Элиссабель

— А меня? — обиженно спросила Эрри. — Меня она не хотела видеть? — но Эледия лишь поцеловала свою дорогую девочку. В последующие дни Хейлика решительно пресекала все попытки Эрри приблизится к ней. И часами сидела в одиночестве, глядя на воду.

— Ну, когда уже этот Эрл приедет?! — возмущалась Эрри, которой не терпелось узнать, почему Хейлика так странно себя ведет. — Он так долго добирается из Нордерина, словно тот находится на другом конце света!

Как бы то ни было, наконец, настал день, когда отряд из Нордерина подъехал к стенам замка.

— Эрри, — устало сказала Эледия дочери, — дай Эрлу время хотя бы умыться с дороги и покушать. А еще будет лучше, если с Эрлом сначала поговорит Элгор, он ведь все-таки его отец. — Эрри тяжко вздохнула, признавая правоту матери, и дождавшись пока Эрл умоется, покушает, поговорит с отцом и бегом отравится к беседке, где, как всегда сидела Хейлика (не подозревающая о приезде сына), взобралась на балкон, чтобы издалека следить за разговором Эрла и Хейлики.

... — Привет, мама, — тихо сказал Эрл приблизившись к Хейлике, безучастно смотревшей на воду и настолько погрузившейся в свои мысли, что даже не услышала его торопливые шаги.

— Эрл, — скорее выдохнула, чем произнесла Хейлика, и осторожно приподнялась со скамьи, чтобы обнять своего мальчика. Но едва прижав Эрла к себе, она, словно чего-то испугавшись снова опустилась на скамью, сжав двумя руками ладонь сына. — Дождалась, дождалась, счастливо прошептала она. — Как хорошо, что ты приехал. — Эрл нахмурился, сначала от того, что слова матери показались ему странными, а потом нахмурился еще больше, увидев ее исхудавшее до крайней степени истощенности лицо.

— Что с тобой?! — ахнул он, с ужасом разглядывая торчащие скулы, запавшие глаза, выпирающие ключицы.

— Эрл, это ерунда, — беспечно махнула она рукой. — Отъемся, как следует, и стану такой толстухой, что будешь снова спрашивать, что со мною. — Она весело и легко засмеялась, и у Эрла отлегло от сердца. Раз мама сказала, что все в порядке, значит, так оно и есть. — Знаешь, — немного неуверенно сказала она, — обстоятельства складываются так, что я не смогу остаться в Голдерине на празднество, которое состоится через десять дней?

— Почему!? — поразился Эрл. — Что это еще за такие обстоятельства? — Хейлика неуверенно помялась, и Эрл догадался: — Это из-за отца? — Хейлика как-то отстраненно кивнула головой, словно думала о чем-то другом.

— Эрл, я уеду завтра. Перед тем как покинуть Голдерин, я поговорю с Элгором и сразу уеду, — каким-то усталым голосом продолжила Хейлика. — Я вот о чем хотела тебя попросить... надеюсь, ты выполнишь мою просьбу? — вдруг с неожиданным беспокойством спросила она.

— Конечно! — воскликнул Эрл, — как бы я отказался это сделать? — засмеялся он. Хейлика в ответ лишь как-то растеряно улыбнулась, и эта улыбка Эрлу не понравилась.

— На столе в комнате я оставлю шкатулку и небольшой сундучок, — начала Хейлика. — В небольшой шкатулке находится медальон, в нем портреты моих родителей и письма мамы. Медальон если хочешь можешь оставить себе, а вот шкатулку с письмами отдай Эмбер... Лучше бы конечно было отдать Эллис, — вдруг с досадой сказала Хейлика, — но старшинство есть старшинство. В большом сундучке находятся мои памятные вещи, — продолжила она. — Там будет такое красивое колье — отдай его сэру Ламберту, это его подарок, верни его ему. Еще там лежит изумрудный кулон и шкатулка с моим портретом — верни это королю Эльтинару. А остальной мусор можешь выбросить, — грустно засмеялась она. — Там лежит кусок кутка троса, что влез мне в ногу, когда меня тянули. Я сама вырезала его ножом из своей раны... да, — покачала она головой, — незабываемые были ощущения. Еще там нож, что мы забрали у орка, которого убили в детстве, еще там кусочек мозаики — остатки от той, что стояла в витражах, украшающих окна... В общем это хлам, что дорог был только мне. — Хейлика говорила и говорила, бессмысленно глядя на озеро, сосредоточившись на своих мыслях, чтобы ничего не забыть, и с каждым сказанным ею словом лицо Эрла мрачнело все больше и больше, аж пока он не схватил ее за руку, прерывая на середине фразы:

