Элиссабель

Книга третья

Элиссабель

Часть 1

Глава 1

Хейлика возвращалась с Элгором в Аргерин. Она была довольна всем на свете. И тем, что Аллор и Элгор помирились. И тем, что Аллор теперь думал не об Элиссабель, а о неизвестной женщине, с которой он поцеловался. Довольна она была и тем, что Эрри забыв хандру снова наслаждалась жизнью. Королева Эледия загодя стала готовиться к свадьбе дочери. Она-то уж точно догадалась с кем поцеловался Аллор.

Хейлика вспомнила о сыне и нежно улыбнулась. Эрл с мальчиками отправились назад в Нордерин, правда Эрл перед отъездом ей пригрозил, что если он увидит, что страдания лорда Аллора невыносимы, то сам соединит его и Эрри. Хейлика засмеялась, подумав, что срок в пять лет, который она назначила негласно Аллору, скорее всего сократится до года. Значит, через год надо ждать Аллора у них в гостях. Хейлика решила хорошо подготовить дворец (которым она по чести говоря вообще не занималась) к приезду гостей. Она напевая, взобралась на самый верхний этаж дворца, чего еще никогда не делала, решив проинспектировать все заброшенные комнаты и привести их в порядок. Открывала дверь за дверью, оглядывала мельком, везде одно и то же: комнаты в порядке, необходимо только протереть пыль, вымыть полы, промыть окна и постелить свежее белье. Она дошла до последней, угловой комнаты в коридоре. Странно. Дверь оказалась закрытой на замок, ключа от которого у нее не было. Она немного постояла. Надо было бы спуститься и поискать ключ, но какое-то неясное беспокойство в душе мешало ей предпринять такие разумные действия. Хейлика очень не любила, когда ее охватывало подобное неприятное чувство, поэтому вместо того, чтобы идти искать ключ. Она ногой, с одного удара выбила двери. С дрожью в ногах переступила порог...и замерла.

Большая, красивая комната, нет, не комната, а храм, храм, посвященный первой жене Элгора — Элиссабель. Хейлика обводила глазами комнату, взглядом выхватывая одну вещь за другой: свадебное платье, вуаль, свадебный букет невесты, выглядевший так, словно она только выпустила его из рук, изящные туфельки, стояли на подушечке. Рядом еще один наряд, вероятно в нем ее короновали, небольшой столик, на котором лежало несколько вееров и каких-то безделушек. Напротив, стоял туалетный столик, на котором были аккуратно разложены щетки, для расчесывания волос, маленькие зеркальца, в ряд выстроились хрустальные флаконы, стояла большая шкатулка с заколками и шпильками для волос, и, словно игрушечный, резной шкафчик для драгоценностей. В комнате находились четыре портрета Элиссабель, и с каждого не хотелось отводить взгляд, столь красива была девушка, изображенная на них. В углу стояло бюро, Хейлика машинально подошла к нему и открыла крышку. Письма. Десятки сотни писем, заботливо сложенных по датам и аккуратно и любовно перевязанные ленточками. Розовыми — письма от Элиссабель, синими — письма от Элгора. Сердце Хейлики болезненно сжалось, ей стало так больно, что никакими словами невозможно описать.

Еще задолго до свадьбы, бывая изредка в замке Элгора, она, конечно, видела портреты Элиссабель, их было немало: и в портретной, и в главном зале, и в любимых комнатах Элиссабель. Когда они с Элгором поженились, все портреты исчезли, но она была так занята своими переживаниями, что почти не обратила на это внимания. Потом Эллис ее успокоила, рассказав, что Таллар забрал несколько портретом своей мамы и привез их в новый дом. Хейлика ту же решила, что остальные портреты Элиссабель забрал Элларий. А оказывается вон оно что. Муж спрятал изображения любимой, чтоб его новая жена не осквернила их.

"Значит, Элгор не разлюбил свою первую жену, — горестно подумала она, — значит, он помнит ее, бережет в сердце ее образ, и бережет все ее вещи. Интересно, он часто приходит сюда? — едва Хейлика подумала об этом, как грудь запекло страшным огнем, словно она увидела воочую, и она тихо прошептала: — Приходит, садится около портрета, и изливает ей свою душу: как он несчастен, как ему ее не хватает, какая ужасная у него новая жена и как он мечтает, хоть на миг оказаться рядом со своей любимой", — едва Хейлика представила все это, как глаза защипало злыми слезами, и она продолжила, но уже совсем другим тоном: — Элиссабель, я так люблю тебя, — передразнивая голос Элгора, кривлялась она, но это кривляние было последней попыткой хоть как-то приуменьшить боль, какую она испытывала — никто, никто на свете не сможет сравниться с тобой. Жена? А, что жена? Так это и не жена вовсе, а подобие жены. Грубая, вульгарная, мне с большим трудом удается изображать из себя, находясь рядом с ней, любящего и заботливого мужа. Ложась в постель, я представляю вместо нее в своих объятиях тебя!", — кровь прилила к голове Хейлики от собственных слов, а память услужливо подсовывала ей все новые доказательства того, что такие ее мысли вполне справедливы. Элгор ни разу, ни одного раза не сказал, что любит ее. Смотрел — да, смотрел так, что от его взгляда переворачивалось все внутри. Смотрел так, что ощущение счастья наполняло до краев, ни вот сказать, что любит — ни разу, ни одного слова. Также ни разу он не говорил с ней о своей первой жене, и держал себя так, что Хейлика, чья бесцеремонность уже вошла в историю, не могла в его присутствии даже упоминать имя Элиссабель. До чего же Хейлике хотелось, чтобы он хоть случайно, хоть ненароком, обмолвился, что с ней он намного счастливее, чем с первой женой. Умом-то она понимала, что такое невозможно, но вот сердце так жаждало таких слов. Как хотелось ей жаркими, страстными ночами, когда она изнемогала в его объятиях, услышать, что такого наслаждения он никогда не испытывал с первой женой. Но Элгор молчал, молчал всегда, и только теперь она поняла — почему!

Хейлика с какой-то непонятной для себя жадностью перебирала вещи, что когда-то принадлежали ее сопернице. Она даже подержала в руках перо, которым та писала, подержала в руках ее зеркальце, не удержавшись, чтобы не заглянуть в него. Обыскивая комнату, она нашла небольшой сундучок. Открыв крышку, Хейлика почувствовала. Что здесь лежали самые сокровенный, самые личные вещи женщины. Не сомневаясь ни секунды, не чувствуя ни малейшего укора совести, Хейлика открыла самую большую шкатулку. Открыла и удивилась. В шкатулке лежала ткань. Хейлика начала ее расправлять и вдруг густо покраснела. Эта тончайшая невесомая ткань была простынею на которой остались следы первой ночи, первой близости Элиссабель и Элгора. Хейлика грубо скомкала материал, впихнула его назад в шкатулку и против воли глянула в зеркало, что было прикреплено изнутри крышки. Она посмотрела на свое отражение и замерла, потеряв счет времени, не видя и не слыша ничего вокруг. Не слышала, как ее звали, разыскивая по всему замку, не слышала, как ее трясли, пытаясь привести в чувство, очнулась она только от прикосновения руки Элгора к своей щеке.

-Хейлика, Хейлика, — обеспокоенно повторял он, — что с тобой?

-А, ты как думаешь? — зло и грубо спросила она. — Я и не знала, что тут под крышей нашего замка ты организовал склад поношенных вещей своей первой жены! — слова Хейлики сочились ядом, она понимала, что так говорить нельзя, это недопустимо, что если Элгор ей сейчас влепит пощечину, то будет абсолютно прав... понимала, но ничего не могла с собой поделать. Эти страшные слова сами собой вылетали из нее. Элгор грозно сдвинул брови.

