— А кто в этом году приедет тебя поздравить? — Снова спросил Вовка. Из головы никак не шел рассказ Вальтера про смерть его родителей. Получается, соединив ангела и демоницу, они просто отсрочили во времени все случившиеся действия? Ведь он вернулся в тот же день и год, когда отсюда исчез... А вдруг эти небесные создания снова разругались?
— Кто приедет? — Герцог немного придержал коня, поскольку они уже въехали в город. — Как всегда, Шоттены. Большой, вечно нищий род потомственных вояк. Фольксхофены... У них поместье на берегу той самой пограничной реки. Помнишь, ты в том году качался на качелях с их дочкой? Милая девочка! И хорошо воспитана.
Вовка порылся в новой памяти и увидел длиннолицую светловолосую девчонку в платьице с рюшами. Когда качели летели вниз, ее тощие коленки оголялись. Тогда она краснела и хихикала.
— Н-да... Милая. А еще кто?
Герцог немного нахмурил лоб и с неохотой сказал:
— Наш родственник, граф фон Дитц. Не слишком приятный человек, но постоянно обретается при дворе. Так что приходится его учитывать.
— А у него есть семья? Ты об этом никогда не рассказывал!
— Нет, семьи у него нет. Когда-то... — Густав стал говорить тише, — мы дружили и учились в пажеском корпусе... Да-да, — герцог заметил брошенный на него мальчишкой взгляд, — в юношеские годы я звезд с неба не хватал, был оболтусом, задирой, дуэлянтом... Поэтому смог поступить только туда, где готовили будущих офицеров. И Дитц со мной. А когда во дворец приезжали гости или давался сезонный бал, нас, молодых гвардейцев, ставили в охрану дворца. И вот однажды... — Герцог посмотрел куда-то поверх крыш, — я увидел молоденькую дебютантку. Юную и прекрасную дочь барона Ульма. Ее золотые волосы, синие глаза, легкая походка и тонкий стан свели с ума всех мужчин на том балу... Неделю, пока длилось празднество, мы бросали розы на ее балкон... Те, в ком жила магия, рисовали огненные сердца, пронзенные стрелами. Ну а самоцветных перстней с вложенными туда записочками, думаю, они собрали с балкона без счета. Король Ульрих тогда был молод, весел и обожал свою жену...
— Он был женат? Я не знал! И почему у него не было детей?
— Королева умерла. Но это другая история. А пока вернемся к нашей. Ульрих увидел мое неравнодушие к молоденькой баронессе и однажды, когда я сменился с дежурства, позвал в свои покои.
— Нравится девушка? — Спросил он меня в лоб.
— Да... — Покраснел я.
— Женишься на ней?
— О, это — предел моих мечтаний! — Пылко воскликнул я. На самом деле, мой мальчик, обычно пару герцогу выбирают, словно племенную телку быку. Здесь роль играет политика, поскольку в нас — королевская кровь, а также большая ответственность за судьбы жителей огромного герцогства. Жена должна быть прежде всего здоровой и древнего рода, хорошо, если иностранка, обязательно умной, чтобы могла поддерживать и направлять в правильное русло неуемное мужское честолюбие. Ну, и последним, необязательным условием, красивой. И тут настолько неожиданное предложение!
— Тогда, Густав фон Шонн, мое тебе условие, — сказал Ульрих, — бросай пить и займись делом. Закончишь экономическое отделение корпуса, обещаю: свадьбе с прелестной Аннет Ульм быть!
Я забросил все попойки и взялся за ум. А еще через три года сдал экзамены. Тогда твой дед и Его Величество благословили наш брак...
— А причем тут наш родственник Дитц?