— Мама, что с тобой? Ты же мне наврала, сказав, что с тобой все в порядке? Ты же солгала, сказав, что твоя худоба и истощение легко исчезнут, лишь стоит тебе немного отдохнуть? Что с тобой? — шепотом спросил он, и так посмотрел ей в глаза, что Хейлика резко отвернулась, сжав ладонью себя за воротник. Она молчала и ее молчание было красноречивее любых слов. Наконец, она с трудом сказала.

— Эрл, я вернулась, чтобы попрощаться с тобой и девочками, чтобы попросить прощение у Элгора, а потом... — она вздохнула, собираясь с силами, — потом я уеду навсегда.

— Но почему? — закричал Эрл. — Почему навсегда? Отвечай. Скажи мне правду. Почему навсегда?! — тряс ее Эрл за плечи. Хейлика вдруг вздернула голову и твердо посмотрела ему в глаза:

— Да потому что я скоро умру. Очень-очень скоро.

— Что ты такое говоришь? — поразился Эрл. — Как ты можешь умереть. Почему? Ты же долгоживущая. — Хейлика стиснула зубы, не желая отвечать, но Эрл не сдавался. — Мама, пожалуйста скажи мне, почему ты думаешь, что скоро умрешь? — От этих слов, сказанных с таким страхом за ее жизнь, с таким беспокойством, внутри Хейлики, словно лопнула пружина, или порвалась струна, сдерживающая ее эмоции. Лицо Хейлики задрожало, и она откинулась на спинку скамьи обессиленная и несчастная.

— Ты мне не поверишь, — устало сказала она. — Никто не поверит. В это невозможно поверить, — повторила она с тоской.

— Мама, клянусь тебе, — с жаром закричал Эрл, — что я поверю! Поверю каждому твоему слову. Поверю тебе, что бы ты ни сказала. — Хейлика с какой-то затаенной надеждой посмотрела на сына и начала рассказывать:

— Ты же знаешь, что любой из Преображающихся обладает невероятной силой... — такое начало рассказа было настолько неожиданным для Эрла, что он удивленно посмотрел на маму, но та в ответ качнула головой, мол, я все тебе сейчас объясню. — Так вот в момент смерти Преображающегося все его духовная сила и мощь высвобождается, Древние нашли способ, как не дать этой силе кануть в небытие, поэтому каждый из Преображающихся в свое совершеннолетие приносит клятву нашему народу, что в момент смерти все свои духовные силы он в последнем желании направит на то, чтобы народ и земли долгоживущих процветали. Вы с Эрри, кстати, тоже принесете эту клятву, — добавила Хейлика. — Каждое фраза клятвы тщательно продуманна, каждое слово выверено. В этих словах нет ни слова о мести врагам или о пожелании им смерти, только пожелание процветания народу, так вот, — продолжила Хейлика, — это сделано не просто так. Оказывается, что пожелание смерти, гибели, уничтожения кого бы-то, или чего бы-то ни было, взывает к таким черным и страшным силам, которые для исполнения этого желания, черпают силу и забирают жизнь... из наших земель. То есть, пожелав смерти врагу, Преображающийся все равно что пожелал бы смерти своим родным и близким. Поэтому все Преображающиеся клянутся, что никогда не возжелают ни мести, ни смерти кому бы то ни было, только пожелание процветания нашим землям!

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — не удержался Эрл от вопроса.