-Хейлика, немедленно прекрати эту истерику. Да, вещи Элиссабель остались во дворце, в котором она несколько столетий была хозяйкой. Да, я не мог выбросить их. Если ты не понимаешь таких простых вещей, мне жаль. — Из глаз Хейлики брызнули слезы. Впрочем, это были не слезы, а соленая вода. Обычно, когда начинают течь слезы, они забирают с собой хотя бы крохотные частички боли, омывая душу, позволяя жить и дышать дальше. С Хейликой этого не произошло. Ее душа с каждой секундой леденела все сильнее и сильнее, и никакие разумные слова мужа, не могли согреть и растопить этот лед. Решение было принято за секунды.

-Сегодня я уеду, — спокойно сказала она.

-Хейлика, не дури! — в голосе Элгора, явственно звучало раздражение, — Никуда ты не поедешь. Мы спустимся вниз, и когда ты немного успокоишься, поговорим обо всем.

-Например, о чем? — истерично выкрикнула Хейлика, — о том, что, трогая мое тело, ты представляешь на моем месте Элиссабель? Или, когда мое поведение злило тебя, когда недостатки моего воспитания заставляли краснеть тебя, ты разве не мечтал, чтоб твоя прекрасная, утонченная первая женушка была на моем месте?

— Хейлика, — Элгор едва сдерживался от гнева, — я никогда не говорил, что ты хоть в чем-то хуже Элиссабель.

-Хуже?! — задохнулась от ярости Хейлика. — Я лучше, лучше, лучше ее в тысячи раз! И если ты этого не понимаешь — ты дурак! Я ненавижу тебя. Ты мне противен. Я не хочу находиться рядом с тобой. Я ухожу. — Хейлика говорила короткими, отрывистыми фразами.

-Никуда ты не уйдешь, — уже не скрывая бешенства сквозь зубы процедил Элгор.

-Уйду! — истерично закричала Хейлика, и вдруг неожиданно успокоилась, словно сказала то, что давно зрело в ее душе и выплеснулось в эту минуту величайшего отчаяния и боли. — Уйду, — голос Хейлики стал сухим и спокойным. — Ты не сможешь меня остановить, не сможешь помешать мне, и ты знаешь это не хуже меня. — Впервые с момента этого разговора в глазах Элгора мелькнула растерянность и даже страх, но он быстро взял себя в руки.

-Хейлика, давай поговорим о твоем уходе через несколько дней или недель. Некоторая задержка, ведь, не изменит твоего решения?

-Не изменит, — она равнодушно пожала плечами. — Хорошо, поговорим о моем уходе через месяц.

Элгор понимал, что словами Хейлики управляла мелочная детская обида. Он был убежден, что, когда первый взрыв негодования пройдет, Хейлика начнет размышлять здраво и поймет, насколько глупо выглядело ее решение уйти из Аргерина и от него. Он был настолько в этом уверен, что раздумывал над способом, как уладить свою ссору с женой возможно быстрее, и чтобы она не чувствовала стыда за свое опрометчивое решение. Самым лучшим было больше не поднимать этого вопроса, словно Хейлика не кричала ему в лицо ужасных слов и не давала невыполнимых обещаний. Так он и поступил. День за днем он вел себя так, словно не было ни комнаты с вещами его бывшей жены, ни безобразного поведения теперешней. Но Элгор ошибся. Ровно через месяц Хейлика подошла к нему, чтобы сообщить о том, что она уезжает. Ее глаза были пусты и безжизненны, Она смотрела на него, как на совершенно постороннего мужчину, словно он был ей едва знаком. Он пристально посмотрел ей в глаза. Хейлика поняла его без слов. Его взгляд сказал ей, что, если она уедет, он не простит ее никогда. Она кивнула, еще секунду постояла рядом с ним, потом круто развернулась и вышла из комнаты. Никто не заметил ее отъезда. Хватились Хейлики только через два дня. Когда взволнованные слуги сообщили об исчезновении Хейлики Элгору. Он ледяным тоном попросил больше не упоминать в его присутствии имя его жены. И все.

Запретить упоминать имя жены в своем присутствии Элгор мог, но он не мог запретить обсуждать это за своей спиной. Скоро новость об уходе Хейлики разнеслась, словно лесной пожар. Услышав об этом в Аргерин приехали и сестры Хейлики, и Эрл, и Эрри. Ни сестрам, ни Эрри Элгор ничего не сказал, а вот Эрлу рассказал о случившемся без утайки. Рассказ был спокойным, безэмоциональным. Элгор коротко изложил самую суть и также коротко рассказал об уходе Хейлики.

— Я не понимаю, — в ужасе смотрел Эрл на своего отца, — мама ушла и бросила нас вот из-за такой мелочи?! Папа, но это же смешно! Мама мудрая и сильная, она никогда бы так не поступила. Может еще что-то произошло? Может ты что-то сказал или сделал?

— Я могу рассказать тебе о каждой минуте нашего общения, — мертвым голосом ответил Элгор, — могу повторить каждое слово наших разговоров. Собственно, я тебе уже их и сказал, я лишь умолчал об оскорблениях, которые в гневе кричала Хейлика.

— Но как так может быть? — не мог прийти в себя Эрл. — Папа, почему ты заранее не сказал мне, что мама хочет уйти? Я бы постарался приехать и может я смог бы ее удержать? — едва сдерживаясь спрашивал Эрл отца.

— Я не верил, что она уйдет, — тихо ответил Элгор. — За тот месяц, который я дал ей на то, чтобы она передумала, Хейлика ни разу не говорила об уходе...

— А если попытаться ее найти? — встрепенулся Эрл, перебивая отца.

— Как хочешь, — сухо ответил Элгор. — Ты уже взрослый и можешь поступать так как сочтешь нужным.

Эрл отправился вслед за мамой в тот же день. Он долго и упорно искал ее следы и смог выяснить только то, что она ушла в земли людей, перед этим заехав к мальчикам, которых воспитывала в детстве. Захватив Яна и Тима, она села на корабль и дальше ее следы потерялись... Прошло двадцать лет.

Глава 2

Двадцать лет... Как ни странно, но за эти годы в Аргерине ничего не изменилось, впрочем, чему удивляться, если даже пролетающие столетие не оставляли особых изменений в землях долгоживущих. Элгор спокойно правил своими подданными, Эрл же постоянно бывал в каждом из королевств задерживаясь порою на годы. От Хейлики не было ни слуху, ни духу. Но вот однажды...

Элгору подали письмо, скрепленное особой печатью, которую мог вскрыть только он. Элгор развернул свиток, он сразу узнал почерк Хейлики. Письмо было очень коротким:

"Лорд Элгор!

Прошу разрешения поговорить с Вами.

Ответа буду ждать в том доме, где мы жили с сестрами в детстве.

Х.", — Элгор задумчиво подошел к окну и замер на несколько минут, не выпуская письма из руки, потом послал гонца с коротким устным сообщением, что Хейлика может прибыть во дворец в любое удобное для нее время.

Хейлика выбрала поздний вечер. Стража была предупреждена, поэтому ее беспрепятственно пропустили к Элгору. Ни стража, ни слуги не знали, кто является поздним гостем Элгора. О предстоящем визите жены он никому не говорил, да и она приняла все меры, чтобы ее не узнали. На Хейлике была одежда простого воина. Длинный плащ, с глубоким капюшоном, скрывающем половину лица, высокий воротник, в котором прятался подбородок. Нет, Хейлику узнать было невозможно.

Не дойдя нескольких шагов до Элгора, Хейлика опустилась на одно колено, как поступали все воины. Однако, не дожидаясь разрешения подняться, Хейлика заговорила, причем, заговорила первой, это было бы прямым нарушением субординации, будь она воином армии любого из лордов. И, именно, это нарушение показало Элгору, что просьба, с которой она хотела к нему обратиться, носила личный характер.

— Я прошу Вас, — начала Хейлика, избегая называть Элгора ни по имени, ни "лорд Элгор", — помочь мне встретиться с сыном, — тихо сказала она. — Мне необходимо увидеть Эрла, — голос Хейлики дрогнул и в нем скользнула умоляющая нотка.