— Пока я учился, он все свободное время проводил у дома переехавшей с родителями в столицу девушки. Забрасывал ее любовными письмами, покупал дорогие подарки, транжиря имущество, доставшееся ему в наследство... А если не торчал у дверей, то пил и кричал, что она достанется только ему... После того, как нас с Аннет обвенчали, я не виделся с ним года три. Говорили, завербовался наемником и уехал покорять юг. Но лет пять назад он снова объявился в столице с деньгами, которыми сорил направо и налево. Поговаривали, занимался в южных водах пиратством... Но мне не хочется в это верить. Так вот, осмотревшись, он сдружился с Гюнтером и его собутыльниками, устраивая им загульные ночи с актрисами и веселыми девушками. Потом, на одном из приемов во дворце, подошел к нам засвидетельствовать почтение. Был мил, сдержан. Аннет даже сказала ему пару любезных слов. Потом еще пару раз я с ним пересекался по делам. Никаких вспышек ярости, упреков... Можно сказать, даже пытался подружиться. И вот Аннет настояла, чтобы мы его пригласили на бал солнцеворота. И снова он был сдержан, внимателен, любезен и обходителен. Всех дам покорил смешными рассказами о своих приключениях. Вот с тех самых пор он появляется на всех праздниках...
Герцог тяжело вздохнул.
— Отец! Ты понимаешь, что он все помнит и ничего не простил ни тебе, ни маме? Что он, словно в засаде рысь, только и ждет, когда кто-то из вас в чем-то ослабнет? А ты не хочешь нанять гвардейцев!
— Пустое, сын. Смотри, за разговорами мы уже приехали к почте!
* * *
Привязав к седлу объемную коробку с платьем, заказанным у столичного портного, отец легко забрался в седло и повернул коня в сторону замка. Вовка в размышлениях плюхал следом, краем глаза подмечая учтивые поклоны встретившихся им на улице людей. Скоро последние городские домики растаяли в золотой листве палисадов. И снова с обеих сторон потянулись перелески и поля. Вовка чувствовал всем сердцем это отсроченное шаткое положение своей семьи, собственного будущего, да и королевства в целом. Теперь он не знал, сможет ли нынешний Генрих взять власть в свои руки. Задумавшись над уравнением со многими неизвестными, он вдруг всем телом ощутил опасность какого-то переломного момента: словно неустойчивая горная порода напряженно ждала случайного звука, нечаянного удара копыт или молотка, чтобы рухнуть вниз всей своей массой. Мгновенно вернувшись сознанием в эту реальность, он поставил на себя и герцога зеркальный щит. Нет, мир не взорвался, кони не понесли, но только пущенная чьей-то меткой рукой пуля, ударившись о защиту, тут же снова влетела в темную щетку ельника, скособочившегося недалеко от дороги. И только потом раздался грохот вырвавшихся на свободу пороховых газов и чей-то смертный вскрик.
— Кто-то себя ранил на охоте! — Вскричал Густав, разворачивая коня в сторону перелеска.
Вовка, не снимая с герцога защиты и удивляясь его наивности, за ним. Спешившись у кромки леса, фон Шонн бросил поводья своего коня сыну. Вовка, недолго думая, примотал их к березке, попутно наложив заклятье против воровства, одно из тех, которым его в той реальности учил мэтр Вилдбах. Кони начали ощипывать листья, а парень бросился за все еще верящим в благородство герцогом.
Недалеко в негустых кустах, на обломанных еловых сучьях, лежал истекающий кровью человек. Рядом валялось ружье с разорванным стволом. Так получается, что при магическом отражении атаки 'зеркальным щитом' средство поражения всегда возвращается туда, откуда было выпущено в цель. В этот раз им оказался ружейный ствол. Куски металла и древесная щепа приклада буквально изрешетили грудь, лицо и руки мужчины.
Герцог достал носовой платок и начал промокать кровь, льющуюся из многочисленных рваных ран. Определив по состоянию ауры, что человек ранен не смертельно, Вовка, наклонившись над ним, задал вопрос:
— Жить хочешь?
Герцог странно посмотрел на сына, но промолчал.
— Да... — простонал мужчина.
— Кого ты хотел убить? Отвечай, или мы оставим тебя тут. А волки охотятся не только по ночам.
— Герцога... или сына... все равно. За двоих дали бы больше.
— Кто послал?
— Мне плохо...
— Не ври. Барышни от такого количества крови не умирают, а здоровый мужик испугался!
