего роста, коренастый широкоплечий шатен, доброе, даже добродушное лицо. С первого взгляда — деревенский простачок. Но, присмотревшись внимательнее, замечаешь и прямую осанку, и гордо вскинутый подбородок и цепкий взгляд карих глаз.
— Ну и кто вы такой и что вам от меня надо? — Гарри не пронимал, что происходит, и поэтому чисто на автомате использовал старый и хорошо испытанный прием "лучшая защита — это нападение", так ничего лучше он придумать не мог. Надо заставить незнакомца говорить и этим усыпить его бдительность, и тогда попытаться...
— Не стоит даже и пытаться, мальчик. И прошу тебя запомнить, первый раз — я предупреждаю, второй — делаю, третьего раза — не бывает. Я тебя предупредил. Что же касается того, кто я, то с сегодняшнего дня я — твой Учитель.
— Ага, а Азкабан — Высшая Магическая Академия.
— Х-м, а над этим стоит подумать. А то в Хогвартсе совсем забыли все заветы Основателей. Надо же хоть где-то сохранять и поддерживать традиции. Ну, да ладно, об этом у нас еще будет возможность подискутировать.
— И все-таки, кто вы?
— Оу! Прости, так долго находясь в анимагической форме, я совсем забыл о манерах. Годрик Гриффиндор, Лорд Азкабан к вашим услугам, — мужчина изящно поклонился.
— О! У! Ы! А-а-а! — это все, что смог выдавить из себя Гарри в тот момент.
Годрик весело подмигнул вконец растерявшемуся парню.
— Гриффиндор умер более тысячи лет назад... это всем известно...
— То, что так считают, еще не значит, что это правда. Уж кому, как не тебе знать, что истина зачастую весьма сильно отличается...
— Тогда как вам удалось... — перебил Гарри.
— Стоп. Так мы с тобой нормально поговорить не сможем. У тебя так много вопросов, а мне так много надо тебе рассказать, что лучше это сделать в несколько более комфортной и спокойной обстановке.
Гарри слушал Годрика и потихоньку начинал верить в то, что все происходящее — не сон и не иллюзия. По крайней мере, в то, что передним стоял живой волшебник. Сомнения на счет личности нежданного гостя все еще оставались. Тысячу лет не живут даже такие великие маги, как Основатели Хогвартса. Он смутно помнил, что видел потрет Годрика Гриффиндора в школе, только на картине он был моложе того, кого он видел в данный момент перед собой. Чтобы проверить, что все это не сон, он подошел к человеку, который по его же словам был одним из величайших магов в истории мира, протянул руку и дотронулся до щеки волшебника. Щека была теплой, а главное настоящей. Годрик тихо рассмеялся.
— Правильно, доверяй, но проверяй. А вдруг я просто иллюзия, — Годрик встал, вытащил палочку из камзола и поставил неизвестный Гарри щит на стены камеры. — Блокирует магию, — пояснил он. Потом трансфигурировал из воздуха стол, стул, а в углу — ванную, наполненную горячей водой, большой кувшин, таз, мыло мочалку и, немного подумав, зубную щетку и расческу. Перед умывальными принадлежностями наколдовал небольшую ширму.