— Зачем вам надо видеть Эрла? — словно на допросе спросил Элгор. — Двадцать лет вы о нем и не вспоминали. — Хейлика едва заметно дернулась, однако она сдержала свои эмоции, не пытаясь ничего ни объяснять, ни оправдываться.

— Если вы откажетесь помочь мне, то я буду искать другие способы и возможности, чтобы его увидеть, — голос Хейлики звучал спокойно, но некоторые нотки, предупреждающие о том, что если Элгор будет выпендриваться, то она обойдется и без его помощи, не услышать было невозможно. Он услышал. На долю секунды ярость едва не прорвалась в его взгляде, однако, он легко справился с собой и чуть иронично поклонившись, ответил:

— Через полтора месяца в Голдерине начнется празднество в честь совершеннолетия (по нашим меркам), первых родившихся детей. Как вы понимаете, там будет и Эрл и Эрри и ваши племянники. Через десять дней я отправляюсь в Голдерин, предлагаю и вам присоединиться к моему отряду. — Элгор был уверен, что Хейлика немедленно ухватится за это предложение, но вместо этого она закусила губу, что-то взвешивая, или о чем-то раздумывая.

— А я никак не смогу увидеться с Эрлом без посещения Голдерина? — неожиданно просила на. Элгор был непритворно удивлен. Он-то считал, что Эрла Хейлика будет разыскивать через Эрри и непременно поедет в Голдерин.

— Поскольку Эрл сейчас находится в Нордерине, то вам придется караулить отряд лорда Аллора (в котором будет и Эрл), где-то на подходе к Голдерину... — неопределенно сказал он. Хейлика, все сразу поняв, не дала ему закончить свою мысль:

— Я поеду с вашим отрядом, только... — она на секунду замолчала, а потом продолжила, — только нельзя ли мне ехать не вместе с отрядом, а следом за отрядом?

— Как вам угодно, — холодно ответил Элгор. — Да, еще. Эти десять дней до отъезда вы можете жить в том доме, что когда-то и жили. — Хейлика благодарно поклонилась и быстро развернувшись вышла из кабинета. Она сталась держаться ровно, вот только Элгор заметил, что, поворачиваясь она слегка дернулась, словно задела рану. Впрочем, такое движение, вполне могло бы быть и случайным.

Через десять дней отряд, возглавляемый Элгором двинулся в сторону Голдерина. Хейлика ехала вслед за отрядом, примерно, в часе пути, отставая от них. Когда отряд начал двигаться по гористой местности, то в нови Элгор видел далекий огонек небольшого костра, что светился внизу в темноте.

По прибытию в Голдерин Этторн и королева Эледия приветствовали Элгора, что в одиночестве стоял перед ними. Однако, когда он намекнул о приезде Хейлики, Эледия непререкаемым тоном, потребовала, чтобы Хейлика явилась в ее покои для личной беседы. Приказание королевы было исполнено, и Хейлику (едва она спешилась с лошади), препроводили к Эледии.

— Хейлика, сними капюшон, — сразу же потребовала королева. — Я хочу видеть твое лицо и твои глаза. — Хейлика судорожно глотнула, а потом медленно стянула с головы капюшон. Эледия ахнула. Неизвестно что она ожидала увидеть, но только не это. Седая прядь в волосах. Лицо настолько похудевшее, что казалось, что кожа обтянула кости черепа. Глаза запали и казались провалами на лице. — Что с тобой? — с ужасом спросила Эледия. Хейлика как-то неопределенно пожала плечами, но ничего не ответила. Эледия еще раз вгляделась в бывшую королеву Аргерина и тут воспоминание вспыхнуло в ее памяти. Она (с тогда еще юной) Хейликой стоят у зеркала изо льда, в которое превратился водопад и видят отражение Хейлики... выглядевшей так, как она выглядела сейчас: седая прядь, торчащие скулы лица, забинтованный бок... — Хейлика, — неожиданно сказала Эледия. Твоя военная форма, очевидно, причиняет тебе страдания, постоянно бередя твою рану. Я пришлю тебе несколько платьев свободного кроя, ты можешь ходить в них и...

— Откуда вы знаете о ране?! — перебила ее Хейлика. — Это заметно по моим движениям? — быстро стала спрашивать она.

— Нет, не заметно... но я все равно знаю об этом. Откуда? Пока я тебе этого не скажу, — отрезала Эледия и уже более мягким тоном добавила: — Время для этого еще не пришло, но оно скоро придет, ты даже не знаешь насколько скоро, — улыбнулась она, вспоминая то видение. Поцелуи, которыми Хейлика осыпала Элгора, объятия, какими она впивалась в плечи мужа.

— Разрешите мне остановиться вне стен дворца, — попросила Хейлика. И снова Эледия вспомнила то видение.

— Нет. Тебе приготовят гостевую комнату в дальних покоях. Ту с синими цветами на гобелене. — Хейлика в ответ лишь поклонилась и быстро ушла в свои комнаты. Там ее уже ждали два платья и головной убор, полностью скрывающий волосы. К этому головному убору прилагалась вуаль. Хейлика мысленно поблагодарила королеву, она без просьбы выполнила тайное желание Хейлики, которой не хотелось, чтобы все заметили насколько плохо она, выглядит.

На другой день Хейлика, переодевшись в платье, и прикрыв лицо вуалью, пошла к пруду и там в беседке сидела почти весь день, бездумно глядя на воду. Тоже самое повторилось и на второй день и на третий, а на четвертый приехали сестры Хейлики. Она не знала об их приезде аж до того момента, как сестры умывшись с дороги и немного перекусив, бросились в парк на розыски Хейлики. Они ворвались в беседку, намереваясь стиснуть ее мертвой хваткой в объятиях. Хейлика мгновенно догадалась об этих намерениях, громко крикнув, чтоб они остановились. Сестры встали, как вкопанные. Хейлика неловко поднявшись, сама обняла девочек по очереди, а потом рассказала, что случайно поранилась и рана еще не затянулась, но скоро заживет и все будет в порядке.

— А почему ты не попросишь Элгора вылечить тебя? Неужели Элгор отказался помочь? — одновременно спросили Эллис и Эмбер.

— Я к нему не обращалась, — честно сказала Хейлика. — Не люблю быть должницей, а тем более наши отношения простыми не назовешь... — и она замолчала, предлагая сестрам самим додумать остальное. — С чего это мы говорим обо мне, да обо мне? Лучше о себе расскажите! — быстро перевела тему разговора Хейлика, зная по опыту, что такой трюк всегда удавался, ее сестры обожали рассказывать о себе.

— Э, нет, — засмеялась Эмбер. — Теперь с нами такие штучки не пройдут и как бы нам не хотелось рассказывать о себе, сначала твоя очередь. Где ты пропадала эти двадцать лет?

— Ох, девочки, — внезапно оживилась Хейлика. — Что я вам сейчас расскажу! Но сначала мне надо забрать шкатулку из своей комнаты. Она стоит на столе около кровати. Принесите ее, а потом я начну рассказывать. — Эллис и Эмбер тут же по детской привычке быстро разыграли кому бежать за шкатулкой. Выпало Эмбер, но Хейлика, чтобы примирить их, тут же предложила и Элис сбегать по дворец и принести всяких вкусностей, поскольку рассказ ожидался долгий. Когда они втроем снова спокойно уселись в беседке. Хейлика стала рассказывать.

— А ведь я побывала в королевстве нашего отца, — и грустная улыбка тронула ее губы.

— Да что ты! — ахнули девочки.

— Да. Надо плыть очень-очень далеко на большом и крепком корабле, больше в те земли никак не добраться. То королевство лежит на другом континенте.

— Мама жива? — быстро спросила Элис.

— Нет, — покачала головой Хейлика. — Скорее всего нет, — уточнила она. — Зато, оказывается, у нас был брат! — радостно сказала она. — Он родился уже после того, как мы уплыли. И та династия, которую он основал, до сих пор правит в этом королевстве. Он прожил очень долгую, по человеческим меркам, жизнь. А еще... — Хейлика замолчала, желая пробудить любопытство сестренок.