— Не знаю... Я состою в гильдии убийц. Мне дали аванс и заказ. Остальное — по исполнении у магистра.
— Если ты заказ провалил, что будет с тобой?
— Убьют...
— У тебя есть понятия чести? Ты им следуешь?
Герцог перестал вытирать раны и с изумлением слушал сына.
— Я... Всегда работал честно... — раненый усмехнулся, — так и убийцей стал.
— Если я тебя вылечу, ты сможешь покинуть гильдию и служить Его Светлости? — Наклонившись над человеком, Вовка пристально смотрел тому в глаза. — Я могу нанять тебя в охрану герцога? Ты владеешь холодным оружием?
— Я не выполнил заказ. Смерть здесь и смерть там. Разве у меня есть выбор? Пока на моей руке магическая печать клана, я принадлежу ему. И магистру решать, что со мной будет...
— Если я сниму печать с твоей руки?
— Не от хорошей жизни я стал наемным убийцей... — прохрипел раненый. — Клейменому мясу нет места среди обычных людей. Если герцог примет мои клятвы верности... И магическая принадлежность к клану исчезнет...
Он попытался приподняться.
— Клянись, честно называя свое имя и место рождения. — Серьезно сказал Вовка.
— Я, Иоганн Грейвер, бывший солдат "песчаной армии", родившийся под Мейнбургом, торжественно клянусь жизнью своей защищать моего господина, герцога Вилтхарского, его чад и домочадцев...
Мужчина упал на спину.
И тогда Вовка провел над его лицом и телом рукой, очищая мелкие порезы и осколочные раны. Кровь постепенно, под действием заживляющего магического луча, остановилась, а кожа начала рубцеваться прямо на глазах. Добавив мужчине в ауру немного энергии, Вовка опустил руку. И пока убийца не пришел в сознание, Вовка спросил:
— Отец, что такое "песчаная армия"?
Герцог закрыл рот, а потом, сглотнув, снова открыл.
— Сын, но как ты это сделал? В нашем роду давно не было магов и чародеев! И вдруг ты, мой наследник...
Фон Шонн вскочил на ноги и, сияя глазами, положил Вовке на плечи руки.
— Я горжусь тобой, мой мальчик!
Парень вытерпел объятия, похлопывания по спине и даже короткую, высокопарную речь. После чего снова задал тот же вопрос.
— Что такое "песчаная армия"?
Но на него ответил хриплый голос Иоганна, пришедшего в себя и снова усевшегося на ветки.
— Двенадцать лет назад наш король Ульрих решил, что ему не хватает денег на дорогие шелка и пряности. И он решил завоевать южные страны. Регулярную армию, стерегущую границы, посылать не имело смысла, поэтому в отряды набирали тех, у кого по каким-то причинам не хватало денег на жизнь... По кабакам, селам и городкам ходили рекрутеры, обещая легкий поход в теплые места и богатую добычу. — Грейвер с недоверием согнул и разогнул кулаки. — У меня в тот год от оспы умерли братья. Некому было работать. А налог на землю берется независимо от того, можешь ты или не можешь обработать ее и получить прибыль... Короче, землю у нас управляющий отобрал. Остались дом да огород. А с этого разве прокормишься? Я завербовался, оставив полученные деньги матери да жене с годовалым сынишкой. Верил, что встану на ноги...
Мужчина замолчал, темными глазами всматриваясь в траву под ногами.
— И что же было дальше? — Спросил Вовка.
— А дальше на морских путях оказалось много разбойников. Да и флот у коалиции южных стран был не слабый. Потопили наши кораблики. А тех, кто чудом добрался до берега, ждало рабство. Продали меня. Тыкали пальцами: хорош работник! И пошел я на хлопковые поля... Три года там оттрубил. Там же узнал цену и шелкам, и драгоценным маслам...
— И как же?