— Затем, — тихо ответила Хейлика. — Если все же кто-то из Преображающихся пожелает кому-то смерти, то тот, кому это пожелали получает Смертельное Проклятие, которое невозможно ни снять, ни разрушить. И тот, кто его получил обязательно умрет... Так вот, на мне лежит такое Проклятие, — с тоской сказала Хейлика. Эрл, не ожидавший таких слов, просто подскочил на скамейке:

— На тебя наслали Смертельное Проклятие? — недоверчиво спросил он. Хейлика кивнула, но уже не так уверенно. — Но кто его на тебя наслал? Это можно сделать только в момент смерти, но, если бы за эти двадцать лет кто-то из Преображающихся умер или погиб, мы бы обязательно об этом узнали! — плечи Хейлики поникли.

— Это Проклятие было наложено много лет назад, — почти шепотом сказала она.

— И кто же проклял тебя? — требовал ответа Эрл.

— Элиссабель, — одними губами сказала Хейлика, и если бы Эрл не увидел этой артикуляции, то он бы не догадался об имени.

— Элиссабель?! — потрясенно сказал он. — Дочь Эледии и Этторна, мама Эллария и Таллара, наложила Смертельное Проклятие, зная, что это ударит по ее родителям, детям, я уже не говорю о папе, которого по словам всех очевидцев она очень сильно любила? — Хейлика вздрогнула, потрясла головой, и сказала с досадой на себя.

— Забудь. Ты знаешь, что я ее всегда к ревновала к Элгору, теперь выискиваю любую мелочь, только бы очернить память о ней, — и виновато улыбнувшись, добавила: — Ты же знаешь мой мстительный характер. — Она с извиняющей улыбкой посмотрела на сына, но тот не улыбаясь, словно его только что озарила какая-то страшная догадка, поразившая его, с ужасом смотрел на маму. Потом опустился перед ней на колени и со страданием глядя ей в глаза сказал:

— Мама, — слова застревали у него в горле. — Бедная моя мама. Я твой сын, минуту назад поклялся, что поверю каждому твоему слову, и я же первый в них усомнился! Что же тогда говорить о других? Ты молчала о Проклятии все это время. Ты понимала с каким недоверием отнесутся к твоим словам. Ты решила довериться единственному самому дорогому для тебя — мне, и я же, и не поверил! — и снова, Хейлика сначала дернулась, а потом зажав рот рукой тихо заплакала:

— Эрл, я так не хочу умирать, так не хочу. Как мне страшно, как мне плохо. Я никому не могу ничего рассказать, не могу просить ни о помощи, ни о чем. Мне просто не поверят. Да я сама бы себе не поверила. — Эрл прижал маму к себе, только сейчас ощутив в полной мере, что от Хейлики фактически остался один скелет, обтянутый кожей. Сквозь ткань платья прощупывались только кости. Эрла охватил такой ужас, он вдруг в полной мере ощутил, что быть может видит маму в последний раз. Но он не хотел сдаваться:

— Мам, может ты ошибаешься? Как это случилось, расскажи, — попросил он.

— Это все случилось из-за той проклятой шкатулки, — устало начала рассказывать Хейлика. — В ней лежало нечто настолько личное, настолько интимное, что я не имела права к этому прикасаться. Но я тогда была очень зла на Элгора, на Элиссабель, так страшно ревновала его, что влезла своим носом, не понимая, что ни одна женщина не хотела бы, чтобы эту, тайно хранимую вещь, видел еще кто-то... — Вот я дура! — со злостью на себя сказала Хейлика и продолжила. На крышке изнутри было прикреплено зеркало. Когда я открыла шкатулку, то видела свое отражение, а когда покопалась в шкатулке и хотела ее закрыть смотрю, а вместо меня в зеркале отражается Элиссабель. Но только не такая, как на парадных портретах. У Элиссабель из шкатулки, были распущены волосы, на щеках лихорадочный румянец, и... ненависть, такая страшная, убивающая ненависть! Потом изображение Элиссабель покрылось зеленоватой дымкой и этот туман, сначала облепил мня, а потом в груди запекло так, что я едва не закричала от боли. В это мгновение я поняла, что умру, поняла, что спасения мне нет.

— Мама, что с тобой? Ты же мне наврала, сказав, что с тобой все в порядке? Ты же солгала, сказав, что твоя худоба и истощение легко исчезнут, лишь стоит тебе немного отдохнуть? Что с тобой? — шепотом спросил он, и так посмотрел ей в глаза, что Хейлика резко отвернулась, сжав ладонью себя за воротник. Она молчала и ее молчание было красноречивее любых слов. Наконец, она с трудом сказала.