— Что "еще", говори! — немедленно потребовали обе.

— А еще с нашей родины я привезла вам подарки. Не поверите, они предназначались лично для нас и были оставлены на хранение потомкам нашими родителями. Мама и папа знали, что кто-то из нас вернется.

— Почему, — задыхаясь от гнева закричала Эмбер, — ты нас с собой не взяла?! Мы тоже хотели бы увидеть нашу родину!

— Девочки, не обижайтесь. Я поехала туда от отчаяния, — тихо сказала Хейлика. — Но я ни секунды не жалею, что так поступила. — Быстро закончила она. — Представляете, в королевской сокровищнице хранились вещи, которые, согласно завещания, должны были быть отданы одной, двум, или трем девушкам, имена которых Хейлика, Эмбер и Эллис. А чтобы никакие мошенники не воспользовались этими сведениями, те вещи были помещены в магическую шкатулку, которую может открыть капля нашей крови. Я доказала наследникам нашего брата, что имею право на эту шкатулку и привезла ее сюда, не открывая. Сейчас мы все вместе посмотрим, что там внутри, и...

— Ты до сих пор не открыла эту шкатулку? — перебила ее Эмбер, пораженным голосом. — Я бы ни за что не удержалась!

— Нет, не открывала. Мне хотелось, чтобы это мы сделали вместе, — с этими словами, Хейлика достала маленький ключик, вставила его в скважину и распахнула крышку. В шкатулке было три медальона, на которых были выгравированы буквы "Х", "Э" и "Э". Медальон с буквой "Х", Хейлика взяла себе, два других протянула сестрам. В одном оказался портрет их матер, в другом — отца, в медальоне Хейлики мама и папа были нарисованы вместе. Все трое замерли, рассматривая дорогие лица, на время забыв обо все на свете. Потом более дотошная Эмбер вдруг прочла витиеватую надпись внутри медальона "Моей дочери Эмбер", — было написано рукой отца, точно такая же надпись, только сделанная рукой матери, адресовалась Эллис.

— Слушай, Хейлика, — подозрительно сказала Эмбер, — а как ты догадалась, что этот медальон принадлежит мне, а этот Эллис, на них же, на крышке, были выгравированы одинаковые буквы "Э"? — Хейлика не отвечала, отвернувшись к озеру, но Эмбер уже не нужен был ее ответ, она и сама догадалась. — Ты открывала шкатулку! — торжествующе закричала она. — Открывала без нас?! — ее голос зазвенел от обиды.

— Ты, что совсем дура? — разозлилась Хейлика. — А если бы в этой шкатулке лежало письмо мамы, в котором она говорила бы, что будет нас ждать в лесу или в горах, сколько бы лет ни прошло, и я узнала бы об этом только сейчас?! Да я бы никогда себе этого не простила!

— Прости! — бросилась Эмбер на шею Хейлики, заставив ту незаметно поморщится от боли. — Прости! Я точно дура, ты все правильно сделала.

— Смотрите тут письма! — ахнула Эллис, быстренько исследуя шкатулку, пока сестры обнимались.

— Это не совсем письма, — сказала Хейлика. — Это больше похоже на страницы дневника, словно мама писала их, чтобы облегчить боль от расставания с нами... Плотно прижавшись друг к другу женщины начали читать, написанное мамой много-много лет назад.

... "Девочки, простите меня! Простите меня за то, что бросила вас. Простите, простите. Мне так больно думать об этом, но я не могла поступить по-другому! Не могла. Возможно, когда-нибудь вы прочтете эти строки, и я хочу, чтобы вы поняли меня. Вы уже взрослые женщины, теперь вы другими глазами посмотрите и оцените мой поступок. Хейлика, как я надеюсь на тебя! Защити сестричек... хотя тебе самой только седьмой год. Что я наделала!

Но понимаете, когда мы все вместе приехали в порт и должны были сесть на корабль, я узнала, что жду ребенка и это должен был быть мальчик. Ему нечего было делать в землях долгоживущих, разве что только страдать и завидовать, ведь срок его жизни был бы очень короток по сравнению с моей или вашими жизнями. Но не это остановило меня, а ваш отец. Знаете, когда он собирался садить нас на корабль, я поняла по его глазам, что с нашим отъездом у него больше ничего не останется в жизни, не останется ни цели, ни смысла — ничего. И он уйдет, он не захочет жить без нас... А тут ребенок, наследник, сын. Если бы вы знали, что с ним тогда творилось, когда я сказала ему о ребенке и о том, что я не поехала с вами. Гнев, ярость... и радость. Гнев, ярость и безбрежное счастье — эти эмоции чередовались поминутно...

Следующая запись была сделана значительно позднее.

... Родился сын, назвали его Хейрик. Все бы хорошо, да только по королевству поползли черные слухи: поскольку ваше исчезновение не могло остаться незамеченным, начали поговаривать, что мы вас троих принесли в жертву ради рождения мальчика. Его считают исчадием черных сил. Я в страхе не отхожу от Хейрика. Ладуэрт в бешенстве, но слухи ширятся и ширятся...

...Сегодня пытались отравить сына. Но он выжил, благодаря невероятно крепкому здоровью, что еще больше укрепило наших врагов во мнении, что он дитя черных сил.

...Пришло письмо от того человека, что должен был доставить вас в земли долгоживущих. Он ждал корабль несколько месяцев, но ни на одном из прибывающих кораблей вас не было... Простите меня, девочки, я должна была бы быть с вами и разделить с вами все... — от этой записи веяло такой болью, такой безысходностью, что Эмбер, которая читала вслух слова матери, не выдержала и заплакала:

— Мы живы, мама! Мы живы и счастливы! — вместе с Эмбер, плакала и Эллис, и только у Хейлики глаза были сухи, все свои слезы она давно выплакала, еще когда только открыла шкатулку и стала читать эти исписанные листы. Следующая запись была сделана спустя несколько дней.

... Я чувствую, что вы живы! Чувствую — и все тут! Может это просто надежда заставляет меня верить в это? Надежда на то, что вы сильные, намного сильнее обычных детей. Сильные, умные и живучие! Я оставляю шкатулку, в которой будут наши с папой медальоны. И оставлю свои письма. Шкатулка будет магически запечатана и никто, кроме вас не сможет открыть ее"

— Это все? — растеряно спросила Эмбер. — А что с ними дальше случилось? Что с братом? И... где мама? Она же ведь долгоживущая, эти триста пятьдесят лет для нее ничто! Она могла быть живой. Может она и вправду где-то прячется? — Хейлика тяжело вздохнула.

— Дальнейшую историю брата я узнала из Хроник королевской семьи, — Хейлика замолчала и было видно, что она собирается с силами. — В общем так: отец умер, когда Хейрику было шестнадцать. Мама стала Регентом, пока он не стал бы совершеннолетним. Слухи о том, что Хейриком управляют темные силы, не прекратились, то немного затухая, то разгораясь с новой силой. Как раз после смерти папы, они переросли в костер, грозя уничтожить брата. Церковь и инквизиция инициировала проверку этих домыслов и такой проверкой являлся... костер. Так вот мама сказала, что она будет проходить эту проверку. Она взошла на костер и ее сожгли, — глухо сказала Хейлика. — Поскольку пламя костра было того цвета, какого и должно было быть, если человек невиновен, то с этой минуты Церковь сама занялась уничтожением тех, кто обвинял Хейрика в темном колдовстве, таким образом обеспечив ему несколько лет спокойного правления, пока он повзрослел.

— А мама,— тихо спросила Эллис. — Ее похоронили?

— Нет, — также тихо ответила Хейлика. — В день сожжения ночью группа фанатиков ворвалась в камеру, где находились останки и похитила их.

— Вот гады! — закричала Эмбер.

— Я тоже так подумала, — со вздохом сказала Хейлика. — Но потом я почитала результаты расследования этого похищения. Так вот один их охранников утверждал, что из пустой камеры, где находилось только сожженное тело, доносились шорохи и слабые стоны...