— Сбежал. Как раз в емкости для масла погрузили меня на корабль. А потом, — он вздохнул, — на море — буря. Потрепало суденышко. Паруса порвало. А движка на кристаллах у купца не было. А тут — разбойнички. Шхуну потопили, всех выживших — за борт. Перепились на радостях. Вот я потихоньку и вылез. А утром стал прислуживать: кому попить, кого к борту подтащить — поблевать... Жить-то хотелось! Сын у меня... Еще два года плавал с пиратами. Скопил кое-что. А потом Владетель Юга послал свой флот почистить от нас торговые пути. Корабль подбили, захватили в плен. Кого-то бросили за борт, ну а меня — снова в рабство. На сей раз — в шахты, где и света белого нет. Год жил под землей, добывая для богатой страны самоцветы. Я был разведчиком: рыл вдоль пластов норы. Если пласт породы оказывался перспективным, долбили штольни да прокладывали штреки. Много я там полазил... и вот что-то произошло. То ли газы рванули, то ли неверно штрек заложили, да только порода отслоилась, упокоив в себе больше тысячи добытчиков. А я снова остался жив. Один, в полной тьме. Я полз по щелям и незасыпанным проходам, ориентируясь на движение воздуха. Не знаю, кто или что вело меня в тот день, но только когда уж совсем отчаялся, почувствовал, словно ветерок погладил мои щеки. И я пополз за ним, сдирая в кровь кожу на локтях и коленях. Когда увидел свет и высунулся из горной норы наружу, то из глаз моих непрерывно текли слезы. Хотя откуда бы им взяться? Только два раза за сутки подземной водички попил... А выбравшись, спустился вниз. Устроив лежку в чердаке заброшенного дома, я совершал набеги на сады и плантации. Спал днем — отъедался вечером. Потихоньку воровал одежду, посуду и оружие. Когда увел у пьяного джигита клинок на чьей-то пышной свадьбе, обрадовался. У них сталь хорошая, не чета нашей. Перепилил клинком каторжные браслеты и стал свободным человеком. Через какое-то время, когда добыл себе документы и приличную одежду, нанялся охранником каравана. И через пустыни мы долгих две недели шли сюда. Я честно выполнял свою работу, охраняя дорогие ткани и тонкий фарфор от разбойников.
— А потом? Когда ты пришел в нашу страну? — Тихо спросил Густав.
— А когда я пришел, то ни моего дома, ни моих родных... Три камешка на кладбище при кирхе.
— А что с ними...
— От голода умерли. — Просто сказал мужчина. — Никто из соседей не захотел помочь сиротам куском хлеба. Никто не дал ни единого полешка для растопки печи. Я зарезал сельского старшину и ушел в столицу. Во мне было много боли и зла, и я пошел убивать.
— А потом?
— А потом... у тех, кого я убивал, тоже были дети. Иногда их, оставшихся без отца и матери, родственники выбрасывали на улицу. Те, кто пошустрей, находили компанию. Тихие безропотно умирали. Мне это было совсем не по душе. Но выйти из гильдии можно только со смертью.
— На твоем теле и ауре была ее метка. — Сказал Вовка. — Но теперь, принеся клятву с чистым сердцем, ты умер и родился заново. Знак гильдии уничтожен. Поэтому я еще раз спрашиваю тебя, свободный Иоганн Грейвер, будешь ли честно и по доброй воле служить моему отцу, герцогу Вилтхарскому?
— Да, молодой господин! Да за одно то, что снял метку гильдии, буду! Оборонять — не убивать. И может, когда-нибудь мой тяжкий грех выкупится праведной жизнью?
— Тогда вставай, Иоганн. Идем, времени мало. Нас уже заждались в замке.
— А у меня и лошадка есть! Сейчас за ней схожу!
Мужчина напролом двинул сквозь кустарник, а Вовка вышел на поле. За ним — отец.
— Не сбежит, как думаешь?
— Нет. — Пожал плечами Вовка. — Он магическую клятву дал. Она не даст ни сбежать, ни навредить.
— Господи! — Улыбнулся небесам отец. — Как вовремя в сыне проснулся дар предков! Кстати, а когда ты это почувствовал?
— Марту стало жалко!
— Ох! — Вдруг схватился за голову Густав. — Были на почте, а отмену вызова мэтру Вилдбаху так и не послали!