— Эрл, я вернулась, чтобы попрощаться с тобой и девочками, чтобы попросить прощение у Элгора, а потом... — она вздохнула, собираясь с силами, — потом я уеду навсегда.

— Но почему? — закричал Эрл. — Почему навсегда? Отвечай. Скажи мне правду. Почему навсегда?! — тряс ее Эрл за плечи. Хейлика вдруг вздернула голову и твердо посмотрела ему в глаза:

— Да потому что я скоро умру. Очень-очень скоро.

— Что ты такое горишь? — поразился Эрл. — Как ты можешь умереть. Почему? Ты же долгоживущая. — Хейлика стиснула зубы, не желая отвечать, но Эрл не сдавался. — Мама, пожалуйста скажи мне, почему ты думаешь, что скоро умрешь? — От этих слов, сказанных с таким страхом за ее жизнь, с таким беспокойством, внутри Хейлики, словно лопнула пружина, или порвалась струна, сдерживающая ее эмоции. Лицо Хейлики задрожало, и она откинулась на спинку скамьи обессиленная и несчастная.

— Ты мне не поверишь, — устало сказала она. — Никто не поверит. В это невозможно поверить, — повторила она с тоской.

— Мама, клянусь тебе, — с жаром закричал Эрл, — что я поверю! Поверю каждому твоему слову. Поверю тебе, что бы ты ни сказала. — Хейлика с какой-то затаенной надеждой посмотрела на сына и начала рассказывать:

— Ты же знаешь, что любой из Преображающихся обладает невероятной силой... — такое начало рассказа было настолько неожиданным для Эрла, что он удивленно посмотрел на маму, но так в ответ качнула головой, мол, я все тебе сейчас объясню. — Так вот в момент смерти Преображающегося все его духовная сила и мощь высвобождается, Древние нашли способ, как не дать этой силе кануть в небытие, поэтому каждый из Преображающихся в свое совершеннолетие приносит клятву своему нарою, что в момент своей смерти все свои духовные силы он в последнем пожелании направит на то, чтобы народ и земли долгоживущих процветали. Вы с Эрри, кстати, тоже принесете эту клятву, — добавила Хейлика. — Каждое фраза этой клятвы тщательно продуманна, каждое слово выверено. В этих словах нет ни слова о мести врагам или о пожелании им смерти, только пожелание процветания народу, так вот, — продолжила Хейлика, — это сделано не просто так. Оказывается, что пожелание смерти, гибели, уничтожения кому бы или чему бы то ни было, взывает к таким черным и страшным силам, которые для исполнения этого желания, черпают силу и забирают жизнь... из наших земель. То есть, пожелав смерти врагу, Преображающийся все равно что пожелал смерти своим родным и близким. Поэтому все Преобразующие клянутся, что никогда в момент своей смерти не возжелают ни мести, ни смерти кому бы то ни было, только пожелание процветания своему народу!

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — не удержался Эрл от вопроса.

— Затем, — тихо ответила Хейлика. — Если все же кто-то из Преображающихся пожелает кому-то смерти, то тот, кому это пожелали получает Смертельное Проклятие, которое невозможно ни снять, ни разрушить. И тот, кто его получил обязательно умрет... Так вот, на мне лежит такое Проклятие, — с тоской сказала Хейлика. Эрл, не ожидавший таких слов, просто подскочил на скамейке:

— На тебя наслали Смертельное Проклятие? — недоверчиво спросил он. Хейлика кивнула, но уже не так уверенно. — Но кто его на тебя наслал? Это можно сделать только в момент смерти, но, если бы за эти двадцать лет кто-то из Преображающихся умер или погиб, мы бы обязательно об этом узнали! — плечи Хейлики поникли.

— Это Проклятие было наложено много лет назад, — почти шепотом сказала она.

— И кто же проклял тебя? — требовал ответа Эрл.

— Элиссабель, — одними губами сказала Хейлика, и если бы Эрл не увидел этой артикуляции, то он бы не догадался об имени.