— Мама жива! — хором закричали Эллис и Эмбер.

— Не знаю, — грустно призналась Хейлика. — Я начала заниматься поисками, но тут кое-что случилось и мне пришлось вернуться назад.

— Что случилось? Ты снова поедешь туда? — снова одновременно, но невпопад закричали сестры. Но Хейлика больше ничего не сказала. Сославшись на то, что ей надо отдохнуть, она быстро ушла в свою комнату.

Глава 3

На следующий день приехала Эрри. Перемены в Хейлики ее настолько ужаснули, что она даже не заметила ни холодного приветствия Хейлики, ни ее отстраненности.

— Мама, что с Хейликой? — требовала она ответа у Эледии.

— Не знаю. Никто не знает. Лорд Элгор сказал, что она приехала в Голдерин только затем, чтобы увидеть Эрла.

— А меня? — обиженно спросила Эрри. — Меня она не хотела видеть? — но Эледия лишь поцеловала свою дорогую девочку. В последующие дни Хейлика решительно пресекала все попытки Эрри приблизится к ней. И часами сидела в одиночестве, глядя на воду.

— Ну, когда уже этот Эрл приедет?! — возмущалась Эрри, которой не терпелось узнать, почему Хейлика так странно себя ведет. — Он так долго добирается из Нордерина, словно тот находится на другом конце света!

Как бы то ни было, наконец, настал день, когда отряд из Нордерина подъехал к стенам замка.

— Эрри, — устало сказала Эледия дочери, — дай Эрлу время хотя бы умыться с дороги и покушать. А еще будет лучше, если с Эрлом сначала поговорит Элгор, он ведь все-таки его отец. — Эрри тяжко вздохнула, признавая правоту матери, и дождавшись пока Эрл умоется, покушает, поговорит с отцом и бегом отравится к беседке, где, как всегда сидела Хейлика (не подозревающая о приезде сына), взобралась на балкон, чтобы издалека следить за разговором Эрла и Хейлики.

... — Привет, мама, — тихо сказал Эрл приблизившись к Хейлике, безучастно смотревшей на воду и настолько погрузившейся в свои мысли, что даже не услышала его торопливые шаги.

— Эрл, — скорее выдохнула, чем произнесла Хейлика, и осторожно приподнялась со скамьи, чтобы обнять своего мальчика. Но едва прижав Эрла к себе, она, словно чего-то испугавшись снова опустилась на скамью, сжав двумя руками ладонь сына. — Дождалась, дождалась, счастливо прошептала она. — Как хорошо, что ты приехал. — Эрл нахмурился, сначала от того, что слова матери показались ему странными, а потом нахмурился еще больше, увидев ее исхудавшее до крайней степени истощенности лицо.

— Что с тобой?! — ахнул он, с ужасом разглядывая торчащие скулы, запавшие глаза, выпирающие ключицы.

— Эрл, это ерунда, — беспечно махнула она рукой. — Отъемся, как следует, и стану такой толстухой, что будешь снова спрашивать, что со мною. — Она весело и легко засмеялась, и у Эрла отлегло от сердца. Раз мама сказала, что все в порядке, значит, так оно и есть. — Знаешь, — немного неуверенно сказала она, — обстоятельства складываются так, что я не смогу остаться в Голдерине на празднество, которое состоится через десять дней?

— Почему!? — поразился Эрл. — Что это еще за такие обстоятельства? — Хейлика неуверенно помялась, и Эрл догадался: — Это из-за отца? — Хейлика как-то отстраненно кивнула головой, словно думала о чем-то другом.

— Эрл, я уеду завтра. Перед тем как покинуть Голдерин, я поговорю с Элгором и сразу уеду, — каким-то усталым голосом продолжила Хейлика. — Я вот о чем хотела тебя попросить... надеюсь, ты выполнишь мою просьбу? — вдруг с неожиданным беспокойством спросила она.

— Конечно! — воскликнул Эрл, — как бы я отказался это сделать? — засмеялся он. Хейлика в ответ лишь как-то растеряно улыбнулась, и эта улыбка Эрлу не понравилась.

— На столе в комнате я оставлю шкатулку и небольшой сундучок, — начала Хейлика. — В небольшой шкатулке находится медальон, в нем портреты моих родителей и письма мамы. Медальон если хочешь можешь оставить себе, а вот шкатулку с письмами отдай Эмбер... Лучше бы конечно было отдать Эллис, — вдруг с досадой сказала Хейлика, — но старшинство есть старшинство. В большом сундучке находятся мои памятные вещи, — продолжила она. — Там будет такое красивое колье — отдай его сэру Ламберту, это его подарок, верни его ему. Еще там лежит изумрудный кулон и шкатулка с моим портретом — верни это королю Эльтинару. А остальной мусор можешь выбросить, — грустно засмеялась она. — Там лежит кусок кутка троса, что влез мне в ногу, когда меня тянули. Я сама вырезала его ножом из своей раны... да, — покачала она головой, — незабываемые были ощущения. Еще там нож, что мы забрали у орка, которого убили в детстве, еще там кусочек мозаики — остатки от той, что стояла в витражах, украшающих окна... В общем это хлам, что дорог был только мне. — Хейлика говорила и говорила, бессмысленно глядя на озеро, сосредоточившись на своих мыслях, чтобы ничего не забыть, и с каждым сказанным ею словом лицо Эрла мрачнело все больше и больше, аж пока он не схватил ее за руку, прерывая на середине фразы:

— Мама, что с тобой? Ты же мне наврала, сказав, что с тобой все в порядке? Ты же солгала, сказав, что твоя худоба и истощение легко исчезнут, лишь стоит тебе немного отдохнуть? Что с тобой? — шепотом спросил он, и так посмотрел ей в глаза, что Хейлика резко отвернулась, сжав ладонью себя за воротник. Она молчала и ее молчание было красноречивее любых слов. Наконец, она с трудом сказала.

— Эрл, я вернулась, чтобы попрощаться с тобой и девочками, чтобы попросить прощение у Элгора, а потом... — она вздохнула, собираясь с силами, — потом я уеду навсегда.

— Но почему? — закричал Эрл. — Почему навсегда? Отвечай. Скажи мне правду. Почему навсегда?! — тряс ее Эрл за плечи. Хейлика вдруг вздернула голову и твердо посмотрела ему в глаза:

— Да потому что я скоро умру. Очень-очень скоро.

— Что ты такое говоришь? — поразился Эрл. — Как ты можешь умереть. Почему? Ты же долгоживущая. — Хейлика стиснула зубы, не желая отвечать, но Эрл не сдавался. — Мама, пожалуйста скажи мне, почему ты думаешь, что скоро умрешь? — От этих слов, сказанных с таким страхом за ее жизнь, с таким беспокойством, внутри Хейлики, словно лопнула пружина, или порвалась струна, сдерживающая ее эмоции. Лицо Хейлики задрожало, и она откинулась на спинку скамьи обессиленная и несчастная.

— Ты мне не поверишь, — устало сказала она. — Никто не поверит. В это невозможно поверить, — повторила она с тоской.

— Мама, клянусь тебе, — с жаром закричал Эрл, — что я поверю! Поверю каждому твоему слову. Поверю тебе, что бы ты ни сказала. — Хейлика с какой-то затаенной надеждой посмотрела на сына и начала рассказывать:

— Ты же знаешь, что любой из Преображающихся обладает невероятной силой... — такое начало рассказа было настолько неожиданным для Эрла, что он удивленно посмотрел на маму, но та в ответ качнула головой, мол, я все тебе сейчас объясню. — Так вот в момент смерти Преображающегося все его духовная сила и мощь высвобождается, Древние нашли способ, как не дать этой силе кануть в небытие, поэтому каждый из Преображающихся в свое совершеннолетие приносит клятву нашему народу, что в момент смерти все свои духовные силы он в последнем желании направит на то, чтобы народ и земли долгоживущих процветали. Вы с Эрри, кстати, тоже принесете эту клятву, — добавила Хейлика. — Каждое фраза клятвы тщательно продуманна, каждое слово выверено. В этих словах нет ни слова о мести врагам или о пожелании им смерти, только пожелание процветания народу, так вот, — продолжила Хейлика, — это сделано не просто так. Оказывается, что пожелание смерти, гибели, уничтожения кого бы-то, или чего бы-то ни было, взывает к таким черным и страшным силам, которые для исполнения этого желания, черпают силу и забирают жизнь... из наших земель. То есть, пожелав смерти врагу, Преображающийся все равно что пожелал бы смерти своим родным и близким. Поэтому все Преображающиеся клянутся, что никогда не возжелают ни мести, ни смерти кому бы то ни было, только пожелание процветания нашим землям!

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — не удержался Эрл от вопроса.

— Затем, — тихо ответила Хейлика. — Если все же кто-то из Преображающихся пожелает кому-то смерти, то тот, кому это пожелали получает Смертельное Проклятие, которое невозможно ни снять, ни разрушить. И тот, кто его получил обязательно умрет... Так вот, на мне лежит такое Проклятие, — с тоской сказала Хейлика. Эрл, не ожидавший таких слов, просто подскочил на скамейке:

— На тебя наслали Смертельное Проклятие? — недоверчиво спросил он. Хейлика кивнула, но уже не так уверенно. — Но кто его на тебя наслал? Это можно сделать только в момент смерти, но, если бы за эти двадцать лет кто-то из Преображающихся умер или погиб, мы бы обязательно об этом узнали! — плечи Хейлики поникли.

— Это Проклятие было наложено много лет назад, — почти шепотом сказала она.

— И кто же проклял тебя? — требовал ответа Эрл.

— Элиссабель, — одними губами сказала Хейлика, и если бы Эрл не увидел этой артикуляции, то он бы не догадался об имени.

— Элиссабель?! — потрясенно сказал он. — Дочь Эледии и Этторна, мама Эллария и Таллара, наложила Смертельное Проклятие, зная, что это ударит по ее родителям, детям, я уже не говорю о папе, которого по словам всех очевидцев она очень сильно любила? — Хейлика вздрогнула, потрясла головой, и сказала с досадой на себя.

— Забудь. Ты знаешь, что я ее всегда к ревновала к Элгору, теперь выискиваю любую мелочь, только бы очернить память о ней, — и виновато улыбнувшись, добавила: — Ты же знаешь мой мстительный характер. — Она с извиняющей улыбкой посмотрела на сына, но тот не улыбаясь, словно его только что озарила какая-то страшная догадка, поразившая его, с ужасом смотрел на маму. Потом опустился перед ней на колени и со страданием глядя ей в глаза сказал:

— Мама, — слова застревали у него в горле. — Бедная моя мама. Я твой сын, минуту назад поклялся, что поверю каждому твоему слову, и я же первый в них усомнился! Что же тогда говорить о других? Ты молчала о Проклятии все это время. Ты понимала с каким недоверием отнесутся к твоим словам. Ты решила довериться единственному самому дорогому для тебя — мне, и я же, и не поверил! — и снова, Хейлика сначала дернулась, а потом зажав рот рукой тихо заплакала:

— Эрл, я так не хочу умирать, так не хочу. Как мне страшно, как мне плохо. Я никому не могу ничего рассказать, не могу просить ни о помощи, ни о чем. Мне просто не поверят. Да я сама бы себе не поверила. — Эрл прижал маму к себе, только сейчас ощутив в полной мере, что от Хейлики фактически остался один скелет, обтянутый кожей. Сквозь ткань платья прощупывались только кости. Эрла охватил такой ужас, он вдруг в полной мере ощутил, что быть может видит маму в последний раз. Но он не хотел сдаваться:

— Мам, может ты ошибаешься? Как это случилось, расскажи, — попросил он.

— Это все случилось из-за той проклятой шкатулки, — устало начала рассказывать Хейлика. — В ней лежало нечто настолько личное, настолько интимное, что я не имела права к этому прикасаться. Но я тогда была очень зла на Элгора, на Элиссабель, так страшно ревновала его, что влезла своим носом, не понимая, что ни одна женщина не хотела бы, чтобы эту, тайно хранимую вещь, видел еще кто-то... — Вот я дура! — со злостью на себя сказала Хейлика и продолжила. На крышке изнутри было прикреплено зеркало. Когда я открыла шкатулку, то видела свое отражение, а когда покопалась в шкатулке и хотела ее закрыть смотрю, а вместо меня в зеркале отражается Элиссабель. Но только не такая, как на парадных портретах. У Элиссабель из шкатулки, были распущены волосы, на щеках лихорадочный румянец, и... ненависть, такая страшная, убивающая ненависть! Потом изображение Элиссабель покрылось зеленоватой дымкой и этот туман, сначала облепил мня, а потом в груди запекло так, что я едва не закричала от боли. В это мгновение я поняла, что умру, поняла, что спасения мне нет.

— Да потому что я скоро умру. Очень-очень скоро.

— Что ты такое горишь? — поразился Эрл. — Как ты можешь умереть. Почему? Ты же долгоживущая. — Хейлика стиснула зубы, не желая отвечать, но Эрл не сдавался. — Мама, пожалуйста скажи мне, почему ты думаешь, что скоро умрешь? — От этих слов, сказанных с таким страхом за ее жизнь, с таким беспокойством, внутри Хейлики, словно лопнула пружина, или порвалась струна, сдерживающая ее эмоции. Лицо Хейлики задрожало, и она откинулась на спинку скамьи обессиленная и несчастная.

— Ты же знаешь, что любой из Преображающихся обладает невероятной силой... — такое начало рассказа было настолько неожиданным для Эрла, что он удивленно посмотрел на маму, но так в ответ качнула головой, мол, я все тебе сейчас объясню. — Так вот в момент смерти Преображающегося все его духовная сила и мощь высвобождается, Древние нашли способ, как не дать этой силе кануть в небытие, поэтому каждый из Преображающихся в свое совершеннолетие приносит клятву своему нарою, что в момент своей смерти все свои духовные силы он в последнем пожелании направит на то, чтобы народ и земли долгоживущих процветали. Вы с Эрри, кстати, тоже принесете эту клятву, — добавила Хейлика. — Каждое фраза этой клятвы тщательно продуманна, каждое слово выверено. В этих словах нет ни слова о мести врагам или о пожелании им смерти, только пожелание процветания народу, так вот, — продолжила Хейлика, — это сделано не просто так. Оказывается, что пожелание смерти, гибели, уничтожения кому бы или чему бы то ни было, взывает к таким черным и страшным силам, которые для исполнения этого желания, черпают силу и забирают жизнь... из наших земель. То есть, пожелав смерти врагу, Преображающийся все равно что пожелал смерти своим родным и близким. Поэтому все Преобразующие клянутся, что никогда в момент своей смерти не возжелают ни мести, ни смерти кому бы то ни было, только пожелание процветания своему народу!

— Зачем ты мне все это рассказываешь? — не удержался Эрл от вопроса.

— Это Проклятие было наложено много лет назад, — почти шепотом сказала она.

— И кто же проклял тебя? — требовал ответа Эрл.

— Забудь. Ты знаешь, что я ее всегда к ревновала к Элгору, теперь выискиваю любую мелочь, только бы очернить память о ней, — и виновато улыбнувшись, добавила: — Ты же знаешь мой мстительный характер. — Она с извиняющей улыбкой посмотрела на сына, но тот не улыбаясь, словно его только что озарила какая-то страшная догадка, поразившая его, с ужасов смотрел на маму. Потом опустился перед ней на колени и со страданием глядя ей в глаза сказал:

— Мама, — слова застревали у него в горле. — Бедная моя мама. Я твой сын, минуту назад поклялся, что поверю каждому твоему слову, и я же первый в них усомнился! Что же тогда говорить о других? Ты молчала о Проклятии все это время. Ты понимала с каким недоверием отнесутся к твоим словам. Ты решила довериться единственному самому дорогому тебе — мне, и я же и не поверил! — и снова, Хейлика сначала дернулась, а потом зажав рот рукой тихо заплакала:

— Эрл, я так не хочу умирать, так не хочу. Как мне страшно, как мне плохо. Я никому не могу ничего рассказать, не могу просить ни о помощи, ни о чем. Мне просто не поверят. Да я сама бы себе не поверила. — Эрл прижал маму к себе, только сейчас ощутив в полной мере, что от Хейлики фактически остался один скелет, обтянутый коже. Сквозь ткань платья прощупывались только кости. Эрла охватил такой ужас, он вдруг в полной мере ощутил, что быть может видит маму в последний раз. Но он не хотел сдаваться:

— Мам, может ты ошибаешься? Как это случилось, расскажи, — попросил он.

— Это все случилось из-за той проклятой шкатулки, — устало начала рассказывать Хейлика. — В ней лежало нечто настолько личное, настолько интимное, что я не имела права к этому прикасаться. Но я тогда была очень зла на Элгора, на Элиссабель, так страшно ревновала его, что влезла своим носом, не понимая, что ни одна женщина не хотела бы, чтобы эту тайно хранимую вещь видел еще кто-то... — Вот я дура! — со злостью на себя сказала Хейлика и продолжила: — На крышке изнутри было прикреплено зеркало. Когда я открыла шкатулку, то видела свое отражение, а когда покопалась в шкатулке и хотела ее закрыть смотрю, а вместо меня в зеркале отражается Элиссабель. Но только не такая, как на парадных портретах. У Элиссабель из шкатулки, были распущены волосы, на щеках лихорадочный румянец, и... ненависть, такая страшная, убивающая ненависть! Потом изображение Элиссабель покрылось зеленоватой дымкой и этот туман, сначала облепил меня, а потом в груди запекло так, что я едва не закричала от боли. В это мгновение я поняла, что умру, поняла, что спасения мне нет. Мне очень крупно повезло, — после недолгого молчания продолжила Хейлика, — причем, повезло целых два раза.

— Повезло? — удивился Эрл. — И в чем же?

— Во-первых, я была полукровкой. Как оказалось, часть человеческой крови помогла мне намного дольше сопротивляться Проклятию, чем если бы это было с истинным долгоживущим. То ли человеческие эмоции намного скоротечнее быстрее сменяют друг друга, не позволяя долго изъедать себя, постоянно переходя от грусти к радости, от уныния к веселью. Я не хочу думать, человеческие эмоции не такие глубокие и сильные... но я не могу сбрасывать со счетов и эту причину. Иначе как можно объяснить, что я единственная из всех Проклятых, кто смог прожить так долго, — с грустной улыбкой сказала она. Второе в чем мне повезло так это то, что я поняла по какой моей черте характера ударило это Проклятие.

— Черте характера? — переспросил Эрл, не понимая, что Хейлика хочет этим сказать. Но вместо ответа, она спросила:

— Эрл ты знаешь, как действует это Смертельное проклятие Преображающихся?

— Ну точно не знаю. Проклятие оно и есть Проклятие, — пожал он плечами.

— А вот и нет! Я за тот месяц, что пообещала прожить в замке столько всего прочитала об этом Проклятии. Увы, каждая прочитанная строчка убеждала меня, что спасения нет. Но я не верила! — вдруг повысила голос Хейлика. — Не верила, и все тут! Я была уверена что смогу перебороть его, что-нибудь придумаю, и никакого Проклятия не будет, хотя рукописи убеждали меня в обратном.

Это Проклятие убивает проклятого весьма изобретательно, — с легким сарказмом в голосе и немного успокоившись, продолжила Хейлика. Оно находит самое уязвимое место в душе и разъедает душу изнутри, пока тот, кого прокляли не сойдет с ума. Так обычно бывало, если у кого-то в душе кипит ярость, гнев, ненависть и злоба. У меня, к счастью ничего такого не было, и я сначала понадеялась, что, удерживая свои чувства в узде, смогу избежать смерти. А еще я поняла, что мне надо срочно уехать, подальше отсюда. Это было очень правильное решение. Когда я пересекла океан и начала поиски мамы, мне показалась, что железный обруч сдавливающий мне сердце, который я чувствовала с того самого момента, как заглянула в шкатулку — распался. Я смогла прожить почти двадцать лет, а потом... Чем больше я узнавала о родителях, тем сильнее скучала по вам с папой, по сестрам, по Эрри с девочками. И тогда со мной стало происходить нечто странное. Сначала перестали заживать раны и синяки. Самая маленькая царапина не затягивалась по нескольку дней. А потом меня ранили в живот. Такая рана должна была бы зажить за неделю, но вместо этого превратилась в незаживающую язву. Что я только с ней не делала! — с досадой сказала Хейлика. — Ничего не помогало, а потом на теле стали появляться черные пятна, — при этих словах она закатала рукав, и Эрл увидел проступающую сквозь кожу черноту. — Я поняла, что умираю. Быстро собралась и поехала к вам. — Эрл с ужасом рассматривал темное пятно. Мама была права — она умирала. — У меня совсем не осталось сил, продолжала Хейлика, — поэтому я не буду ждать начала праздника, поговорю с Элгором и завтра же уеду.

— Как уедешь? — закричал Эрл. — В таком состоянии? Мы с папой никуда тебя не отпустим! — Хейлика с тоской посмотрела на Эрла.

— Эрл, — с трудом сказала она. — не удерживай меня. Ты не представляешь до чего мне тошно думать о том, что мужчина, для которого я хочу быть самой желанной женщиной на свете будет смотреть, как я медленно гнию. Нет, я хочу уйти, как уходят коты или собаки со двора хозяина, почувствовав, что должны умереть, и умирают там, где их не найдут... — слова Хейлики прервались рыданием. Да, Эрл зарыдал, стиснув ладонями лицо. Эрри, которая с галереи наблюдала за разговором Эрла и Хейлики, увидев, как Эрл зарыдал, в страхе закричала:

— Да что же такое ему Хейлика рассказывает!? — Она в нетерпении забегала по веранде, не в силах дождаться, когда сможет поговорить с Эрлом.

Но не на одну Эрри встревожили и откровенно напугали слезы Эрла. Его отец также издали наблюдающий за встречей жены и сына, увидев такую страшную реакцию Эрла, больше не сводил с них глаз. Если он раньше был уверен, что все дело лишь в эгоистическом капризе Хейлики, в ее упрямстве, то теперь он так больше не думал. Эрл был умным и рассудительным, и умел отличать не стоящие внимания жалобы от настоящей беды. С Хейликой случилась беда — в этом не было никакого сомнения.

...Эрл вытер ладонями лицо и сел на скамейку рядом с мамой.

— А вдруг это не Смертельное Проклятие? Вдруг все так просто совпало, но ты, поверив свиткам и рукописям, опустила руки и сдалась. Существует способ выяснить, действительно ли на тебе Проклятие?

— Выяснить можно, — медленно ответила Хейлика, которая не могла не признать справедливости слов сына. — Вот только ритуал, который позволит не только узнать есть Проклятие или нет, но и также кто его наложил — должна проводить Эледия, — с легким смешком закончила Хейлика, понимая всю абсурдность ситуации. — Только в Голдерине есть комната с пентаграммой и особыми символами, — добавила она. — Ты только представь, — вдруг иронично сказала Хейлика. — Я подхожу к Эледии и Этторну и говорю им, мол, я подозреваю, что ваша старшая дочь, когда решила уйти из жизни, все свои духовные силы вложила в Смертельное Проклятие, презрев тем самым не только свой долг, как Преображающейся, но и свой долг матери и дочери. Неужели ты думаешь, — посмотрела Хейлика на Эрла, — что Эледия и Этторн допустят, чтобы репутация их дочери была испорчена на веки вечные. Неужели ты думаешь, что они разрешат так очернить ее память? — Хейлика немного помолчала, позволив Эрлу обдумать свои слова. — Да дело даже не в разрешении Эледии или Этторна. Понимаешь, я долго думала обо всем, и поняла, что нельзя никому говорить об этом Проклятии.

— Почему? — сквозь зубы спросил Эрл.

— Да потому что даже если подтвердится, что на мне лежит Проклятие — это НИЧЕГО не изменит, — горько сказала Хейлика. — Я все равно умру не зависимо от того будут знать об этом родители Элиссабель или нет. Зато другим после этого будет очень-очень плохо. Моя смерть ляжет тяжелым грузом и на Эллария, и на Таллара, и на их сыновей. И даже если ты никогда не упрекнешь их в этом ни словом, ни взглядом, они все равно будут чувствовать вину, хоть и косвенную! — Хейлика снова замолчала, а потом неожиданно сказала: — Однако главная причина по которой я не хочу говорить о Проклятии — это твой отец.

— Папа? — удивился Эрл, а Хейлика вымученно кивнула.

— Мне не очень удобно говорить с тобой о некоторых вещах, — неуверенно пробормотала она. — Но ты уже взрослый мужчина... Понимаешь, Эрл, такое Проклятие можно наложить только, испытывая страшную душевную боль. Получается Элиссабель перед смертью жестоко страдала, а рядом был только Элгор, который не мог не видеть этого.

— Мама, но ведь все говорят, что она ушла из жизни потому что не смогла перенести того, что над ней надругались...

— Да? — с сарказмом спросила Хейлика, перебивая сына. — Тогда почему она не сразу умерла как ее освободили, а только через год? И почему она свое Проклятие наложила не на врагов, а на будущую жену своего мужа? Нет, Эрл, все дело в Элгоре!

— Но ведь ты не знаешь точно наложила Элиссабель это Проклятие или нет, — тихо напомнил Эрл. Хейлика с раздражением откинулась на спинку скамьи.

— Это какой-то замкнутый круг, из которого нет выхода! — почти простонала она.

Глава 4

Эрл медленно шел во дворец, не зная, что ему делать и как поступить. Его отец, увидев, что разговор окончен, быстро шел ему навстречу, но его опередила Эрри.

— Эрл, — вихрем подлетела она к нему, — что тебе Хейлика рассказала. Может быть, переговорив сначала с отцом, Эрл ответил бы Эрри иначе, но в этот момент он был в таком состоянии, что, резко развернувшись к ней, сказал с едва сдерживаемой яростью:

— Мама сказала, что на ней лежит Смертельное Проклятие, и что его наложила на нее — Элиссабель.

— Вот же гадина! — с чувством воскликнула Эрри, ни секунды, не сомневаясь ни в словах Хейлики, ни в том, что Элиссабель могла это сделать. — Эрл от неожиданности застыл на секунду: даже он усомнился в словах мамы, а вот Эрри нет. Если она кого-то любила или верила кому-то — то до конца.

— Какая же ты умничка, — вдруг сказал Эрл и звонко чмокнул ее макушку. У него словно пелена спала с глаз, и он теперь точно знал, что будет делать. Быстрым шагом Эрл пошел во дворец, чтобы увидеть Эледию и Этторна, Эрри бежала следом за ним, поняв по решительному выражению его лица, что сейчас произойдет нечто очень важное.

Что тебе сказала Хейлика? — после взаимного приветствия, ласково спросила Эледия. У нее были встревоженные глаза. Состояние Хейлики ее очень беспокоило, она не понимала, что с ней происходит и теперь надеялась услышать это от Эрла.

— Мама считает, что на ней лежит Смертельное Проклятие, от которого она умирает, — спокойным голосом, в котором, однако слышались едва сдерживаемые эмоции, сказал Эрл.

— Хейлика ошибается! — убежденно возразила Эледия. — Этого не может быть. Мы бы обязательно почувствовали если бы кто-то из Преображающихся стал читать такое Проклятие.

— Мама убеждена в обратном, и чтобы переубедить ее я прошу вас провести ритуал, который покажет наложено такое Проклятие или нет, — тоном, настаивающим на своем, продолжил Эрл.

— Эрл, — вмешался в разговор Этторн. — Эледия права, никакого Проклятия на Хейлике лежать не может.

— Она считает, что лежит, — упрямо сказал Эрл, собравшись с силами, поскольку знал, что сейчас своими словами ударит Эледию и Этторна в самое сердце.

— И кто же, по ее мнению, наложил это Проклятие? — Этторн старался говорить вежливо, но его тон против воли так подчеркнул слова "по ее мнению", что сразу становилось понятно, насколько пренебрежительно он думает и о словах Хейлики, и о ней самой.

— Первая жена моего отца и ваша дочь королева Элиссабель, — излишне спокойным тоном ответил Эрл, и услышал, как за его спиной тихо ахнула Эрри, увидевшая, как засветились от ярости глаза ее отца.

— Что ты сказал? — тихим и от этого еще более страшным голосом переспросил Этторн.

— Мама открыла шкатулку, принадлежащую вашей дочери, — стараясь говорить твердым и спокойным голосом сказал Эрл. — В эту секунду в зеркале на внутренней стороне шкатулки вместо лица моей мамы отразилось лицо королевы Элиссабель, мама почувствовала жжение в груди и с этого мгновения поняла, что на нее наложено смертельное Проклятие, она...

— Замолчи! — закричал Этторн, прерывая Эрла. — Запомни, хорошо запомни, — с угрозой повторил он. — Моя дочь Элиссабель никогда, ты слышишь НИКОГДА, не совершила бы подобного! И если еще хоть раз ты попробуешь заговорить об этом — то берегись! — Этторн или случайно, или умышленно так голосом выделил имя своей первой дочери, что и Эрл, и Эрри поняли, что о второй дочери он так бы не сказал никогда. Глаза Эрри, что стояла за спиной Эрла, наполнились слезами, она зло вытерла их и вышла вперед, теперь она заслоняла собой Эрла.

— Знаешь, папа, что я подумала, — с нотками горечи в голосе, несколько ядовито сказала она. — А что если ты ошибаешься?

— Ошибаюсь в чем? — холодно спросил ее отец. — Ошибаюсь в том, что ты невоспитанная, неуравновешенная, несдержанная девушка, мнящая себя великим воином? Девушка, не умеющая вести себя с королевским достоинством, постоянно позорящая нас с мамой? Девушка, не вызывающая никаких других чувств у окружающих, кроме насмешек? Девушка недостойная быть принцессой Голдерина? — От этих жестоких слов Эрри судорожно глотнула, но потом ее губы плотно сжались, а глаза блеснули холодным светом сдерживаемой ярости.

— Нет, отец, — ровным голосом сказала она. — Я спрашиваю тебя не ошибаешься ли ты, считая, что мы с Элиссабель слишком отличаемся друг от друга? Ты считаешь, что мы не похожи, словно огонь и вода, а вдруг это не так? — Этторн дернулся что-то ответить, но Эрри быстро продолжила: — А, что если вся та страсть и эмоции, что я не таясь выплескиваю на окружающих, бушевали и в груди Элиссабель, и она год за годом, столетие за столетием сдерживала их, не давая им вырваться на волю? Что если ее хваленое спокойствие было всего лишь маской, под которой она прятала свои истинные чувства? Да если бы я весь свой гнев или все свои обиды удержавала в себе... А вдруг и она была такой? Да она не то что смертельное Проклятие, она могла бы... — Эрри не договорила, звонкая пощечина, от которой она отлетела к стене, сбив несколько стульев, заставила ее замолчать. Но Эрри не унималась, вскочив на ноги она вновь бросилась к отцу, закричав почти на грани истерики:

— Ты боишься поверить, что Элиссабель не была бесчувственной куклой, а могла страдать и мучиться? Не можешь поверить, что долгие годы она только притворялась такой, обманывая окружающих?! — рука Этторна взвилась вверх для новой пощечины, но ее отстановила рука Эрла.

— Ах ты мальчишка! — взбесился Этторн.